Зона АфПак как источник региональной нестабильности и угроз международной безопасности Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Г. Чуфрин,

член-корреспондент РАН (ИМЭМО РАН) В. Гельбрас, доктор исторических наук (ИСАА МГУ им. М.В. Ломоносова) А. Володин,

доктор исторических наук (ИМЭМО РАН) Н. Козырев,

Чрезвычайный и Полномочный посол (ДА МИД РФ), Д. Малышева,

доктор политических наук (ИМЭМО РАН) ЗОНА АФПАК КАК ИСТОЧНИК РЕГИОНАЛЬНОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ И УГРОЗ МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Введение

В начале текущего столетия произошло серьезное обострение международной обстановки в районе Центральной и Южной Азии, или, пользуясь западным определением этого региона, Большой Центральной Азии. Такое развитие событий было связано с активизацией в Афганистане радикальных исламистских сил, руководимых «Аль-Каидой» и опиравшихся на поддержку местного правящего режима «Талибан». На них была возложена ответственность за подготовку и проведение в различных странах мира ряда террористических актов, крупнейшими и наиболее известными из которых стали теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 г.

В конце того же года была начата крупная международная операция по борьбе с афганскими исламистами, в которой принял участие целый ряд стран во главе с США. Одни, в число которых вошли члены НАТО, непосредственно приняли участие в формировании Международных сил содействия безопасности (МССБ) и направили в Афганистан свои воинские подразделения. Другие -включая некоторые бывшие советские центральноазиатские республики - предоставили США и их союзникам по международной коалиции возможность создания на своей территории военных баз. Третьи страны ограничились предоставлением права транзита через свою территорию военных и невоенных грузов, необходимых для нужд МССБ.

Результатом этой международной акции, беспрецедентной по масштабам солидарности, стали быстрое военное поражение режима «Талибана» и его свержение в Кабуле. Однако столь успешно начавшаяся контртеррористическая операция не обеспечила решительного разгрома исламистских сил.

После военного поражения в Афганистане радикальные исламистские группировки отступили на территорию сопредельного Пакистана, где они сумели перегруппироваться, создать многочисленные тренировочные базы и лагеря для подготовки боевиков и сменить тактику действий, перейдя к партизанской войне.

С течением времени они возобновили вооруженные вылазки на юге Афганистана, постепенно расширяя зону своих действий и восстановив к концу 2008 г. фактический контроль почти над половиной территории страны. Более того, исламисты перешли к активным действиям и в Пакистане. Как следствие, конфликт с эпицентром в зоне «Афганистан плюс Пакистан» (или АфПак) и угрозой дальнейшего его распространения на другие сопредельные страны принял по существу региональный характер.

Эту ситуацию не удалось кардинально изменить к лучшему и после увеличения в 2010 г. численности американского экспедиционного корпуса в Афганистане на треть - до 100 тыс. военнослужащих. Несмотря на свое несомненное превосходство в численности вооруженных сил и качестве вооружений над сторонниками «Аль-Каиды» и «Талибана», США и их союзникам по международной коалиции так и не удалось добиться военного решения конфликта.

Отсутствие убедительных достижений в военной области сопровождалось неудачами США и в переустройстве общественно-политического и социально-экономического развития Афганистана в соответствии с нормами и принципами западной демократии. Неоднократно предпринимавшиеся ими попытки в этом направлении оказались малорезультативными или вообще несостоятельными при решении важнейших вопросов обеспечения внутриполитической стабильности и управляемости в стране, отношений между центром и провинциями, межэтнических отношений, создания боеспособных национальных вооруженных сил и эффективных сил безопасности. Правящий режим, опиравшийся на поддержку США, оказался поражен коррупцией. Социальные проблемы населения продолжали обостряться.

В этих условиях вероятность возврата к власти талибов и их союзников стала достаточно высокой, что может оказать глубокое

воздействие не только на характер дальнейшего внутриполитического и социально-экономического развития Афганистана, но и на его отношения с соседями, на общерегиональную ситуацию.

