CC BY
61
6. Тамаев П.М. Островский и Потехин: начало жизненных и творческих отношений // А.Н. Островский. Материалы и исследования: сб. науч. трудов. - Шуя, 2006. - С. 169-177.
7. Фокеев А.Л. Этнографическое направление в русском литературном процессе XIX века: истоки, тенденции, типология. - М.: Народный учитель, 2002. - 516 с.
8. Цейтлин А.Г. Становление реализма в русской литературе (Русский физиологический очерк). - М.: Наука, 1965. - 322 с.
9. Харитонов Л.М.Песнь бурлака [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www. leonidharitonov.ru/articles/arts/pesn-burlaka (дата обращения: 25.11.2015).
УДК 821.161.1.09"18/19"
Антипина Анастасия Сергеевна
Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова, г. Архангельск
antipina.anastasija41@yandex.ru
АРХАНГЕЛЬСК В ПУТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: ВАРИАНТЫ АВТОРСКОГО ВОСПРИЯТИЯ МЕСТНОСТИ
В статье предпринята попытка анализа образа Архангельска в путевой литературе XVIII-XIX веков с позиции исследования городских текстов, в том числе с использованием методологии Н.П. Анциферова. Архангельск, будучи, с одной стороны, городом-портом, а с другой - воспринимаемый как глубокая провинция, может быть описан как с использованием устойчивых элементов Петербургского текста, так и посредством актуализации провинциального литературного кода. Кроме того, на характер изображения города в произведении накладывают отпечаток личность автора и его эстетическая позиция. Так, в сочинении П.И. Челищева «Путешествие по Северу России в 1791 году» находят отражение просветительские идеалы автора, в книге «Год на Севере» С.В. Максимова повествование носит характер физиологического очерка с его интересом к социальным темам, К.К. Случевский в его «По Северу России» рассматривает край с государственных позиций, а автор-рассказчик «По Северу дикому» Н.А. Лейкина, выступая как частное лицо, создает тем самым яркий пример «туристического» описания города.
Ключевые слова: литература путешествий, городской текст, локальный текст, Северный текст русской литературы, русская литература XVIII века, русская литература XIX века.
Путевые записки зарубежных и русских авторов о Севере европейской части России самим фактом своего существования маркируют описываемое пространство как незнакомое, труднодоступное и нуждающееся в создании нарратива о себе. Закономерно возникает вопрос о том, чем пространство Русского Севера могло привлекать путешественников, что подвигало их зафиксировать увиденное на бумаге и каким Север и город Архангельск как его центр были представлены читателю. Сфокусируем внимание именно на Архангельске как центральном локусе местности и рассмотрим, в чем состояли особенности и функции этого города в текстах путевых записок о Русском Севере.
Мы уже отметили географическую труднодо-ступность и неизведанность местности как важные факторы создания путевой литературы о ней; характерно, что путевые тексты об Архангельске создавались, начиная с первых экспедиций европейцев в XVI веке вплоть до рубежа Х1Х-ХХ веков, а если учесть написанный Ю. Казаковым в 19601972 годах его «Северный дневник» - произведение синтетического жанра, родственное в том числе путевым запискам, - то окажется, что архангельский Север обладал способностью порождать путевые тексты на протяжении почти всего периода развития новой европейской литературы. Действительно, проблема отсутствия или затрудненности дорожных коммуникаций, связи Архан-
гельска и Русского Севера в целом с национальными центрами является актуальной и по сей день. Эта особенность обусловила определенную изолированность региона от общероссийского пространства, способствовала консервации здесь местного диалекта, фольклора, специфических черт жизненного уклада. С другой стороны, приморское положение Архангельска, его роль международного порта позволили городу создать и поддерживать свои собственные связи с Западной Европой, обрести статус стратегического и экономического центра региона, расценивать самого себя именно как центр, а не провинцию.
