CC BY
181
УДК 572.9 + 681.828
В. П. Фомин
ЗВУКОВЫЕ И МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ АЛТАЙЦЕВ В АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ НАХОДКАХ
Закономерности развития звукового и музыкального инструментария алтайцев рассматриваются как эволюционный процесс овеществленных акустических возможностей. На основе археологического материала рассмотрена динамика процесса становления музыкальной культуры алтайцев, ее самобытность и уникальность. Изучение археологического звукового и музыкального инструментария, сопоставление его с имеющимся этнографическим материалом позволяет вносить аргументированные уточнения их истинного назначения в прошлом, а также в наши дни.
Звуковой и музыкальный инструментарий алтайцев богат и разнообразен. В его составе есть инструменты с потенциальными и реальными фоническими возможностями и без таковых. Эти инструменты присутствуют во всех видах жизнедеятельности: промысловой, хозяйственной, песенной,эпической,обрядовой,танцевальной.
Степень их изученности различная. Об одних инструментах имеется достаточная информация, о других — она не совсем точна или полностью отсутствует.
Для понимания исторических закономерностей развития звукового и музыкального инструментария алтайцев необходимо рассматривать его как эволюционный процесс овеществленных акустических возможностей, а также остановимся на характеристике расположения их в «исторической последовательности... и соответствии этой последовательности археологическим эпохам» [1, с. 58].
К звуковым и музыкальным инструментам алтайцев относятся, в первую очередь, инструменты, найденные археологами, полностью сохранившиеся или представляющие их фрагменты. При изучении звуковых орудий и музыкальных инструментов мы опираемся на универсальную систематику Э. Хорнбостеля и К. Закса, основанной на принципе эволюции — от обобщенного к детализированному, от простого к сложному, от основного к второстепенному, от типового к частному [2, с. 229-261].
До конца 40-х годов ХХ в. о музыкальных инструментах древних племен Алтая ничего не было известно.
Античные авторы также ничего не сообщают о них. Не было найдено их на Алтае и при раскопках курганов вплоть до 1947 года, когда впервые, наряду с другими сопровождающими предметами умерших, во Втором Пазырыкском кургане (каменные курганы в урочище Пазырык Улаганского района Республики Алтай) были найдены части струнного музыкального инструмента и роговой бубен-барабан. Находка эта датируется У-1У вв. до н. э. [3]. Струнный инструмент и роговой бубен-барабан по внешнему виду и структуре не имеют аналогов в алтайской музыкальной практике.
Степень сохранности струнного инструмента бала настолько мала, что в предварительном сообщении, опубликованном в 1948 году, С.И. Руденко посчитал остатки разломленного резонансного корпуса за два одинаковых инструмента [3, табл. XXIV] (рис. 1).
Автор раскопок, не являясь специалистом в области органологии, обратился к музыковеду К.А.Верткову.
Однако и он в то время не смог классифицировать эту находку, предполагая, что «оба корпуса могли составлять сложный «парный» инструмент, имеющий одну общую головку и два обособленных резонансных корпуса, над которыми проходили струны» [3, с. 46]. Действительно, отсутствие некоторых определяющих деталей (шейки, головки, количества струн, др.), лишало возможности с достоверностью отнести найденный инструмент к типу лютневых или виду арф.
Рис. 1. Резонансные корпусы струнного инструмента.
Курган второй
Реставрация найденного инструмента археологом М.П. Грязновым свелась к восстановлению только лишь внешнего вида, т.е. соединению разломленного резонансного корпуса, поскольку объективных источников и данных для выявления количества струн, их расположения и натяжения, способах исполнения и акустических возможностей не было. Таким после реставрации он выставлен в Эрмитаже (рис. 2).
Рис. 2. Арфа. Курган второй.
Государственный Эрмитаж.
Фото В.П. Фомина"1
Подобный тип инструмента (угловая арфа — В.Ф.) в то время был уже известен в Сибири в государстве Когурё на Востоке Южной Сибири с названием бонсу-конху — «арфа с лебединой шеей». Изображение угловой арфы и индоиранских лиц, имеющих «красный цвет лица, а также крупный нос, характерный для европеоидов» встречается на фресках Когурё [4, с. 150]. Угловая арфа изображена на стенной живописи пещер Дуньхуана в эпоху Тан в Китае [5, с. 251-274].
