CC BY
0Зубок, В.М.
Коллапс. Гибель Советского Союза
Перевод Т. Алешичевой, А. Кана, Ю. Трепалиной. М.: Издательство АСТ: ОГИЗ, 2023. — 656 с. (Новый мировой порядок).
Гибель империй — это трагично и удивительно. То, что казалось незыблемым, в какой-то момент исчезает, подобно утреннему туману. Увы, империи редко уходят без последствий: на их месте порой остаются кровоточащие раны. Но почему же они гибнут?
Книга историка Владислава Зубка подробно разбирает коллапс Советского Союза — для кого-то «империи зла», а для кого-то — общего дома, где народы жили дружной семьёй.
Почему же распался Советский Союз? Оттого, что упала цена на нефть и не на что стало закупать продовольствие? Или же его намеренно развалили? А может быть, это было непреднамеренное, но закономерное следствие действий его руководства?
В своей книге Владислав Зубок старается ответить на эти вопросы. Для этого автор не только исследовал огромный объём литературы (библиография занимает около сотни страниц и может служить самостоятельным справочником), но и лично встречался, порой проводя многочисленные интервью, с ключевыми деятелями эпохи: с помощниками Горбачёва, Ельцина, членами Политбюро.
Во вступлении автор обосновывает основную причину распада СССР — принятие конкретных политических решений элитами, зачастую именно Горбачёвым. Для тех, кто поддерживает идею, что изменения в политических режимах часто происходят именно из-за действий элиты, это утверждение будет казаться очевидным. Ведь элиты принимают судьбоносные решения, в результате которых что-то может пойти не так, и режим трансформируется, либо даже рухнет. Иногда трансформация и является планом элит, но результат может быть совершенно отличным от изначальных планов. Экономический кризис плановой экономики, низкие цены на нефть, война в Афганистане, гонка вооружений, гласность и многое другое — это всё имело значение, но было не смертельно для режима. Согласно книге Зубка, принятие неправильных решений или же вообще отсутствие решений в важные моменты — вот ключ к пониманию того, почему в какой-то момент советские реформы пошли не по плану. «В моей работе переосмысливается развал СССР как неизбежность» (с. 25), — пишет Зубок в начале книги.
Во вступлении автор активно полемизирует с теми, кто не разделяет такую позицию. Владислав Зубок считает, что таких много: «В книге я пытаюсь освободиться от доминирующей на Западе, на
Украине и Прибалтике, и в либеральных кругах в России концепции о неизбежности распада СССР». Но почему эта концепция доминирует?
Хоть книга написана о событиях 30-40-летней давности, она находится на острие идейного противостояния современности. Казалось бы, какая сейчас разница, почему именно распался СССР? Но разница может быть принципиальная. С одной стороны, если принять точку зрения, что советский проект был обречен почти что изначально, что его политическая система и экономика были настолько неэффективны, что их коллапс был просто вопросом времени, то, понятно, смысла в подобных проектах и сейчас нет.
Но если Союз развалился из-за неверных управленческих решений, значит, будь решения верные (или хотя бы не настолько неверные), он мог бы и сохраниться. А раз он мог сохраниться, то, значит, он возможен. Получается, он возможен и сейчас? Просто нужно сделать работу над ошибками?
Подход сторонников обречённости СССР можно представить так: это был ужасный Левиафан, с репрессиями и карательной психиатрией, который был угрозой для своих и для чужих, а в конце он развалился из-за внутренних противоречий. Пожалуйста, не повторяйте больше таких ошибок. Тогда как у Зубка ужасность Левиафана — это вопрос отдельный, но развалился Союз не из-за того, что был ужасен, а потому, что винтики открутили не в тех местах. Причём открутили именно из-за того, что попытались сделать его более удобным, сытым и менее ужасным.
С другой стороны, а почему так легко получилось открутить винтики? Здесь ответ может уже порадовать сторонников обречённости СССР. В условиях правил игры, ограничивающих политическую конкуренцию, в системе не остается «защиты от дурака». В итоге становится возможным то, что Зубок описывает цитатой Эдуарда Шеварднадзе: «Горбачёв искусно „использовал сталинские властные методы для демонтажа сталинской системы"» (с. 68). Выходит, ужасный Левиафан обречён не из-за того, что он ужасен, а из-за того, что ничто не мешает ему сломать самого себя.
Критики такого подхода словно говорят автору: своей книгой вы легитимизируете существовавший строй, вместе со всеми неприглядными правилами игры того времени. Но не похоже, что автор пытается что-либо защитить или обосновать, автор старается ответить на конкретные вопросы, среди которых: «Как и когда политические решения, <...> какие-то стечения обстоятельств привели к тому, что дестабилизация страны и государства прошла точку невозврата?» (с. 26).
Зубок выделяет и подробно описывает контекст и ключевые решения, которые запустили обвал системы. Благодаря этому мы можем внимательно рассмотреть, какие именно винтики были откручены.
