CC BY
218
ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
2002.03.046-051. ЭТНИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ: СОВРЕМЕННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. (Реферативный обзор).
1. ЕЛАЕВА И.Э. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКЕ // ЭТНОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ: СБ.СТ. - УЛАН-УДЭ: БНЦ СО РАН, 2000. - ВЫП.1. - С.28-66.
2. ЛЕБЕДЕВА Н.М. БАЗОВЫЕ ЦЕННОСТИ РУССКИХ НА РУБЕЖЕ XXI В. // ПСИХОЛ. ЖУРН. - М., 2000. - № 3. - С.73-87.
3. ЛИЧНОСТЬ, КУЛЬТУРА, ЭТНОС: СОВРЕМЕННАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ. - М.: СМЫСЛ, 2001. - 555 С.
4. НАЛЧАДЖЯН А. ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ САМОЗАЩИТА И АГРЕССИЯ. - ЕРЕВАН: ОГЕБАН, 2000. - 408 С.
5. РЕЗНИКОВ Е.Н., ТОВУУ Н.О. ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ НАРОДА ТЫВА: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА / ГОС. УН-Т УПР. - М., 2001. - 263 С. - БИБЛИОГР.: С.187-203.
6. СТЕФАНЕНКО Т.Г. ЭТНОПСИХОЛОГИЯ/ РАН. ИН-Т ПСИХОЛОГИИ. - М.: АКАД. ПРОЕКТ; ЕКАТЕРИНБУРГ: ДЕЛОВАЯ КН., 2000. - 320 С.
Этническое возрождение второй половины ХХ в., которое получило название этнического парадокса современности, поскольку оно сопутствует все нарастающей унификации материальной и духовной культуры, рассматривается как одна из основных черт развития человечества на современном этапе. Оно характеризуется стремлением народов сохранить свою самобытность, подчеркнуть уникальность бытовой культуры и психического склада, всплеском у многих миллионов людей осознания своей принадлежности к определенному этносу -национального самосознания или этнической идентичности. «Почти повсеместный интерес к своим корням у отдельных людей и целых народов проявляется в самых разных формах: от попыток реанимации старинных обычаев и обрядов, фольклоризации профессиональной культуры, поисков "загадочной народной души" до стремления создать или восстановить свою национальную государственность» (6, с.20).
Т. Г. Стефаненко, специалист в области этнопсихологии и межгрупповых отношений, обращается к выявлению, наряду с социологическими и психологическими, других причин роста этнической идентичности в современном мире. Одна из них, как считает исследовательница, - «поиск ориентиров и стабильности в перенасы-
щенном информацией и нестабильном мире. Вторая психологическая причина лежит на поверхности и не требует особых доказательств. Это интенсификация межэтнических контактов, как непосредственных (трудовая миграция, студенческие обмены, перемещение миллионов эмигрантов и беженцев, туризм), так и опосредованных современными средствами массовой коммуникации от спутникового телевидения до сети Интернет. Психологические причины роста этнической идентичности едины для всего человечества, но особую значимость этнос приобретает в эпоху радикальных социальных преобразований, приводящих к социальной нестабильности» (6, с.25).
Именно в этих условиях этнос зачастую выступает в качестве «аварийной группы поддержки». В постсоветской России, как и в других странах, переживающих эпоху радикальных социальных преобразований, группами, способными выполнять столь необходимые для человека ценностно-ориентационную и защитную функции оказались межпоколенные общности - семья и этнос.
В России этническая идентичность является наиболее доступной формой социальной идентичности еще и потому, что «самоотождествиться с "народом" для большинства граждан не составляет труда, так как советская паспортная система превратила "национальность" в расовую категорию, определяемую "по крови" (происхождению родителей), тогда как во всем цивилизованном мире это понятие означает гражданство» (6, с.28).
Для психолога не очень важно то, на основе каких характеристик строится осознание этнической принадлежности. Гораздо более важно, что все современные подходы к интерпретации этноса признают этническую идентичность одной (или даже единственной) из характеристик этноса. Это означает, что этнос является для индивидов психологической общностью, и с позиций психолога ее можно определить «как устойчивую в своем существовании группу людей, осознающих себя ее членами на основе любых признаков, воспринимаемых как этнодиф-ференцирующие» (4, с.32).
Для истории отечественной науки советского периода было характерным явное отставание в развитии этнопсихологического знания, отмечает Т.Г.Стефаненко. В мировой науке в ХХ в. она получила значительное развитие, а в результате разобщенности исследований даже возникло две этнопсихологии: «этнологическая, которую в наши дни чаще называют психологической антропологией, и психологическая, для обозначения которой используют термин "сравнительно-культурная (или кросскультурная) психология"» (6, с.37).