Положение в Афганистане и шире - в зоне АфПак - оказывает серьезное влияние также на уровень угроз международной безопасности, имеющих по существу глобальное значение. В частности, важной особенностью развития конфликта явилось то, что в ходе его заметно обострилась проблема прихода к власти радикальных исламистских сил в Пакистане. Стала также реально нарастать угрозы обеспечения ядерной безопасности в регионе, в том числе угроза захвата исламистскими боевиками ядерного оружия либо радиационных материалов и их последующего использования для проведения масштабных террористических актов.

Отсюда задачи урегулирования конфликта состоят не только в снижении уровня напряженности и в достижении максимального уровня стабилизации положения в зоне АфПак, но и в предотвращении негативного воздействия этого конфликта на общественно-политическую ситуацию в сопредельных странах и их национальную безопасность. Необходимость достижения прогресса в урегулировании конфликта приобретает при этом дополнительную актуальность в связи с предстоящим выводом из Афганистана основной части вооруженных сил международной коалиции до конца 2014 г.

Перспективы урегулирования конфликта

в зоне АфПак и позиции региональных стран

Спектр региональных стран, национальные интересы которых в той или иной степени затрагивают перспективы урегулирования конфликта в зоне АфПак, достаточно широк - от Пакистана и Индии до постсоветских стран Центральной Азии.

Пакистан-Индия

Пакистан официально выступает в пользу урегулирования конфликта и стабилизации региональной ситуации, но последовательному проведению в жизнь этой стратегии мешает нестабильная внутриполитическая ситуация в самом Пакистане, которая характеризуется хаотизацией общественно-политической жизни, разрегулированностью административно-хозяйственной деятельности, неспособностью политических партий нормализовать

партийно-политическую деятельность в стране. Главная особенность современного Пакистана - практическая несформирован-ность среднего класса (в его интеллектуально-духовном и материально-финансовом выражении) и, как следствие, неразвитость экономических, социальных и политических структур гражданского общества. А это, в свою очередь, способствует политизации доминирующей религии - ислама, - выраженной в крайних формах ваххабизма.

Кризисные явления во внутриполитической жизни страны получили дополнительный импульс в связи с распространением афганского конфликта на территорию Пакистана. Как следствие, в стране наблюдался рост числа местных радикальных исламистских партий и движений, а также тесно связанных с ними террористических организаций. В их число входят:

- сектантские формирования, находящиеся во враждебных отношениях с другими группами и постулирующие свою исключительность на поле внутрирелигиозных отношений, политической и террористической деятельности; среди них такие организации, как Суни Сипа-э-Сахаба, Лашкар-э-Джангви, а также Техрик-э-Джафрия (все эти формирования действуют исключительно на территории Пакистана);

- антииндийские группы, такие, как Лашкар-и-Таиба, Джайшш-э-Мухаммад и Харакат уль-Муджахеддин (одной из важных территорий их базирования выступает пакистанская часть Кашмира);

- афганский «Талибан», возглавляемый муллой Мухамма-дом Умаром и имеющий штаб-квартиру в Кветте;

- «Аль-Каида» и аффилированные с ней структуры, располагающиеся в зоне проживания племен и имеющие дочерние организации, которые ведут террористическую деятельность в странах Центральной Азии и Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая;

- пакистанский «Талибан», руководимый Хакимуллой Мех-судом в Южном Вазиристане и стремящийся к контролю над территорией племени Мехсуд и родственных ему образований1.

1 Пакистанским Талибаном принято считать организацию «зонтичного» типа, объединяющую различные исламистские группы на северо-западе страны. Среди главных заявленных целей организации выделяются: подрыв основ пакистанского государства, введение в практику социальных и культурных отношений собственной интерпретации шариата, а также объединение против сил МССБ, воюющих в Афганистане.