Как мы отметили выше, поначалу Архангельский Север становится объектом литературного описания зарубежных путешественников, и уже в первых подобных текстах наблюдаются особенности, встречающиеся затем в записках более позднего времени и формирующие определенную традицию описания города. Д. Николаев во введении к сборнику «Северные ворота России» указывает на лаконичность описаний местности как на общую особенность этих текстов. Как отмечает Д. Николаев, неразвернутость изображения местности является следствием освоенности локуса, который становится уже знакомым, «своим» для англичан. Русские авторы-путешественники сохраняют в своих текстах общий принцип построения, последовательно перечисляя населенные пункты, их экономику, социальный состав населения и проч., но
© Антипина А.С., 2016
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 3, 2016
121
для них эта местность так и не становится «своей». Как для П. Челищева, оставившего первый русский травелог о Севере, так и для его последователей -Максимова, Случевского, Лейкина, даже Пришвина и Казакова - Север остается далеким и непознанным, непохожим на привычную им Русь.
Архангельск часто сосредоточивает в себе специфические черты края, становится его общим репрезентантом, центром северорусских земель и морскими воротами, но, с другой стороны, городское пространство может остаться не вычлененным окончательно из пространства окрестностей. Архангельск часто лишен яркого урбанического начала, границы его размыты, он слит с природным ландшафтом, всем деревенским Поморьем, не создавая той оппозиции, которую, например, создал в литературе Петербург по отношению к окружающей его природе, России, миру.
Первым хрестоматийным произведением, положившим начало традиции изображения и характеристики Архангельского города в русской литературе путешествий, можно считать «Путешествие по Северу России в 1791 году», написанное Петром Ивановичем Челищевым. Челищев в описании своей поездки стремится к документальной точности, приводит все доступные ему статистические данные о населении, количестве храмов и прочих строений, производствах. Вслед за путешественником читатель получает возможность окинуть взглядом весь город, причем подчеркивается, что он вытянут вдоль Северной Двины длинной и узкой полосой и разделен на три части. Отмечены и наиболее крупные строения - архитектурные доминанты города: Архангельский монастырь, госпиталь, гостиный двор, соломбальское адмиралтейство.
Элементы облика и жизнеустройства города, такие как полуразрушенный гостиный двор, сохранение старообрядчества, недостаточное развитие производства, служат автору-просветителю поводом для обращения к читателю с целью сопоставить реальность с просветительским идеалом. Например, о гостином дворе Челищев говорит следующее: «...но ныне начальники, прилепившись больше к блестящему, нежели к полезному, изломали большую часть сей твердой громады, а из остальной сделали тесненький дворик, где кой-как приметным образом засоренный Архангельский торг производится, с видимым упадком российской пользы, вопреки казенных ведомостей» [7, с. 98-99]. В целом же Архангельск для автора - экономически важный для страны центр, и экономическое процветание -это первостепенная задача для города и управляющих им: «В России из первых торговых мест должен почесться город Архангельск» [7, с. 105].
Архангельск показан Челищевым как город, находящийся на пересечении европейских торговых путей, это отнюдь не захолустье, более того - не провинция. Даже жители глухих деревень закупа-
ют для промысловых нужд в Архангельске «гиш-панскую» соль. Архангельск, каким видит его Челищев, - город многонациональный, многоконфессиональный, «порт многочисленных кораблей». Когда Челищев сравнивает Архангельск с городами Голландии, то возникает ассоциация с личностью Петра Первого, который именно Голландию брал за образец новой России и по примеру Амстердама с его архитектурой и каналами строил свой город - Петербург. Архангельск, видимо, является для Челищева таким же отражением петровского замысла, как и российская столица, и этот город достоин того, чтобы развиваться наравне с европейскими городами. Однако не только Архангельск, но и все северорусское пространство для Челищева носит память о пребывании Петра, поэтому нельзя сказать, что архангелогородский локус имеет исключительное значение в этом отношении. Являясь, несомненно, главным морским портом региона и точкой его роста, Архангельск в целом не выделен как особая пространственная доминанта в путешествии Челищева, а проходит в ряду прочих посещенных им мест, каждое из которых выступает иллюстрацией идей автора-просветителя.
