CC BY
141
РЕЦЕНЗИИ. ИНФОРМАЦИЯ
Т. ДАВЫДОВА
Современное литературоведение, казалось бы, уже подвело черту в оценке ведущих отечественных литературных направлений XX столетия - военной, городской и деревенской прозы. Однако ситуация оказалась гораздо сложнее; необходимость возврата к уже пройденному обнаружилась с особой актуальностью в нынешний период подведения итогов анализа литературного процесса ушедшего века.
Новая монография А.Большаковой 1 - продолжение ее предыдущей работы «Деревня как архетип: от Пушкина до Солженицына» (М., 1998) - вносит лепту в малоисследованную тему, акцентируя внимание на связи литературы и общественного сознания. Обращаясь к анализу иерархии «идеология - самосознание - менталитет», автор выделяет последний член триады на правах предпочтительного предмета своего изучения, наиболее тесно сопряженного с областью художественной литературы, «где доминируют эмоционально-чувственная природа общественной мысли в ее глубинных проявлениях, общенациональные архетипы в их универсальной, восходящей к общечеловеческим праосновам ментальной природе» (с. 3-4).
Такой подход обусловил своеобразие новой книги о столь богатом явлении, каким является русская деревенская проза 1960-х-90-х. Среди многих
1 Большакова А. Нация и менталитет: феномен деревенской прозы ХХ века. - М., 2000. - 132 с.
Литература и менталитет
идеологически ангажированных работ на эту тему монографию отличает научная сдержанность и беспристрастность суждений. В центре внимания А. Большаковой - собственно художественные тексты (типа «Матренин двор» А.Солженицына», «Последний поклон» В.Астафьева, «Поездка в прошлое» Ф.Абрамова), а не публицистические выступления и политические заявления или биографические подробности бытования писателей. Особенностью данной книги в отличие от предшествующих работ по деревенской прозе является также апробация новейших методологических подходов -в первую очередь теории литературного архетипа и теории читателя.
По справедливому утверждению А.Большаковой, «Деревня как архети-пическая «сквозная» модель, определяя развитие русской литературы со времен Карамзина, Радищева и Пушкина, получает свое - во многом итоговое, завершающее - воплощение во второй половине XX столетия, в деревенской прозе ... Многоуровневая структура архетипа Деревня, уходящая корнями в далекое прошлое, выстраивается от индивидуально-личностного опыта (воспоминания автора и героев о деревенском детстве), через коллективный опыт сельского сообщества - к обобщенно-символическому уровню, на котором архетипический образ деревни вырастает до символа всей России, родины» (с.15). Исходя из этих исследовательских позиций, А. Большакова обращает-
156
Высшее образование в России • № 3, 2001
ся к характеристике бытийственных (экзистенциальных) и натурфилософских, социально-исторических, психологических и этико-эстетических основ деревенской прозы, дающих целостное представление о состоянии общественного менталитета в последние десятилетия второй половины XX века.
Малоизученная категория «образ читателя» трактуется как модель восприятия, регулирующая процессы чтения, как определенная «программа» прочтения, «заданная» в тексте самим писателем. Рассмотрение феномена литературного направления именно с этой точки зрения обусловлено, по мнению автора, в первую очередь необходимостью определить некую единую, консенсусную «программу» прочтения деревенской прозы - в целях преодоления нынешней ситуации, когда одно и то же произведение того или иного «деревенщика» вызывает диаметрально противоположные трактовки. В широком контексте русской классической традиции, - как прозаической, так и поэтической, - разбирается творчество
A.Солженицына, Ф.Абрамова, В.Шукшина, В.Распутина, Е.Носова, В.Астафьева. Можно, конечно, упрекнуть автора за выборочность имен и произведений - так, за пределами внимания остается творчество Ю.Казакова,
B.Лихоносова и других; мало внимания уделено романам В.Шукшина, некоторым повестям В.Астафьева и В.Распутина. Однако такой выбор во многом оправдывается скрупулезностью, углубленной точностью текстового анализа. Другим несомненным достоинством исследования становится погружение сугубо национального, казалось бы, литературного феномена в широкий контекст концепций ведущих западных русистов.