В начале книги, в разделе «Роковые реформы», подробно рассказывается о деталях экономики СССР. Пожалуй, для многих эта часть
может стать самой интересной, так как описывает малоизвестные особенности советской экономики. Если кратко, то при Сталине был заложен некий необычный базис, ядро которого не особо менялось до 80-х годов. Одна из его ключевых черт — жёсткое разделение двух пулов денежных средств. Отдельно «безнал» — безналичные деньги, которые государство использовало для различных инвестпроек-тов и которыми предприятия могли рассчитываться между собой. И отдельно — наличные деньги. Ими выдавалась зарплата, и на них можно было купить товары для личного пользования. Важнейшая часть этой схемы — эти два денежных пула не сообщались между собой. Невозможно было перевести безнал в наличные деньги: «На всех предприятиях велась двойная бухгалтерия и строго запрещалось переводить безналичные ассигнования (безнал) в фонд зарплаты (нал)» (с. 59). Это позволяло государству реализовывать амбициозные задачи, «тратить миллиарды безналичных денег на финансирование крупных проектов» (с. 58), не особо беспокоясь о продовольственной инфляции: цены были жёсткие, а количество наличных денег ограничено. И какие бы ни были госрасходы на инвестиции — наличных денег больше не становилось. То есть в такой системе, в теории, можно было бы обойтись даже без сильного дефицита товаров.
И вот в 1988 году команда Горбачёва связывает эти два денежных пула. Причём связывает случайно, через кооперативы и частные банки, беспрецедентно либерализуя финансовый рынок. Также принимается закон о государственных предприятиях, который ослабляет и размывает государственный контроль, давая предприятиям невиданную прежде в СССР свободу. В итоге руководители предприятий, да и просто частные лица, получили возможность организовывать кооперативы, закупать дешёвые товары у госпредприятий, продавать их хоть населению, хоть за рубеж по любым ценам, а вырученные средства обналичивать. Неудивительно, что после этого наступил, по сути, коллапс. Предприятия перестали поставлять продукцию другим предприятиям (в тех случаях, когда считали это невыгодным, а чаще всего так и было), резко сократился выпуск многих товаров, дефицит усугубился, в то время как количество денег на руках у населения выросло. Таким образом, первый винтик, экономический, из механизма советской системы и был выкручен — это произошло в 1987 году. Пик экономической децентрализации произошёл в 1991 году, когда на фоне товарного дефицита объём рублёвой эмиссии составил 93,4 миллиарда — по сравнению с 3,9 миллиарда в 1986 году.
Второй винтик, политический, был выкручен в 1988-1990 годах — была проведена децентрализация управления, а также ограничение власти партии. До этого реальная власть в СССР принадлежала коммунистической партии, которая являлась жёсткой иерархической структурой, способной в той или иной степени контролировать различные группы региональных элит. После реформы контроль над
республиками стал стремительно ослабевать, и республики, особенно прибалтийские, начали центробежное движение.
Вся полнота власти в стране стала принадлежать Съезду народных депутатов СССР, избранному в 1989 году на условно свободных выборах — КПСС во многом сохранила контроль над выдвижением кандидатов. Горбачёв был избран председателем Верховного совета — постоянно действующего органа, избираемого из числа народных депутатов. В 1990 году были также избраны народные депутаты РСФСР, Съезд которых также имел всю полноту власти — уже в РСФСР. Причём эти выборы проходили по другим правилам, без контроля КПСС. Зубок отмечает: «То, что первые полностью свободные выборы в марте 1990-го прошли в РСФСР и других республиках, а не в общенациональном масштабе, способствовало расщеплению советских элит по национальному признаку» (с. 560). Председателем Верховного совета РСФСР был избран Ельцин. Таким образом, политическая реформа создала два полноценных центра власти в Москве — Верховный Совет СССР и Верховный совет РСФСР, возникновение конфликта между которыми запустило стремительный и всё менее контролируемый процесс распада Союза. Зубок подытоживает: «Что бы ни двигало Горбачёвым, заявленная цель — отдать „всю власть Советам" — стала его принципиальной политической ошибкой. Советы, что десятилетиями лишь ставили печати на решениях Политбюро, внезапно обрели законодательные и исполнительные функции, большие, чем могли освоить» (с. 66).