Если причина, побудившая П.И. Челищева отправиться в одиночку путешествовать по Северу, остается до конца не ясной, то С.В. Максимов объезжал Поморье «по казенной надобности» [4, с. 22]; результатом этой поездки стала книга «Год на Севере» (1859). Главными задачами для молодого литератора было описание специфики местности, исследование деталей промыслов, поморского быта, экономических условий.
Первое описание Архангельска в книге «Год на Севере» содержит характеристику погоды, а не облика города: «Архангельский май 1856 года против ожидания оказался совершенно весенним месяцем, хотя, конечно, в своем роде: быстро зеленела трава, промытая вешней водой, быстро пробирались ручьи с гор в овраги и низменности» [3, с. 51]. Как видим, в первом пассаже, посвященном городу, нет ни одного собственно урбанистического объекта; далее довольно большой отрывок посвящен изменению облика Северной Двины, вызванного весенним таянием льдов. Именно река определяет сезонный облик города, детерминирует поведение горожан: «Сутки стояла вода в селении, потешая добродушных обитателей карнавальскими играми в карбасах и лодках» [3, с. 51]. Переходя от описания ледохода к зарисовкам раннего лета в Архангельске, Максимов сохраняет природную доминанту при создании образа города, упоминая затем жителей, поведение которых снова определяется климатическими изменениями: «Местное население высыпало в городской сад, приучаясь отдыхать под обаянием обновленной и просветлевшей природы...» [3, с. 52]. Н.П. Анциферов считал, что знакомство с городом лучше всего начинать с обзора общей панорамы.
Такое знакомство позволяет не только оценить величину и облик города, но и увидеть его в природном окружении. Во фрагментах «Года на Севере», приведенных выше, мы видим не просто город «в природной раме», но поглощенность города природой, урбанистическое как таковое не вычленено, не отделено от природного космоса.
Рассказчик сравнивает Архангельск - новый для него город - с привычными ему поволжскими городами: новое («чужое») пространство осваивается через знакомое («свое»). В облике Архангельска он выделяет признаки, типичные для любого русского города: доминирование церковной архитектуры и ее разнообразие, контрастное смешение деревянной одноэтажной и каменной двухэтажной застройки города, цветовое сочетание бело-желтых зданий с зеленью городских садов. Но Архангельск может быть выделен из ряда подобных ему городов с помощью архитектурных доминант: «...разница состоит в том, что вся эта группа городских строений тянется на трехверстном пространстве, замкнутом с правой стороны монастырем Архангельским, слева - собором Соломбалы. В середине красиво разнообразят весь ландшафт развалины так называемого немецкого двора...» [3, с. 53]. Главное же отличие Архангельска - его форма: город вытянут узкой полосой вдоль реки, и Максимов присваивает ему постоянный эпитет в своем произведении: «длинный», вариант - «бестолково-длинный». Эпитет актуализирует некоторую неорганизованность пространства, стихийность образования и роста города, этой характеристике соответствует и образ Архангельска - торгового порта, большого рынка, ярмарки.
Архангельск, как и любой другой город, по мере своего развития расширялся, вбирал в себя пригороды. Соломбалу Максимов выносит за черту города, но, с другой стороны, именно с Соломбалой связана история создания Петром Первым флота в Архангельске, это одна из важнейших точек роста в городе. Архангельск, будучи международным портом, далеко не всегда характеризуется и изображается писателями и путешественниками как провинциальный город; в описании Соломбалы у Максимова - напротив, черты типичного для русской литературы провинциального городка проступают, на наш взгляд, очень ярко и при изображении матросских домов (рассказчик показывает нам «нижний этаж дома, заставленный горшками герани»), и в звукообразах, рисующих неторопливо-скучный быт офицерского гарнизона с потугами на своеобразный аристократизм: «Из верхних этажей услышишь и унылые, словно надорванные звуки разбитых, дешевеньких клавикорд. Подчас вырвется оттуда и дребезжанье гитары, и визг скрипки.» [3, с. 518].