Крупицы этнопсихологических знаний разбросаны в трудах античных авторов, историков и философов. Геродота можно считать «отцом» не только истории, но и этнографии. В Новое время первые попытки сделать народы предметом психологических наблюдений были предприняты в XVIII в. Французскими просветителями было введено понятие «дух народа», связанное с проявлением влияния географических факторов. Эта идея была воспринята и в немецкой философии истории. Один из ее представителей И.Г.Гердер наряду с понятием «народный дух» использовал и такие понятия, как «народный характер» и «душа народа».
Развитие этнографии, психологии и языкознания привело в середине XIX в. к выделению этнопсихологии в самостоятельную науку. Общепризнанно, что это произошло в Германии в связи с подъемом общегерманского самосознания. Основателями новой дисциплины стали М.Лацарус и Г.Штейнталь. Задачами психологии народов - новой науки, входящей в состав психологии, - они считали потребность исследовать законы душевной жизни не только отдельных индивидов, но и целых общностей, включая народы. По мнению немецких мыслителей, все индивиды одного народа обладают одним и тем же народным духом, т. е. психическим сходством и одновременно самосознанием или этнической идентичностью, согласно современной терминологии.
Идеи Лацаруса и Штейнталя практически сразу же получили поддержку в российской науке, в частности, в деятельности Русского географического общества, члены которого рассматривали «психическую этнографию» как один из разделов этнографии.
Попытка в 70-е годы прошлого века вслед за Германией «встроить» этнопсихологию в психологию в России была связана с научной деятельностью правоведа, историка и философа К.Д.Кавелина, который в 40-е годы участвовал в осуществлении программы этногра-фических исследований Русского географического общества. «Кавелин высказал мысль о возможности "объективного" метода изучения народной психологии по продуктам духовной деятельности - памятникам культуры, обычаям, фольклору, верованиям. По его мнению, задача психологии народов - установление общих законов психической жизни на основе сравнения однородных явлений и продуктов духовной жизни у разных народов и у одного и того же народа в разные эпохи его исторической жизни» (4, с.51).
В споре между сторонниками гуманитарной психологии Кавелина и сторонниками естественно-научной психологии Сеченова победу одержали последние. «А вместе с поражением Кавелина окончилась неудачей и попытка создания научной психологии в рамках психологии.
Но это не означает, что в нашей стране этнопсихологические идеи совсем не разрабатывались, - отмечает Т.Г.Стефаненко. - Просто интерес к ним, как и раньше, проявлялся философами, историками, языковедами.
И прежде всего продолжился анализ народного - главным образом русского - характера. Большинство российских мыслителей XIX и XX вв. в большей или меньшей степени были озабочены проблемой раскрытия самобытности "русской души", вычленения ее главных характеристик и объяснения их происхождения» (6, с.53).
В начале ХХ в. «душа народа» стала предметом исследования и в работах немецкого ученого В.Вундта, создателя дисциплины «психология народов» как одной из первых форм социально-психологического знания. В отличие от своих предшественников Лацаруса и Штейнталя, сводивших изучение народного духа к изучению тех же психологических явлений, что и у составляющих народ индивидов, он последовательно проводил мысль, что совместная жизнь индивидов и их взаимодействие должны порождать новые явления, которые не противоречат законам индиви-дуального сознания, но и не сводятся к ним. В качестве новых явлений или в качестве содержания души народа им рассматриваются общие представления, чувства и стремления многих индивидов. По мнению Вундта, общие представления многих индивидов проявляются прежде всего в языке, мифах и обычаях, а остальные элементы духовной культуры вторичны и сводятся к ним.
«В 20-е годы ХХ столетия в России с учетом достижений и просчетов немецких предшественников была предпринята еще одна попытка создания этнической психологии, причем именно под этим названием. В 1920 г. русский философ Г.Г.Шпет (1879-1940) в докладной записке об учреждении кабинета "этнической и социальной психологии" при историко-филологическом факультете Московского университета определил эту область знания как отрасль психологии, охватывающую изучение таких проявлений душевной жизни человека, как язык, мифы, верования, нравы, искусство, т. е. тех же продуктов духовной культуры, которые призывали изучать Лацарус и Штейнталь, Кавелин и Вундт» (6, с.56). По утверждению Шпета, в самом по себе культурно-историческом содержании народной жизни нет ничего психологического. Психологично отношение к продуктам культуры, которые вызывают у носителей культуры определенные переживания, которые ученый определил как типичные коллективные переживания. Эти программные положения не получили развития и конкретизации: в начале 30-х годов Г.Г.Шпет был репрессирован и в 1940 г. погиб в сталинских лагерях.