Ещё один аспект, ставший важным фактором коллапса, — это отсутствие договорённостей внутри партийной элиты. Горбачёв и его соратники готовили проекты реформ втайне от остального руководства партии, которое не имело времени даже ознакомиться с тем, что они подписывают. Так, «Рыжков вспоминал, что горбачёвские конституционные реформы застали его и других членов Политбюро врасплох». В итоге ни о каком участии различных политических сил, ни о какой инклюзии, столь необходимой для учреждения новых правил игры, не было и речи. Существенная часть элиты чувствовала себя обманутой, что способствовало попытке переворота в августе 1991 года (ГКЧП). Этот переворот, в свою очередь, стал последним триггером для ликвидации управляющих партийных структур: после провала ГКЧП под нажимом Ельцина приказы о ликвидации партийных структур подписывал сам Горбачёв, непосредственный руководитель партийных чиновников. Именно в этот момент управленческая структура СССР исчезла, ранее же этого не происходило, так как решения об упразднении руководящей роли партии принимались посторонними для партии структурами. Последовавшие затем провозглашение независимости Украиной, Беловежские соглашения и итоговый уход Горбачёва поставили точку в этом процессе. «И Горбачёв, и его оппоненты признавались, что, если бы не августовский
„путч", у советского государства ещё бы был запас прочности, и оно не развалилось бы так скоропостижно и до основания» (с. 27).
В описании всех этих событий Владиславом Зубком чувствуется печаль, ведь гибель империи — это трагичный процесс. В книге мы видим описание череды кровавых конфликтов, которыми ознаменовался распад СССР. Книга была завершена 2021 году, и опасения участников тех событий, увы, выглядят современно.
Если в начале и середине книги у читателя, возможно, возникает негатив по отношению к Горбачёву наподобие: «Ну как так можно!», то в конце книги его сменяет чувство жалости к уходящему государству, а также к его последнему лидеру, который в конце декабря 1991 года «со слезами на глазах» лежит на кушетке в кремлёвской комнате отдыха (с. 550), тогда как Ельцин выглядит «хамоватым провинциальным актёром» (с. 554) на фоне торопливого спуска советского флага. Также отмечается роль Горбачёва в недопущении ввода войск в Чечню в 1991 году. Автор также признает проницательность некоторых членов команды Ельцина образца 1991 года. Например, «Старовойтова считала создание нового Союза путём переговоров более предпочтительным вариантом, нежели поспешную ликвидацию СССР, хотя бы из соображений защиты этнических меньшинств, включая русских в Центральной Азии и на Кавказе. Кроме того, она опасалась подъёма национализма и империализма в независимом российском государстве» (с. 544).
В заключение автор вновь возвращается к полемике о том, был ли СССР обречён сам по себе, либо же его крах — это следствие конкретных управленческих решений. В оптике обречённости СССР идеологи и исполнители радикальных либеральных реформ в экономике и управлении просто хотели как лучше, а СССР развалился сам, ибо был обречён. В оптике книги — именно их решения и реформы запустили процесс коллапса, следовательно, они несут как минимум часть ответственности. «Идеи и проекты в основе этих реформ оказались фатально устаревшими, ошибочными и привели к разрушению существующей экономики и политического устройства изнутри» (с. 557).
Вместо заключения можно привести ряд цитат из книги:
«Многие годы трое славянских лидеров будут настаивать, что на момент их встречи Советского Союза уже не существовало. Но вели они себя так, словно совершали ритуальное убийство. По воспоминаниям Кравчука, Ельцин, крайне взвинченный, снимал напряжение алкоголем» (с. 525).
«Узнав об американском признании [итогов Беловежских соглашений], Ельцин позвал Бурбулиса и других приближённых в свой кремлёвский кабинет, откуда уже съехал Горбачёв, чтобы отпраздновать победу. Они распили бутылку коньяка. Хватило ума не приглашать американское телевидение для съёмок этой сцены... Пройдёт несколько лет, прежде чем Ельцин начнёт подозревать, что Запад на
самом деле не рассматривает Россию как великую державу и равноправного партнёра» (с. 556).
«Только закоренелый детерминист может верить в то, что политике Горбачёва не было альтернатив. Для советской системы было бы гораздо логичнее продолжить авторитаризм в стиле Андропова. Такой авторитаризм пользовался бы массовой поддержкой, тем более в сочетании с радикальной либерализацией рынка, как это сделал когда-то Ленин. Даже в начале 90-х большинство россиян тосковало по сильному лидеру, улучшению условий жизни, стабильной экономике и консолидации страны, а отнюдь не по либеральной демократии, гражданским правам и национальному самоопределению. Горбачёв этого обеспечить не смог, поэтому люди пошли за Ельциным» (с. 559).
«Если бы в декабре 1991-го в центре Москвы вдруг из машины времени появился настоящий Ленин, никто не обратил бы на него никакого внимания. Люди на улице были поглощены повседневными заботами и поиском хлеба насущного» (с. 551).
«Прочитав ещё несколько проектов закона, Горбачёв сознался: „Сам до конца не понимаю"» (с. 56).
В.С. Роговский
Для цитирования: Роговский, В.С. [Рец.] Коллапс. Гибель Советского Союза / В. М. Зубок; перевод Т. Алешичевой, А. Кана, Ю. Трепалиной. М.: Издательство АСТ: ОГИЗ, 2023 // Пути России. 2024. Т. 2. № 3. С. 220-225.