Однако стоит повествователю обратиться к описанию именно портовой функции Архангельска, немедленно появляется фигура Петра Первого, исто-
рическая ретроспекция, связанная с темой развития архангельского порта и эпизодом появления солом-бальской верфи при Петре, и это в корне меняет модальность текста. Изменяется основной эпитет, характеризующий организацию местной жизни: это уже не «бестолковый, бесхарактерный базарный говор», а «разумно-сосредоточенная деятельность»; «Восстает живым образ Петра, опять-таки первого основателя заграничной торговли в таком обширном и шумном размере, и снова останавливаешься на воспоминаниях о нем» [3, с. 522].
Вслед за Максимовым традицию литературного путешествия на Север продолжил К.К. Случев-ский, автор сочинения «По Северу России» (18861888). Случевский, будучи членом свиты великого князя, не волен был определять маршрут и характер своего путешествия, положение автора изменило акцент изображения: в фокусе авторского взгляда не местность и ее жители, а фигура князя, его деятельность и интересы, которые были, прежде всего и почти исключительно, интересами государственными. В целом образ места репрезентируется в тексте тремя путями: через описание ликующей толпы, встречающей и провожающей князя и свиту; через описание главного храма; с помощью введения исторического материала, легенд и преданий.
Случевским, как и Максимовым, рассматривается преемственная связь между Холмогорами, Архангельском и Петербургом: именно в такой последовательности города «передавали» друг другу главенствующее значение торгово-экономического и культурного центра края. Таким образом, мотив соперничества этой триады городов в литературе становится сквозным, когда речь заходит о государственной роли Архангельска, первоначальном повышении его статуса как международного порта, а затем резком упадке, вызванном появлением Санкт-Петербурга и политикой Петра в отношении международной торговли. Петр Первый характеризуется Случевским как ключевая фигура в истории Архангельска, первый расцвет которого, как и становление русского флота, - результат «славных дел Петра».
Первое описание Архангельска в «Путешествии» Случевского - это вид с реки, что традиционно для путевых записок, поскольку именно по Северной Двине чаще всего прибывали сюда путешественники: «14 июня, часу в десятом утра, увидели купола и колокольни столицы севера - Архангельска; для крестьян нашего севера Архангельск попросту "город"» [6, с. 279]. Рассказчик довольно подробно описывает открывающуюся путешественникам панораму Архангельска с ее храмами и монастырем, гостиным двором, складами, отмечает множество судов у архангельской пристани, упоминает острова. Автор обращает особое внимание на государственное значение и мощь, выраженные в облике местности, с помощью таких эпитетов, как
«исторический», «громаднейший», «замечательная», частотного определения «казенный»; автор подчеркивает принадлежность изображаемого объекта государству везде, где это возможно.
Основной идеологический акцент сделан автором на идее единства и могущества Российской Империи; первое выражается в местоимениях «наш», «мы»: «наш Север», «наше море». Идея могущества выражена не только имплицитно, через эпитеты, но и явно: автор рассуждает об этом, подчеркивая исключительную важность Архангельска как северных морских ворот государства: «Архангельск, несомненно, город будущего; к нему тянут водные пути России, к нему пойдет железная дорога по очень простой причине: Северное море -наше море, которое нам запереть не могут, а мы без открытого, незапираемого моря существовать не можем и не должны. К нему должны тянуться не только северные окраины, к нему должна тянуться Россия» [6, с. 281].
Подобно прочим путешественникам, Случев-ский подчеркивает особый статус Соломбалы: на этом острове «воочию совершались все судьбы города» [6, с. 281]. В произведении Случевского, таким образом, город выделен из окружающей его местности, но не из-за ярко выраженного урбанистического начала, а благодаря особому ракурсу изображения места. Автор, будучи не только писателем, но и высокопоставленным чиновником, оценивает город в первую очередь с точки зрения государства, поэтому Архангельск для него - это прежде всего административный и экономический центр региона, и в этом случае наличие у местности каких-то особых урбанистических черт не нужно: статус города уже присвоен местности априори.
