CC BY
94
2011.03.024. ХАРАКТЕРЫ И СУДЬБЫ: ПРОЗА ФЁДОРА АБРАМОВА: Сб. науч. ст., посвящ. 90-летию со дня рождения писателя. -СПб.: Фак-т филологии и искусств СПбГУ, 2010. - 158 с.
В коллективный сборник включены научно-исследовательские статьи о творчестве Ф.А. Абрамова (1920-1983). Открывает книгу статья А.Ю. Большаковой (ИМЛИ) «Фёдор Абрамов и феномен "задержанной" литературы», в которой на фоне «потаенного» пласта отечественной словесности (М. Пришвин, В. Солоухин, В. Тендряков и др.) рассматриваются такие произведения, как «Поездка в прошлое» (первый вариант написан в 1963 г.; повесть завершена в 1974 г., но опубликована в 1989 г.), «Кто он?» (незавершенная повесть опубликована в 1993 г.) и др. В этих текстах, далеких от идеализации крестьянства и привлекших внимание западных славистов еще в начале 90-х годов1, показаны «глобальные исторические сдвиги в обществе и в деревне, в общенациональном и крестьянском сознании» (с. 12). Отличительные черты «задержанной» литературы - «установка на разрушение идеологических мифов, воссоздание правды о сложных временах, о судьбах русской нации в ХХ в.» (с. 7).
Однако названные произведения Абрамова интересны не только как факты идеологической оппозиции писателя. Автор реферируемой статьи видит в них отражение эволюции художника в его отношении к жизненному материалу, волновавшему писателя на протяжении всего творчества. В повестях «Поездка в прошлое», «Кто он?» и др. обозначились элементы отторжения писателя от соцреализма. Тогда же в программной статье2, ставшей своего рода манифестом литературного направления, были намечены основные моменты расхождения новой волны «деревенских» произведений с колхозной литературой послевоенного периода. Подвергнув резкой критике продукцию лидеров этой сферы «литпроизводства» (С. Бабаевский, Е. Мальцев, Г. Медынский, Ю. Лаптев, С. Воронин и др.), Ф. Абрамов по цензурным соображениям не мог в 1954 г. публично заявить о разрыве с ведущим методом советской литера-
1 См.: The life and work of Feodor Abramov / Ed. Gillespie D. - Evanston,
1997.
2
Абрамов Ф. Люди колхозной деревни в послевоенной прозе // Новый мир. - М., 1954. - № 4.
туры, да и его опубликованные произведения (к примеру, роман «Братья и сестры», написанный в 1951 г. и опубликованный в 1958 г.) «несли в себе реликтовые черты этого метода, подобно другим образцам "деревенской прозы" (особенно ранней)» (с. 4). Этот момент разноречия между программной статьей Ф. Абрамова и его художественным творчеством был отмечен критикой перестроечного периода как «реальный парадокс»1. Между тем, продолжает А.Ю. Большакова, сюжет «задержанной» повести «Поездка в прошлое» уже в то время мог бы стать «свидетельством не только полемики писателя с ложной героизацией и романтизацией в колхозном романе, но и полного неприятия метода соцреализма в целом» (с. 6).
Абрамовская проза, «сотканная» из текстов произведений и автобиографических заметок, дневниковых записей и мемуаров, «образует подвижное интертекстуальное пространство и вводит творчество писателя не только в русло классической русской традиции, но, шире, в европейскую и мировую традицию метапрозы» (с. 18). В строгих подцензурных условиях, под бдительным оком официальной идеологии в «деревенской прозе» возник особый «код прочтения» - «через ряд конвенциональных условностей и ассоциативных намеков» - читателю открывались реалии зашифрованной «социально-исторической действительности». Однако это требовало знания народной жизни (в особенности крестьянской), мышления природными категориями, символами, «имеющими глубинные корни в земледельческом менталитете» (с. 21).