Возможно, что проникновение угловой арфы в Южную Сибирь в IV в. до н. э. — III н. э. могло быть из Древнего Хорезма, оказавшего значительное влияние на
"> Здесь и далее фотографии выполнены автором статьи.
культуру и письменность древних тюрок Алтая. Изображение музыкантов, играющих на угловой арфе, имеется на стенной живописи согдийского искусства Средней Азии (1-1Х вв. н.э.) [6, с. 68; 7, с. 29, 38-40]. Не исключены и прямые контакты согдийцев с тюрками. В качестве дворцового инструмента арфа фигурирует и у древних монголов (ХШ-ХУ вв.) под названием — босо ятга [8, с. 18]. Впоследствии, в дворцовых церемониалах инструмент «выходит из употребления, предается забвению и в эпоху Цин (1644-1911) уже не упоминается» [9, с. 103]. Возможно у тюркских племен Алтая «данный инструмент представляет периферию древнеиндийских и древнеиранских арф, называемых в зависимости от способа игры «горизонтальными» — вин и «вертикальными» — чанг» [10, с. 19-20, 25, 27, 35].
Попытку музыкально-акустической реконструкции и усовершенствования Пазырыкской арфы впервые предпринял мастер-реставратор музыкальных инструментов из г. Барнаула А.И. Гнездилов (рис. 3). Он изготовил и усовершенствовал шесть арф, которые дополнили фонды предметов скифского времени государственного музея истории литературы и культуры Алтая (г. Барнаул, рис. 4), Шереметьевского дворца и частной коллекции музыкальных инструментов Валерия Брун-цева (г. Санкт-Петербург).
Усовершенствование Пазырыкской арфы вызвало большой интерес у музыковедов, фольклористов, музыкальных мастеров и исполнителей, пробудило желание не только услышать «голос» инструмента уже не существующей цивилизации, но и ввести инструмент в современную исполнительскую практику, обогатить ее новыми акустическими свойствами. Ниже приводится описание двух арф мастера.
Двухструнная скифская арфа представляет собой лодочку-долбленку длиной 52 см, немного расширенную (до 12 см) к середине для увеличения площади колебательного контура (еловой деки). Для достижения объемного звука дно корпуса слегка выпуклое, подставка для струн двуножная, съемная. Ее конструкция позволяет ставить струны либо параллельно деке при игре смычком, либо под углом при игре приемом бряцания или игры тремоло медиатором. Подставка для передачи звуковых колебаний на деку тоже двуножная. Ножка у основания прижимается к деке, а у конца имеет обратное давление от деки. По обе стороны деки расположены два резонаторных отверстия. Колки для настройки гитарные, съемный рычаг-вибратор (он же — струнодержатель) изготовлен из стальной полосы и приводится в движение подбородком. Инструмент обладает красивым и певучим звуком.
Рис. 3. А.И. Гнездилов
Рис. 4. Шестиструнная арфа. Мастер А.И. Гнездилов. ГМИЛИК г. Барнаул
Семиструнная скифская арфа также представляет собой лодочку-долбленку длиной 83 см, немного зауженную к середине, чем сохраняет внешнее сходство с археологическим образцом. Дека еловая, цельная, прямая, без прогиба к середине (этот прогиб имеется в образце — В.Ф.). Подставка для струн двуножная. Ножка, стоящая на деке, имеет вертикальную прорезь (через нее проходят струны). В ножке, стоящей на корпусе, просверлены отверстия для струн. Для равномерного распределения нагрузки на рычаг-вибратор басовые струны расположены близко к деке и крепятся вертикально одна над другой. Три басовые струны намного толще, и настроены значительно ниже. Два резонаторных отверстия находятся по сторонам съемного рычага-вибратора, изготовленного из стальной полосы.
