CC BY
36
2002.03.028. ПУШКИН И ЕСЕНИН // Есенинский сб. / ИМЛИ РАН; Отв. ред. Прокушев Ю.Л. — М.: Наследие, 2001. - 232с. - (Новое о Есенине; Вып 5).
Сборник состоит из пятнадцати работ, написанных учеными разных стран и приуроченных к Международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения А.С. Пушкина и 104-летию со дня рождения С.А. Есенина. С первых страниц издания его составители обозначают следующие вопросы как первостепенные: Каково же было отношение Есенина к Пушкину? Менялась ли оценка пушкинского наследия в сознании Есенина на протяжении его творческого пути? Из каких сочинений Пушкина «перекочевали» его эстетические находки в есенинское творчество? Какие пушкинские символы, образы и мотивы вобрала в себя поэтика Есенина? Как в целом перекликается философическая образность поэзии золотого и серебряного веков? Составители подчеркивают, что это первый научный сборник, объединивший точки зрения ученых разных областей — литературоведов, культурологов, фольклористов, музееведов — в контексте сопоставления поэтического наследия Пушкина и Есенина.
Ю.Л.Прокушев в статье «Два гения России» сравнивает различные вехи творческого и жизненного пути поэтов, отмечая, что в их судьбе, детстве, юности, в их первых литературных шагах и программных произведениях и, «самое главное, в истинно глобальном художественном познании каждым... своей эпохи, своего народа есть удивительно много общего» (с .16). В ранних лицейских стихотворениях Пушкина, таких как, «Воспоминания в царском селе», «Казак», «Городок (К***)», «Послание к Юдину», «Желание», «Сон (отрывок)», «Осеннее утро», «в их идейной проблематике, языковой структуре, ритмическом рисунке уже отчетливо угадывался «поэт действительности» (с.18). Это же можно сказать о Есенине: поэт действительности, с реальными картинами окружающей жизни, природы и быта, отчетливо проглядывает в его ранней лирике («Черная, потом пропахшая выть!..», «Русь», «В том краю, где желтая крапива.», «Табун», «Песнь о собаке», «Устал я жить в родном краю.» и др.).
Пушкинские традиции отмечаются Ю.Л. Прокушевым и в поэме Есенина «Анна Снегина»: «.это произведение, подобно пушкинскому «роману в стихах», стало своеобразной энциклопедией русской народной жизни» (с.23). Исследователь касается также малоизвестной темы «Пуш-
кин и Есенин об Америке». Сопоставляются отзыв Пушкина на книгу об американской демократии «Записки Джона Теннера» и очерк Есенина «Железный Миргород». Пушкин писал в 1836 г.: «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме... Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую, подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству.» (цит по: с.25). В 1923 г. Есенин утверждал: «Владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам.» (там же, с26). Эти слова были сказаны с интервалом почти в сто лет.
А.В.Сафронов в статье «Пушкин и Есенин об Америке (на примере публицистики)» приводит примеры, свидетельствующие о преемственности во взглядах между поэтами: оба «в высоком романтическом пафосе отрицания» не приемлют цинизм и бездуховность американской демократии (с.199). У Есенина: «Америка внутри себя не верит в Бога»; у Пушкина: «Все, возвышающее душу человеческую, подавлено неумолимым эгоизмом» (цит. по: с.199). В то же время, объективно анализируя то, что представляет несомненную ценность, они отметили наличие «свободы и образованности» (Пушкин), а также «громадную культуру машин» (Есенин). Вместе с тем их оценки американской цивилизации как явления меркантильного совпадают: Есенин прибегает к развернутому образу гоголевского чиновно-бюрократического Миргорода, который перекликается с пушкинскими характеристиками в целом: поэт писал о неумолимом эгоизме, страсти к довольству, о робости и подобострастии «управляющих», т. е. власти.
О феномене национальной ментальности, о близости духовно-эстетических миров двух поэтов рассуждает О. Е. Воронова в статье «Пушкин и Есенин как выразители русского национального самосознания». Автор приводит ряд высказываний на эту тему известных литературных критиков, писателей, поэтов и философов, в том числе религиозных — А. Карташева, Н. Бердяева, И.Ильина и др. Исследователь считает, что в истоках поэзии Пушкина и Есенина есть нечто глубинно-общее - корневая связь со стихией национального языка, с красотой и мудростью народного слова. Эта связь прослеживается с первых стихотворений поэтов: с пушкинского «Сна» (1816) и есенинских «Бабушкиных сказок» (1916). Образ «мамушки» из пушкинского «Сна» (и мамы, и няни, и бабушки одновременно) сродни художественно-обобщенному образу матери, который позднее Есенин создаст в «Письме матери». И «ветхий шушун» придет в это письмо из пушкинских стихов: «.Являлась ты веселою старушкой / И надо мной сидела в шушуне.».