В статье А. Ю. Большаковой уделено внимание идеологической роли темпоральных символов (пластически-зримых и условно-цифровых), являющихся своего рода посредниками между художественным миром и зашифрованными смыслами творчества Ф. Абрамова. Само название «Поездка в прошлое» заостряет внимание на ретроспективности, определяя движение «читателя» от некоей временной точки будущего в поисках прошлого. Изображенный в повести сталинский период раскрестьянивания представлен в образах бездорожья. «Основной ориентир, уводящий в глубинные, архетипические пласты русской истории, - это хронотоп
1 См.: Оклянский Ю. Мирской набат Фёдора Абрамова: (О своеобразии таланта и современном дилетантизме // Вопр. лит. - М., 1989. - № 8. - С. 87.
старинной часовни, постоянный символ всего повествования, открытый в вековую древность» (с. 22). Главные цифровые меты-символы, рассыпанные в повествовании, «составляют сложное циклическое целое, с периодом в 30 лет и четко выделенным (буквенным) ориентиром» - датой «1667 год». Год раскола русского общества - «одна из главных переломных дат русской истории... задает, проецируясь на ряд расколов ХХ в. (раскол большевиков при Сталине, социально-классовый раскол в период коллективизации и раскулачивания, разделение на город и деревню), циклическое развитие» (там же). В незавершенной повести «Белая лошадь» (1995) символическое число-цикл «30» сопрягает «память об историческом (30-е годы, 30-летие Победы) и творческом времени ("Рассказ пишется тридцать лет спустя после войны."; "30 лет думаю над этим."1), о подвиге и подлости, величайшем празднике победителей и величайшей скорби» (с. 23).
С темпоральными символами вступает в тесное взаимодействие цветовая символика: например, в повести «Кто он?» «белый платок» на голове оклеветанной мужем Марии превращается в «ментальный факт» (с. 25). В «Поездке в прошлое» белый цвет не столько связан с идеей духовной чистоты и правоты, сколько выявляет ситуацию прозрения героя, «освобождения от мешающей пелены» (с. 26). Расшифровка потаенных смыслов побуждает исследователей с большим вниманием отнестись к проблеме «эзопова языка», во многом обусловившего художественную природу «задержанной» литературы (с. 29). А.Ю. Большакова также касается вопроса о сложностях формирования жанра роман в творчестве Ф. Абрамовым. В заключение отмечается, что в «задержанных» произведениях советских авторов осуществлялось их «самораскрытие». Без легализации произведений, написанных «в стол», невозможно создать полную историко-литературную картину ХХ в. (с. 45).
В статье Н.В. Ковтун (Красноярский технический университет) «Коммунар и страстотерпица как варианты жизненного самоопределения в романе Фёдора Абрамова "Дом"» рассматривается локальная проблема - художественные функции трех вставных но-
1 Абрамов Ф. Белая лошадь // Знамя. - М., 1995. - № 3. - С. 131, 124.
велл, включенных писателем в роман под общим названием «Из жития Евдокии-великомученицы». Новеллы выделены в основном повествовании структурно, эмоционально, идеологически; они «архаизированы» и создают особую атмосферу живого присутствия идеала. Автор анализирует способы приспособления жанра жития к потребностям иного времени. Исходным является убеждение, что в романе «Дом» (1978) обращение к стилистике апокрифа продиктовано поиском «возвышения идеи социальной справедливости, отстаиваемой революционными средствами, и трудового героизма, сопоставимого по уровню жертвенности с православной аскезой» (с. 49). История Евдокии (как бы вопреки желанию писателя) имеет общечеловеческую ценность только как история любви: ведь ее жертвы и подвиги не приносят существенных результатов. Именно любовь и преданность питают ее жизненные силы, а не советские идеологические установки. «Если лишить роман "Дом" житийного пафоса, агиографической символики, он превращается в повествование о социальном насилии, лагерях, тюрьмах, гибели русского крестьянства» (с. 67), - пишет автор статьи. Но такой роман малоинтересен современному читателю, а вот изображение живых чувств может быть воспринято им как своего рода «общая идея», которую так мучительно искал Ф. Абрамов всю жизнь.