Кроме этого, впервые в практике реконструкции и строительства музыкальных инструментов на струны были поставлены слегка изогнутые свинцовые цилиндрики-ползуны с продольными отверстиями. Перемещая цилиндрик-ползун вдоль струны, т.е. укорачивая или удлиняя ее звучащую часть, можно повысить или понизить высоту звука, воспроизвести мелодию, а также быстро изменить и зафиксировать строй. Изменение высоты звука на первых четырех струнах достигается при помощи ползунов, басовые струны перестраиваются при помощи оригинальной конструкции. Вибрация звука достигается движением ноги через гибкую связь (толстую капроновую леску), протянутую от рычага-вибратора на ступню, тем самым, высвобождая руки исполнителя.
Инструмент настраивается при помощи колкового механизма в виде коробочки с закрепленными в ней маленькими вирбелями. Этот механизм прижимается (не закрепляется) к рычагу-вибратору натянутыми струнами. На инструменте возможно одновременное исполнение мелодии и аккомпанемента, хорошо звучат и арпед-жированные аккорды приемом вибрато.
Как же все-таки звучит реконструированная и усовершенствованная арфа? По мнению музыкантов-испол-нителей, ее звучание приближено к звучанию обычной арфы. Конечно, звук слабее, но он обогащен вибрацией. Если медленно нажимать на рычаг, то звук получается «мяукающий», если резко — «лающий».
Рис. 5. Е. Чикишев
Рис. 6. А. Епишкин
На арфах, изготовленных мастером А.И. Гнездило-вым, на Алтае играют многие музыканты. Среди них Евгений Чикишев (рис. 5), Сергей Вяткин, Петр Каменных, музыковед Михаил Стюхин. Семиструнная арфа звучит и в «Песне орла» в исполнении известного на Алтае кайчи (сказителя), заслуженного артиста Российской Федерации Ногона Шумарова (запись осуществлена в Швейцарии).
В Республике Алтай также есть музыкальные мастера-любители, которые по археологическому образцу, описанному С.И. Руденко [11, табл. ЬХХХУ1], изготовили копии Пазырыкской арфы. Это Алып Епишкин (с. Онгу-дай, рис. 6) и Олег Чулчушев (с. Улаган, рис. 7).
Конечно, их копии входят в противоречие с исторической точкой зрения о том, что «с народом, оставившим этот памятник, алтайцы, появившиеся в Горном Алтае в У1-У111 вв. н. э., генетической связи и этнического родства не имели и, следовательно, названными инструментами не пользовались и пользоваться не могли» [12, с. 20]. Очевидно, этническая принадлежность Пазырыкской арфы всегда будет представлять для нас загадку.
Вместе с тем ясно одно, что с эпохой алтайских скифов, а также многочисленных племен кочевников связано появление не только Пазырыкской арфы, но и ее «современницы» — цитро-лиры. Оба этих инструмента прочно закрепились в музыкальной культуре народов Сибири.
Напомним, что в 1947 году в «замерзших» могилах трех «царских» курганов Пазырыка: Втором, Третьем и Пятом были найдены предметы, сделанные из двух гнутых пластин бычьего рога (один из них выставлен в Эрмитаже, см.: рис. 8). Своей бокаловидной формой, не-
Рис. 7. О.Чулчушев
Рис. 8. Бубен-барабан
большими размерами и способом крепления кожи-мембраны они напоминали барабаны, «бытующие и поныне в Тибете, Афганистане, Иране и в Малой Азии» [11, с. 325].
В 1991 году по эскизам художественного руководителя ансамбля «Алтай» Владимира Кончева в московской музыкальной мастерской были изготовлены малые барабаны, средние барабаны и литавра (рис. 9, а, б). За основу были взяты археологические образцы Пазырыкского одностороннего рогового барабана. На малые и средние барабаны нанесен орнамент из четырех грифоновых голов, который часто встречается на погребальных предметах. Можно предположить, что и на Пазырыкской арфе также имелись вставки-украшения из дерева, т. к. на ее тыльной стороне остались три врезных углубления.
И лишь в конце 90-х годов ХХ в. находки во всех «замерзших» могилах Пазырыка, как в погребениях знати, так и в самых бедных, позволили не только рассмотреть предметы, сопровождающие умерших, но и уточнить со всеми этнографическими подробностями их истинное назначение.