По мнению Т.Г.Стефаненко, идеи философа звучат исключительно современно. Во-первых, введенное им понятие "коллективные переживания" не сводится им только к эмоциям или когнициям. «Скорее это то, что в науке наших дней называют ментальностью, когда понимают ее не просто как социальные представления, а как эмоционально окрашенную систему миропонимания, присущую той или иной общности людей. Г. Г. Шпет предлагает изучать не продукты культуры как таковые, а именно переживания людей по их поводу... Он говорит о том же, к чему пришла современная наука: о необходимости изучения в психологии субъективной культуры.
Во-вторых, весьма актуально звучит его утверждение, что принадлежность человека к народу определяется не биологической наследственностью, а сознательным приобщением к тем культурным ценностям и святыням, которые образуют содержание истории народа.
При этом Шпет отмечает очень важную особенность этнической идентичности, на которую не обращают внимания многие исследователи наших дней: единство человека с народом определяется обоюдным актом признания. Иными словами, чтобы быть членом этнической общности, недостаточно осознания своей к ней принадлежности, необходимо и признание индивида группой» (6, с.57-58).
Социальная психология, которая в ХХ в. получила развитие как экспериментальная наука, отбросила психологию народов вместе с другими первыми социально-психологическими теориями за «спекулятивность» методов и средств анализа. Но идеи первых этнопсихологов, прежде всего идеи В.Вундта, были подхвачены другой наукой -культурной антропологией. Представления о связях культуры с внутренним миром человека перенес на американскую почву родившийся в Германии и ставший родоначальником культурной антропологии в США Ф.Боас.
Характеризуя психологическое направление в американской этнологии, Т.Г.Стефаненко прослеживает смену в ней нескольких основных школ, принимая классификацию, предложенную американским ученым Ф.Боком. Им выделены:1) психоаналитическая антропология; 2) школа «Культура и личность», включающая четыре подхода: а) конфигурации культур, б) базовая и модальная личность, в) национальный характер, г) сравнительно-культурный.
В начале 60-х годов этнологическую ветвь этнопсихологии в США стали именовать психологической антропологией. Круг рассматриваемых проблем стал шире - от изучения национального характера до биологических аспектов поведения, но основными направлениями
традиционно остались исследование социализации детей (этнография детства); анализ нормы и патологии в разных культурах; исследования национального характера (как отмечает Т.Г.Стефаненко, называть его могут по-разному - от конфигурации культур до ментальности) (6, с.67).
В настоящее время существуют различные точки зрения не только на то, что такое национальный характер, но и существует ли он вообще. Но даже если признавать этот феномен как «некое расплывчатое понятие, в которое исследователь включает - в зависимости от своих методологических и теоретических взглядов - те или иные психологические особенности, отличающие один народ от другого, необходимо четко руководствоваться некоторыми принципами, -подчеркивает Т.Г.Стефаненко. - Во-первых, представляется совершенно очевидным, что характер этноса - не сумма характеров отдельных его представителей, а фиксация типических черт, которые присутствуют в различной степени и в разных сочетаниях у значительного числа индивидов. Во-вторых, недопустимо рассматривать какие-либо черты достоянием отдельных этнических общностей. Уникальны не черты и не их сумма, а структура» (6, с.136-137). Индивидуально-психологические методы, примененные для исследования этнической идентичности, не могут быть положены в основу характеристики «национального характера», пишет Т.Г.Стефаненко, соглашаясь с мнением И.С.Кона.
Среди подходов к интерпретации национального характера ведущим представляется социально-исторический, отстаивающий принцип социального или культурного детерминизма. Наиболее разработанной интерпретацией такого рода Т.Г.Стефаненко считает концепцию «культура и личность», разработанную в американской культурной антропологии. В качестве примера автор приводит исследования «загадочной русской души», выполненные западными культур-антропологами в первые годы после окончания Второй мировой войны. Как отмечает автор, многие их положения оказываются прямо противоположными тем, которые предложены в исторических и философских концепциях мировой науки.
В психологической антропологии существуют попытки исследования не только русского, но и других национальных характеров через выявление способов воспитания детей и особенностей детского опыта. Во время и после Второй мировой войны в США появилось много работ, посвященных японскому и немецкому национальным характерам, отмечает Т.Г.Стефаненко.
«В последнее время и понятие "национальный характер" вслед за понятиями базовой и модальной личности покидает страницы психоло-
гической и культурантропологической литературы. Ему на смену для обозначения психологических особенностей этнических общностей приходит понятие "ментальность"» (6, с.140).
