CC BY
103
УДК 821.161.1
Смыковская Т.Е.
А.С. Пушкин в литературном дискурсе ГУЛАГа (по материалам периодических изданий БАМлага)
В статье анализируется рецепция биографии и творческого наследия А.С. Пушкина в литературной среде ГУЛАГа. В частности, на основе поэтических текстов, рецензий на спектакли, биографических заметок, опубликованных в периодике БАМлага, показывается, как личность и произведения классика преломлялись в литературном лагерном дискурсе.
The article has to do with the perception of Pushkin’s biography and artistic works in the literary circle of the gulag. The personality and the works of Pushkin are refracted through the literary camp discourse. The analysis is based on the poetic texts, reviews of the spectacles, and biographical notes which were published in the Bamlag Press.
Ключевые слова: А.С. Пушкин, БАМлаг, лагерный литературный дискурс, периодика, газета «Строитель БАМа», стихотворение, эпиграф, поэт.
Key words: A.S. Pushkin, Bamlag, camp literary discourse, press, the newspaper «Bam’s Builder», poem, epigraph, poet.
В день смерти Пушкина 10 февраля 1937 года главная газета БАМлага* 1 «Строитель БАМа» содержала большое количество материалов о великом русском поэте. Во-первых, это являлось частью общегосударственного празднования юбилея классика русской литературы, а также свидетельствовало об огромном интересе к нему бамлаговских авторов. Художественно-критические произведения, публиковавшиеся в официальных изданиях свободненского ИТЛ, дают представление о двух писательских полюсах, к которым стремились литераторы БАМлага: А.С. Пушкин и А.М. Горький. Если доминанта восприятия Пушкина - тёмное царское прошлое, сопротивление всевластному императору, то Горький, будучи «соратником Ленина и Сталина» [11, с. 1], «звонким горнистом революции» [20, с. 1], певцом обновлённой родины, олицетворял большевистскую победу и наступившее светлое настоящее. Тяготение к Горькому продиктовано его ореолом главного пролетарского писателя, мотивы обращения к Пушкину не столь явны, обусловлены внутренними процессами, протекавшими в советской литературе. Однако, в целом, рецепция биографии и творчества обоих авторов в ГУЛАГовском литературном дискурсе стала
© Смыковская Т.Е., 2015
1 БАМлаг - одно из самых масштабных подразделений ГУЛАГа, существовавшее с 1932 по 1938 год в Дальневосточном крае, на территории современной Амурской области. Управление БАМлага располагалось в городе Свободном. История лагеря связана, прежде всего, с «грандиозным» строительством «вторых путей» - так в те годы называли Байкало-Амурскую магистраль.
178
возможной лишь благодаря мифологизированному представлению о них как о ревностных борцах за народное счастье и свободу.
Актуализация пушкинского архетипа в БАМлаге во многом осуществлялась потому, что в Приамурье отбывали наказание известные представители литературы и философии начала XX столетия (П. Флоренский, А. Цветаева и др.), поэты Серебряного века (А. Альвинг, Г. Анфилов, Е. Геркен-Баратынский и др.), безусловно, хорошо знакомые с судьбой и творческим наследием «солнца русской поэзии». Влияние Пушкина авторы свободненского лагеря подчёркивали по-разному. Кто-то, публикуя стихи в официальных лагерных изданиях, прятался за именем «первого» и «бесценного друга» Пушкина И. Пущина [15, с. 4]. Другие использовали эпиграфы из произведений поэта. Так, один из ведущих лириков БАМлага А. Холщевников к стихотворению «Дальний Восток» (1934), опубликованному в сборнике стихов и песен лагерных корреспондентов «Путеармейцы1» (1935), в качестве эпиграфа, желая акцентировать несколько образных доминант бамлаговской официальной поэзии, избрал строку «Полтавы» (1828-1829): «Горит восток зарёю новой». Несмотря на то, что пушкинская поэма о Петре сюжетно и идейно не связана со стихотворением Холщевникова, её отрывок заострял внимание на месте действия многих бамлаговских произведений - неизведанной земли на Востоке России, где восходит солнце и кипит новая грандиозная стройка, БАМ, невозможная в «отсталые» и «дикие» времена царизма:
Восток тогда дышал окраиной забытой,
Был для страны чужим... Теперь - наоборот.
Он бурно оживлён, строительством изрытый,
Он будет расцветать культурней каждый год [19, с. 18].
