Научная статья на тему '2017. 01. 008. Кейн А. Русский хадж: империя и паломничество в Мекку. Kane E. Russian Hajj: Empire and the pilgrimage to Mecca. - ithaca: Cornell Univ.. Press, 2015. - XIV, 241 p'

2017. 01. 008. Кейн А. Русский хадж: империя и паломничество в Мекку. Kane E. Russian Hajj: Empire and the pilgrimage to Mecca. - ithaca: Cornell Univ.. Press, 2015. - XIV, 241 p Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
271
87
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ / КОНЕЦ XIX НАЧАЛО XX В / ПАЛОМНИЧЕСТВО В МЕККУ / ГОСУДАРСТВО И ПАЛОМНИЧЕСТВО
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2017. 01. 008. Кейн А. Русский хадж: империя и паломничество в Мекку. Kane E. Russian Hajj: Empire and the pilgrimage to Mecca. - ithaca: Cornell Univ.. Press, 2015. - XIV, 241 p»

Сотрудничество, начинавшееся в 1924 г., сменилось конфликтами в 1928-1930 гг., вызванными недовольством советскими порядками. Репрессии против лидеров национальных элит продолжались в течение нескольких лет (с. 223-224). Но развитие экономики и культуры в довоенные и послевоенные годы продолжалось.

В.М. Шевырин

2017.01.008. КЕЙН А. РУССКИЙ ХАДЖ: ИМПЕРИЯ И ПАЛОМНИЧЕСТВО В МЕККУ.

KANE E. Russian hajj: empire and the pilgrimage to Mecca. - Ithaca: Cornell univ. press, 2015. - XIV, 241 p.

Ключевые слова: Российская империя, конец XIX - начало XXв.; паломничество в Мекку; государство и паломничество.

В монографии Айлин Кейн (Коннектикут-колледж) исследуется малоизвестная страница в истории России - паломничество в Мекку (хадж) и роль государства в поддержке этого явления. Определяя хадж как феномен «массовой мобильности», автор поставила своей задачей продемонстрировать воздействие процессов ранней глобализации конца XIX - начала ХХ в. на Российскую империю и одновременно выявить глобальное измерение российской политики. В центре внимания - международная по своему характеру инфраструктура, которую правительство Российской империи начало создавать в 1840-е годы для поддержки хаджа. По словам автора, «якорями» для нее служили консульства, расположенные в узловых точках популярных паломнических маршрутов, и к началу 1900-х годов она раскинулась от Одессы до Бомбея, с аванпостами в Константинополе, Джедде (современ. вариант - Джидда. - Реф.), Кербеле и Багдаде. Созданная инфраструктура представляла собой, по мнению автора, глобальное измерение имперского проекта по управлению исламом и интеграции мусульман, превращению их в лояльных подданных (с. 3).

Предмет изучения обусловил характер источниковой базы исследования: это документы из российских, украинских и грузинских архивов, фонды МВД и МИД России и Турции, пресса, в том числе на тюркских языках, записки и воспоминания паломников. Кейн подчеркивает, что исследование стало возможным только после открытия архивов в 1990-е годы. Примечательно, что карты

основных маршрутов мусульманских паломников в Мекку в период с 1839 по 1911 г. составлены автором самостоятельно, при помощи современного программного обеспечения, на основе данных из источников как официального, так и личного происхождения. Помимо предисловия и введения, книга включает в себя пять глав, организованных по проблемно-хронологическому принципу; повествование доходит до 1920-х годов. В заключении оценивается состояние хаджа в новом тысячелетии.

Во введении автор указывает на исключительное разнообразие населения Российской империи в этническом, языковом, культурном и вероисповедном отношении. На рубеже веков, пишет она, мусульмане являлись второй по размеру религиозной группой, уступая лишь православным. Особенно автор подчеркивает тот факт, что в начале ХХ в. среди подданных «православной» Российской империи было большее количество мусульман, чем в «мусульманской» Османской империи (20 и 15 млн человек соответственно).

В результате широкой экспансии империи древние караванные пути в Мекку оказались в XIX в. на территории России, и хадж вошел в круг тех вопросов, которые решались дипломатическим путем, пишет Кейн. Россия, обеспечивавшая проход паломников через свою территорию, в данном случае обретала статус «покровителя хаджа», подобно мусульманским правителям своих южных соседей.

