CC BY
74
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2.7
рефераты 98.02.001-98.02.027
МОСКВА 1998
10. Русские писатели: 1800-1917: Биографии, словарь — М., 1989. — Т. 1: А-Г (Лавров A.B. Белый Андрей). — С. 225-230.
11. Русские писателим: Биобиблиографический словарь. — М., 1990. — Т. 1: A-J1 (Авраменко А.П. Белый Андрей). — С. 85-91.
А.А.Ревякина
98.02.018. КУДРОВА И.В. ПОСЛЕ РОССИИ. - М.: РОСТ, 1997. Кн. 1. МАРИНА ЦВЕТАЕВА: ГОДЫ ЧУЖБИНЫ. - 366 с. Кн. 2 О ПОЭЗИИ И ПРОЗЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ: Статьи разных лет. -240 с.
Двухтомник И.Кудровой — результат многолетнего изучения автором биографии и творчества М.Цветаевой. Первый том — хроника семнадцати лет, проведенных поэтом на чужбине. Эти годы вместили и драматичные личные коллизии, и сложные отношения с русской эмиграцией, и яркий расцвет литературного дарования. В основе этого тома — книга И.Кудровой "Версты, дали...", вышедшая в 1991 г.", существенно дополненная в настоящем издании. Автор использует новые материалы о сферах общения М.Цветаевой во Франции, об истоках некоторых ее автобиографических стихотворений и поэм, о социально-политическом контексте ее позднего творчества. Целые главы отведены евразийскому движению и деятельности "Союза возвращения на родину", где активное участие принимал муж М.Цветаевой С.Эфрон. И.Кудрова приводит также свидетельства очевидцев об участии С.Эфрона в акциях за рубежом, организованных НКВД; пишет о трагических обстоятельствах последних эмигрантских лет М.Цветаевой.
Второй том книги "После России" включает статьи И.Кудровой о творчестве поэта. Некоторые из этих материалов легли в основу докладов, прочитанных исследователем на международных конференциях; отдельные работы публиковались в разные годы в отечественной периодике.
"Чара цветаевской лирики" — статья о сегодняшнем восприятии творчества поэта. Причина тяги читателя к самому явлению М.Цветаевой — это, по убеждению исследователя, обаяние сильного и страстного характера, встающего из строк ее лирики. Все ее стихи пронизаны напряжением и энергией в отношении к миру и
" Кудрова И.В. "Версты, дали...": Марина Цветаева: 1922-1939. — М.: Сов.Россия, 1991. — 368 с. Реф кн. см.: РЖ "Общественные науки в России". Сер. 7. "Литературоведение" — М., 1992 — № 1.
человеку. Здесь нет созерцательных наблюдений со стороны, почти нет настроений умиротворенности — истинная Цветаева присутствует именно там, где все чувства обострены до предела Традиционно камерные темы лирики выведены у Цветаевой на эпический простор. И когда в стране появились ее первые сборники стихов, выяснилось, что современный человек нуждается в великих страстях, способных потрясать, возвышать и очищать душу, нуждается в безоглядной искренности, в поэзии обнаженного чувства.
Сама Цветаева всегда говорила о наитии стихий, которые "выговариваются" через поэта. Иногда, пишет исследователь, стихии бытия сказываются в "невнятице" — "между молчанием и речью", когда поэт будто теряет власть над словом. Эта "дивная невнятица" хранит истину творчества, непростую, требующую сотворчества слушателя или читателя.
Чтобы стать большим поэтом, доказывала М.Цветаева в одном из своих эссе, мало одного поэтического дара. Нужен равноценный дар личности: ума, души, воли. "Поэт — это равенство души и глагола", — говорила она. Вся цветаевская лирика окрашена личностной тональностью; она не только написана от первого лица, но почти всегда обращена к сердечно близкому "ты". Ей свойственно редкое умение восхищаться другими самозабвенно, бескорыстно, сердечно.
Определяя в одном из писем собственную природу, она видела свой смысл и назначение в любви, а не в ненависти, "в гимне, а не в эпиграмме" (Кн. 2, с. 31). Полно и открыто выявились в этой черте цветаевского творчества русская сущность ее души, широта, безоглядность и душевная щедрость.