Так, архетипический - по отношению ко всему литературному направлению - рассказ Солженицына «Матре-
нин двор» рассматривается сквозь призму трактовок отечественного и западного «солженицыноведения» (Ж. Нива, К. Парте, Р. Портера, М. Голубко-ва, О. Лекманова, П. Спиваковского, А. Урманова, В. Чалмаева и др.). Суть произведения - поиск и идентификация «настоящей России» - определяется на уровне символики названия рассказа, названий мест и деревень, «говорящих» имен героев, нумерологии, хода «читательского» времени в соотнесении с внутритекстовыми хронологическими указателями, пространственных сужений-расширений (от ментальной карты страны, образа России вплоть до одной деревни, одного матрениного двора). Основой разбора становится и определение рецептивного противочувствия (термин Л. Выготского), направленного на «высветление» подлинного, возвышенного облика героини-праведницы - сквозь накипь житейских будней в их неизбежной трагичности.
Особую ценность работе придает и обращение к тем произведениям Солженицына, которые входят в сферу русской «задержанной» литературы. Так, впервые вводятся в читательский оборот образцы лагерной лирики Солженицына, по строю мироощущения примыкающие к «деревенским» пластам его творчества: стихотворения 1946-52 г.г., впервые опубликованные в России в 1999 г. («Мечта арестанта» и др.).
Эта же линия, направленная на возвращение «задержанной» литературы, получает развитие в пятой главе («Поездка в прошлое» Абрамова, написана в 1963-64 гг., впервые опубликована в 1993 г.): «Наряду с незавершенными повестями «Белая лошадь» (опубл. 1995 г.) и «Кто он?» (опубл. 1993 г.), это произведение стало доказательством того, что «скрытые», подлинные умонастроения знаменитого советского писателя
Рецензии. Информация
157
отнюдь не способствовали «публика-бельности » его произведений - частично они писались «в стол», оставались незавершенными, в виде дневниковых записей и т.п.» (с.59).
А. Большакова вводит «Поездку в прошлое» в разряд русской метапрозы (как состоящую не только из собственно текста произведения, но и сопутствующих текстов о тексте - автобиографических записей, дневников, мемуаров и т.п.). Усложняется и образ читателя деревенской прозы, обретающего статус конвенционального (термин Г.С.Морсо-на), т.е. входящего в сложные «договорные» отношения с автором, понимающего его систему подцензурных «шифров» и тайнописи, «эзопова языка».
Глава о творчестве В.Астафьева посвящена архетипическому мотиву возрождения, определяющему суть онтологии Деревни. Рассматриваются классические произведения «Последний поклон», «Ода русскому огороду», «Затеси», «Пастух и пастушка». Особой сферой исследовательского анализа в этой - во многом итоговой для всей книги главе - становятся повествовательная речь автора, специфика жанрового канона и его модификации (деревенская ода, повествование в рассказах, современная пастораль или идиллия), особенности «читательского» времени в его сопряжении с традиционным фольклорным, когда жизнь природы и человека максимально слиты,
проходят «под знаком роста и плодородия» (М. Бахтин). Как отмечает А. Большакова, большое значение в «читательском» времени у Астафьева - и это определяет некий темпоральный закон в деревенской прозе - обретает принцип «исторической инверсии», обуславливающей, по М. Бахтину, изображение «как уже бывшего в прошлом того, что на самом деле может быть или должно быть осуществлено только в будущем, что, по существу, является целью, долженствованием, а отнюдь не действительностью прошлого» (Бахтин М. Литературно-критические статьи. - М., 1986.- С.183). Подробно рассматривается реализация и модификация в астафьевском творчестве идиллического канона - одного из важнейших в формировании деревенской прозы как литературного направления.
В новой монографии А.Большаковой успешно сочетаются теоретико- и историко-литературный подходы, что позволяет преодолеть многие расхожие стереотипы в оценке ведущих явлений русской литературы XX века (ранее безоговорочно подверстывавшихся под категорию «советской литературы»), уловить их сопряжение с классической линией ХУ111-Х1Х столетий. Книга может быть полезна студентам, преподавателям и специалистам по истории и теории литературы, культурологам, а также всем любителям отечественной словесности.
Э.ЛАВРИК, доктор исторических наук
К концу века очередной раз появилась потребность подвести некоторые итоги обществознания и человековедения. Это - традиция,ибо на раз-
О важном и нужном Словаре
ных языках и в разных странах к данному порогу обычно определяется необходимость остановиться, оглянуться... Откуда и куда мы идем, кто такие
