CC BY
15
и, к удивлению, никаких принципиальных противоречий в вопросах культуры» (49).
Ш.Ш. Яппаров
КУЛЬТУРА
2010.02.047-048. ИНДИЙСКОЕ КУСТАРНОЕ ТКАЧЕСТВО.
2010.02.047. ROY T. Out of tradition: Master artisans and economic change in colonial India / / J. of Asian studies. - Ann Arbor, 2007. -Vol. 66, N 4. - P. 963-991.
2010.02.48. VENKATESAN S. Rethinking agency: Persons and things in the heterotopia of «traditional Indian craft» // J. of the Royal anthropological inst. - L., 2009. - Vol. 15, N 1. - P. 78-95.
Преподаватель экономической истории в Лондонской школе экономики и политических наук Т. Рой (047) показывает, как складывалась судьба кустарей-новаторов, в каких случаях общество принимало, а в каких отвергало предлагавшиеся ими нововведения.
Первый пример. В XIX в. основным занятием жителей дистрикта Муршидабад (административный центр Бенгальского низа-мата) были шелководство и шелкоткачество, а местный базар -основным источником поставки для Ост-Индской компании. Мур-шидабадские ткани (сари) назывались накша - то есть фигурные. Производимые на местных ручных ткацких станках, они мало отличались от жаккардовых тканей. Самый известный продукт - сари балучари, названные по городку Балучар, что на реке Багиратхи, своим появлением обязаны человеку по имени Дубрадж. В тех местах, где рос Дубрадж, шелкоткачеством занималась индусская каста танти и очень мало мусульман, которые в тех местах образовывали касту джаги.
Дубрадж был чамаром, неприкасаемым. В юности он ушел странствовать с кабиялами - актерами, исполняющими скетчи, пародии и т.п., и проявил себя на поприще сочинительства. Потом он ушел и от артистов, став ткачом в Балучаре. Его учитель, мусульманин из какой-то маргинальной группы, обладал секретом необычного ткацкого станка, чьи узоры не могли повторить даже самые искуссные ткачи. Дубрадж смог воссоздать станок. Сам же делиться этим секретом не спешил, и после его смерти секретом и станком стал владеть его сын. Шесть сотканных Дубраджем сари
хранятся в Индийском музее. Дубрадж - одиночка в жесткострук-турированной, кастовой системе и поэтому в каком-то смысле исключение.
Впрочем, настоящий мастер всегда составляет исключение и ему всегда тесны рамки общепринятого, но не всегда выход за эти рамки оказывается благом. Так, в конце XVIII в. мастер Бхика из г. Джаис (теперь это в штате Уттар Прадеш) выткал арабскую вязь (со словами, прославляющими Асаф-уд-даулу - четвертого наваба Аудха) и цветы. Из этой ткани была сшита одежда и отвезена нава-бу в Лакхнау. Была изготовлена также одежда, тканый узор на которой прославлял низама Хайдерабада Сикандар Джаха. Мастер проделал 800-мильный путь в Хайдерабад и вручил свое подношение правителю, за что получил в награду 5 тыс. рупий - сумма, которой хватило бы на многие десятилетия сказочно богатой жизни мастеру и всем его родственникам. Но на обратном пути мастера ограбили и убили.
Гораздо безопаснее было ориентироваться на массовый рынок, но и на нем можно было удержаться только благодаря особым качествам товара: или особо искусно сделан или сверхдешев. Но в любом случае производитель должен был иметь преимущество в более совершенном инструментарии, приемах и охранять секреты производства от конкурентов.
Умел хранить тайну мастер Мадар Бакш из г. Джаис, самого западного в Уттар Прадеш центра ткачества в агломерации «ткацких» дистриктов. К 1920 г. здесь работало 25 тысяч ткацких станков. Джаис был одним из центров производства «фигурного муслина» джамдани. Мастером этого стиля и непосредственным учителем Мадара Бакша был Ахмадулла из г. Раэ-Барели, участник многих выставок, чьи изделия стоили от 10 до 100 рупий за штуку. Его ежемесячный доход составлял 15-20 рупий, больше, чем у чиновника средней руки. Мадар Бакш так ревностно следил, чтобы никто не подсмотрел и не скопировал приемы стиля джамдани, что даже родственникам запретил подходить к станку.