Случевский стремится наполнить свой текст максимальным количеством доступной ему информации, сделать его предельно содержательным, насыщенным необходимыми сведениями об Архангельске; его текст наполнен цитатами и пересказами истории и легенд местности, что порой загораживает от читателя визуальный, современный автору облик города. На наш взгляд, для автора наиболее важна глубинная культурно-историческая составляющая топоса; анциферовская «душа города» для Случевского скрыта именно в его истории, и именно история придает месту значимость, прежде всего государственную. Помогает оценить важность города и экономическая статистика, которую приводит Случевский с такой же скрупулезностью, как в свое время это делал просветитель Челищев.
Для бытописателя и журналиста Николая Лей-кина, оставившего путевые записки под названием «По Северу дикому» (1899), Архангельск стал конечной точкой маршрута, и к моменту прибытия сюда атмосфера неизвестности (успеют ли туристы добраться до Соловков) накалилась, главный
вопрос путешествия не был решен, все внимание автора направлено на поиск возможности продолжения пути. Вероятно, именно поэтому мы не видим подробного описания речной панорамы Архангельска, общего вида города, упоминаются лишь «виднеющиеся вдали зеленые купола», «набережная, заставленная мачтовыми судами» и не обсаженная деревьями, а также «древний Архангельский монастырь». Характерно, что ремарка об отсутствии деревьев на набережной явилась следствием рассуждения об огромном количестве комаров: в фокус повествования попадает лишь то, что непосредственно касается путешественника. Поражает его воображение и белая ночь: «Но ночь была только по времени, на самом деле сиял день, неяркий, но с каким-то розоватым отливом. Видеть можно было все на далекое расстояние, читать можно было самую мелкую печать» [2, с. 147].
Мотив чужого пространства подчеркивается постоянным фигурированием в произведении «Путеводителя по Северу России», который становится главным источником информации о крае и неоднократно цитируется; знакомство автора с местностью становится во многом проверкой печатного текста и регламентируется им: «Осматривать в Архангельске что-либо мало-мальски замечательное достаточно для меня было и четырех часов. Я объездил весь город в это время и побывал всюду, на что указывал "Путеводитель" как на выдающееся» [2, с. 157]. На эту особенность восприятия местности через текст как на признак туристического дискурса указывает А. Шенле [8]; по сути, книга Лейкина - первый туристический текст среди записок путешественников о Русском Севере. Он смотрит на все именно взглядом туриста, выделяя и описывая лишь то, что вызывает его любопытство или касается условий (удобств/ неудобств) его путешествия. В его книге нет ни челищевских размышлений просветителя, ни этнографической дотошности и обстоятельности Максимова, ни государственного подхода Случев-ского. Его туристическая поездка - сугубо частное предприятие и никаких других интересов, кроме личных, не преследует.
Природа так или иначе входит в пространство города, однако функции пейзажа в описаниях Архангельска у разных авторов-путешественников различаются. Если у Максимова урбанистическое и природное пространства объединены единым природным временем и составляют единый хронотоп, то у Лейкина же пейзаж в пространстве города декоративен, рукотворен, он является частью культурного ландшафта города: «Насколько мне пришлось заметить, самые красивые дома с нерусскими фамилиями на воротах. При некоторых имеются опрятно содержащиеся садики... Меня удивляло, отчего я там в садах лиственницы не встретил. Она красиво растет и не вымерзает» [2, с. 156]. Естественные
природные ландшафты остаются за границами городского пространства, не сливаются с ним.
Архангельск прямо назван Лейкиным провинциальным городом, но при этом сразу же подчеркиваются его отличия от остальной, типичной русской провинции. Своими исключительными особенностями, как считает автор, город обязан своей интернациональности: из-за «доброй трети» иностранцев, населяющих Архангельск, город отличает чистота улиц, «опрятные садики», множество колониальных магазинов. Некоторые особенности города обусловлены его географическим положением, причем автор замечает либо то, чего не ожидал встретить на Севере («Как это ни странно покажется, но здесь, на Крайнем Севере, некоторые мужчины были в костюмах из чесучи и парусины» [2, с. 160]), либо то, что отличает Север от привычной герою России («Архангельск, кажется, единственный губернский город, состоятельные обыватели которого не выезжают на дачи. Некуда выехать» [2, с. 160]). Место переживается героем как чужое настолько, что его удивляет в нем и «ненормальное» (непривычное), и «нормальное» (характерное для других городов и местностей). Можно сказать, что тема освоения северного пространства как в определенной степени экзотического и является основной смысловой доминантой произведения Н. Лейкина.
