CC BY
11
Русское зарубежье
2019.02.029. РЕЦЕНЗИЯ НА КН.: РУДНЕВА Е.Г. ИЗБРАННЫЕ СТАТЬИ О ТВОРЧЕСТВЕ И.С. ШМЕЛЁВА: К 25-ЛЕТИЮ АЛУШТИНСКОГО МУЗЕЯ ПИСАТЕЛЯ И.С. ШМЕЛЁВА. - М.: МАКС Пресс, 2018. - 204 с.
Ключевые слова: И. С. Шмелёв; церковное и мирское искусство; икона; портрет; идиллия; символ Чаши.
В сборник включены статьи д-ра филол. наук, заслуженного профессора МГУ Е.Г. Рудневой, написанные на основе докладов, прочитанных в 1998-2018 гг. на Шмелёвских чтениях в Алуште, на конференциях в ИМЛИ РАН и в университетах России. Собранные вместе и сгруппированные по тематическому принципу, они дают более целостное впечатление об авторском понимании творчества И.С. Шмелёва, чем предыдущие монографии1. Рассмотрим некоторые важнейшие статьи, включенные в книгу.
Размышляя о задачах и перспективах изучения творчества писателя, исследовательница полагает, что на современном этапе изучения творчества Шмелёва «актуальным является разработка новых подходов, позволяющих преодолеть одностороннюю его интерпретацию (как сугубо религиозного писателя, ориентированного на традиции церковной и древнерусской словесности, либо как писателя, продолжавшего в новых культурно-исторических условиях развитие принципов классического реализма в секуляризированной художественности)» (с. 10-11), что позволило бы определить подлинное место и роль этого большого художника слова в истории русской литературы.
В словесных художественных текстах Шмелёва, разнообразных по звучанию, лексике, синтаксическому строю, жанровой специфике, «всегда непосредственно ощутима его склонность к воспроизведению разговорной речи (звучащей или письменной)» (с. 12). Но собственный его голос, отмечает Е.Г. Руднева, слышится лишь в лирических и публицистических фрагментах, чаще всего он приглушен голосом рассказчика (повествователя) с его своеобраз-
1 См.: Руднева Е.Г. Заметки о творчестве И.С. Шмелёва. - М., 2002; Руднева Е.Г. Диалог традиций в повести И.С. Шмелёва «Неупиваемая Чаша». - М., 2007.
ным языком, индивидуальной манерой, жизненным опытом и кругозором, системой ценностей и культурным уровнем; при этом рассказчик Шмелёва может быть в разной степени близок автору (с. 12). Можно говорить «о типах рассказчика и сказовых форм (простонародной, книжно-интеллигентской, церковной, возрастной), доминирующих в разные периоды творчества писателя»; «в структуре его повествования и стилизациях чужой речи чувствуется традиция Пушкина и Гоголя» (с. 13, 14).
Е.Г. Руднева указывает и на такую особенность стиля Шмелёва, как насыщенность реминисценциями, цитатами, перекрестными ассоциациями, где особую роль играют созвучия с евангельскими текстами. За 55 лет писательства, подчеркивает исследовательница, он создал не один, а несколько художественных миров (по числу пережитых им этапов творчества), которые все вместе и образуют целый литературный «материк» Шмелёва. «Самое общее свойство созданного им "мироздания" заключается в его совершенном жиз-неподобии», а главная сфера творчества писателя - повседневный быт «простых» (ключевое слово) русских людей, несмотря на драматизм их жизни, он именно в ней ищет «идиллическую гармонию бытия, за коростой которого скрывается их нравственная чистота, духовность, душевное богатство, широта, милосердие и природная талантливость как национальные черты» (с. 15, 16). Таков общий пафос всего его творчества в целом.
Произведения Шмелёва населены множеством живых персонажей, в мире которых «всегда есть небо (ключевое слово его лексикона, символ высшего начала бытия) и земля, т.е. вертикаль (Природная либо Божественная) и горизонталь (повседневная бытовая жизнь с ее приземленными частными заботами, трудом, едой, сезонными работами, праздниками, обрядами, бытовыми традициями, национальным колоритом)» (с. 16). «Пластичность изображения и повышенная экспрессивность» - основа стиля писателя (там же).
Художественные миры Шмелёва, акцентирует внимание исследовательница, объединены двумя сквозными темами. Во-первых, «это жизнь, характер и судьба русского народа, русской нации», при этом «культ русскости, высокая оценка национального характера (усилившаяся в эмиграции) сближает Шмелёва с почвенничеством Ап. Григорьева и Достоевского» (с. 17). Во-вторых,
сквозной темой Шмелёва является внутренняя жизнь человеческой «души»: его интересует «способность человека независимо от его социального статуса (будь то сапожник Уклейкин, почувствовавший себя подобно Девушкину "гражданином" или высокообразованный инженер Вейгензаттер, обретший дар веры), способность души искать себя, преодолевать кризисы и преображаться хотя бы на миг» (с. 17). В героях нередко угадываются автобиографические черты, и поэтому эти сквозные темы, как отмечает Е.Г. Руднева, по-разному раскрываются в раннем и позднем творчестве писателя. В освещении этих двух тематических пластов он продолжал Гоголя, Лескова, Толстого, Достоевского и вносил свой неповторимый вклад.