Жизнь предоставляла шанс и не столь искусным, но предприимчивым. Например, Джойкришна Мандаль был не только мастером, но и дельцом, контролировавшим 40-50 семей ткачей. Работал под его началом и Мритьюнджой Саркар, начинавший с жалованья 6 рупий в месяц, но по прошествии 13 лет построивший
себе кирпичный дом и увеличивший свои доходы в 4-5 раз. Он хотел повторить станок Дубраджа. Хотя это ему не удалось, но он значительно усовершенствовал существовавший станок, что, собственно, и дало ему преимущество на рынке.
Никакое совершенствование ручного ткацкого станка не могло довести его производительность до уровня фабричного оборудования. Кустари пытались «догнать» фабричное производство не только установкой на своих станках подсмотренных промышленных хитростей, но и пытались копировать в своих тканях машинную выделку. Имела место и встречная тенденция: промышленные производители в своих изделиях копировали образцы ручного кустарного ткачества в расчете на обогащавшихся в условиях коммерциализации сельского хозяйства, но традиционных по своим запросам потребителей.
Шелковые сари с клетчатым рисунком (пету сари) начали производить на шелкоткацкой фабрике Раджахмундри в середине 20-х годов ХХ в. Здесь использовалась особая каретка, которую вскоре позаимствовали ткачи данного региона, став на ручных станках делать ткань не хуже фабричной. Умелец из деревни Чин-тапалапалле дистрикта Зап. Годавари познакомился с работой каретки во время своей работы на фабрике Раджахмундри. Потом он пошел в деревню Мори, что в восьми милях от Чинталапалле, и установил на ручные ткацкие станки нечто похожее, чтобы производить аналогичные сари. Через пару месяцев его доход составлял уже 100 рупий в месяц с двух станков. Но однажды, когда он был на свадьбе в другой деревне, в его дом вломились местные жители и подсмотрели, в чем секрет его станка. Они переняли новшество и положили конец монополии умельца.
Однако не всегда общество готово принять более производительную технику. Так, в начале ХХ в. ткач Раманесваран из г. Па-рамакуди (юг Индии) изобрел станок, на котором можно было ткать сразу три полотна. Раманесваран предложил общине ткачей купить его станок, но те отказались, решив, что перепроизводство разрушит общину. Дом изобретателя подожгли, сгорел и станок, а сам изобретатель умер в бедности в 1914 г.
Совершенствование ручного ткачества наткнулось на реальную экономическую стену: возрос спрос на низкопробный дешевый товар, подделки под известные бренды. Мастера обнаружили,
что «вкусы испортились», что знающие толк, понимающие покупатели куда-то исчезли, а их место заняли покупатели ширпотреба. Теперь требовалось уступить низким вкусам потребителей и выстоять. Мастера хранили своё умение в ожидании ценителя, которые время от времени появлялись, спонсируя отдельное изделие. Эту тенденцию можно проследить на примере ковроткачества.
Ранняя история шерстяных ворсовых ковров в Индии связана с династией Великих Моголов. Много времени спустя ворсовый ковер стал элементом интерьера в Европе и в Северной Америке, а западные торговцы нашли, что Индия - более надежный поставщик, чем Ближний Восток и Центральная Азия.
Так центром ковроткачества стал Бихар. Производились в основном два вида ковров: шерстяной ворсовый и хлопчатобумажный тканый. Посредники-индусы получали заказы на ковры и размещали их среди мусульман-ковроткачей. На рынке эта продукция была известна под именем ковры обра, которые были даже выставочными экспонатами (1905) и шли по восемь рупий за квадратный ярд (047, с. 979). Но все пять фирм (индусских, контролировавших мусульманских ткачей) производили хлопчатобумажные тканые плоские ковры-килимы, на которые был неограниченный спрос по причине их дешевизны - две рупии за квадратный ярд. Эпидемия чумы унесла жизни четверти ткачей. Тогда мастеров закидали заказами на ширпотреб, с которыми они едва успевали справляться. К ним прикрепили новых учеников. Фирмы гнали вал дешевки, происходила «инволюция», но мастерство каким-то образом сохранялось в среде ковроткачей, и полвека спустя Бихар снова стал знаменит своими ткаными хлопчатобумажными коврами. Некто по имени Саин Миан примерно в 1890 г. приспособил обычный ткацкий станок для производства хлопчатобумажных ковров-килимов -карга дурри, что позволило производить их в больших количествах.
Еще один пример контролируемого снижения квалификации мастеров-ковроткачей - Мадрас. Каджа Хуссейн Сахиб, один из ведущих мадрасских мастеров начала ХХ в., производил ковры, похожие на те, что делались в Западном Бихаре. На юге Индии хлопчатобумажному ковроткачеству способствовали два обстоятельства: высокие цены на шерсть-сырец и то, что ткачеством заняли сидельцев местных тюрем. Последнее интересно тем, что за долгий срок заключенный очень хорошо осваивал профессию.