Некоторые авторы, рассматривающие этносы как социально-экономические единицы, отрицают саму возможность выделения их ментальностей - стабильных систем представлений. Однако при определении этноса как группы, главной характеристикой которой является осознание людьми своей к ней принадлежности, именно ментальность должна стать основным предметом этнопсихологического изучения, заключает Т.Г.Стефаненко. Кроме того, многие современные исследователи усматривают в недоформализованности термина «менталь-ность» достоинство, позволяющее использовать его в широком диапазоне и соединять психологический анализ и гуманитарные рассуждения о человеке. Именно таким эклектичным способом чаще всего исследуют ментальность этнических общностей, практически сводя ее к национальному характеру, психологи и этнологи во многих странах мира.
В России одним из последних примеров этнопсихологической характеристики народа стало исследование этнопсихологического облика коренных жителей Республики Тыва на основании исторических сведений и данных социально-психологических обследований жителей республики с 1991 по 1999 г. с использованием так называемой экспериментальной площадки в г. Кызыле - Центра по проблемам семьи. «Использованная в данном прикладном исследовании по народу тыва теоретическая парадигма структуры этнопсихологических характеристик основывается на том допущении, что психические явления, как правило, являются многомерными и иерархически организованными системами» (5, с.32). Авторы рассматривают структуру этнопсихологических характеристик как макросистему (полисистему), состоящую из трех уровней: верхний - аксиологический (ценностные ориентации); средний - уровень отношений (или аттитюдов); и низший - уровень проявления психических процессов и темперамента.
К числу наиболее фундаментальных характеристик отнесены ценностные ориентации, которые включают привычки, навыки и умения, приобретенные членами данного этноса в процессе освоения окружающей среды, отношение к специфическим для данного народа условиям жизнедеятельности. Ценности выступают своего рода регуляторами поведения и идеалами, к которым стремятся представители этноса.
В результате статистической обработки данных специально разработанных анкет авторы приходят к выводу, что в ценностных
ориентациях народа тыва преобладают традиционные восточные ценности (забота о детях, отношения с родственниками и представителями своей национальности, духовные ценности, наличие друзей, гостеприимство, уважение к старшим, вежливость и терпимость к взглядам людей). Этнические ценности для тыва этноса являются приоритетными.
В отношениях тываларов между собой проявляются уважительность, терпимость и взаимопонимание, в общении прослеживается открытый стиль установления контактов. Национальные чувства характеризуются достаточно высокими оценками проявления любви к своему народу, культуре, родной природе (5, с. 122-123). Общность происхождения, территории, государственности относятся к числу главных объективных признаков, на основе которых базируется этническая идентичность, т.е. самоотождествление с той или иной этнической группой.
Анализу психологических аспектов этнической идентичности особое внимание уделено в работах Т.Г.Стефаненко. По определению автора, это «составная часть социальной идентичности личности, психологическая категория, которая относится к осознанию своей принадлежности к определенной этнической общности» (6, с.210).
Этническая идентичность определяется, в первую очередь, как результат когнитивно-эмоционального процесса осознания себя представителем этноса, а точнее, переживание своего тождества с одной этнической общностью и отделения от других.
В моделях, предложенных различными исследователями, используются самые разные термины для обозначения составных частей когнитивного компонента этнической идентичности - этнические ориентации, групповые концепции и др. Но самыми важными признаются, во-первых, этническая осведомленность, которая включает знания об этнических группах - своей и чужих, и, во-вторых, этническое самоназвание.
Этническая идентичность - это не только осознание своей тождественности с этнической общностью, но и ее оценка, значимость членства в ней, разделяемые этнические чувства. «Эти чувства опираются на глубокие эмоциональные связи с этнической общностью и моральные обязательства по отношению к ней, формирующиеся в процессе социализации индивида» (6, с.215).
В процессе своего становления этническая идентичность проходит ряд этапов, соотносимых с этапами психического развития ребенка. Как бы то ни было, в процессе социализации и инкультурации общество «приписывает» ребенка к определенному этносу. «В результате у большинства людей проблемы выбора не возникает, но многие, прежде всего члены групп меньшинств и выходцы из межэтнических браков,
проходят через "постоянный внутренний референдум" на лояльность к той или иной общности. У этих людей в процессе этнической идентификации кроме критерия приписывания (то, кем другие их воспринимают) большую роль играет и критерий внутреннего выбора (то, кем они сами себя осознают). И здесь хочется еще раз вспомнить слова Г.Г.Шпета, подчеркивавшего, что принадлежность человека к народу определяется не биологической наследственностью, а сознательным приобщением к его культурным ценностям и святыням» (6, с.227).
В реальности люди часто имеют больше вариантов выбора, чем полная идентификация с одной из этнических общностей. Индивид может одновременно идентифицировать себя и с двумя релевантными группами. Такую идентичность могут иметь не только выходцы из смешанных браков, но и люди, живущие в полиэтническом обществе.
