CC BY
60
DOI 10.24411/9999-001А-2018-10038 УДК: 39+72
А.Ю. Майничева
Институт археологии и этнографии СО РАН (Новосибирск) Новосибирский государственный университет архитектуры, дизайна и искусств (Новосибирск)
annmaini@gmail.com
Архитектура Сибири: символическое освоение пространства русскими
Аннотация
В статье представлен анализ некоторых аспектов символического освоения Сибири русскими на примере архитектуры. Новизна работы связана с отсутствием в отечественной историографии системного исследования проблемы на сибирских материалах. Выделены виды освоения пространства средствами архитектуры при основании и росте населенных мест: оборонное зодчество, формирование культового пространства, жилищно-производственной и торговой среды. Предложена концепция роли архитектуры как способа символического освоения пространства, причем закрепление символического содержания за их материальными воплощениями требуется для обеспечения освоения реальности, осознания взаимосвязи ее компонентов на различных социальных уровнях, включая личностный. Символы устойчиво сохраняются даже в условиях непрерывного преобразования архитектурной среды, во многом благодаря сохраняющейся своеобразной этнокультурной определенности мировосприятия русских как движущегося этноса с самосознанием оседлого.
Ключевые слова: символы, знаки, архитектура, освоение пространства, поселения, мировоззрение, русские, Сибирь
A.Y. Mainicheva Institute of Archeology and Ethnography (Siberian Branch of Russian Academy of Sciences, Novosibirsk) Novosibirsk State University of Architecture, Design and Arts (Novosibirsk) annmaini@gmail.com
Architecture of Siberia: the Symbolic Familiarization of Space by the Russians
Abstract
The article presents an analysis of some aspects of the symbolic development of Siberia by the Russians on the example of architecture. The novelty of the work relates to the absence of a systematic study of the problem based on Siberian materials in the domestic historiography. The types of familiarization of space and environment are singled out: defense architecture, formation of cult space, housing and production and trade environment. The following concept is proposed: the fixation of the symbolic content behind their material incarnations is required to ensure the mastery of reality, to realize the interconnection of its components at various social levels, including the personal one. Symbols are persistently preserved even in the conditions of continuous transformation of the architectural environment, in large part due to the preservation of the peculiar ethno-cultural certainty of the world perception of the Russians as a moving ethnos with a self-aware as sedentary one.
Key words: symbols, signs, architecture, familiarization of space, settlements, world outlook, the Russians, Siberia.
История развития культуры показывает, что символическое постижение пространства человеком неизменно сопровождает его физическое, материальное, географическое освоение, признаком которого является заселенность территории людьми. Наиболее наглядно этот процесс можно проследить на явлениях, характерных для вновь приобретаемых территорий, поэтому Сибирь, активно осваиваемая русскими с XVII в., является адекватным исследовательским полигоном для обнаружения особенностей пространственного символико-знакового ряда, вос-
производившегося в новых условиях. В настоящей статье предполагается остановиться лишь на некоторых аспектах символического освоения Сибири русскими на примере одного из пространственных видов искусства — архитектуры. Новизна такого подхода связана с практическим отсутствием в отечественной историографии системного исследования заявленной проблемы на сибирских материалах, исключая несколько статей автора, посвященных постановке проблемы [Майничева, 2017], духовному освоению территорий, относящихся к ведению двух
сибирских епархий (Тобольской и Енисейской) в XIX — начале XX в. [Майничева, 20056, 2015а], пространственным символам [Майничева, 2010] и имеющей этническую коннотацию символике отдельных храмов [Майничева, 1999, 2000, 2005а, 2008, 20156, Mainicheva, 2015b].
Кроме того, необходимо упомянуть работы, наиболее близко стоящие по тематике, например, статью К.Н. Невоструевой, которая выделяет основные идеи ученых о роли символов в жизни общества, в том числе на примере символического пространства города, что важно для начального периода освоения Сибири, для которого характерно основание большого количества городов [Невоструева, 2016], статью Т.Б. Щепанской, посвященную традициям духовного освоения пространства на Русском Севере путем выделения особой коммуникационной системы, названной «кризисной сетью», поскольку по ее каналам шла информация, связанная с нарушениями, кризисами, несчастьями, а узлами этой системы выступали святые места, святыни, которые притягивали паломников [Щепанская, 1995]. Нашей тематике частью отвечают и публикации, показывающие результаты исследований в рамках иеротопии (изучение сакральных пространств) [напр., Лидов, 2006] и сакральной географии, рассматривающей религиозно-мифологическое пространство культуры [Теребихин, 1993]. Из публикаций иностранных авторов общетеоретического характера можно назвать монографию Э.Д. Смита по проблемам этно-символизма и национализма, в которой высказывается мысль о том, что этнические символы являются базовыми для консолидации групп и формирования нации [Smith, 2009].