Авторитетное имя Пушкина, обозначенное в эпиграфе, усиливало противопоставление, заявленное в стихотворении, и показывало, что великий поэт наверняка оказался бы на стороне героических путеармейцев, «ведущих Востока магистраль».
Нередко пушкинские строки открыто или завуалированно использовались в поэтических произведениях бамлаговских стихотворцев. Особой популярностью пользовалась вольнолюбивая лирика классика. Излюбленным произведением лагерников было «К Чаадаеву» (1818), его не только не раз перепечатывали разные гулаговские издания [13, с. 3], но и по-своему интерпретировали лагерные литераторы. Известный поэт и лагкор БАМлага Лев Дмитриев в «Товарищах сковородинцах» (1935), желая подчеркнуть неминуемость наступления радостного трудового социалистического будущего, так интерпретировал концовку пушкинского шедевра:
Ваш труд тяжёл, ваш труд однообразен,
Но ваш итог, усилий ваших вклад,
Величественен будет и прекрасен.
1 «Путеармейцы» - первая художественно-публицистическая книга, вышедшая в БАМлаге. Путеармейцами в лагере именовали заключённых - строителей железнодорожной магистрали.
179
Придёт пора (она уже близка)
Счастливых дней, в боях труда рождённых,
И будет жизнь на камнях этих скал,
Расколотых и вновь соединённых [6, с. 34—35].
Образ страны, лежащей в обломках, оказался весьма продуктивен в поэзии БАМлага, поскольку связывался не только с одной из центральных антитез «прошлое - настоящее», но и с образом самой магистрали, «вторых путей», рождающихся среди взорванных скал. Так, новое советское государство писало имена уже своих героев, лишённых, в отличие от Пушкина и его окружения, светлой надежды. Большинство из них так и не дождалось «минут святой вольности». Однако для культурновоспитательного отдела лагеря важным было не это, а оптимистический пафос, излучаемый пушкинским произведением. Он заставлял поверить: кто сломил «самовластье», наверняка построит и великую дорогу.
Авторов БАМлага, писавших на заказ, не смущало, что Пушкин, воспевая свободу, мечтал об ином будущем для России и её народа. В свободненском лагере, как и на других «островах» ГУЛАГа и в стране в целом, пушкинский идеал переиначивался, подстраивался под тоталитарную систему, толковался исходя из политических воззрений и убеждений. Представления поэта о свободе трактовали односторонне, исключительно в аспекте освобождения государства от власти надменного и всесильного императора. Данный постулат являлся ключевым во всех статьях и заметках о Пушкине, публиковавшихся в бамлаговской периодике: «Глухой зимней ночью 1837 года жандармы царя Николая I, таясь и крадучись, как воры, увозили из Петербурга мёртвое тело Пушкина. Царское правительство пыталось украсть у русского народа его великого поэта, убитого агентом, ставленником дворянской реакции» [4, с. 1]. Вторили подобным высказываниям и издания иных лагерей.
Не менее популярным в лагере было пушкинское «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836), его образы и мотивы не раз использовались поэтами свободненского ИТЛ. В. Зуммер, известный востоковед, искусствовед и археолог, начавший писать, будучи заключённым, в посвящении «Вольнолюбивому Пушкину» (1937) не только взял из него эпиграф, но и попытался обыграть, связал с прославленным у лагерников «К Чаадаеву»:
Свободному народу Ты - не чужой человек,
Восславивший свободу В свой тёмный, жестокий век.
В развалинах самовластье!
В бессмертных лучах Октября Пленительного счастья Взошла, товарищ, заря! [8, с. 4]
Поэт подчёркивал: Пушкин «весь не умер», он жив в своих книгах, «тропа» к нему не может вместить «бесчисленных толп» почитателей, его
180
произведения «в славном Союзе великом» «читает <...> уж не дикий / тунгус и оседлый калмык». Заканчивалось стихотворение перефразированным сталинским изречением: «С тобой веселей, понимаешь, / И строить нам, и жить» [8, с. 4].
Ещё одним бамлаговским поэтом, обратившимся к мотиву памятника, стал писатель-самоучка С. Федотов. Примечательно, что в его произведении слышны отголоски стихотворения С. Есенина «Пушкину» (1924):
И ты, родной, бронзоволицый,
Нешевелящийся колосс,
Приподнимаешь над столицей Копну курчавую волос [17, с. 1].