Исследователи, полагающие, что индивид с разной степенью интенсивности может идентифицировать себя как с одной, так и одновременно с двумя этническими общностями, предложили модель двух измерений этнической идентичности. Она включает четыре типа этнической идентичности, при которых связи с двумя группами могут сосуществовать относительно независимо друг от друга.
Для большинства индивидов характерна моноэтническая идентичность, совпадающая с официальной этнопринадлежностью. Как и другие варианты идентичности, она проявляется в многочисленных уровнях интенсивности. На основании результатов многочисленных исследований можно считать доказанным, что «формирование этнической идентичности по типу "нормы" (позитивная этническая идентичность) предполагает соотношение в структуре идентичности позитивного образа собственной этнической группы с позитивным ценностным отношением к другим этническим группам» (6, с.230).
Моноэтническая идентичность с чужой этнической группой (измененная этническая идентичность) возможна в случаях, когда в полиэтническом обществе чужая группа расценивается как имеющая более высокий экономический, социальный и т. д. статус, чем своя. Конечным результатом идентификации с чужой группой является полная ассимиляция, т.е. принятие ее традиций, ценностей, норм, языка.
Сильная, хотя и разного уровня интенсивности, идентификация с двумя группами ведет к формированию биэтнической идентичности. В полиэтническом обществе она наиболее благоприятна для человека, так как позволяет органично сочетать разные ракурсы восприятия мира, овладевать богатством еще одной культуры без ущерба для ценностей собственной (6, с.232).
Чаще «культурные гибриды» - это индивиды с маргинальной этнической идентичностью, которые балансируют между двумя культурами, не овладев в должной мере нормами и ценностями ни одной из них. Но, заключает Т.Г.Стефаненко, «и модель двух измерений этнической идентичности не описывает всех ее возможных форм и -соответственно - стратегий сохранения индивидом и группой субъективного благополучия при неблагоприятном межэтническом сравнении. Иными словами, возможна слабая, четко не выраженная этническая идентичность или даже ее полное отсутствие, по крайней мере, на осознаваемом уровне» (6, с.234).
Для ухода от этнической идентификации при формировании социальной идентичности индивид может опираться на гражданскую идентичность или причислять себя к широким наднациональным общностям - европейцам, азиатам, гражданам мира и др. Однако вытеснение из структуры социальной идентичности одной из важнейших составных частей - этнической идентичности - грозит, с одной стороны, потерей целостности Я-образа, с другой - потерей связей с какой бы то ни было культурой.
Особенно опасной такая ситуация может стать в условиях этнического конфликта. Как обращает внимание А.Налчаджян, этническая идентичность в периоды межэтнических конфликтов усиливается. «Внутри каждой из конфликтующих групп происходят изменения и преобразования, в том числе - усиление и более четкое выражение этнической принадлежности как на индивидуальном, так и на групповом уровне. Но ясно также, что по четкости, убедительности и внутренней мотивированности этнической идентичности существуют индивидуальные различия. Одни чувствуют себя в большей степени членами данной этнической группы (более армянином, более русским), другие - в меньшей степени» (4, с.341).
Согласно авторской гипотезе, наличие индивидуальных различий по этнической идентичности может стать одним из условий превращения межэтнической агрессии во внутриэтническую. Те, кто, по мнению других, в меньшей мере идентифицирован со своим народом, могут стать «заменой» реальных врагов (субституция объекта агрессии), и агрессия направляется против них с обвинениями в предательстве, недостаточном патриотизме, безразличии к национальным ценностям, целям, чаяниям и символам. Достаточно часто обвинения такого рода направлены в адрес тех, кто хотел бы уладить конфликт мирными средствами, как, например, в настоящее время это происходит в Чечне (4, с.342).
Проблемам исследования этнической идентичности в отечественных этнологических исследованиях посвящена статья И.Э.Елаевой. Свой историографический очерк автор определяет как «методологическую рефлексию», цель которой - «выделить и рассмотреть наиболее важные вехи в эволюции конструирования понятия "этническая идентичность"» (1, с.29). Концептуализация этнической идентичности прослеживается в контексте разработки проблем этнического самосознания, этничности и национализма. В категориальном аппарате российской этнографии понятие «национальное самосознание», как отмечает автор, впервые было применено уже в конце XIX в. в историографической работе А.Н.Пыпина.
Вновь этот термин появляется только в 40-х годах в связи с проблемой национального патриотизма. Особое внимание уделялось ему в трудах ведущих отечественных ученых - историка В.В.Мавродина, литературоведа Д.С.Лихачева и этнографа П.И.Кушнера (Кнышева). Последний отводил национальному самосознанию роль важного этнического определителя и впервые ввел термин «этническое самосознание» (как более широкий).