Следует также оговориться, что, признавая историческую изменчивость форм символического освоения пространства, в статье тематика ограничится этнически специфичными признаками освоения территорий русскими, устойчиво существовавшими в течение веков и сохранившимися в той или иной форме до наших дней. В связи с трансформациями в исторической ретроспективе, понимания категории этнической идентификации «русский» и учитывая длительность бытования понимания этого термина как сочетания этнического происхождения (по рождению русский), конфессиональности («православный»), подданства («подданный русского государства»), а также самоидентификацию, в этом же значении термин «русские» употреблен в статье.
Включение в хозяйственную деятельность нового пространства, что является основой освоения территории, сопровождается образованием поселений, выступающим важным показателем ее освоенности. Можно выделить типологически разные сферы освоения пространства средствами архитектуры при основании и росте населенных мест: оборонное зодчество, включавшее не только военные, но и управленческие функции, формирование культового пространства, жилищно-производственной и торговой среды.
В XVI—XVIII вв. оборонное зодчество, необходимость которого была связана с ведением боевых наступательных и защитных действий, управленческих нужд, являлось одним из способов освоения пространства, маркирующего этнос. К этому периоду в
культуре русских уже существовала традиционная многоуровневая программа практического и символического преобразования семантически чуждого пространства в «свое». На практическом уровне шло продвижение по территории и ее присвоение, воспроизведение привычных форм оборонных сооружений, поселений, элементов хозяйства и культуры, символический уровень охватывал сакрализацию пространства, которая была обеспечена символами государственной власти и православия: на башнях острогов и городов устанавливались двуглавые орлы, над воротами — иконы, на городских вертикалях, церквях — кресты, на церковных стенах — иконы.
Русское сибирское оборонное зодчество явилось развитием традиций градостроительства; следование им позже, в XIX в. при строительстве крепостей в Калифорнии, например Форта Росс, показало свою оправданность. Основательное обустройство на новых территориях поддерживалось одной из основополагающих идей православия — строительства на земле «небесного Иерусалима», о чем говорят, например, условные знаковые изображения острогов и городов на картах С.У. Ремезова в «Чертежной книги Сибири» конца XVII в. Сравнение рисунков российских и зарубежных крепостей ХУ!—ХУП вв. выявило ряд закономерностей. Авторы их руководствовались общими правилами, одно из которых состояло в выборе для размеров изображения числовых пропорций, позволяющих заключить его в рамку, стороны которой составляли 1:1, 1:2 или 1:^2, что характерно для изображений «горнего града». Создание символического изображения евангельского Иерусалима закономерно для всего русского искусства ХУ!—ХУП вв., например, в этот период иконописцы в своих творениях ставили целью передачу в видимых образах незримого. Поддержанное традицией воспроизведение в каждом новом поселении идеального божественного града воплощало идею освя-щенности действий русских первопроходцев на приобретаемой территории [Подробнее см.: Майничева, 2014].
Изменения в оборонных сооружениях соответствовали трансформации статуса поселений при сохранении символических функций всех структурных частей. Когда нужда в обороноспособности городов ушла в прошлое, крепостные сооружения сохранили значение символа государственной власти, а затем немногочисленные деревянные башни, каменные проезжие ворота в г. Омске и Тобольский кремль были музеефицированы и получили статус памятников архитектуры, что указывает на сохранение их символической значимости, приобретшей оттенок свидетельств прошлого.
Продвижение русских в Сибирь шло в тесной связи с созданием культового символического пространства, основной особенностью которого стало воспроизведение традиционных черт русской архитектуры в форме часовен и церквей. В архитектуре храмов использовались известные ранее формы, элементы и детали, имевшие аналогии в истории русского искусства и строительства. Наряду с сохранением форм, уже ушедших в регионах центральной части страны, в Сибирь быстро проникают и распространяются новые правила культового формообразования, например введение пятиглавия и запрещение стро-
ительства шатровых церквей. На месте утраченных церквей возводились новые, или памятное место отмечалось часовней или крестом.