Итак, анализ путевой литературы об Архангельске выявляет специфику бытования Архангельска в литературе как городского локуса: этот город чаще всего неотделим от своего природного и - шире -пространственного окружения: бескрайних лесов и болот, обширного водного пространства Северной Двины и Белого моря, от всего Русского Севера как далекой окраины России. С другой стороны, иногда, в связи с авторскими задачами и жанровыми особенностями произведений, в текстах может актуализироваться противоположная тенденция, а именно выделение в образе Архангельска урбанистического начала, связанного с его ролью порта и образом Петра, что преобразует Архангельск в некий аналог Петербурга. Эти противоположные тенденции в отношении авторского восприятия Архангельска как городского локуса приводят к использованию различных писательских стратегий, к следованию разным литературным традициям городских описаний. Как мы видели на примере максимовского фрагмента о Соломбале, провинциальный статус местности требует от автора обращения к сформированному русской литературой особому провинциальному коду, где провинция понимается как «яма», пустое и глухое место [1]. В случае же функционирования в метафорическом пространстве Архангельска образа Петра-реформатора, описания Архангельска могут строиться с использованием элементов Петербургского текста русской литературы. Однако, заимствуя у Пе-
тербургского текста некоторые элементы и культ Петра в его роли устроителя пространства, произведения, посвященные архангелогородскому ло-кусу, не перенимают эсхатологию Петербургского текста. Например, никто из авторов-путешественников, отмечая прижатость Архангельска к берегу реки из-за раскинувшегося за городом болота, не проводил параллели с аналогичной ситуацией, характерной для Петербурга и нашедшей отражение в Петербургском тексте (миф о неминуемом затоплении Петербурга). Ни в северном фольклоре, ни в литературе об Архангельске не заложен конфликт городского и природного начала, возможные противоречия сглаживаются благодаря естественности возникновения и роста города, вырастания его из окружающего негородского пространства. Не только путевая, но и художественная литература об Архангельске в целом сохранит эту тенденцию неразделенности города и окружающей природы и в ХХ веке, особенно в творчестве таких представителей большой русской литературы, как Б. Шергин, М. Пришвин, Ю. Казаков.
Библиографический список
1. Жадовская С.А. Литература севернорусского провинциального города: текст, форма, традиция: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2000. -[Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www. dissercat.com/content/literatura-severnorasskogo-provintsialnogo-goroda-tekst-forma-traditsiya (дата обращения: 24.02.2016).
2. Лейкин Николай (1841-1906). По северу дикому / авт. проекта, сост., подбор ил.: Ю.А. Барашков. - Архангельск: Барашков Ю.А. [продюс.],
2007. -181 с.: ил., цв. ил.
3. Максимов С.В. Год на Севере / вст. ст., под-гот. текста и примеч. С. Плеханова. - Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1984. - 607 с., портр.
4. Мартынова А.Н. Бытописатель земли русской. Культурно-исторический очерк о писателе, ученом-этнографе Сергее Васильевиче Максимове. - М.: Молодая гвардия, 1987. - 79 с.
5. Северные ворота России. Сообщения путешественников ХУН-ХУШ веков об Архангельске и Архангельской губернии / сост., вст. ст., примеч. Д. Николаева. - М.: ОГИ, 2009. - 224 с.
6. Случевский К.К. По Северу России. - М.: Ломоносовская библиотека, 2008. - 304 с.
7. Челищев П.И. Путешествие по Северу России в 1791 году. - М.: Ломоносовская библиотека,
2008. - 304 с.: ил.
8. Шенле Андреас. Подлинность и вымысел в авторском самосознании русской литературы путешествий. 1790-1840 / пер. с англ. Д. Соловьева -СПб.: Академический проект, 2004 - 272 с. (Современная западная русистика, т. 51).
9. Щербакова М.И. С.В. Максимов (очерк творчества). - М: Прометей, 1996. - 200 с.