Статья Е.Ш. Галимовой (Поморский гос. университет, Архангельск) «Мотив праведности труда в прозе Ф. Абрамова» полемична по отношению к мнению тех критиков (преимущественно зарубежных), которые объясняют трудовой подвиг пекашинцев во время войны и в первые послевоенные годы лишь страхом и голодом. Сосредоточив внимание на идеологии труда, на его целях и смысле, отраженных в творчестве Абрамова, автор подчеркивает, что для его героев работа - «не принудительная трудоповинность, а главное содержание жизни... полнота существования в мире. "Работа" и "жизнь" для абрамовских братьев и сестер - синонимы» (с. 71).
Ценность труда абсолютизируется, но не сводится к производству материального продукта, к утилитарной пользе; труд получает бытийный смысл. Отношение к труду любимых героев Ф. Абрамова «определяется неустанной потребностью в работе, восприятием ее не как тяжкой необходимости, постылого бремени, а, напротив, как радостной возможности творческой самореализа-
ции и служения людям» (с. 73). В этом существенное отличие писателя от других «деревенщиков», считает автор статьи. Абрамов-ское отношение к труду определяется принципами народной этики, которые были усилены в сознании русского крестьянина христианским вероучением, утверждающим «целительное свойство труда как способа уберечь душу от разъедающего, развращающего влияния праздности» (с. 75). Опираясь на фольклорные, языковые материалы, памятники древнерусской письменности, Е.Ш. Галимова подтверждает, что в России «уже примерно с XV в. физический труд перестает восприниматься только как наказание и неизбежное зло, а становится средством спасения» (с. 76). Так же относился к труду и Ф. Абрамов, просто и ясно формулируя свое кредо: «Чему я поклоняюсь? Что я исповедую? Какая моя вера? Что я больше всего ценю в своей жизни? И от чего получал радости больше всего? Работа! Работа!..»1
В статье «Мифопоэтический хронотоп в повести Ф. Абрамова "Деревянные кони"» М.В. Никитина (Поморский университет, Архангельск) полагает, что внимание писателя к лучшим чертам народного характера диктовалось созданием образа героини, сравнимой с образами русских былин. Свойственная этому жанру «тенденция "наибольшего выделения героя" распространяется и на художественное время»2: «неровность течения времени» в рассказе Абрамова позволяет наиболее подробно воспроизвести поучительные эпизоды жизни Василисы Милентьевны (с. 83). С ее появлением в Пижме каждый дом был увенчан деревянным коньком на крыше. И этот образ, считает автор статьи, «связан с небом, что указывает на организацию пространства не только по горизонтали (центр - периферия), но и по вертикали, на связь земного и небесного, на то, что не столько материальное благополучие привнесла Милентьевна в Пижму, сколько духовное богатство, которым она щедро делится с окружающими» (с. 87-88). А те, в свою очередь,
1 Абрамов Ф. Работа - самое большое счастье: Слово в день шестидесятилетия // Абрамов Ф. Чем живем-кормимся: Очерки; Статьи; Воспоминания; Литературные портреты; Заметки; Размышления; Беседы; Интервью; Выступления. -
Л., 1986. - С. 179.
2
Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. - 3-е изд. - М., 1979. -
С. 233.
становятся восприемниками ее дара: рассказчика «неудержимо потянуло. работать, делать людям добро»1 (с. 86).
В статье А.В. Давыдовой (Поморский университет, Архангельск) «Мотив чуда в рассказах Фёдора Абрамова» рассматриваются различные смысловые варианты органического синтеза чудесного с реалистической природой письма в рассказах «О чем плачут лошади», «Слон голубоглазый», «В Питер за сарафаном», «Из колена Аввакумова», «Куст рукотворный». Этот прием помогает писателю «вскрывать не только остросоциальные проблемы жизни деревни, но и обратиться к вечным человеческим ценностям» (с. 132). По Абрамову, не подлежащим сомнению, непререкаемым является только «чудо жизни-подвига»; в таком контексте мотив связан с образами деревенских старух и двумя художественными традициями: фольклорной («В Питер за сарафаном») и житийной («Из колена Аввакумова») (с. 129-130).