Сосуды бокаловидной формы с ручкой-петелькой и сферическим дном из кожи, отнесенные автором раскопок С.И. Руденко и музыковедом КА. Вертковым к односторонним роговым барабанам (мембранофонам —
В.Ф), на самом деле являются ритуальными сосудами. Позднее такие сосуды были найдены в кургане № 1 могильника Ак-Алаха [13, с. 198] (рис. 10); в погребении двух знатных воинов (мужчины и женщины) на Укоке (Ак-Алаха-1, курган № 1); в могилах рядовых скотоводов Алтая — (курган № 5, могильник Юстыд — XIII [14, табл. VI, 5; 15, табл. ЬХ1, 5-7]; курган №1, могильник Верх-Кальджин-2).
Рис. 9. Барабаны: а — малый; б — большой. Московская музыкальная мастерская, мастер Д. Мирошин
Рис. 10. Сосуд из рога со сферическим дном: а — общий вид; б, в — ручка-петелька и сферическое кожаное дно наглухо прикрепленные к тулову роговыми нитками. Курган №1, могильник Ак-Алаха-3
Использование пазырыкцами рогов животных для изготовления ритуальных кувшинов очевидно связано с их особой значимостью в погребальной обрядности. Возможно, что рог для пазырыкцев являлся не просто формой, а тем материалом, из которого делалась оболочка емкости для сакрального молочного напитка, или просто молока — приношения какому-то конкретному божеству. Замечено, что напитки, помещенные в сосуды, сделанные из рога, долгое время сохраняют свои первоначальные свойства.
В традиционных обществах предметы из рогов диких и домашних животных не являлись большой редкостью. Об этом свидетельствуют их многочисленные фрагменты, зафиксированные в погребениях. У древних тюрок Алтая имелись многослойные луки (алар) с роговыми наконечниками в качестве военного и охотничьего снаряжения (рис. 11, а, б). Многие наконечники снабжены полыми шариками-свистунками, каждый из которых мог служить муфтой, а также производил пронзительный свист при полете стрелы (ок). Такие стрелы могли употребляться при военных операциях, имея целью оказать влияние на моральное состояние противника. Заслуживает внимания и тот факт, что в некоторых захоронениях (Юстыд ХП, Уландрык I, III) найдены запасные свистунки стрел, а также их заготовки в остатках поясных сумочек. Последние представляют определенный интерес для установления технологии их изготовления [16, с. 86].
Рис. 11. Фрагменты многослойного рогового лука и стрелы с роговым наконечником: а — общий вид кибити лука, состоявшего из небольшого количества отдельных деревянных частей-пластин костяных и роговых накладок; б — полый роговой наконечник с прорезями.
Музей с. Кокоря Кош-Агачского центра национальных культур Кош-Агачский район Республики Алтай
Рис. 12. Стрелы с железными ромбовидными наконечниками и полыми роговыми шариками с прорезями. Неолит (У-У11 н.э). Сборы Байского краеведческого музея им. В.В. Бианки с. Бехтимир Марушинского района
Этнографические материалы свидетельствуют о том, что такие стрелы на Алтае применялись вплоть до ХХ в. Еще в конце 70-х годов Х!Х в. телеуты показали
В.В. Радлову их образцы. «На одной из стрел между палкой (древком стрелы — В.Ф.) и железным наконечником был укреплен роговой шарик, продырявленный и пустой внутри» [17, с. 192] (рис. 12). Например, в алтайских сказках встречается стрела «косту ок» (буквально с глазами и дырочками) и тупые стрелы «томок». Свистящие стрелы неоднократно упоминаются в эпосе. Например, «с живым наконечником стрелу взяла, со ста зарубками железный лук...» [18, т. 15, с. 181]. По сведению Ф.А. Сатлаева «кумандинцы (этническая группа северных алтайцев — В.Ф.) использовали свистящую стрелу с полым шариком на конце при охоте на белку» [19, с. 58]. Применяли такие стрелы при охоте на глухарей и маралов. «Когда марал убегал от охотника, последний выпускал ему вслед свистящую стрелу, и это будто бы задерживало на несколько секунд марала, который останавливался и прислушивался к свисту, озираясь по сторонам. В это мгновение охотник пускал вторую стрелу в остановившегося зверя» [20, с. 17].