Тюрьмы торговали коврами, но к началу ХХ в. общественное мнение обернулось против труда заключенных.
В 1884-1886 гг. промышленная школа Анджуман-э-исламин ввела ковроткачество в качестве учебного предмета, а потом открыла магазин ковров на Маунт Роуд. Каджа Хуссейн Сахиб привез из Бангалора 10 рабочих, заключил контракты на поставку шерсти с бангалорскими фирмами и основал в Мадрасе фабрику. Поскольку дела там шли неважно, он переориентировался на производство дешевых пледов, крашенных анилиновыми красками.
Закон для всех производителей: делать для класса пониже (зато и рынок пошире, доход стабильнее и выше, да и работы поменьше) вещи очень похожие на те, что потребляет элита, которая может позволить себе все настоящее и от мастера с именем. Кроме того, капитализм и новые запросы нового рынка (с новыми вкусами) открывали для старых мастеров новые поля приложения их таланта, и побеждал на рынке тот, кто улавливал новые веяния или сам умел навязать новые вкусы, новую моду.
В новую эпоху многие из мастеров смогли выбиться в капиталисты: они смогли купить оборудование и обучить на нем людей, у которых никогда не будет столько денег, чтобы купить это оборудование себе в собственность - новый (в отличие от тайн мастерства) барьер для того, чтобы выбиться в люди, преодолеть социальный барьер.
Энергичные и предприимчивые, ткачи, не будучи элитой местного общества, при новой технике и организации производства образовали новую социальную группу - производители востребованного массами товара, довольно независимые в экономическом плане люди, способные влиять на жизнь общества.
Преподаватель антропологии в Манчестерском университете Соумхья Венкатесан (048) в 1995-2003 гг. посещала город Патта-мадаи (штат Тамилнаду), где изучала историю общины лаббаи -тамильских мусульман-ковроткачей. Из 13 тысяч населения города лаббаи составляют 5% (650 человек). Она считает, что судьбы кустарного ткачества зависят в гораздо большей степени от внешних обстоятельств, чем от внутренней логики развития отрасли.
Сам термин «craft» появился в Англии в XVIII в., обозначая местную продукцию определенного стиля. Как некая утопическая идеализация патриархальной благодати кустарное производство
было поднято на идеологический щит англичанами, выступавшими против эксцессов индустриализации, и индийцами, боровшимися за независимость.
Ремесло оказалось эстетически организующим центром национального движения. Внедрялась мысль, что образ жизни трудящегося, образ жизни мастера - достоин подражания и должен быть распространен на всю страну. То есть движение «свадеши» (буквально - «из своей земли/страны») получало высшее, неполи-тизированное, т.е. не сконцентрированное на достижении независимости оправдание.
В конце XIX в. была популярна утопия крестьянско-ремесленного благолепия, идиллического социального строя, где все живут своим трудом. Ремесленники и крестьяне воспринимались как соль земли, как выражение «индийскости» в сегментированном, кастовом обществе. Говорили, что индийский путь «не в рабской индустриализации, а в художественной традиции народных умельцев» (048, с. 81). В Индии в 90-е годы ХХ в. было зарегистрировано до 20 млн. ремесленников, дававших около 6% ВВП (048, с. 82). Они пользуются поддержкой как правительственных, так и неправительственных организаций, особенно те из них, кто делает товары на экспорт, в каком-то смысле представляя лицо Индии.
Ткать тонкие южноиндийские ковры, плоские и гладкие, как шелк - занятие сложное и трудоемкое. Ковроткачи считают, что их отличают «бедность и терпение», ибо только очень бедный человек может так выкладываться на работе. Ковроткачество не может гарантировать достаток, поэтому оно существует в качестве дополнительного источника дохода. Несмотря на то, что их продукция пользуется спросом у богатых и высокостатусных людей (их ковры покупают высшие индусские касты для свадебной церемонии), лаббаи бедны даже по индийским меркам. Выйти из порочного круга бедности может помочь только случай. С. Венкатесан описывает такое удачное стечение обстоятельств.