В настоящее время у официальных пакистанских властей, как и у общества в целом, отсутствует ясное понимание стратегии и тактики борьбы с терроризмом в стране. Вместе с тем восстановление общественно-политической стабильности Пакистана будет в конечном счете зависеть от способности гражданского общества к самоорганизации, к выработке общей формулы согласия и консенсуса поверх национально-этнических и партийно-политических барьеров. Центральная роль в этом процессе принадлежит руководству Вооруженных сил, традиционно играющему роль арбитра во внутриполитической жизни страны, лидерам политических партий и вождям племен Пакистана. Как представляется, правящие круги Пакистана в сложившихся экстраординарных условиях не имеют иной альтернативы, кроме проведения своей, пакистанской «кемалистской революции», т.е. преобразований, воспроизводящих «турецкий путь развития» 20-30-х годов XX в., под руководством наиболее современной и внутренне организованной силы - пакистанской армии, разумеется с коррекцией на международный и внутренний контекст положения Пакистана в текущем столетии.

Если же не удастся обеспечить стабилизацию внутриполитической жизни Пакистана в обозримом будущем, существенно ограничив при этом активность радикально-исламистских сил и положив конец деятельности различных групп террористического профиля, религиозных либо просто сектантских, то это не только отрицательно скажется на экономических интересах страны, включая ее привлекательность для иностранных инвесторов, но и может побудить некоторых членов мирового сообщества провести гуманитарную интервенцию под предлогом «защиты от террористов» ядерного арсенала Пакистана. В своих отношениях с Пакистаном Россия, исходя из вышеизложенного, должна, как представляется, руководствоваться несколькими стратегическими принципами, важнейшими из которых должны стать, во-первых, стимулирование экономического роста и развития Пакистана как непременное условие его предсказуемого и стабильного развития; во-вторых, содействие доступными средствами развитию гражданского общества в этой стране, всячески поддерживая при этом рост тех политических партий и гражданских ассоциаций, которые противостоят радикально-экстремистским движениям и террористическим группам. Целесообразно также усилить контакты с пакистанской армией как ведущей социально-политической силой общества, способной удерживать Пакистан в состоянии единства и территориальной целостности. В этом смысле контакты с военными

не будут противоречить связям с гражданской властью Пакистана, но дополнять их.

Индия также стремится к урегулированию конфликта в зоне АфПак, в особенности в связи с вероятностью сохранения радикальными религиозными и экстремистскими силами своих позиций как в Афганистане, так и в Пакистане. Устранение угрозы международного терроризма рассматривается поэтому в Индии в качестве одного из важнейших условий урегулирования конфликта. Наряду с этим Индия продолжает преследовать стратегические цели в регионе, а именно: общее усиление своих позиций, в том числе за счет Пакистана. Изначально, т.е. со времени раздела в 1947 г. Индостанского полуострова на Индию и Пакистан, отношения между этими двумя государствами отличались высокой степенью напряженности. Враждебность между Индией и Пакистаном сохранялась, несмотря на наличие географической, историко-культурной и демографической общности, характерной для их совместного южноазиатского цивилизационного пространства. Мощная инерция взаимного недоверия у элит обоих государств сохраняется до сих пор.

Впрочем, в своей политической стратегии в отношении Пакистана нынешнее правительство Индии исходит из того, что под воздействием действующего глубокого системно-структурного кризиса пакистанское общество меняется. Глубокие изъяны в экономике и политической системе, несмотря на массированную помощь извне (со стороны США, Китая, Саудовской Аравии), приближают Пакистан, как полагают в Дели, к своеобразному «моменту истины», когда придется подвергнуть ревизии и четко определить основы социально-экономической политики и приоритетные направления внешнеполитических и внешнеэкономических связей на историческую перспективу1. Время от времени в индийской печати появляются сообщения о трениях в пакистанской армии, в частности между пенджабцами и пуштунами, что, по мнению индийцев, подрывает ее роль как главной политической силы

1 Преследуя свои цели в регионе, правящие круги Индии рассчитывают на: 1) нежизнеспособность пакистанской «модели» развития; 2) неспособность сформировать в исторической перспективе систему «двухпартийной» демократии и / или на неработоспособность представительной демократии в Пакистане вообще; 3) определенную «усталость» армии от вмешательства в хаотические экономические и гражданские процессы в стране.