Федотов вслед за Есениным попытался создать «живого» Пушкина, смотрящего «в необозримые поля», гуляющего по зимнему бульвару. Близко оказалось Федотову есенинское ощущение «сподобленности» великому классику. В лагере Федотова считали главным литератором, зачинателем и глашатаем большинства лагерных тем. Неслучайно поэт и журналист А. Часовников, отбывавший часть своего заключения в БАМла-ге, в «Лирическом рапорте» (1936), мечтая о «своём Пушкине», называет Федотова первым из писателей свободненского ИТЛ.
Несмотря на политизированность и ангажированность литературы, в БАМлаге находилось немало искренних почитателей творчества поэта. Среди них, вероятно, был Б.И. Кузнецов, заместитель начальника лагерного Управления и ответственный редактор главных бамлаговских газет. Возможно, именно с его разрешения лагерная пресса не пропускала основных пушкинских дат. В 1936 году в БАМлаге, как и во всей стране, отмечали день рождения поэта. К этому событию был приурочен июньский выпуск лагерной газеты «Литература и искусство БАМлага». Девизом номера послужила пушкинская строка «Здравствуй, племя младое, незнакомое!». Она в контексте БАМлага указывала на связь поколений, на необходимость героического строительства «вторых путей». Главное место на первой полосе отводилось заметке «Великий русский поэт», в которой помимо стереотипных идеологических клише содержалось немало важных и объективных сведений. Автор, определяя место Пушкина в истории отечественной культуры, говорил о нём как о «создателе русского литературного языка» и «новой русской литературы», называл «великим русским национальным поэтом». В материале сообщалось о создании Пушкинского комитета, где «сойдутся писатели и деятели народов всего Союза»: «У всех одна задача - самым широким образом распространить поэзию Пушкина, все его произведения среди многомиллионных трудящихся масс Союза» [4, с. 1]. Помимо заметки на первой странице было помещено два стихотворения. Первое, «О Татьяне» (1936), написанное К. Фёдоровым, далеко от настоящей поэзии. Место в выпуске произведение получило благодаря лагерной политике, пропагандирующей выдвижение женщин на ключевые руководящие посты. Для автора Татьяна,
181
именуемая «бедной Таней», родная, а Онегин - «странный» человек. В конце произведения К. Фёдоров выражает уверенность, что если бы Пушкин писал свой роман в таком «дивном» городе, как Свободный, то «закончил бы его веселее» [18, с. 1]. Второе стихотворение, принадлежащее И. Демиденко, - посвящение «А.С. Пушкину» (1936):
Властитель дум, певец свободы, тебя мы знаем сотню лет.
Проходят дни, проходят годы, но ты не старишься, поэт.
Шагая через даль столетий, не клонишь гордой головы...
Я на Тверском тебя раз встретил, бродя по улицам Москвы.
Хоть было шумно на бульваре, но сразу я тебя узнал.
Шли девушки, мужчины, пары, и только ты один стоял.
Открытый и дождям и зною,
всегда великий и живой,
стоит и радует собою
твой образ вечно молодой [5, с. 1].
Автор, используя традиционную для официального поэтического творчества БАМлага парадигму в изображении Пушкина, сумел выразить своё неподдельное уважение и восхищение классиком. Стихотворение, несмотря на специфику издания, получилось не плоским, за счёт многократного обращения «ты» максимально приближенным и понятным лагерному читателю, что было главным требованием при публикации как стихотворных текстов, так и всех газетных материалов в ИТЛ. Мотив встречи, являющийся композиционным центром стихотворения, был ключевым не только у лириков БАМлага. Так, поэт Волголага Н. Егунов писал:
Три года назад я бродил по аллеям Михайловской рощи, где каждую пядь Поэт изучил и любил, и лелеял И где научился и жить, и страдать.
И вот сквозь года, у печальной избушки,
Всё ярче, всё выпуклей, точно живой!
В моём представлении рисуется Пушкин,
Со смуглой курчавой своей головой [7, с. 15].
Воображаемая встреча у памятника или в пушкинских местах - хронотоп, плодотворный для русской литературы первой четверти XX столетия, нашёл продолжение и в лагерной поэзии 30-х годов. Благодаря своей классической простоте он оказался востребован лирикой ГУЛАГа, главная цель которой сводилась к изображению перерождения, «перековки» заключённого, вероятной при соприкосновении с творчеством поэта, воспевшего главную «ценность» нового советского государства - народную свободу.