Для семантики сибирской русской архитектуры характерно обращение к архетипическим элементам культуры русских, основанным на древнейших представлениях, включая числовую и топографическую символику. Системы священных чисел, признаваемые первыми мыслителями христианства, стали основой построения храмов; количество глав и алтарей подчинялось законам священной нумерологии. За геометрическую основу построения плана зданий, их горизонтального и вертикального про-порционирования брали символические схемы формирования внутреннего пространства, имевшие распространение в христианском мире Византии, Руси и средневековой Европы [Подробнее см.: Майничева, 2015, Иатк^а, 2015а.].
Размещение церквей и часовен было символически оправданно. Часть из них строилась в центре поселений, на кладбищах, а позже размещалась в жилых, торговых, учебных, больничных, тюремных постройках, часть — возводилась на месте языческих капищ коренных народов, некоторые — на источниках и там, где происходили явления чудотворной иконы или чудесное событие. Расположение храмов вне крепостных стен поселения усиливало их роль как оберега города. Сохраняющиеся элементы поклонения русских природным объектам совмещались с принципами следования древним христианским канонам, заключенным в трактовке текстов Священного Писания, преимущественно Ветхого Завета [Подробнее см.: Майничева, 2005а].
Правила, лежащие в основе символической преемственности форм и образов храмов, распространились на Руси после принятия христианства и во многом совпадали с теми, что существовали в Византии и средневековой Европе. Они претерпевали трансформации под влиянием западной и восточной архитектуры, что выразилось в разнообразии стилистики церквей.
Символика посвящений престолов церквей была основана на правилах православия и соответствии литургическому циклу, получая дополнительный смысл личностного характера (почитания местных святых, исторических деятелей, жертвователей и меценатов), который в ряде случаев сопряжен с фиксацией важных моментов русской истории в Сибири. По подсчетам, сделанным автором на основании епархиальных справочников, к началу XX в. наибольшее распространение получили культы свт. Николая Чудотворца, Пресвятой Троицы, Покрова Пресвятой Богородицы, Архистратига Михаила, Рождества Христова, св. ап. Петра и Павла, св. пророка Илии.
Мировоззренческое содержание православных храмов, выраженное в символах, формах и образах, обеспечивало создание комфортного психологического климата в условиях освоения новых территорий и совместной жизни с народами, следовавшими иным религиозным и социальным нормам как на общественном, так и индивидуальном уровне, давало ощущение общности людей, их защищенности и причастности к более высокому в духовном смысле, чем земное бытие, удовлетворяло разнообразные
религиозные и эстетические потребности, помогало убедиться в правильности своего способа жизни, а значит, адаптироваться в новых условиях.
В принципах формирования жилищно-производ-ственной и торговой среды также нашли выражение символико-знаковые ряды. Как башни, крепостные стены, таможенные, воеводские и прочие избы управленческого характера являлись знаковыми элементами оборонно-властного назначения поселения, культовые сооружения — мировоззренческими знаками, так жилища, амбары, хозяйственные постройки разного назначения (мельницы, винокурни, солеварни, погреба, бани и пр.), лавки, гостиные дворы можно считать знаковыми для характера и уровня жизнеобеспечения и развития хозяйственной деятельности. Сибирские избы и дворы обеспечивали не только бытовые удобства, но и представляли пример иерархически окрашенной социальной символичности, что давало возможность ориентации в мироустройстве. Символы православия присутствовали в жилой, производственной и торговой застройке, например как иконы над входами, образа, четверговая соль, веточки вербы в интерьерах зданий. Верования в духов и покровителей дома, обрядовые действия, семантика элементов жилища, историческая память об образовании поселений сохраняются в той или иной форме вплоть до наших дней.
Выступая в различных формах, выполняя различные функции — оборонно-управленческие, культовые, обеспечивающие жильем, хозяйственными, производственными, торговыми постройками — средства архитектуры предоставляют один из значимых способов символического освоения русскими пространства Сибири. Символы и знаки служат для истолкования окружающей действительности, осознание которой опосредуется мировоззренческой системой, а результаты познания используются для адаптации элементов культуры в окружающем мире. Закрепление символического содержания за их материальными воплощениями требуется для обеспечения освоения реальности, осознания взаимосвязи ее компонентов на различных социальных уровнях, включая личностный. Символы устойчиво сохраняются даже в условиях непрерывного преобразования архитектурной среды во многом благодаря сохраняющейся своеобразной этнокультурной определенности мировосприятия русских как движущегося этноса с самосознанием оседлого.