Доклад, прочитанный И.Кудровой в 1991 г. на Международной научной конференции в Норвичском университете США, лег в основу статьи "Что значит "быть"?". Слово "быть" встречается у Цветаевой в разных контекстах, часто непривычных, и оно выделено, подчеркнуто в тексте. Это слово связано с представлением Цветаевой об истинном существовании, человека, в отличие от мнимого, неполноценного, искаженного. Разрушение цельной личности под влиянием ложных ценностей, воцарившихся в бездуховном мире, утрата человеком высшего смысла своего бытия были главными причинами, побуждавшими Цветаеву заявлять о своей враждебности эпохе, в которую ей довелось жить ("Ода пешему ходу", "Читатели газет",
поэмы "Крысолов", "Автобус"). Современный человек-потребитель, "духовный калека" не способен, по убеждению Цветаевой, пережить катарсис ни в общении с природой, ни перед явлениями искусства, ни в любви — и это верный признак разрушения личности, утратившей высокие ориентиры жизни на земле. Такой человек перестает "быть".
Идеал Цветаевой — "природный человек", несущий в себе органические начала жизни, авторитет Божественного бытия. Такими людьми были для нее А.Белый, Мандельштам, Волошин, Пастернак, Рильке, и, говоря о них, она прежде всего стремилась воссоздать чудо живой личности. В собственном поэтическом цветаевском творчестве идеал претерпевает существенную эволюцию. Если в ее молодой поэзии перед читателем встает личность сильная, страстная, своевольная, то уже в сборнике "Ремесло", вобравшем в себя стихи начала 20-х годов, о себе заявляет поэт, обогащенный новым знанием о вечной истине. Героиня поэмы "На Красном Коне" сохраняет родство с прежней своенравной героиней ранних цветаевских стихов страстной цельностью своей натуры, но внутренний стержень совсем иной: это добровольная подчиненность Гению-Всаднику как верховному началу, ведущему ее по жизни. В жертву ему героиня приносит свои самые дорогие земные привязанности.
Понятие "быть" — ключевое в цикле "Отцам", созданном в конце 30-х годов. Контекст произведения открывает явственное значение существования в мире ценностей души и духа. "Быть" для Цветаевой значит ощущать себя как бы "внутри" бытия, где наполненно и напряженно "сбывается" душа.
"Обнаженное сердце" — так характеризует И.Кудрова одну из черт цветаевской лирики. Воплощение непосредственного переживания находил читатель в ранних стихах поэта. Характерно, что почти с самых первых публикаций Цветаева начала проставлять под каждым стихотворением дату написания. Так возникла ее "лирическая летопись". Каждое стихотворение представало живым документом, фиксировавшим "истину мгновения". Благодаря этой датировке наблюдается картина сложной и противоречивой жизни человеческой души, в которой причудливо сплетаются, сочетаются или отталкиваются друг от друга самые разные импульсы, часто противоположные душевные движения. Желание Цветаевой схватить каждый миг, удержать мимолетное впечатление отчасти совпадает с
символистским культом преходящего мгновения. На нее не могли не воздействовать в юности подобные близкие ей идеи, высказанные, в частности, М.Волошиным.
В картине мира, встающей в зрелом творчестве Цветаевой, человек обитает в пространстве, "пронизанном тонами природных и сверхприродных сил" (с. 61). Они — вне человека и внутри него. И эти-то скрытые от чужих глаз душевные бури, во всей их неприглаженности и непредсказуемости, зазвучали в лирике Цветаевой. Стремясь воплотить переживания, еще не отстоявшиеся, поэт использовал самые разные средства и приемы. Магия звукописи, магия рефренов, "рваная" метрика, недоговоренность фразы или строфы — все поставлено у Цветаевой на службу новым задачам ("Тоска по родине...", "Клинок", "Стихи к Чехии"). Цветаевский космос связан с вечно пульсирующим хаосом. В нем ощущаются богатство и непредсказуемость самого движения бытия, неиссякаемости жизни, "ее непостижимые перепады и ритмы" (с. 65).
"Двадцатый век в зеркале трагедийной лирики" — в этой статье выявляется связь тональности цветаевских стихов и поэм с современным воплощением судьбы человека в мире, тяготеющем к катастрофичности. Трагическая нота со всей полнотой выражения проступила в стихах, составивших сборник " Версты-1". Эти стихотворения, написанные в 1916 г., спонтанно отразили тревогу, надрыв и неблагополучие российской жизни последнего предреволюционного года, хотя непосредственно они вызваны личными коллизиями. Трагизм исторических событий более масштабно выявился в стихах циклов "Лебединый стан" и "Андрей Шенье". Мотив социальной катастрофы пронизывает и ее стихотворный сборник "Ремесло". Самая пронзительная нота этих стихотворений — боль о человеке, раздавленном колесами истории, острое неприятие братоубийства.