Однако вплоть до второй половины XIX в. количество паломников, совершавших хадж, было незначительно (в большинстве своем они принадлежали к высшим слоям общества). Ситуация кардинально изменилась после того, как Россия запустила процесс модернизации и начала строить транспортную сеть: железные дороги, сделавшие доступными удаленные регионы, и пароходное сообщение, соединившее между собой черноморские порты и Средиземноморье. В новых условиях транспортной революции, существенно повысившей людскую мобильность, паломничество становится массовым явлением во всем мире, в том числе и паломничество в Мекку. В конце XIX в. уже десятки тысяч мусульман, причем не только подданные русского царя, но и жители Афганистана, Персии, Китая ежегодно отправлялись в Мекку через российские земли. Большинство из них двигались к черноморским портам.

Феномен «русского хаджа» автор рассматривает в контексте глобальной истории империализма, под властью которого к концу XIX в. оказалась подавляющая часть мусульманского населения планеты; только Персия, Афганистан и Османская империя избежали колонизации. Подчеркивая, что все европейские страны были озабочены связанной с хаджем ежегодной массовой миграцией, плохо поддающейся регуляции и управлению, автор указывает на так называемую «двойную угрозу», которую он в себе заключал. Для европейцев (и для современной историографии хаджа) характерно представление о том, что массовые передвижения мусульман несли в себе угрозу распространения, во-первых, эпидемий, во-вторых - панисламизма. Тот факт, что европейцы-христиане не имели доступа в Мекку, лишь усиливал их подозрительность и создавал мнение о Мекке как политическом центре, где зреют силы, способные сбросить европейское владычество. Именно поэтому историки склонны интерпретировать поддержку хаджа колониальными правительствами как защитную меру (с. 8-9).

В России как континентальной империи, где мусульманское население проживало в границах страны, а не «за морем», движение паломников проходило через земли, населенные славянами (железнодорожный путь пролегал через Самару, Пензу, Харьков к Одессе). Таким образом, ежегодное перемещение значительных масс мусульманского населения глубоко затрагивало внутреннюю жизнь страны. В данном контексте автор указывает на более сложную (и «амбициозную») мотивацию имперского государства в отношении «управления» хаджем. С одной стороны, организовывая сезонные пункты обслуживания паломников на государственных железных дорогах и пароходных линиях, оно получало значительную прибыль, столь необходимую для проведения модернизацион-ных реформ. С другой стороны, преследовало стратегические имперские цели. Не имея, в отличие от Британии и Франции, серьезных торговых интересов и развитой сети консульств в арабских провинциях Османской империи, Россия использовала хадж как единственный доступный инструмент для распространения своего влияния в османской провинции Сирии, где во второй половине XIX в. разворачивалось соперничество империалистических держав (с. 9).

Кейн оспаривает получивший распространение в историографии тезис о том, что главной целью имперской политики по отношению к исламу являлась изоляция подданных-мусульман от их единоверцев и духовных лидеров за рубежом. Как показано в книге, Россия, напротив, поощряла мобильность своих мусульман, спонсируя хадж, что автор объясняет стремлением не столько контролировать своих подданных за рубежом, сколько освоить и «приручить» этот массовый феномен, используя его в качестве инструмента не только интеграции, но и экспансии.

Предпринятое исследование, по словам автора, размывает свойственную эпохе холодной войны бинарную оппозицию «Восток - Запад», демонстрируя проницаемость и неопределенность государственных границ, которые паломники зачастую пересекали незамеченными (да и сами не замечали того, что находятся уже на территории другого государства). История Российской империи в пространственном измерении предстает несколько иной: современники, в том числе чиновники, не считали границы государства чем-то раз и навсегда определенным, да и сама империя не сводилась к ее изображению на карте и не воспринималась в XIX в. как нечто завершенное (с. 12-13). Расширяя наши представления об имперской географии России, исследование вводит ее в общую историю глобализации, откуда она пока что совершенно незаслуженно исключена, пишет Кейн (с. 16).

Историю создания «инфраструктуры хаджа» автор начинает с 1840-х годов, описывая древний маршрут, начинавшийся в Закавказье и проходивший через Анатолию в Дамаск и Багдад, откуда караваны, снабжаемые по указанию турецкого султана, двигались в Мекку и Медину. Именно в этот период российское государство все чаще начинает вовлекаться в ситуацию взаимодействия с паломниками, просившими консулов о помощи и поддержке в ходе своего тяжелого путешествия. Несмотря на периодические запрещения хаджа в периоды войн и эпидемий, государство, проводившее политику веротерпимости, не могло не уважать паломническое движение - один из пяти столпов ислама. С середины XIX в. Россия начинает вести систематическую политику поддержки хаджа, которая выражалась прежде всего в строительстве «трансимперской» инфраструктуры (с. 20).