В связи с этим нельзя не упомянуть поэтическую теорию Ю.А. Плотникова [21, с.79-95], объясняющую назначение отверстий в лопастях стрел. Некоторые наконечники стрел имеют отверстия в лопастях, как считается, для усиления вращения стрелы в полете. По его мнению, отверстия не несут какой-либо функциональной нагрузки, а призваны придать абрису наконечника сходство с личиной — «шайтанской рожей». Таким образом, отверстия в лопастях превращали обычные стрелы в «глазастые стрелы», тем самым, представляя собой пример одушевления оружия [там же, с. 84].
Лук и стрела фигурируют в обряде у алтайцев, связанном с рождением и воспитанием ребенка, они исполняют роль оберега. Над колыбелью новорожденного вешали маленький деревянный лучок с деревянной стрелой. К стреле прикрепляли белую тряпочку, изображающую духа-покровителя детей Май-энэ. По верованиям алтайцев Май-энэ «охраняла ребенка после рождения, стреляла из лука в злых духов, посягавших на здоровье и жизнь ребенка» [22, с. 149, 150].
Лук также использовался алтайскими шаманами вместо бубна. При ворожбе они обращались к духам «с помощью маленького лука, который держали в руке за тетиву и раскачивали» [23, с. 203]. Железные подвески в виде моделей луков и стрел имеются и на шаманском костюме (рис. 13). Поперечная перекладина шаманского бубна из железного витова прута кириш переводится как «тетива» (рис. 14).
В древних захоронениях Алтая часто встречаются предметы снаряжения и экипировки. К их числу относится камчы (плеть, бич, кнут) — неотъемлемый атрибут всадника и скотовода, предназначенный для управления конем, табуном или стадом животных. Этот предмет быта и обихода сохранили до наших дней все народы Сибири. Камчы не претерпевали значительных изменений на протяжении длительного исторического периода, что объясняется их функциональной предназначенностью, а также наличием оптимальных форм и конструктивных решений.
Камчы относится к роду взрывных аэрофонов с отклонением струи воздуха. Звук возникает от резкого и плотного удара о воздух. У опытного и умелого владельца камчы звучит хлестко и громко. Производимое чабаном определенное количество «щелканий» с речевыми командами служит определенным сигналом для животных и помогает управлять большим табуном или стадом.
Камчы бывает разных форм и размеров, состоит из плетеного кнутовища, деревянной рукояти с ремешком-петлей на ее конце. Имеются экземпляры, представляющие собой полное плетение из кожи. При верховой езде пользуются короткими камчы (до 60 см), при управлении стадом — длинными (до 350 см). Материалом для изготовления камчы служит хорошо выделанная кожа, распущенная на тонкие и длинные полосы. Полосы плетут в 4, 5, 6, 8, 12 граней. Конец длинного камчы заканчивается — хлыстом (кайыш) из тонко сплетенного конского волоса, который при рассечении струи воздуха создает эффект «выстрела».
Алтайцы приписывают камчы и охранные свойства, т. к. его рукоять (сабы) сделана из ивы (табылгы), а в верованиях алтайцев иву использовали для изготовления колотушки (орбу), своеобразной плети для бубна в путешествиях шамана. Камчы, наряду с когтями рыси, орла, вешают над колыбелью ребенка, у кровати детей и взрослых, в аиле «злые духи мешают спать до тех пор, пока их не прогонишь плеткой» [24, с. 100]. Плеть, по сведению В.П. Дьяконовой, использовалась шаманом в обряде общения с умершим. Шаман отгонял плетью злых духов, чтобы они не мешали умершему говорить. Шаман отгонял плетью и чужих умерших, которые, узнав про угощение, приходили полакомиться пищей и табаком [25, с. 59, 63].