В статье «"Малая проза" Фёдора Абрамова: Авторская концепция темы женской судьбы» И.В. Соколова (Дальневосточный гос. университет, Владивосток) анализирует рассказы «Бабилей», «Из колена Аввакумова», а также несколько миниатюр из повести «Трава-мурава». Малая проза писателя в лучших образцах тяготеет к соединению двух жанровых модификаций - «рассказа-судьбы и рассказа-характера» (с. 92). И.В. Соколова уделяет внимание способам повествования, особенностям и средствам выражения авторской позиции, наконец, женским характерам, которые, как правило, раскрываются в ситуации выбора. В философском осмыслении жизни и смерти своими героинями Абрамов «акцентирует мотив раздумий старого человека о своем предназначении, о выполненном или невыполненном долге» (с. 98). Но в его малой прозе «практически нет темы любви как мира глубоко переживаемых чувств, эмоций страстей»; отсутствует и психологический подход к «теме любви в ее чувственном аспекте» (там же). Писатель показал тяжелейшую судьбу русской женщины-крестьянки, «сохранившей человеческое достоинство в трудном поединке с судьбой, но лишенной жестокой волей обстоятельств многих заслуженных радостей жизни. Мотив вины не только общества, но и мужчины перед
1 Абрамов Ф. Повести. - М., 1988. - С. 93.
женщиной по-разному реализуется в авторской концепции» (с. 103).
А.М. Мартазанов (Ингушский университет, Назрань) в статье «Образ озорника в системе персонажей "деревенской прозы" (Фёдор Абрамов)» обращает внимание на любимых героев писателей-«деревенщиков», странным образом оказавшихся вне поля зрения специалистов. Это тип персонажей «легкомысленных и беззаботных, "без царя в голове", не склонных к каждодневному производительному труду», выпивающих и большую часть времени проводящих в буйных забавах и развлечениях (с. 104). По мнению автора статьи, представители «деревенской прозы», к числу которых относится и Ф. Абрамов, воспевая своих героев-тружеников, не спешат осуждать их антиподов - «озорников». Но только на первый взгляд такое благодушие кажется парадоксальным. На примере Авенира Козонкова из «Плотницких рассказов» В. Белова и Егор-ши Суханова из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета» А. М. Мартазанов доказывает, что благожелательное отношение писателей-«деревенщиков» к «озорникам» объясняется специфическими реалиями жизни русской деревни 30-40-х годов. В условиях, когда жизнь человека фактически потеряла всякую цену, герои бескорыстного труда фактически обрекали на смерть и себя, и собственных детей. «В этой ситуации поведенческая модель озорника, подобного Егорше, при всех ее минусах, вряд ли заслуживает однозначного осуждения» (с. 113), - полагает автор статьи.
В статье «Художественные особенности "маленькой" повести Ф. Абрамова "Алька": Цветное кино» Т.М. Вахитова (ИРЛИ) сосредоточила внимание на отличительных чертах поэтики повести (1972), главная из которых - «дробность» повествования. Эта черта свидетельствует, во-первых, «о прерывистости конкретного времени тех первых суток», которые Алька Амосова провела в родной деревне. Во-вторых, «она разделяет нарратив на определенные фрагменты, которые составляют разноцветную мозаику», формирующую «не только общую картину деревенского быта, но и разноликий образ героини». В-третьих, «дискретность повествования напоминает кадры малометражного фильма» (21 главка - 21 кадр -21 год, возможный возраст героини) (с. 144-145). Сюжет повести определенно кинематографичен: повествование отличается характеристиками, «в основе которых лежит действие, движение, посто-
янная смена двигательной активности не только героини, но и второстепенных персонажей, природного естественного мира» (с. 145).
Движение главной героини связано с «кружением»: постоянным отходом от родного и теткиного домов и возвращением к ним. «Третий круг Алькиной жизни происходит в разреженном воздухе над землей, где остались и родная деревня, и неосвоенный чужой город», ибо она - «человек, еще не познавший самое себя. Очаровательный бомж, который может появиться где угодно, исчезнуть из одного определенного пространства, чтобы воскреснуть где-то в другом без всякого напряжения, какой-то цели» (с. 149-150).