В первые годы пребывания в Чехии в цветаевской лирике разрастается образ "безумного мира, "Бедлама нелюдей". Он возникает исподволь, из отдельных строк и между строк (цикл "Заводские"). Цикл "Поэты", созданный в это же время, — наиболее сильное воплощение чувства неприкаянности поэта в современном мире. В теории социального прогресса Цветаева не верила, как и в осуществимость на земле идеального общежития. Страшен для нее и
ежедневный быт, его гнет, отнимающий силы и время, подавляющий жизнь души.
Однако поэзия Цветаевой вовсе не пессимистическая, а именно трагедийная, ибо в ней почти всегда ощутимы духовные просторы, неподвластные земному насилию, "летящее чувство внутренней свободы", спасающее от жестокой реальности.
В работе "Час души" И.Кудрова рассматривает циклы первых чешских лет — "Час души" и "Деревья"; исследователь называет их "стихами тишины", иначе — "стихами затишья". Цветаева говорит в "Часе души" о времени духовного роста, когда человек оказывается причастным к целостному миру, освобождаясь от привычного порядка вещей. В цикле "Деревья" девять стихотворений, и в каждом свой поворот цветаевской мысли к "тяге небесной": поворот психологический, философский, мистический, фантастический. Стихотворные размеры, ритмика меняются от стихотворения к стихотворению, ни разу не повторяясь. Лес в цветаевской "мифологии" не царство тишины, покоя и красоты. Прежде всего это глубина вечности, полная загадок и пророчеств, "братственный сонм", Элизиум, обитель, где может распрямиться и обновиться душа, услышавшая голос Вселенной.
Статья "Воскрешение и постижение" — о прозе М.Цветаевой, А.Цветаева предупреждала, что прозе ее старшей сестры нельзя верить как документу, поскольку реальность в ней трансформирована по законам художественного творчества. Для биографа, литературоведа, возможно, такая оглядка нужна, но необходимо и доверие к автору, понимание его замысла. В лучших цветаевских автобиографических очерках создан мир такой достоверности, что читатель ощущает себя почти очевидцем. М.Цветаева назвала свои воспоминания "лирической прозой". Отбор реальных факторов, соотношение "поэзии и правды" диктуется у нее не вольным разгулом фантазии, а мироощущением писателя, его пристрастиями и тревогами, воззрением на окружающее, на основные ценности мира.
В прозе, возникшей поначалу на материале дневниковых записей, Цветаеву привлекла возможность сочетания реальных фактов и размышлений над ними — над противоречиями, процессами и тайнами земного бытия человека. Такой возможностью она дорожила не меньше, чем пластической силой слова, способного воскресить ушедшие лица и события. Вот чем, утверждает
исследователь, обусловлены почти все художественные особенности произведений, о которых идет речь: их бесфабульность, хронологические перебивы, "импровизационная структура фразы", ведущая роль авторского голоса
Сущность характера подчеркивает Цветаева в мятущемся, беспокойном облике А.Белого. Главное в ее концепции — показать противоположность духа поэта его земному воплощению, где ему тесно, тяжко, мучительно. В личности А.Белого она узнает свои черты и страстно защищает собрата по духу и ремеслу от снисходительности современников, склонных любую непохожесть, любую чрезмерность судить с позиции "золота и середины".
Давая яркий портрет М.Волошина, М.Цветаева укрупняла ту "основу" его личности, которая представлялась ей наиболее значительной. Уподобляя Волошина то Зевсу, то Пану, то Духу земли, вписывая его то в гриммовскую сказку, то в греческий миф, она стремилась высветить, подчеркнуть почти таинственную связанность Волошина с миром природы, стихии, живой жизни.
"Странности стиля" — еще одна статья о цветаевской прозе, где все живые сцены, диалоги, реалии жизни возникали из глубины памяти. Поэтому и не важна их хронологическая последовательность, несущественна полнота освещения обстоятельств. Любая жизненная подробность, случайно услышанное слово, а тем более человеческая личность в цветаевском восприятии всегда оказываются неким иероглифом, расшифровка которого приводит к первоначалам событий и характеров. Под пером Цветаевой и быт дома в Трехпрудном переулке, и эпизоды Тарусского лета, и образы отца, матери, сестры обретают емкость и значительность ("Мать и музыка", "Мой Пушкин", "Черт").
Цветаева виртуозно владела словом и стилем; ей были доступны тончайшие оттенки юмора, иронии, сарказма, проникновенного лиризма. Вкус к "шероховатости", к "обнажению материала", самого процесса творчества свидетельствует о первоклассной художнической интуиции. Цветаева "взрывала" привычную фразу, создавая новые обороты и словосочетания, но при этом не ломая естественный строи русского языка.