Во время экспедиции в 2005 году в с. Улаган (Респу-лика Алтай) О. К. Асканаков при проведении обряда очищения аила, наряду с бытовыми предметами и музыкальными инструментами, использовал многоярусный камчы (рис. 16). Первый ярус камчы представлял собой 8-ми граное плетеное кнутовище длиной 90 см., включая деревянную нарезную узорами рукоять из таволожника и ремешком-петлей для фиксации на запястье. От первого яруса расходятся три хлыста по 70 см., каждый хлыст расходится еще на три хлыста по 50 см., а те в свою очередь еще на три хлыста по 30 см. В общей сложности камчы насчитывает 27 хлыстов. По словам Асканакова «один удар таким камчы приравнивается к 27 ударам» [26, ПМА, № 17].
В тюрко-монгольском эпосе плеть выступает не только как средство управления конем, но и в качестве с е -рьезного оружия. Плетью убивают врагов недостойных удара меча или сабли [27, с. 194]. На охоте ударами плети по носу убивали волка. Рукоять плети украшали различными орнаментами. В алтайском героическом сказании «Кан-Алтын» упоминается плеть с узорчатой
Рис. 15. Камчы. АГКМ
рукоятью (пулдурге-сабы). Это делало её удобной, т.е. не соскальзывающей с руки.
Сохранившийся роговой наконечник на рукояти кам-чы в виде плетенки и т.н. бесконечного узла в захоронении Юстыд ХП [16, с. 349 к. 28, рис.17], имитировал реально сплетенный ремень. Хранящиеся в музейных коллекциях камчы, изготовлены из различных материалов и богато декорированы, их можно назвать «парадными» (рис. 15). Оформление камчы служило показателем и социального статуса ее владельца. Например, плеть у древних тюрков выступала и символом власти, о чем свидетельствуют слова правителя западных тюркских земель Турксанфа, обращенные к византийскому послу Валентину по поводу поддержки византийцами авар. «Но варханиты (авары — В.Ф.), как подданные тюрков, придут ко мне, когда я захочу; и только увидят посланную к ним лошадиную плеть мою, убегут в преисподнюю» [28, с. 300].
И сегодня во время празднования алтайцами «Эл-Ойына» (народные игры) проводятся спортивные состязания по выбиванию камчы мишеней (танма) (рис. 18). Камчы, наряду с другими звуковыми орудиями (охотничьими манками) и музыкальными инструментами, применяется в ансамбле алтайской народной музыки «Тенгри» в вокально-инструментальных композициях для передачи атмосферы родной природы.
Таким образом, при помощи словесного и фотографического изображений, дана характеристика звуковых
Рис. 13. Железная модель лука и стрелы на шаманском костюме.
НМРА им. А.В. Анохина
Рис. 14. Поперечная перекладина на шаманском бубне. АГКМ. г. Барнаул
Рис. 16. О.К. Асканаков
орудий и музыкальных инструментов обнаруженные археологами на Алтае в разных ракурсах: как явление материальной культуры, как определенные исторические и этнические атрибуции, а также их акустические свойства. При их описании, наряду с археологическими сведениями, мы привлекали широкий круг источников и высказываний о них, что позволило уточнить, со всеми этнографическими подробностями их этническое название, конструктивные, технологические особенности изготовления и назначение.
Трудности в освещении этой проблемы обусловлены огромной хронологической пропастью, отделяющей нас от столь отдаленного времени.
Вместе с тем, изучение археологического звукового и музыкального инструментария, сопоставление его с имеющимся этнографическим материалом позволило внести аргументированные уточнения их истинного назначения в далеком прошлом, а также в наши дни.
Библиографический список:
1 .Sachs, С. The History of Mysical Instruments / C.Sachs. — N-Y., 1940. S. 55-90.
2.Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка. — М., 1987. — Ч. I. — 264 с.: илл.
3.Руденко, С.И. Второй Пазырыкский курган / С.И.Руденко. — Л., 1948. — 64 с.: илл.
4.Джарылгасинова, Р.Ш. Древние когурёсцы (к этнической истории корейцев) / Р.Ш. Джарылгасинова. — М., 1972. — 270 с.
5.Лю Да-цзюнь. Китайская музыка / пер. с примеч., доп. И.Г.Баранова; Лю Да-цзюнь // Вестник Азии. — Харбин, 1923, № 51. —
C. 251-274.
6. Садоков, Р.Д. О двух новых изображениях среднеазиатской арфы // Вестник Каракалпакского филиала АН УзССР. — 1965, №4. — С. 40-70.