В повести Шмелёва «Неупиваемая Чаша» как уникальном художественном целом элементы житийного канона сопрягаются с жанровым началом и романа, и нравоописательного очерка, пишет Е.Г. Руднева в статье «К вопросу о религиозном и философском аспектах творчества И.С. Шмелёва». В ней присутствуют мотивы сказки, легенды, устного предания, патериковой повести, цитируются песни, псалмы, молитвы. «Именно в силу такого сопряжения, обусловленного неповторимым творческим заданием, житийные элементы претворены, переплавлены в качественно новое художественное образование» (с. 93). На широком нравоописательном фоне писатель создает многогранный и психологически убедительный характер незаурядной личности, претерпевающей эволюцию, обретающей творческую свободу и независимость. Произведение Шмелёва «проникнуто пафосом обновления искусства путем синтеза всех его исторических форм - и религиозных, и светских» (с. 95). Типологически его герой-художник близок таким современникам писателя, как В. Васнецов и М. Нестеров.
Однако обнаружение религиозных настроений у его персонажей, акцентирует внимание исследовательница, не опровергает признаний Шмелёва, что в дореволюционные годы он далеко отошел от веры, в силу чего возврат в лоно православия был исполнен драматизма.
Своеобразие дилогии Шмелёва «Лето Господне» и «Богомолье» определяется ярко выраженным в ней идиллическим началом, которое в «Богомолье», по мнению Е.Г. Рудневой (статья «Христианская идиллия И.С. Шмелёва»), является ведущим. При этом речь
идет не о многовековой традиции идиллического жанра (пасторали, буколики), существовавшего в риторической поэзии и постепенно угаснувшего в пору романтизма, а о модусе художественности.
В дилогии Шмелёва «принципиально новой стала исходная авторская творческая установка: осмысление не процессов разлада, чреватых общественными катаклизмами, как это было, например, в повести 1906 г. "Распад", а уяснение позитивных начал, укорененных в нравственно-религиозном и бытовом укладе изображаемой среды и обеспечивающих ее жизнеспособность» (с. 99). После трагической эпопеи «Солнце мертвых», «живущего в атмосфере чуждой ему рационалистически-индивидуалистической культуры Шмелёва интересуют не социально-психологические конфликты», как было в упомянутой повести, а напротив, теперь писателя «интересует сама возможность гармонического существования, родственного единения людей, близости природе - все это он, исходя из своих детских воспоминаний, ищет и находит все в той же родной среде» (с. 100). Однако главную роль в утверждении человечности персонажей и их отношений Шмелёв «отводит православной вере, что позволяет определить его идиллию как христианскую»: в основе творческой концепции писателя лежит утверждение религиозных начал, которыми и определяется «ценностная позиция и писателя, и его наивных героев: вера возвышает их чувства и мысли над "коростой быта", одухотворяет их жизнь, придает ей смысл» (с. 101).
Отмечая влияние православной религии в дилогии на ее художественность, на сопряжение двух установок в стиле - принципов жизнеподобия и символизации, корни которой уходят в традиции религиозно-художественной культуры, Е.Г. Руднева обращает внимание на строго выдержанную пропорциональность в освещении темных и светлых сторон при изображении богомольцев.
Завершают рецензируемую книгу два интересных приложения: статьи Е.Г. Рудневой «Литературная критика И.А. Шмелёва в свете его эстетики. И.С. Шмелёв и О.А. Бредиус-Субботина о личности И.А. Ильина» и «Образ Чаши как трансисторический культурный символ».
Образ Чаши, как показывет исследовательница, в пространстве русской литературы 1900-1920-х годов возникал на разных ее полюсах: в поэзии философско-романтического звучания, реали-
стическо-нравоописательной, сказочной и экспериментальной прозе, в творчестве декадентов. Древний символ был притягателен тем, что таил в себе «неисчерпаемый потенциал сверхличных мирских и сакральных смыслов», корни которых обнаруживаются в первобытном мифологизме, в Древнем Египте, Индии, Сирии, античной и средневековой Европе, церковной и светской культурах (с. 181). Он привлекал к себе художников «как знак общечеловеческой традиции, получивший в процессе истории множество иносказательных значений, сопряженных с жизненными и духовными ценностями, со спасением и смертью» (там же). Дав повести название «Неупиваемая Чаша», совмещающее церковное и светское значения, Шмелёв, по мысли Е.Г. Рудневой, был близок широкому религиозно-эстетическому истолкованию символа. Здесь присутствует полемическое начало против одностороннего понимания, высказанного иконописцем в повести Горького «Мои университеты» (1913): «Кончена матушка! Яка чаша ты, - чаша бездонная, в кою польются теперь горькие, сердечные слезы мира людского...»1 Шмелёв «видит в Чаше источник не только скорби, но и радости» (с. 202). Этот образ сакральной Чаши не только вызывает неограниченное количество культурных ассоциаций, но и придает повести многозначный смысл.
Т.Г. Петрова
2019.02.030. К.А. ЖУЛЬКОВА. ЭВОЛЮЦИЯ ТВОРЧЕСКОГО МЕТОДА Б.К. ЗАЙЦЕВА: ОТ ИМПРЕССИОНИЗМА ДО ДУХОВНОГО РЕАЛИЗМА. (Обзор).
Ключевые слова: Б.К. Зайцев; русская литература; творческий метод; импрессионизм; лиризм; реализм; духовный реализм; автопроекция.
Размышления о своеобразии художественного метода Б.К. Зайцева (1881-1972) возникли с появлением первых произведений писателя, его творческая эволюция продолжает интересовать и современных исследователей.
И.А. Полуэктова (Воронеж) предпринимает попытку проследить эволюцию «имиджа писателя» в контексте эпохи от момента
1 Горький М. Собр. соч.: В 30 т. - М., 1951. - Т. 15. - С. 426.