182
Вторая страница газеты открывалась рисунками Пушкина, его рукописным автопортретом и программным «Памятником». Центральное место здесь заняла заметка «Поэт и гражданин», повествующая о жизненном пути Пушкина. Биографические акценты расставлены согласно политическим задачам: подчёркнуто «противопоставление помещичье-
бюрократическому режиму», «безденежное положение» древней дворянской семьи Пушкиных, годы ссылок и связь с декабристами. Из произведений выделены лишь сказки, в которых Пушкин высмеивал царя. Две других небольших заметки, «У стахановцев» и «Тридцатипятники1 о Пушкине», были призваны не просто отразить бытование пушкинских текстов в лагерной среде, но показать разные слои строителей магистрали, воздействие на них творчества великого классика. Ударники и передовики производства в честь дня рождения поэта 6 июня провели праздничный вечер, где с эстрады читали стихи Пушкина, пели арии и романсы на его произведения. После антракта со своей лирикой о Пушкине выступили бамла-говские поэты: А. Альвинг, И. Демиденко, К. Фёдоров. Итог пушкинского праздника подвёл стахановец-литейщик 8-го отделения БАМлага Рягузов: «Мы чувствуем себя строителями, готовыми к дальнейшей героической борьбе. На нежную заботу о нашей культуре мы, стахановцы, ответим заботой о нашем строительстве. С завтрашнего дня обязуюсь довести свою выработку до 400%» [9, с. 2]. Небольшая заметка говорила о созидательном влиянии Пушкина на строителей «вторых путей». Вторая заметка -это ответы тридцатипятников, «большинство из которых никогда не училось», на вопросы лагкора о Пушкине. Во всех ответах отмечена «облагораживающая» среда лагеря, поскольку только в нём произошло первое знакомство с произведениями поэта.
Необычным для данного издания явился тот факт, что в выпуске было перепечатано два стихотворения Пушкина, никак не работающих на пропаганду подневольного труда: эпиграмма «На гр. М.С. Воронцова» (1824) и «Ты и вы» (1828). Их выбор, вероятно, был отчасти обусловлен малым объёмом, так как от редакторов бамлаговских газет требовалось на минимуме полос разместить максимальное количество материала. Появление первого произведения связано с тенденцией обличать дворянство, возникновение второго, вероятно, продиктовано личным предпочтением главного редактора газеты Б.Н. Кузнецова. Эти стихотворения были призваны просвещать, так как лагерную прессу в основном читали заключённые, не обладающие большим литературным кругозором.
Широко отмечалась в свободненском ИТЛ столетняя годовщина со дня смерти Пушкина. Приготовления к дате начались заблаговременно, о чём регулярно сообщала бамлаговская периодика. В августовском номере за 1936 год литературно-художественного журнала «Путеармеец» была
1 Заключённые, осуждённые по уголовной 35-й статье.
183
опубликована рецензия на спектакль театра культурно-воспитательного отдела «Моцарт и Сальери», ставший одним из этапов подготовки к памятной дате. Автор сообщал, что постановка «в силу сжатости и углубленности действия» представляла большие трудности, но театр подошёл к работе со всей ответственностью, спектакль создавался «долго, тщательно, усердно и любовно» [2, с. 37]. Данные слова звучат правдиво. По-видимому, после многочисленных шаблонных производственных пьес о «перековке» режиссёр и актёры лагерного театра работали с большим вдохновением. Рецензент писал, что спектакль показал неправоту тех, кто считает «маленькие трагедии» не сценичными, отметил лаконичность режиссёрской работы, большой художественный такт актёров: Румнева, сыгравшего Сальери с его «трагической внутренней борьбой», и Шишова, воплотившего гармонию Моцарта. Пушкина, как и Шекспира, по мнению автора, отличает «безграничная ёмкость поэтических созданий», «глубокая человечность образов», предполагающих глубину и разнообразие толкований. Рецензия заканчивалась словами о том, что «показ “Моцарта и Сальери” на трассе с предваряющим словом о Пушкине стал большим культурным делом» [2, с. 37], что было безусловным фактом, поскольку профессиональных театров на территории Дальневосточного края в 30-е годы было крайне мало.