Пакистана1. Всё это, в конце концов, потребует, считают в Дели, кардинальных перемен государственного курса Пакистана, в частности «стратегического сдвига» в отношениях с Индией.

Это, впрочем, не меняет фундаментальных основ триединого подхода Индии к двусторонним отношениям, а именно: а) сохранение высокой боеготовности национальных вооруженных сил и поддержания на высоком уровне их «потенциала сдерживания»; б) вовлечение Пакистана на всех уровнях внешнеэкономических связей в совместные бизнес-проекты; в) готовность Дели к адекватному реагированию на изменение Исламабадом позиции по ключевым аспектам двусторонних отношений, включая так называемую кашмирскую проблему2. Следует, однако, учитывать, что «коридор возможностей» компромиссной линии в отношении Исламабада у официального Дели, с учетом жесткой критики со стороны собственной оппозиции, весьма ограничен.

К тому же роль Пакистана в весьма чувствительном для Индии вопросе об урегулировании конфликта в зоне АфПак может заметно измениться вследствие начавшегося американо-саудовско-пакистанского сближения. Его целью является ограничение влияния Ирана на Большом Ближнем Востоке, для чего сау-довцы, похоже, окончательно избрали Афганистан центром своих действий в этом регионе. При этом фактически речь идет о восстановлении саудовско-пакистанского альянса 1990-х годов3. И, таким образом, Индия, не имея общей границы с Афганистаном, не сможет, даже будучи крупнейшим (исключая Китай) региональ-

1 Режим доступа: www.jamestown.org/single/?no_cache=l&tx_ttnews%5Btt_ пеш8%5Б=953. Видимо, имеется в виду растущее влияние пуштунов, как полагает Стивен Коэн из Института Брукингса, на офицерский корпус армии (от 15 до 22%, что превосходит долю пуштунов в населении Пакистана), а также на рядовой состав (20-25%), что создает определенные психологические неудобства для крупнейшего этноса страны - пенджабцев.

2 Понимая внутриполитическую сложность «кашмирской проблемы» для Исламабада, официальный Дели готов ждать, очевидно сознавая, что ситуация в южной части Центральной Евразии постепенно динамизируется и что статус-кво не может продолжаться долго.

3 Саудовско-пакистанский альянс в 1990-е годы, в частности, способствовал созданию Исламабадом ядерного оружия (точнее, саудовцы финансировали этот проект). В настоящее время на территории Саудовской Аравии находятся несколько тысяч пакистанских военнослужащих, выполняющих «оборонительные» функции. Также Саудовская Аравия оказывала массированную помощь Пакистану во время сильного наводнения 2010 г.

ным донором, играть в этих условиях значительную самостоятельную роль в афганском урегулировании.

Занимаемая Индией позиция в отношениях с Пакистаном и по урегулированию афганского конфликта открывает перед Россией определенные возможности по расширению поля противодействия распространению радикально-экстремистского ислама из зоны АфПак в жизненно важную для России Центральную Азию. Индия и Россия демонстрируют практически идентичные подходы к урегулированию афганского конфликта. Эти подходы строятся вокруг принципа полицентричности мирового устройства и теоретически создают неограниченные возможности для взаимодействия двух стран в различных мировых и региональных форматах. Однако в позициях обоих государств существуют определенные нюансы, учет которых позволит сделать кооперационные связи наших стран на пространстве мировой и региональной политики более результативными.

B частности, смысл деятельности Индии в конфликтной зоне АфПак состоит в стремлении Дели качественно усилить свои экономические, политические и, возможно, военно-силовые позиции в регионе, прежде всего за счет Пакистана. Вряд ли в этой деятельности решающую помощь Индии, в силу объективных причин и ограничений, могут оказать США, тогда как взаимодействие с Россией - и в Афганистане, и в Центральной Азии (к положению в которой индийцы всегда чувствительны) - может дать искомый результат, в частности если Индия с помощью Москвы получит, в том числе через механизмы Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), активный доступ к создаваемому при финансовом участии Китая международному транспортному коридору Север-Юг, т.е. к кратчайшему и наиболее экономичному пути в Европу, Россию и Центральную Азию.