«Инфраструктуру» хаджа автор определяет как гибкую, развивающуюся систему, которая претерпевала кардинальные изменения по мере того, как расширялся ее географический охват. Она выросла снизу, из контактов русских чиновников с паломниками внутри империи и за ее рубежами. В книге описывается первый пример государственной поддержки хаджа, когда чиновники недавно завоеванного Кавказа в сотрудничестве с только что созданным консулатом в Сирии организовали «логистическую, юридическую и финансовую помощь» небольшим (не более нескольких сотен в год) группам паломников, двигавшимся через османские земли в Мекку.

Паломники определяли и географию инфраструктуры, поскольку сами решали, каким путем двигаться. Лишь после того, как в Российской и Османской империях были построены железные дороги, складываются новые паломнические маршруты. Они стали возможны также благодаря учреждению в 1856 г. Российского общества пароходства и торговли (РОПиТ) и Добровольного флота (национализированного в 1883 г.), наладивших пассажирское сообщение между черноморскими портами и Средиземноморьем. В начале ХХ в. стало возможным добраться по железной дороге из Ташкента до Одессы за восемь с половиной дней. Затем паломники садились на пароход, который шел в Средиземное море, оттуда через Суэцкий канал - в Красное. Далее пролегал путь на Дальний Восток России, но паломники уже покидали переполненные трюмы и палубы, чтобы попасть в Хиджаз.

Сеть транспортного сообщения неуклонно расширялась: в 1903 г. был организован беспересадочный морской маршрут Одесса - Джедда; в 1906 г. железнодорожная линия соединила Ташкент с Одессой через Оренбург - один из главных центров магометанского управления в Российской империи (с. 98-100).

С возникновением новых маршрутов в Мекку появлялись и новые узловые пункты, в которых паломники останавливались иногда на достаточно длительное время. Одним из таких пунктов стала Одесса. Основываясь на материалах местных архивов и прессы, а также на источниках личного происхождения, автор реконструирует процесс складывания в Одессе такого пересадочного узла, особо останавливаясь на деятельности чиновников, которые видели в увеличении потока паломников как административные проблемы,

так и экономические возможности. В своих действиях они исходили не только из необходимости поддерживать порядок в городе и порту, но и реагировали на ежегодные обращения шерифа Мекки с призывом координировать движение паломников в Хиджаз.

Как бы ни был короток сезон пребывания паломников в Одессе, пишет автор, жизнь города существенно изменялась в этот период. Возникла целая индустрия для обслуживания наводнявших город экзотически одетых толп, в основном почти не говоривших по-русски. Выпекался «сартский» хлеб, готовилась «мусульманская» еда, местные постоялые дворы и домовладельцы предоставляли комнаты для паломников, вынужденных по нескольку недель ожидать оформления паспортов и места на пароходе. Свои услуги предлагали переводчики, агенты пароходства, помогавшие приобрести билеты со скидкой, и, конечно, разнообразные мошенники, старавшиеся нажиться на чужеземцах. Возникло даже мусульманское кладбище (уничтоженное в 1930-е годы) для тех, кто не вынес тягот странствия.

Количество паломников - российских подданных росло ежегодно, и для улучшения условий по всем меркам тяжелого путешествия, совершавшегося, как правило, в давке, духоте и антисанитарных условиях, требовались усилия не только одного правительства. Автор подробно рассматривает предложение о рациональной реорганизации «русского хаджа», поступившее в 1908 г. от богатого ташкентского купца Саидазимбаева (его звали Саид Гани-бай, сын Саида Азим-бая. - Реф.). Он имел влиятельных друзей в Государственной думе, беседовал со Столыпиным и заинтересовал его своим планом создания «государственной монополии под своим личным руководством», которая охватила бы весь маршрут движения паломников начиная от Ташкента. Планировалось создать сеть осовремененных «караван-сараев» со всеми необходимыми мусульманам службами, включая чайхану, лавки, торгующие продуктами «халяль», а также больницу, карантин, офисы по оформлению визы и продаже билетов. Крупнейший такой комплекс («хаджиха-на»), способный принять до 3 тыс. человек, должен был быть обустроен в Одессе. Саидазимбаев предложил железной дороге организовать отдельные вагоны для паломников по примеру того, как это было сделано на маршрутах для католиков, направлявшихся в Лурд. Их должны были сопровождать специальные гиды, а также

жандармы, эскортировавшие паломников непосредственно к месту сбора. Пароходствам также предлагалось выделить специальные суда для перевозки мусульман из Одессы в Джедду (с. 104-106, 109-110).