Список литературы
1. Лидов А.М. Иеротопия. Создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси. — М.: Индрик, 2006. — С. 325—348.
2. Майничева А.Ю. О семантике архитектурного образа собора Софии Премудрости Слова Божия в Тобольске (1622—1643 гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. — 1999. — № 3. — С. 42—44.
3. Майничева А.Ю. Деревянные церкви Сибири XVII века: формы, символы, образы. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. — 64 с.
4. Майничева А.Ю. Семантика пещерных православ-
ных храмов Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2005а. — № 1 (21). — С. 152—157.
5. Майничева А.Ю. Церкви Тобольской епархии (по справочным материалам начала XX в.) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во Инта археологии и этнографии СО РАН, 2005б. — Т. XI.
— Ч. II. — С. 122—127.
6. Майничева А.Ю. Женские культы православной церкви в Тобольской губернии (начало XX века) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2008. — Т. XIV. — С. 334—338.
7. Майничева А.Ю. Природные объекты и православные святыни: пространственные символы как маркеры коммуникативной среды первопроходцев Сибири В XVII—XVIII веках // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. — Сер.: История, филология. — 2010. — Т. 9. — № 1.
— С. 70—76.
8. Майничева А.Ю. Изображения русских сибирских крепостей XVII — начала XVIII века // Архаическое и традиционное искусство: проблемы научной и художественной интерпретации: материалы Всерос. (с междунар. участием) науч. конф. — 2014. — С. 168—171.
9. Майничева А.Ю. «Как мера и красота скажут»: традиционные принципы геометрии планов русских православных церквей // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2015. — Т. 43. — № 1. — С. 135—143.
10. Майничева А.Ю. Православные культы в русских старожильческих поселениях Тобольской и Енисейской епархий в начале XX века // Этнография Алтая и сопредельных территорий: материалы Междунар. науч. конф., посвящ. 25-летию центра устной истории и этнографии лаборатории исторического кра-
еведения Алт. гос. пед. ун-та. — Барнаул: Алт. гос. пед. ун-т, 2015а. — С. 136—141.
11. Майничева А.Ю. Этноконфессиональные маркеры самоидентификации русских в Сибири в XVII—XVIII веках: церкви с бочечным покрытием // Археология, этнография и антропология Евразии. — 20156. — Т. 43. — № 3. — С. 100—106.
12. Майничева А.Ю. Стратегии сохранения и актуализация символико-знаковых систем в архитектуре и культурном наследии народов Сибири в XVII—XXI веках: к постановке проблемы // Баландинские чтения: сб. ст. науч. чт. памяти С.Н. Баландина. — Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т архитектуры, дизайна и искусств, 2017. — Т. XII. — С. 88—91.
13. Невоструева К.Н. Символическое пространство города: обзор идей и подходов // Вестн. Перм. нац. исслед. политехн. ун-та. — Социально-экономические науки. — 2016. — № 2. — С. 113—121.
14. Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера: религиозно-мифологическое пространство севернорусской культуры. — Архангельск: Изд-во Помор. пед. ун-та, 1993. — 220 с.
15. Щепанская Т.Б. Кризисная сеть (традиции духовного освоения пространства) // Русский Север: К проблеме локальных групп. — СПб.: [б. и.], 1995. — С. 110—176.
16. Mainicheva A.Y. «As the measure and beauty suggest»: traditional principles of geometry in Russian Orthodox churches // Archeology, Ethnology and Anthropology of Eurasia. — 2015а. — Т. 43. — № 1. — С. 135—143.
17. Mainicheva A.Y. Ethno-confessional markers of Russian identity in the 17th—18th-century Siberia: churches with barrel roofing // Archeology, Ethnology and Anthropology of Eurasia. — 2015b. — Vol. 43. — Iss. 3. — Pp. 100—106.
18. Smith A.D. Ethno-symbolism and nationalism: a cultural approach. — New York: Routledge, 2009. — 184 p.