«Духовно вскормленные стихией родного языка, Пушкин и Есенин всей плотью впитали его неповторимый строй, сделали всеобщим достоянием неисчерпаемые образные богатства его самых сокровенных кладовых, в совершенстве овладели его тайнами и загадками» (с.52). О.Е.Воронова сопоставляет иносказательную речь героев в пушкинской «Капитанской дочке» и в есенинской повести «Яр», считая, что общность самобытных, ментальных начал художественного сознания двух русских писателей проявилась в национальном характере, созданных ими героев: Пугачев, капитан Миронов («Капитанская дочка»), кузнец Архип («Дубровский»), летописец Пимен и др. - у Пушкина; Хлопуша («Пугачев»), Прон и Ло-бутя Оглоблины («Анна Снегина»), Иен Кавелин («Яр») - у Есенина.
Духовный путь «святогрешного праведника» Пушкина (определение А.В.Амфитеатрова) и «благочестивого русского хулигана» Есенина (слова И.Северянина) имеет глубоко органичные точки соприкосновения: оба были носителями русской веры и совести и при всех различиях их пути оба отмечены чрезвычайно схожими духовными метаморфозами, исканиями, метаниями от отчаяния к просветлению.
В статье «Восстание Пугачева в восприятии Пушкина и Есенина» Н. М.Кузьмищева продолжает тему национальной ментальности в контексте ее художественного осмысления. Отмечается, что, работая над трагедией «Пугачев», Есенин высказал несогласие с трактовкой восстания и образа народного бунтаря Пушкиным, определив его точку зрения как «дворянскую». Обращаясь к художественным текстам произведений, исследователь пытается выяснить разницу между «дворянской» и «крестьянской» точками зрения на бунтаря и приходит к выводу, что Пушкин в своем прозаическом произведении пытается быть как можно более объективным; у Есенина же в поэтическом тексте объективность — в эмоциональной насыщенности, в трагической образности. «Есенин так же, как и Пушкин, дает многогранный образ Пугачева, подчеркивая в нем звериное и человеческое. Но Пушкин делает больший акцент на человеческом, а Есенин на зверином» (с. 179). Есенин живет в другое время, и если для Пушкина - это история, то для Есенина - это реальность, «только что свершившаяся, лучше сказать - сбывшаяся, только еще более кровавая и масштабная. Трагическое мироощущение - это и есть то новое, что вносит ХХ в.», — обобщает автор статьи.
В статье «Типологические схождения художественных миров двух гениев» А.Н. Захаров приводит сопоставительную таблицу из тринадцати пунктов, отражающих вехи жизни Пушкина и Есенина, показывающих сходство их биографий. Автор предлагает сравнительный анализ наиболее
ярких, по его мнению, поэтических образов и «мифопоэтических составляющих» художественных миров обоих поэтов. Например, у каждого из них образ избы как сложный мифопоэтический символ народной поэзии постепенно превращался в своеобразный мир: «Там прямо рай.» — у Пушкина; «Кроют зори райский терем.» — у Есенина (с. 40).
Обоим поэтам свойственно неприязненное отношение к «неволе душных городов». Очевидно сходство и в устройстве их поэтической Вселенной, где есть «небесный двор» и «темный ад», «адские привидения», «демонов черный рой». В целом художественная концепция пространства и времени имеет у поэтов много общего, как и концепция человека — «сложного противоречивого существа, соединяющего в себе ангельское и дьявольское начало» (с. 42). Обоих поэтов жизнь заставляла колебаться между богохульством и раскаянием: «Я стал умен, я лицемерен, / Пощусь, молюсь и твердо верю,/ что Бог простит мои грехи.» (Пушкин). «Чтоб за все грехи мои тяжкие, за неверие в благодать / Положили меня в русской рубашке под иконами умирать.» (Есенин). Автор статьи подтверждает наличие разного рода «типологических схождений» многими примерами.
Помимо названных авторов и работ, в сборник вошли следующие: Устименко В.В. «Пушкинская традиция в философии и поэзии Серебряного века», Киселева Л.А. (Украина) «Контуры »пушкинского мифа» в жизнетексте Есенина», Мекш Э. (Латвия) «Пушкин в жизни Есенина (по воспоминаниям современников)», Кошечкин С.П. «.Но все же близкий, как цветущий сад!», Шипулина Г.И. (Азербайджан) «Пушкинское влияние в стихотворениях Есенина», Шубникова-Гусева Н.И. «Развитие пушкинских традиций в поэмах С.А. Есенина», Самоделова Е.А. «Тема свадьбы в жизни и творчестве Пушкина и Есенина», Маркова Е.И. «Образ и символ мельницы в творчестве А. Пушкина и С. Есенина».
Заключительный раздел «Пушкиниана и есениноведение: Методические находки» включает материалы: Кузнецова В.К. «По тропе Есенина рядом с Пушкиным (Из записок школьного учителя)», Архипова Л.А. «Возможности анализа пушкинских традиций в творчестве Есенина (на материале экспозиций Государственного музея-заповедника в Константинове)».
Е.В. Краснова
