CC BY
32
мер, садовода, требующее много меньше жертв, чем ремесло писателя?» (3, с. 114).
Т.Г. Юрченко
2015.02.020. СТЕПАНЯН К. ДОСТОЕВСКИЙ И СЕРВАНТЕС: ДИАЛОГ В БОЛЬШОМ ВРЕМЕНИ. - М.: Языки славянской культуры, 2013. - 368 с. - (Studia philologica).
Ключевые слова: компаративистика; литературный процесс; религиозно-философские искания; теория карнавала; повествовательная стратегия.
В монографии доктора филологических наук, вицепрезидента Российского общества Достоевского К.А. Степаняна рассматриваются духовная эволюция Достоевского и Сервантеса, противостоявших кризису личности и христианской цивилизации и разгадавших многие метафизические тайны бытия. Автор монографии исследует причины, подвигнувшие Сервантеса и Достоевского на разрешение грандиозной художественной задачи: создать образ «положительно прекрасного» человека и понять, способна ли такая личность своими силами победить мировое зло. Особое внимание уделено определению сущности творческих методов русского и испанского писателей как «реализма в высшем смысле», подвергнута критическому осмыслению теория карнавала М.М. Бахтина.
К. Степанян подчеркивает, что и Сервантес, и Достоевский в своих романах стремились решить кардинальные вопросы самоопределения человека в мироздании. Обоих писателей причисляли и к ревностным защитникам христианства, и к скрытым богоборцам. Сходство между романами «Дон Кихот» и «Идиот» усматривали в автобиографизме главных героев Сервантеса и Достоевского.
Исследователь обращает внимание на определенное сходство между Испанией ХУ1-ХУП вв. и Россией Х1Х в. Испания, в силу особенностей своей истории, в ХУ1 в. переживала невиданный расцвет: завершилось освобождение от мавританского ига; произошло объединение страны, состоявшей из разрозненных королевств; под властью испанской короны Карла I и в связи с открытием Колумбом Америки и созданием латиноамериканских колоний произошло колоссальное обогащение и расширение границ империи, над
128
которой, как тогда говорили, «не заходило солнце». Монополия колониальной торговли с Новым Светом была предоставлена Севилье, где, напоминает К. Степанян, Сервантес прожил много лет. Знаменитый испанский поэт, младший современник Сервантеса, Луис де Гонгора, называл Севилью «Вавилоном для всей Испании». Невиданного расцвета достигла в то время и испанская культура. Современниками Сервантеса были Лопе де Вега, Кальдерон, Тирсо де Молина, Кеведо, Матео Алеман, Гарсилисо де ла Вега, Гонгора, Эль Греко, Веласкес, Мурильо, Сурбаран - именно поэтому вторую половину ХУ1 в. и XVII в. принято называть золотым веком испанской культуры.
Сходной была и ситуация в Российской империи времен Достоевского. Х1Х в. был в ее истории временем наибольшего расцвета и могущества, Россия после отмены крепостного права перешла от феодализма к буржуазному настоящему, и, как с горечью писал Достоевский, культ денежного мешка стал вытеснять в сознании людей все прежние идеи, изменилась вся иерархия ценностей. Но начало этого периода знаменовалось энергичным подъемом во всех областях, в литературе и искусстве. Золотой век русской культуры отмечен многими величайшими именами.
Очень схожи и биографические обстоятельства, в которых создавали свои шедевры испанский и русский писатели, пережившие ожидание смертной казни и помилование в последний момент, тюремное заключение, лишения, прижизненную славу и непонимание.
Исследователь отмечает, что полного качественного перевода «Дон Кихота» на русский язык к середине Х1Х в. не существовало. В полном виде Достоевский читал роман, видимо, по-французски, в переводе Луи Виардо. Первое издание этого перевода вышло в 1836 г., второе - в 1862-1863 гг., за несколько лет до начала работы Достоевского над романом «Идиот». Именно это издание имелось в библиотеке Достоевского; о «превосходном переводе» «Дон Кихота», сделанном Луи Виардо, Достоевский писал в 1864 г. в статье «По поводу выставки». К началу работы над «Идиотом» Достоевский в принципе мог прочесть весь роман и по-русски (в переводе К. Масальского, завершенном в 1866 г. В. Карелиным), но, по-видимому, все же отдавал предпочтение французскому переводу Л. Виардо.
Однако когда Достоевский впервые прочитал роман Сервантеса и каковы были его первые впечатления от этого произведения, не установлено.
Первое краткое упоминание о «Дон Кихоте» встречается у Достоевского в раннем юмористическом «Романе в девяти письмах». Следующее и последнее в «докаторжный» период жизни Достоевского встречается только в материалах по делу петрашевцев, из которых явствует, что к тому времени роман Сервантеса Достоевским был прочитан. Еще одно упоминание «Дон Кихота» относится уже к «послекаторжному» периоду творчества русского писателя, когда в октябрьском номере журнала братьев Достоевских «Время» за 1862 г. появилась статья «Голос за петербургского Дон-Кихота. По поводу статей г. Театрина».