7.Садоков, РД. Музыкальная культура древнего Хорезма / РД. Садоков — М., 1970. — 138 с.: илл.
8Демин, А.Г. Музыкальный инструментарий монголов в эпоху великой империи (XIII-XIV вв.) / А.Г. Демин. — Улан-Удэ, 2000. — 217 с.
9.Проблемы традиционной инструментальной музыки народов СССР: Инструмент-исполнитель-музыка: сб. науч. тр. — Л., 1986.— 172 с.
10.Виноградов, В.С. Классические традиции иранской музыки / В.С. Виноградов. — М., 1982. — 184 с.: илл.
11.Руденко, С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время / С.И. Руденко. — М.,- Л., 1953. — 404 с.: илл.
12.Атлас музыкальных инструментов народов СССР/ сост. К.Вертков, Г.Благодатов, Э.Язовицкая. — 2-ое изд., изм. — М., 1975. — 399 с.
13.Полосьмак, Н.В. Всадники Укока / Н.В. Полосьмак. — Новосибирск: «ИНФОЛИО-прессс», 2001. — 366 с.: илл.
14.Кубарев, В.Д. Курганы Уландрыка / В.Д. Кубарев. — Новосибирск: Наука, 1987. — 304 с.
15.Кубарев, В.Д. Курганы Юстыда / В.Д. Кубарев. — Новосибирск: Наука, 1991. — 190 с.
16.Кубарев, Г.В. Культура древних тюрок Алтая (по материалам погребальных памятников) / Г.В.Кубарев. — Новосибирск: ИАЭ СО РАН, 2005. — 400 с.
17.Радлов, В.В. Из Сибири. Страницы дневника/ В.В. Радлов. — М., 1989. — 749 с.
18.Алтайские героические сказания: Очи-Бала. Кан-Алтын // Памятники народов Сибири и Дальнего Востока. — 1997. — т.15. —
С. 82-563.
19.Сатлаев, Ф.А. Кумандинцы (историко-этнографический очерк XIX — первой половины XX века) / Ф.А.Сатлаев. — Горно-Алтайск, 1974. — 200 с.: илл.
20.Потапов, Л.П. Черты первобытно-общинного строя в охоте у северных алтайцев / Л.П. Потапов // Сборник музея антропологии и этнографии АН СССР М.; Л., 1949. С. 5-41.
21 .Плотников, Ю.А. О назначении отверстий в лопастях стрел / Ю.А. Плотников // Вопросы военного дела и демографии Сибири в эпоху средневековья. — Новосибирск: Изд-во НГУ, 2001. — С.79-95.
22.Алексеев, Н.А. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири/ Н.А. Алексеев. — Новосибирск: Наука, 1980. — 315 с.
23.Потапов, Л.П. Алтайский шаманизм / Л.П. Потапов. — Л., 1991. — 319 с.
24.Чинчибаева, Л.О. О современных пережитках у алтайцев / Л.О.Чинчибаева // Этнография народов Алтая и Западной Сибири: сб. ст. АН СССР — Новосибирск: Наука, 1978. — 222 с.: илл.
25.Дьяконова, В.П. Погребальный обряд тувинцев как историко-этнографический источник / В.П.Дьяконова. — Л.: Наука, 1975. — 164 с.
26.ПМА (полевые материалы автора), №17. 2005 г., июнь-июль. Алтай-кижи, теленгиты. Руководитель экспедиции при участии преподавателя А.Наевой, студентов кафедры народного хорового пения АлтГАКИ Ю.Кымындынова, М.Саксаевой, А.Калкина. Материалы: дневник, видеозаписи, фото.
27.Липец, Р.С. Образ богатыря и его коня в тюрко-монгольском эпосе / РС. Липец. — М.: Наука, 1984. — 264 с.
28.Менандр Византиец // Византийские историки. — Рязань: Александрия, 2003. — С. 299-335.
Материал поступил в редколлегию 15.02.07
Рис. 17. Наконечник
Рис. 18. Выбивание мишеней