И в других лагерях активно готовились к юбилейным дням. По сообщению газетного органа культурно-воспитательной части Ухтпечлага «На вахте», 2 марта 1936 года в лагере был организован большой пушкинский вечер, на котором представили сцены из «Бориса Годунова» и разыграли эпизод дуэли из оперы Чайковского «Евгений Онегин» [16, с. 2]. Главная газета Усвирлага «Свирский ударник» информировала заключённых об увековечивании памяти поэта: о решении возвести обелиск на месте дуэли, создании памятника в бывшем Румянцевском сквере Ленинграда и проведении «грандиозной выставки детских рисунков и скульптур на тему жизнь и творчество Пушкина» [14, с. 4]. В Волголаге готовили доклады о поэте, инсценировали произведения («Борис Годунов», «Цыганы», «Пиковая дама»), декламировали стихи, разучивали вокальные и музыкальные номера, организовывали пушкинские уголки [10, с. 29]. В Карлаге в ходе спектакля знакомили с биографией поэта, читали отрывки из «Полтавы» и «Сказки о царе Салтане» [1, с. 4].
В день гибели Пушкина в БАМлаге вышел «Строитель БАМа», посвящённый памяти поэта. Выпуск данного номера в свободненском лагере -факт беспрецедентный, поскольку ни до ни после главная лагерная газета не печатала в таком объёме материалы, напрямую не связанные с деятельностью ИТЛ. В газете опубликовали стихи ведущие поэты БАМлага: С. Федотов, А. Часовников, В. Зуммер. Ключевым, вбирающим многие пушкинские мотивы официального бамлаговского поэтического творче-
184
ства, стало стихотворение С. Федотова «Эхо» (1937). Произведение состоит из четырёх частей. Первая описывает сцену дуэли:
Зажгло в груди. Ослабло тело.
В глазах качнулся дальний лес.
И руку опустил с прицела Чуть отвернувшийся Дантес.
И он - упал. <.. .>
Вновь пистолет приподнял Пушкин,
Нащупав спусковой крючок,
И смертью тронутый зрачок
Вновь управляет медной мушкой [17, с. 1].
Строфа, основанная на цепочке глагольных форм (зажгло - ослабло -качнулся - опустил - упал - лежал - приподнял - нащупав - пистолет остановил), создавала для лагерного читателя доступный сюжет, понятную и динамичную картину. Сцена дуэли - одна из частотных в стихах ГУЛАГа, написанных к столетнему юбилею: «Пушкин» Н. Егунова, «Дуэль» В. Калентьева [13, с. 27], «Выстрел» С. Позднякова [13, с. 50]. Дантес в подобных произведениях неизменно коварен и глуп («царский недоумок» [21, с. 4], «разгульный повеса» [3, с. 44], «презренный убийца» и «клык самодержавной волчьей пасти» [12, с. 44]), в противовес лермонтовской традиции он осознаёт последствия своего выстрела: «В собольей шинели жеманный повеса / Готовит продуманно-хитрый финал» [7, с. 15]. Пушкин не побеждён и даже весел: «И Пушкин, тихо крикнув: “Браво!”, / Подбросил кверху пистолет» [17, с. 1]. Такая трактовка дуэли соответствовала официальным установкам, где Дантес - олицетворение гнилого царизма, Пушкин - несломленный дух свободы.
Вторая часть стихотворения - объяснение непреходящей актуальности Пушкина: «Кто песню создал для народа, / Тех обессмертил наш народ» [17, с. 1]. Первая и вторая части - взгляд на прошлое извне, попытка воссоздания трагической дуэли и констатация бессмертия поэта, третья -точка зрения изнутри лагерной системы. Если в начале стихотворения частотно местоимение «он», подчёркивающее описательный характер происходящего, то в третьей доминирует «ты», актуализирующее близость Пушкина каждому путеармейцу. Третья часть являет сплав одической возвышенной лексики (сраженье, угодья, вражьи, клинок, искупить, потомки) с разными формами сниженного «ты». По-видимому, Федотов, желая одновременно превознести и сделать поэта «своим» для рабочей массы, стремился продемонстрировать умение органично соединять разные языковые пласты, делать, как и Пушкин, трудное простым и понятным читателю БАМлага.
В четвёртой части Федотов обращается к героям Пушкина. Их перечень понятен. Это либо сказочные персонажи, хорошо знакомые с детства, доступные для понимания всем (Черномор, Руслан), либо народные заступники (Дубровский, Пугачёв) и жертвы «бездельных» дворян (Лен-
185
ский). Первые были призваны выполнить просветительскую функцию, вторые - пропагандистскую.