Находясь на вершине развития своего творческого дара, в 1876 г., после создания романов «Идиот» и «Бесы», Достоевский писал о романе «Дон Кихот» в «Дневнике писателя»: «Во всем мире нет глубже и сильнее этого сочинения. Это пока последнее и величайшее слово человеческой мысли, и это самая горькая ирония, которую только мог выразить человек...»1 К. Степанян обращает внимание на то, что между 1864 г. и этим высказыванием Достоевского произошло очень многое. После «Преступления и наказания» и романа «Игрок» Достоевский задумал создать роман о «положительно прекрасном» человеке, и как только Достоевский приступил к воплощению этого замысла, в его творческом сознании первым из созданий его предшественников возник образ Дон Кихота, причем «рядом с Христом!».
К. Степанян отмечает, что и Дон Кихот, и князь Мышкин в качестве конечной (пусть порой скрытой) цели берут на себя миссию воскрешения. О своей воскресительной миссии достаточно часто говорит Дон Кихот, который собирается «воскресить из мертвых странствующее рыцарство», всех великих мужей древности, но главное - воскресить «золотой век» (а в финале - пастушескую Аркадию), т.е. создать новый рай на земле - помочь обрести новую жизнь всем, с кем он встречается, причем этой задаче он отдает предпочтение перед всеми рыцарскими подвигами. Тема
1 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л.: Наука, 19721990. - Т. 22. - С. 92.
130
воскресения очень важна и в «Идиоте»: князь «был верен “сладостной мечте” - восстановить и воскресить человека»1 - отмечает Достоевский в черновиках к роману. Да и самое имя главной героини - Анастасия («воскресение» по-гречески) - отнюдь не случайно. Ни Дон Кихоту, ни Мышкину исполнить взятую на себя миссию не удается: все те, кому Дон Кихот стремился помочь, оказываются в положении худшем, чем до встречи с ним, а в «Идиоте» все оканчивается настоящей катастрофой.
К. Степанян подчеркивает, что «в литературе о Достоевском уже давно утвердилась мысль о том, что главным фактором в опровержении теорий героев-идеологов в его романах является осуществление этих теорий в реальности: так происходит с Раскольниковым, героями “Бесов”, “ротшильдовской идеей” Подростка, Иваном Карамазовым. Из этого ряда, казалось бы, выпадал второй из его великих романов. Однако общий принцип творчества Достоевского - испытание “благих намерений” героев реальностью -вполне действует и здесь. Равно как и в романе Сервантеса. Когда Дон Кихота и Мышкина окружающие начинают воспринимать именно так, как им, этим главным героям, и хотелось бы - в роли защитников и спасителей, - становится ясно, что они с этой ролью справиться не способны, а наиболее доверившихся им ожидает и наибольшее разочарование» (с. 149).
По мнению К. Степаняна, одна из главных причин трагической неудачи благих намерений Дон Кихота и Мышкина - неадекватное восприятие реальности, неумение видеть проявления греховной пораженности человеческой природы и, соответственно, распознавать ее в себе, предугадывать ее влияние на поступки человека.
На неумении героев видеть зло и мрак в окружающем мире и в людях, осознать препятствия на пути немедленного осуществления идеала в жизни основывает свой тезис о «карнавальном»* 2 романов «Дон Кихот» и «Идиот» М. Бахтин. Однако, по мнению К. Степаняна, неумение видеть преграды и «барьеры между идеалом и жизнью не означает, что преград и “барьеров” этих нет или
Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Т. 9. - С. 264.
2
Бахтин М.М. Собрание сочинений: [В 7 т.]. - М.: Русские словари: Языки славянской культуры, 2002. - Т. 6. - С. 346.
они действительно стали “проницаемыми”. Поначалу и на расстоянии может действительно так показаться - характерно, что все приводимые Бахтиным примеры из “Идиота” относятся к первой части романа... но как только начинаешь приближаться к этим преградам и “барьерам”, сразу, по силе удара, понимаешь, что никуда они не делись, подлинное преодоление их требует долгой работы и именно в этом заключен высокий смысл великих романов» (с. 160).
К. Степанян утверждает, что «кроме очевидной для многих линии, идущей от Дон Кихота к Мышкину, менее очевидная, но тоже безусловная связь существует между Дон Кихотом и Великим инквизитором (и тем самым - Иваном Карамазовым) из последнего романа Достоевского. И - как бы это ни шокировало многих - между Мышкиным и Великим инквизитором. Ясно, на чем основаны все эти сопоставления: на взгляде на человека как на существо слабое, не способное к самостоятельному внутреннему преображению, которому или надо все прощать, или же силой вести к “правильному” образу мыслей и действий» (с. 179).
С точки зрения К. Степаняна, «Дон Кихот» нередко выполнял в России работу, противоположную замыслу Сервантеса. Он -очень во многом благодаря соответствующим интерпретациям авторитетных «властителей дум» - как бы «санкционировал» от имени истины поведение тех, кто выдумывал себе действительность, заменял в своем воображении этой выдумкой реальный мир, а потом уже в реальном мире начинал действовать как в воображаемом, стараясь насильственно подогнать первый под второй - где можно было чувствовать себя героем и обладателем индульгенции даже в тех случаях, когда, по словам ламанчского рыцаря, «раз на раз не пришелся».