В 1953 г. В.А.К. Ранган - агент Королевской страховой компании в Мадрасе решил сделать подарок Елизавете II на коронацию и заказал в Паттамадаи ковер с вытканным посвящением королеве. Из-за сложностей протокола подарок так и не был вручен, тем не менее он был замечен влиятельными лицами, которые потом поспособствовали институционализации местного ковроткачества
в качестве «национального достояния», фиксирования его в официальных бумагах как традиционного индийского ремесла со всеми вытекающими для развития местной общины последствиями. Властями были выделены деньги на организацию кооператива. За признанием статуса традиционного ремесла последовали денежные пожертвования и даже дарения земли для постройки нового жилья для ткачей.
Возникла ситуация превращения по сути маргиналов в объект деятельности правящих (не обязательно государственных, официальных) структур, решающих проблему своего собственного выживания. В своем новом качестве «национального достояния» низкокастовые ковроткачи лаббаи встали в один ряд с другими представителями этого высокого статуса (ювелиры, резчики по камню и т.д.), которые, как правило, принадлежали к более высоким кастам.
Еще один пример из жизни ковроткачей в Паттамадаи. На выставке 1992 г. коврик, «сотканный девочкой Биви», получил национальную премию. Все выглядело как в сказке: маленькая девочка получила большую премию. Однако все знали, что это ловкий ход ее отца - Мантри - мастера из Паттамадаи, человека активного, общающегося с людьми из организаций, призванных поддерживать ремесленников. Представительница одной из них и послала коврик, авторство которого приписывалось девочке Биви. Впрочем, возможно, что девочка поучаствовала в его создании. Красивая сказка была на руку и чиновникам, которые сами плодят мифы, сами «раскапывают» национальные сокровища, чтобы придать своей работе значимость, статусность.
В 1996 г. Биви написала (по-английски) письмо премьер-министру штата Тамилнаду с просьбой помочь сохранению традиций ковроткачества в Паттамадаи, и сделала два конкретных предложения. Первое: оказать ей денежную помощь в постройке дома на том участке земли, который она получила в подарок от правительства. И второе: оказать ей денежную помощь в организации учебной базы ковроткачества. Язык послания девочки был столь вычурным, что всем стало ясно: письмо писала не она, кто-то более опытный был его инициатором, не говоря уже о конкретном исполнении. Но было ясно и другое: под Биви было легче получить помощь, как некогда было легче получить премию.
Биви не единственная из Паттамадаи обладательница национальной премии. Несколькими годами позже ее получил некто Али, но судьба Али сложилась иначе. Он выдал дочь замуж, в связи с чем ему пришлось продать дом, переселиться в съемное жилье в непрестижной части города, о чем и написал в правительство штата. Ответа не последовало. Тогда он обратился в те же инстанции, которые поддержали Биви. И здесь без результата. Жизнь человека, даже отмеченного национальной премией, тяжела, если он не получает поддержки от структур, нуждающихся в нем как в оправдании их собственного существования. Если эти внешние для деревенского ткача обстоятельства, никак не связанные с внутренней логикой его жизни, проявят к нему интерес, он получит продвижение в его собственной системе или выйдет из нее на более широкие и глубокие воды жизни.
Ю.В. Чайников
ИСТОРИЯ
2010.02.049-051. ИЗУЧЕНИЕ В КНР НОВОЙ ИСТОРИИ КИТАЯ НА ПРОТЯЖЕНИИ ТРИДЦАТИ ЛЕТ РЕФОРМ.
2010.02.049. ЛИ СИСО. Изучение в период реформ главной линии исторического развития Китая в Новое время.
ЛИ СИСО. Гайгэ кайфан илай ды чжунго цзиньдай ши фачжань чжусянь яньцзю // Шисюэ юэкань. - Кайфэн, 2009. - № 1. - С. 212. - Кит. яз.
2010.02.050. ВАН СЯНМИН. Анализ и оценка изучения социальной истории Китая в Новое время.
ВАН СЯНМИН. Синь шици чжунго цзиньдай шэхуй ши яньцзю пинчжэ // Там же. - 2008. - № 1. - С. 5-15. - Кит. яз.
2010.02.051. ЛО ЧЖИТЯНЬ. Перемены или отсутствие перемен в изучении новой истории Китая за последние тридцать лет.
ЛО ЧЖИТЯНЬ. Цзинь саньши нянь чжунго цзиньдай ши яньцзю ды бянь юй бу бянь // Шэхуй кэсюэ яньцзю. - Чэнду, 2008. - № 6. С. 134-153. - Кит. яз.
Ли Сисо (049) (Институт истории при Нанькайском университете, г. Тяньцзинь) пишет, что новая история Китая как самостоятельная отрасль исторической науки Китая очень молода. Термин «новая история» (цзиньдай ши) впервые начал использоваться