Пушкин, став одним из писательских идеалов в литературе ГУЛАГа, оставался автором, способным вдохновлять, аккумулировать вокруг себя творческие силы. Причины обращения к пушкинскому наследию в БАМлаге разноплановы. Во-первых, безусловно, сказалась общая государственная цель широко и торжественно отметить годовщину гибели «певца свободы», «борца с самодержавной властью». Однако это было лишь внешней стороной процесса. Вероятно, путеармейцы чувствовали себя не только первооткрывателями в труде, творцами доселе невиданной магистрали, но и создателями нового художественно-публицистического слова, способного отразить дух героической стройки. Пафос новаторства, пронизывающий пушкинское творчество, распространялся в культурнолитературной атмосфере БАМлага, создавая живую струю, вскрывая, несмотря на тюремное пространство, художественные связи эпох. Немаловажное значение имел и свободолюбивый пафос лирики поэта. Он при всей гулаговской искажённости всё же воодушевлял, даровал искру надежды на освобождение. При этом Пушкин являлся единственным классиком русской литературы, чьи книги беспрепятственно выдавала лагерная библиотека. Заключённый, чьё существование было перенасыщено пропагандой, исходящей со страниц газет, журналов, листовок и бюллетеней, вероятно, с огромным удовольствием читал и перечитывал вечные произведения Пушкина.
Список литературы
1. А.В. Пушкинский вечер в Просторненском отделении // Путёвка: Орган КВО Карлага НКВД. - 1936. - 26 окт. - № 74.
2. Ананов В. «Моцарт и Сальери» в театре КВО // Путеармеец: Литературнохудожественный журнал БАМлага НКВД. - 1936. - № 5.
3. Валиков Е. Привет поэту // На штурм трассы: Ежемесячный литературнохудожественный журнал Дмитлага НКВД СССР. - 1937. - № 2.
4. Великий русский поэт // Литература и искусство БАМлага. - 1936. - Вып. 6.
5. Демиденко И. А. С. Пушкину // Литература и искусство БАМлага. - 1936. -Вып. 6.
6. Дмитриев Л. Товарищам сковородинцам // Путеармейцы: Стихи и песни лагко-ров. - Свободный: Сектор печати КВО БАМлага НКВД, 1935.
7. Егунов Н. Пушкин // За стахановский Волгострой: Ежемесячный литературнохудожественный журнал Волголага НКВД СССР. - 1937. - № 1.
8. Зуммер В. Вольнолюбивому Пушкину // Строитель БАМа: Орган КВО Управления БАМлага НКВД. 1937. 10 фев.
9. Константинов. У стахановцев // Литература и искусство БАМлага. - 1936. -Вып. 6.
10. Лагерь готовится к пушкинским дням // За стахановский Волгострой: Ежемесячный литературно-художественный журнал Волголага НКВД СССР. - 1937. - № 1.
11. Литература и искусство БАМлага. 1936. - Вып. 7.
12. Мясников Л. Поэт // На штурм трассы: Ежемесячный литературнохудожественный журнал Дмитлага НКВД СССР. - 1937. - № 2.
186
13. На штурм трассы: Ежемесячный литературно-художественный журнал Дмит-лага НКВД СССР. - 1937. - № 2.
14. Памяти великого поэта // Свирский ударник: Орган КВО Усвирлаг НКВД. -
1936. - 16 окт. - № 139.
15. Пущин И. Межа // Строитель БАМа: Орган КВО Управления БАМлага НКВД. - 1936. - 26 авг. - № 99.
16. Ромм П. Пушкинский вечер // На вахте: Орган КВЧ промысла № 2 им. ОГПУ Ухтпечлага НКВД. - 1936. - 27 марта. - № 6.
17. Федотов С. Эхо // Строитель БАМа: Орган КВО Управления БАМлага НКВД. -
1937. - 10 фев.
18. Фёдоров К. О Татьяне // Литература и искусство БАМлага. - 1936. - Вып. 6.
19. Холщевников А. Дальний Восток // Путеармейцы: Стихи и песни лагкоров. -Свободный: Сектор печати КВО БАМлага НКВД, 1935.
20. Часовников А. Лирический рапорт // Литература и искусство БАМлага. -1936. - 26 апр. - Вып. 2.
21. Часовников А. Воспоминание // Строитель БАМа: Орган КВО Управления БАМлага НКВД. - 1937. - 10 февр.
187