Абрамов одним из первых в среде писателей своего времени обратился к «проблеме самопознания». При этом «немаловажную роль играют цветовые акценты, которые расставляет Абрамов по виражным линиям фабульного движения. Если первый круг действия отмечен яркими цветовыми пятнами, то второй имеет приглушенные оттенки. а третий лишь местами покрыт цветной рябью» (с. 151). Смена смыслов этой цветовой гаммы связана в повести с идеей Дома: «.он появляется в начале повести, к нему все время возвращается в слезах и заботах Алька, а в финале она приказывает тетке Анисье продать отцовский дом», но та «в первый раз не подчиняется племяннице» (с. 154), вернувшейся в город к прежнему образу жизни ресторанной официантки, а затем стюардессы.
В статье «Невозвращение блудной дочери ("Алька" Фёдора Абрамова)» исследовательница из Китая Чэнь Синьюй отмечает, что литературная критика (А. Турков, Ю. Андреев и др.) «удостоила» одну из самых популярных героинь писателя преимущественно негативным вниманием - за легкомысленное уклонение от тех вековых традиций, служению которым посвятила жизнь ее мать, деревенская пекариха Пелагея, героиня одноименной повести (1969). В дилогии о матери и дочери Амосовых «в центре внимания писателя оказываются личности, не сумевшие, в силу различных обстоятельств, в полной мере обрести себя. Драма необыкновенно щедро одаренной от природы Пелагеи обусловлена тем, что она отвергла свой собственный путь, предпочтя ему шаблонные ценностные ориентации "хороших людей". Что же касается Альки, то ее проблемы, связанные с самоопределением, всецело обусловлены возрастным фактором. Алька не склонна к интеллектуальной рефлексии, тем не менее интуитивно ощущает некоторую ущербность
жизненных принципов матери. За ее эскападами угадывается плодотворное стремление отыскать, с помощью экспериментов, методом проб и ошибок, свой собственный путь» (с. 123). Писатель оставляет ей шанс на обретение в будущем своего места в жизни.
В статье Н.С. Цветовой (СПбГУ) «Фёдор Абрамов: "редкое и счастливое сочетание ученого и писателя в одном лице"» речь идет о сохраняющих историко-литературное значение литературоведческих и литературно-критических сочинениях Ф.А. Абрамова, кандидата филологических наук (1951), шолоховеда. В 1951-1960 гг. он был старшим преподавателем, затем доцентом и заведующим кафедрой советской литературы ЛГУ (окончил в 1948 г.). В статье «Сюжет и жизнь» он писал: «Я не скрываю. Я - за анализ, за мысль, за исследование. И в этом плане, мне думается, работа писателя мало чем отличается от работы ученого, не обойтись писателю и без некоторых изысканий литературоведческого порядка»1.
Особое влияние на Ф.А. Абрамова оказал Д.С. Лихачёв, знакомство с работами которого помогло осознать и сформулировать актуальность эстетического принципа литературоведения, берущего начало от Ф. Буслаева: «Литературоведение - и это давно известно - одновременно и наука, и искусство. Я бы сказал даже больше: литературоведение лишь постольку наука, поскольку оно искусство»2.
А.А. Ревякина
2011.03.025. МИТРОФАНОВА А.А. СТАТЬИ ПО ПОЭТИКЕ СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПРОЗЫ. - СПб.: Филол. фак-т СПбГУ, 2010. - 162 с.
В сборник статей специалиста по современной русской литературе А.А. Митрофановой включены работы, в которых преимущественно рассматриваются художественная проза и публицистика В. Распутина (р. 15.03.1937).
В статье «"Прощение перед прощанием": Авторская позиция в повести В. Распутина "Живи и помни"» А.А. Митрофанова открывает новые, созвучные современному читателю, смыслы напи-
1 Абрамов Ф. Чем живем-кормимся. - Л., 1986. - С. 338.
2 Там же. - С. 250.