В исследованиях И.И.Потехина национальное сознание впервые начинает рассматриваться как признак национальной общности наряду с такими общепринятыми ранее, как «экономическая общность», «этническая территория», «язык и культура».
Особым этапом в развитии представлений об этническом самосознании стали 60-е годы, когда появились публикации известных этнографов С.А.Токарева и Н.Н.Чебоксарова, открывшие широкую научную дискуссию о месте этнического самосознания в теории этноса. С именами этих ученых связано не только включение этнического самосознания в число признаков нации, но и выделение его в качестве «решающего этноопределителя» (1, с.31).
Важной для теоретического оформления понятия этнического самосознания явилась дискуссия по теории наций, проходившая на страницах журнала «Вопросы истории» во второй половине 60-х годов. Большинство ее участников признали необходимость включения национального самосознания в число признаков нации, и эта категория в своем более широком смысле «этническое самосознание» стала широко применяться при анализе этнических процессов, проблем этногенеза и этнической истории, типологии этнических общностей.
Следующий этап концептуализации этнического самосознания автор связывает с раскрытием содержания этого понятия и, соответственно, с изучением структуры этнического самосознания, его составных
элементов. Одни исследователи видели его структуру более гомогенной, другие - многокомпонентной. Так, например, известный этнограф К.В.Чистов, характеризуя этническое сознание, считал его одной из форм социального сознания наряду с классовым (сословным), государственным, локально-географическим, конфессиональным и другими формами сознания, непрерывно взаимодействующей с ними. Кроме того, оно отражает состояние и формы осознания общности этноса, его взаимоотношений с другими этносами. Этническое сознание может быть обостренным или, напротив, слабо выраженным, стихийным или приобретающим теоретический и организованный (политический) характер. Более того, этническое сознание является не только результатом, но и одним из факторов, воздействующих на этнические процессы (их направление, темп, содержание), особенно в области духовной культуры.
Большой вклад в теоретическое осмысление феномена этнического самосознания внесли философы, историки, психологи. Исследования психологии больших социальных групп (к каковым относятся и этносы) позволили выделить в них несколько уровней психологической общности. Известный исследователь в области социальной психологии Г.Г.Дилигенский, например, с определенной долей условности предлагал различать типологический, идентификационный (т.е. фиксирующий существование группового самосознания) и уровень солидарности или психологической готовности к совместным действиям во имя групповых целей и интересов (1, с.35).
В этническом самосознании исследователями были выделены также психологическая и идеологическая составляющие при значительной подвижности обоих компонентов его структуры.
В современной литературе различаются социокультурный и индивидуальный уровни анализа этнического самосознания, поскольку самосознание социально-этнической общности нетождественно национальному самосознанию личности. «В исследовании этнического самосознания на уровне личности также можно условно выделить два подхода: первый - когда этническое самосознание обозначает процесс соотнесения себя с этносом - т.е. оно понимается как этническая идентификация, этническое самоопределение» (1, с.42).
Для другого подхода характерно включение в этническое самосознание помимо этнической идентификации представлений о типичных чертах «своей» общности. В ряде работ этническое самосознание интерпретируется как процесс, в котором помимо психологических актов выявления тождественности, сходства, фиксируе-
мого в содержании понятия «Мы», включаются и представления, указывающие на отличие себя от «других» - «Они».
Идентифицируя себя с теми или иными факторами национальной культуры, символизирующими данную национальность, личность не просто переживает их как атрибут своей национальной принадлежности, но осознает их как часть самой себя. Именно посредством усвоения, субъективации культуры в ее определенных исторических, социально-этнических рамках личность становится субъектом социально-этнических процессов (1, с.43).
Оба уровня рассмотрения этнического самосознания - личностный и групповой - объединены в наиболее полной, получившей широкое распространение и, что очень важно, эмпирически верифицируемой трактовке этнического самосознания, предложенной известным этнографом Ю.В.Бромлеем в его общей теории этноса. Различая этническое самосознание личности и самосознание этнической общности, ученый не сводит их только к этническому самоопределению.
Помимо него выделены такие компоненты, как представления о типичных чертах «своей общности», ее свойствах и достижениях как целого (этнические автостереотипы); представления об общности происхождения и исторического прошлого народа, о территориальной общности («Родной земле»), а при определенных конкретно-исторических условиях - и о государственной общности; о языке и культуре, дополненные осознанием этнических ценностей, интересов, комплексом эмоциональных отношений к этнической действительности. При этом суждения о свойствах своего этноса неразрывно связаны с представлениями о характерных чертах других этнических общностей (1,с.45).