В романе Сервантеса, до предела насыщенном явными и скрытыми цитатами из произведений мировой литературы (и в этом тоже большое сходство с Достоевским), приводятся знаменательные строки из старинного испанского романса, в котором повествуется, как во время празднества потешная игра - метание тростинок, заменявших копья, превратилось в кровавое действо, когда один из рыцарей подменил тростинку копьем: «Тростья копьями стальными, // А друзья врагами стали». Можно сказать, что «тростинки» из времен Сервантеса, когда «еще была крепка вера» (сло-
132
ва из записи Достоевского), стали «копьями стальными» во времена Достоевского и в последующие.
И «Дон Кихот», и «Идиот» относятся к так называемым «процессуальным» романам (определение американского литературоведа Г. С. Морсона), т.е. к таким, в которых авторский замысел в процессе создания существенно менялся, включая в себя реакцию на восприятие читателями уже опубликованных глав. К. Степанян отмечает, что эволюция мировоззрения Достоевского, особенно в период 1860-1870-х годов, еще мало изучена. Считается, что, пережив духовный перелом на каторге (1850-1854), писатель отказался от «прогрессистских» заблуждений молодых петербургских лет, но на самом деле все, конечно, было не так просто. По мнению исследователя, «мировоззрение Достоевского в течение достаточно долгого времени можно охарактеризовать как христоцентризм, т.е. как понимание личности Иисуса Христа как главного и единственного Центра мира и Источника добра и блага для человечества» (с. 195). Только подлинное понимание личности Христа - залог человеческого спасения и верного представления об устройстве мироздания. Поэтому, видимо, роман был написан после «Престу-плениея и наказаниея». «Финальная трагедия Мышкина, которую многие склонны трактовать как несовместимость христианских идеалов с жизнью, на самом деле доказывает обратное: с жизнью совместимо только христианское учение» (с. 197), - подчеркивает исследователь.
Анализируя повествовательные стратегии Сервантеса и Достоевского, К. Степанян приходит к выводу, что обе они направлены на то, чтобы «максимально вовлечь читателя в происходящее, освободить его от “завершающих” авторских мнений и оценок, заставить пройти вместе с героем весь тяжелейший путь личного разрешения вечных проблем бытия. Для Достоевского тоже не существовало “закрытых” финалов, и жизнь человека не могла получить итоговой оценки до тех пор, пока он жив» (с. 298).
Вместе с тем исследователь обращает внимание на то, что «векторы повествования в обоих романах существенно различаются. Уничижительный тон повествователя в начале “Дон Кихота” переходит к уважительно-печальному в финале, в то время как в романе Достоевского Мышкин поначалу успешно справляется со своей миссией, а в конце повествования оказывается бессильным»
(с. 298). Это связано с подмеченным Достоевским фактором времени: что разрешалось во времена Сервантеса и Шекспира, «теперь же неразрешимо». Пророческое осознание скрытых до поры масштабов общественного кризиса не позволило Достоевскому на «светлой» ноте завершить повествование о Дон Кихоте «серьезном, а не комическом», Дон Кихоте - как характеризовал писатель князя Мышкина. «Слишком серьезные настали времена. Именно поэтому Дон Кихоту довелось “пробудиться” от своего сна-наваждения и стать снова Алонсо Кихано Добрым, а Мышкин так и уходит из романа, еще глубже погрузившись в свой сон. Финал “Идиота” -самый трагический из всех великих романов Достоевского (в “Бесах” мрачный финал все же просветляется чудесным и символическим преображением Степана Трофимовича). Сервантес и Достоевский выполнили в своих романах то, что не смогли их герои: показали, от чего должен избавиться человек, стремящийся принести подлинный свет и добро людям» (с. 299), - заключает К. Степанян.
Т.М. Миллионщикова
2015.02.021. ЛОМОНОСОВ А.Г. ПУТЬ В СОФИЮ: ОЧЕРКИ ФЕНОМЕНОЛОГИИ РУССКОГО ДУХА. - СПб.: Издательство РГХА, 2014. - 229 с.
Ключевые слова: религиозно-философские искания; софиоло-гия и литература; Ф.М. Достоевский; Н.С. Лесков; Л.Н. Толстой; М.М. Бахтин.
Автор монографии - кандидат философских наук А.Г. Ломоносов (С.-Петербург) - исследует феноменологию русской литературы Х1Х в., выполнявшей работу религиозно-философского самопознания русского народа. Именно подвижничество великих русских поэтов и писателей исподволь пробуждало в духе народа сознательное стремление к истинной жизни. В художественной прозе Ф.М. Достоевского и Н.С. Лескова и в особенности в религиозно-философских произведениях Л.Н. Толстого национальное сознание выступило в новой, неортодоксальной форме христианства, как диалектически-противоречивое отношение человека к себе и к Богу.