Вся поэтика ее "лирической прозы" состоит из соединения контрастов. С одной стороны, предельно раскованный и как бы
неотделанный язык, с другой, — отточенность формулировок, лаконизм описаний, емкость средств выразительности.
Чуткая к процессам, еще только нарождавшимся в XX в., М.Цветаева смелее и решительнее многих нащупывала новые пути в поэзии и прозе. Никому не подражая, ни у кого ничего не заимствуя, разрабатывая свои собственные темы и излюбленные лейтмотивы, она все же в прозаическом творчестве оказалась в русле стилевых тенденций эпохи. Автор сравнивает ее прозу с опытом Пастернака, А.Белого, Пруста.
В статье "Контрасты Марины Цветаевой" И.Кудрова на разных уровнях характеризует антиномии мировосприятия поэта, противоречия между русским и европейским началами ее творчества, между интеллектуальностью и эмоциональностью стихотворной речи, смысловые противоречия между разными стихотворениями Цветаевой и внутри отдельного стихотворения, контрасты цветаевской поэтики.
Статья "Корни и крона" содержит сравнительный анализ "Воспоминаний" А.Цветаевой и автобиографической прозы М.Цветаевой. Они различны по замыслу и художественному осуществлению, но И.Кудрова находит в книгах сестер эмоциональное родство повествования. Не случайно обе обращаются к детству, которое определяет и судьбу, и творчество поэта. Многое, идущее из детства, высвечивает истоки безмерной напряженности цветаевской лирики, избыточности страстей, бьющих через край.
"Встретились бы — не умер..." — этими словами из письма Цветаевой к Пастернаку озаглавлена статья о ее отношении к Блоку. Исследователь пишет об истории создания "Стихов к Блоку". С самого начала цикла, в 1916 г., рядом с отмечаемым всеми благоговением перед Блоком, с молитвенной тональностью дают о себе знать богатство живого чувства, сердечная открытость. Весь цикл "Стихи к Блоку" (последние стихи написаны сразу после его смерти)— это и цветаевское постижение Блока как человека и поэта, и стихотворный дневник, мысленный диалог с поэтом, попытка соотнесения его судьбы со своей, фиксация собственного душевного состояния, грусть от сознания разъединенности их судеб.
С именем Блока, по мнению А.Эфрон, впрямую, а по наблюдению И.Кудровой, косвенно связаны образы и сюжет поэмы "На Красном Коне", написанной в 1921 г. В одном из писем
Цветаевой есть, во всяком случае, свидетельство, что она хотела показать поэму Блоку. И Кудрова анализирует также одно из первых "чешских" стихотворений "Брожу — не дом же плотничать...", считая его своего рода продолжением "Стихов к Блоку".
Взаимоотношения Цветаевой и Ахматовой, большей частью заочные, их суждения друг о друге, взаимные стихотворные посвящения рассматривает И.Кудрова в очерке "Соперницы", категорически оценивая их как поэтов-антиподов.
"Переклички" — так обозначает И.Кудрова взаимодействие творчества М.Цветаевой и Л.Шестова, лично знакомых и духовно близких людей. Речь не идет о влияниях. Родство же поэта с творчеством Шестова проявляется в совпадении или развитии их отдельных тезисов, суждений, образов. Одна их общая черта —идея реальности ирреального мира. В основе мышления поэта и философа представление о мире, который не исчерпывается "пределами возможного опыта" (цветаевская "Поэма Воздуха"), о жизни, по словам Шестова, текущей "из источника высшего, чем разум". Путь комет — поэтов путь", — говорила Цветаева. И тот, и другая утверждала свободу духа, независимого от кантовских законов причинности, нормативности. Высокую значимость и Цветаева, и Шестов придавали экзистенциальному существованию индивидуума
— его опыту, "его плачам и жалобам", радостям и надеждам. Мир человеческого сердца Шестов называл целью природы, а искренность художника величайшей роскошью, свидетельствующей о его духовном богатстве.
О.В.Михайлова
98.02.019. ПФАНДЛЬ X. ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ СВЯЗИ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. PFANDL Н. Textbeziehungen im dichterischen Werk Vladimir Vysoskijs.
— München: Verlag Otto Sagner. — 1993. — 453 S.
Австрийский литературовед Хайнрих Пфандль (р. 1954) в 1972-1978 гг. изучал русскую и французскую филологию в университетах Граца (Австрия), Нанси (Франция) и МГУ, в 1981-1982 гг. преподавал немецкий язык в Московском институте иностранных языков. С 1978 г. он сотрудник отделения славянской филологии университета в Граце. В 1991 г. он защитил кандидатскую диссертацию о поэзии В.Высоцкого. Опубликовал работы по русской литературе, искусству,