Позиция, основанная на том, что самосознание этнической общности как феномен проявляется лишь через этнические представления отдельных людей, устраняет как некоторую изолированность, так и методологическую неразграниченность двух основных подходов к изучению этнического самосознания и подчеркивает их взаимодополняемость и взаимообусловленность, считает автор (1, с.45).
В 70-е годы в отечественной науке практически сложилось то представление об этническом самосознании, которое, как подчеркивает автор, явилось «операционально пригодным для исследования на массовых источниках... Таким образом, сам процесс формулирования теоретического знания стимулировал постановку задачи эмпирического изучения конкретных сфер функционирования этнического самосознания как на групповом уровне - на материале различных этнических общностей и социальных групп, - так и на уровне личности» (1, с.46).
Уже на рубеже 60-70-х годов наряду с разработкой концептуальных проблем в Советском Союзе начали проводиться этносоциоло-гические исследования современных этнических процессов и этнического самосознания, что создавало благоприятные перспективы для осмысле-ния социально-психологических явлений в данной сфере, включая психологию межнациональных отношений. Сложности конкретного изучения этнического самосознания на начальном этапе этносоцио-логических исследований были обусловлены трудностью вычленения адекватных эмпирических индикаторов.
Вместе с тем накопление конкретного этносоциологического и этнопсихологического материала требовало его осмысления и обобщения на новом уровне, что отразилось в углублении теоретико-методологических разработок, в частности по проблемам структуры этнического самосознания (1, с.47).
Одна из первых в СССР исследователей-этносоциологов Л.М.Дробижева в качестве самостоятельного элемента этнического самосознания, наряду с этнической идентификацией, автостереотипами, представлениями об общности исторической судьбы, родной земле и другими характеристиками образа «Мы», выделила осознание национальных (этнических) интересов. Национальные интересы как наиболее социально значимый элемент в структуре этнического самосознания исторически относительно быстро могут меняться, а зоны их актуализации подвижны и могут проявляться в самых различных областях жизни.
С начала 80-х годов в изучении этнического самосознания все большее распространение получает междисциплинарный подход. Наряду с этносоциологическими аспектами этнических процессов внимание исследователей привлекают их психологические характеристики, что, в частности, отразила дискуссия о предмете и статусе этнопсихологии на страницах журнала «Советская этнография» в 1983 г.
Автор обращает внимание на еще одно важное обстоятельство в изучении феномена этнического самосознания в отечественной науке того периода, связанное с «выделением двух как бы самостоятельных русел теоретических разработок: теории нации и теории этноса» (1, с.49). Нередко встречавшаяся в литературе неразграниченность понятий «национальная психология», «национальный характер», «психический склад нации», «национальное самосознание» дополнялась для каждого из них еще и «этническим аналогом», поскольку в этнографии в отличие от исторического материализма «родовым» понятием была не нация, а
этнос. В контексте теории этноса социальная детерминация учитывалась различением этникоса и этносоциального организма.
Радикальные изменения советского общества не только вызвали трансформацию норм и ценностей в сфере межэтнических отношений и взрыв этнического самосознания практически у всех народов бывшего СССР, но, что особо отмечает автор, «также способствовали как расширению панорамы используемых концептуальных оснований анализа этничности, так и известной переоценке отечественного научного наследия в области изучения этнического самосознания с учетом применения его в новых этнополитических и социально-экономических реалиях» (1, с.51).
В отечественной науке этническое самосознание имело длительную историю изучения в качестве культурно-исторического феномена. Постсоветский период раскрыл еще одну плоскость его функционирования - как консолидирующего фактора массовых социальных движений, процессов мобилизации этнической идентичности, интенсивной самоорганизации людей по этническому признаку.
Новые реалии не могли не отразиться на современном развитии социальных наук. Автор, в частности, выделяет новый этап соперничества двух интерпретаций природы нации: присущее отечественной науке понимание нации как этносоциокультурной общности и характерная для западной науки традиция рассматривать нацию в этатистском значении или как совокупность граждан государства.
Гораздо более сильное впечатление на российскую этнологию, по авторской оценке, произвела дискуссия о природе этноса и этничности. В современном теоретизировании, имеющим своим предметом этнос и этничность, автор выделяет «радикально объективистские» трактовки этноса и «радикально субъективистские», а между этими полюсами -широкий континуум идей и концепций. В современной мировой науке сложились также три основных подхода к этничности: примордиа-листский, инструменталистский и конструктивистский (1, с.52).
Согласно первому, этносы есть объективные данности, и этничность является изначальной (примордиальной) характеристикой человечества. К экстремальным вариантом этого подхода относятся биологизаторские концепции.
Во втором подходе ключевым концептом выступает идея этнического интереса. В таком понимании этнос есть общность, объединяемая интересами, а этничность является средством достижения групповых интересов.