План Саидазимбаева с восторгом был встречен в Санкт-Петербурге, куда на протяжении десятков лет консулы из Стамбула, Бейрута и Джедды направляли жалобы по поводу трудностей, которые испытывали паломники на своем пути. Воодушевление вызвал он и в МВД, где также давно были осведомлены о существующих проблемах, в том числе и о безобразиях, творившихся «посредниками». Большую тревогу вызывала и угроза распространения эпидемии холеры, разразившейся в Аравии в 1907 г. Столыпин лично назначил Саидазимбаева ответственным лицом, к работе подключились МВД, Министерства транспорта и финансов. В 1908 г. Министерство транспорта выделило специальные вагоны для паломников, на следующий год Добровольный флот пустил специальные пароходы исключительно для них же.

Саидазимбаев не сумел выполнить все свои обещания, его план централизации в итоге провалился, не выдержав конкуренции со множеством частных фирм, обслуживавших хадж. Против него выступили не только конкуренты и местные чиновники, обвинившие его в мошенничествах с целью набить свой карман, но и сами паломники. Созданная Саидазимбаевым система воспринималась ими как насильственная и «тюремная», особенно это касалось фактически «этапирования» их жандармами к месту проживания и унизительной процедуры дезинфекции. Однако наследие его автор характеризует как «смешанное», указывая, что целый ряд выдвинутых им идей были взяты на вооружение в дальнейшем сотрудничестве государства и частного бизнеса (с. 131). В частности, организованный в Одессе дом для приема паломников успешно функционировал до начала Первой мировой войны.

В 1920-е годы молодое Советское государство начало восстанавливать разрушенную войнами и революциями инфраструктуру хаджа. В 1926 г. в Одессе вновь был открыт комплекс для паломников, советский торговый флот начал перевозки пассажиров через Каспий, налаживалось морское сообщение с Аравийским полуостровом. Однако эти паломники являлись иностранными, а не советскими гражданами, и масштабы перевозок были несопоста-

вимы с дореволюционными. Так, в 1927 г. Совторгфлот перевез 1200 паломников из Одессы в Джедду, при этом почти все они были из Китая (с. 158).

Сегодня хадж ежегодно совершают около 3 млн мусульман, причем с 1980-х годов это количество искусственно сдерживается системой квот, указывается в заключении. Спрос в этой сфере значительно превышает предложение, многие ждут своей очереди годами, чтобы исполнить обязательный для каждого мусульманина долг. И тот факт, что в 2007 г. В. В. Путин получил разрешение от правительства Саудовской Аравии увеличить квоту российских паломников с 20 тыс. до 26 тыс. человек, следует считать крупной дипломатической победой, пишет автор, поскольку саудиты очень редко идут на такие шаги. Как полагает Кейн, это свидетельствует о возрождении ислама в постсоветской России, а также о возрождении политики, проводившейся имперским правительством более ста лет назад. Сознательно или нет, пишет автор, но Путин опирается на давнюю традицию даже в том, что касается инфраструктуры: создана система государственной поддержки хаджа, начиная с чартерных рейсов «Аэрофлота» и заканчивая визовым центром (с. 183-184).

С одной стороны, это неудивительно, учитывая, что мусульмане составляют приблизительно 15% населения Российской Федерации. Только в Москве проживает 2 млн мусульман, что делает ее городом с самым большим мусульманским населением в Европе. С другой стороны, Путин активно продвигает публичный образ России как страны с православными традициями. Однако, по мнению автора, одно не противоречит другому, поскольку православная Российская империя вполне успешно использовала хадж как инструмент имперской интеграции и экспансии. Ислам не расценивался царскими политиками исключительно как угроза, Россия стремилась не только контролировать и сдерживать его. Напротив, империя выковывалась также благодаря исламским глобальным связям, которые реализовались на основе паломнических путешествий в Аравию. В ХХ в. СССР строил свое глобальное влияние, опираясь в том числе и на созданную инфраструктуру хаджа, и именно она сегодня поддерживает политику России на Ближнем Востоке (с. 184-185).

О.В. Большакова

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.