Третий подход интерпретирует этничность как форму организации культурных различий, как конструируемую реальность, а ключевая роль в этом процессе принадлежит интеллектуальной и политической элите.
В заключение своего обзора автор обращается к работам по этнопсихологии, новому направлению исследований, активное развитие которого происходило в 90-е годы в связи с теоретическими и практическими потребностями осмысления новых этнических реалий постсоветской России. Автор обобщающих работ в области этнической психологии ТГСтефаненко разводит понятия этнической идентичности и этничности, определяя последнюю как социологическую категорию, относящуюся к определению этнической принадлежности по ряду объективных признаков (этнической принадлежности родителей, месту рождения, языку, культуре). По ее мнению, в реальной жизни этническая идентичность далеко не всегда совпадает с официальной этничностью (1, с.59).
Н.М.Лебедева, занимаясь проблемами психологии этнических миграций, исследовала процессы адаптации к культурной и природной среде и трансформации этнической идентичности мигрантов в парадигме «культурного шока» и «стресса аккультурации». Ею постулируется тесная (имеющая характер социально-психологического закона) связь между позитивной этнической идентичностью и этнической толерантностью, лежащая в основе сбалансированной и непротиворечивой этнической идентичности. Нарушение этой связи составляет внутреннюю психологическую суть кризиса социальной (этнической) идентичности. По мнению Н.М.Лебедевой, утрата или сохранность позитивной этнической идентичности зависят от степени аккультурации в данной культуре, социальной поддержки, восприятия дискриминации, выраженности этнических характеристик самоидентификации. Автор выявляет особую функцию образа культурной дистанции - как социально-психологического механизма формирования новых идентичностей в процессе аккультурации в новом социально-культурном и этнополи-тическом контексте (1, с.58).
В одной из последних своих работ Н.М.Лебедева обращается к такой актуальной в современных условиях проблеме, как базовые ценности русских в начале третьего тысячелетия (2).
Е.И.Шлягина и С.Н.Ениколопов, исследуя этническую толерантность личности, вводят понятие «актуальный этнопсихологический статус личности», под которым подразумеваются степень выраженности и знак этнической идентичности личности, направленность и содержание авто- и гетеростереотипов, уровень этнической толерантности, а также возможные трансформации при взаимодействии с представителями
других этнических групп и при решении конфликтных ситуаций в инокультурной среде.
В России последнего десятилетия (XX в.) понятие «этническая идентичность», по мнению И.Э.Елаевой, стало центральным понятием для описания современной этнической реальности. «Этническая идентичность является одновременно и научным понятием, и культурным клише, и идеологией политической практики. Значительный успех и чрезвычайную быстроту распространения понятия можно объяснить его достаточно широко трактуемым значением. Но не только этим. Современный социокультурный контекст и состояние социальный наук сегодня - пересмотр многих парадигм - предопределили его популярность, и можно говорить о господстве дискурса идентичности» (1, с.54).
Вместе с тем некоторые исследователи считают, что новый тер-мин - не более чем «дублер» уже принятого в русском языке термина «этническое самосознание».
Автор обращает внимание на такой нюанс их различий: «Если "этническую идентичность" и "этническое самосознание" рассматривать не в психологической плоскости, а в ракурсе этнологических, политологических, социологических и тем более междисциплинарных исследований, то различение этих понятий имеет скорее не сущностный, а семантический и практический характер, ибо за ними подразумевается в принципе одна и та же феноменологическая реальность. Семантически в случае "этнического самосознания" мы имеем дело с концептуальной категорией, а в случае "этнической идентичности" - с процессуально-феноменологическим конструктом» (1, с.56).
Отмечается также, что рядом авторов вводится понятийное разграничение между «идентичностью» - как состоянием или результатом - и «идентификацией» - как процессом, ведущим к этому состоянию или результату. Обоснованным автор считает и положение, что идентичность является не столько суммой идентификаций, а представляет собой скорее новую комбинацию старых и новых идентификационных фрагментов.
Резюмируя картину многообразия методологий исследования этнической идентичности, характерными тенденциями современного периода изучения этого феномена автор считает, «с одной стороны, осознание ее междисциплинарного статуса и необходимости интеграции усилий представителей различных областей научного знания и, с другой стороны, стремление соотнести теоретическую базу, категориальный аппарат, арсенал исследовательских средств и накопленный
отечественной наукой эмпирический материал с достижениями мировой науки в области изучения этнической идентичности» (1, с.61).
Как важный и конструктивный шаг в этом направлении можно рассматривать выход объемной антологии по современной психологической антропологии, где впервые на русском языке публикуются ключевые работы последних десятилетий наиболее известных западных исследователей (3).
Н.А.Моисеева, Т.Б. Уварова