Иран. Среди региональных стран, национальные интересы которых в той или иной степени затрагивают перспективы урегулирования конфликта в зоне АфПак, Иран занимает одно из первых мест. Иран (до 1935 г. Персия) и Афганистан географически, исторически, экономически, а также с религиозной, этнокультурной и национальной точек зрения были и остаются настолько близкими друг другу, что события, происходящие в одной из этих стран, самым непосредственным образом отражаются на ситуации в другой. После талибанизации Афганистана во второй половине 1990-х годов вовлеченность Ирана в афганские дела заметно возросла. Разразившаяся война между движением «Талибан» и Се-

верным альянсом в первый период конфликта четко разграничила иностранных союзников той и другой стороны. Как известно, движение «Талибан», возникшее и окрепшее благодаря США и Пакистану, поначалу активно поддерживалось своими покровителями, тогда как Северный альянс получал помощь и поддержку со стороны России и Ирана. Последний рассматривал и продолжает сегодня рассматривать талибов как своих политических противников. При этом США, с учетом возможностей и влияния Тегерана в Афганистане, особенно в его западных провинциях, делали попытки использовать иранцев, их влияние в Афганистане в антиталибской кампании. Такие попытки предпринимались по аналогии с тем диалогом, который велся в свое время за закрытыми дверями между дипломатами (точнее, спецслужбами) США и Ирана по иракской проблематике. Этому, однако, сильно мешает ситуация вокруг самого Ирана в связи с его ядерной программой, а также с антиизраильским курсом иранского руководства, помощью исламистским группировкам типа «Хезболлы» и ХАМАС, а в последнее время и поставками оружия сирийскому руководству в его противостоянии вооруженной оппозиции, поддерживаемой Западом и консервативными арабскими режимами.

В этой связи «иранская карта» разыгрывается США двояким образом.

С одной стороны, исходя из своих национальных интересов и геополитических задач, американская администрация планирует использовать полученный плацдарм в Афганистане для нанесения возможного военного удара по Ирану, если до этого дойдет дело. Военное присутствие американцев на афганской территории, которое планируется сохранить и после 2014 г. по так называемому соглашению о стратегическом партнерстве между Вашингтоном и Кабулом, свидетельствует в пользу такого варианта. Одновременно сохранение военной угрозы для иранского режима с афганской территории вкупе с такими же угрозами со стороны Турции (члена НАТО), а также из региона Персидского залива, где дислоцированы американские военные корабли, должно, по расчетам США, заставить Иран быть более гибким и уступчивым в переговорах по решению его ядерной программы.

С другой стороны, США хотели бы привлечь Иран и использовать его влияние в Афганистане для решения вопроса об афганском урегулировании на условиях компромисса между талибами и нынешней властью. При этом американцы исходят из того, что иранцы должны быть заинтересованы в таком урегулировании,

результатом которого будет прекращение иностранного, прежде всего американского, военного присутствия в стране. Нельзя исключить в этой связи, что заявление вице-президента США Дж. Байдена на конференции в Мюнхене в феврале 2013 г. о том, что США готовы возобновить диалог с Ираном, предусматривает обмен мнениями с иранцами по широкому кругу проблем, в том числе по Афганистану.

Однако не только США пытаются использовать иранский фактор в своих интересах. Другие региональные и мировые игроки (государства Центральной Азии, Китай, Индия, Россия) также стремятся приобщить Иран к процессам, связанным с урегулированием афганского конфликта, с недопущением распространения с территории Афганистана терроризма и религиозного экстремизма, а также с усилиями по борьбе с наркотиками в Афганистане.

В основном помимо контактов на двустороннем уровне такие усилия предпринимаются в рамках ШОС и «душанбинской четверки» (Россия, Таджикистан, Афганистан, Пакистан). Не следует забывать, что важным фактором, побудившим нынешних членов ШОС к объединению, явилась именно ситуация в Афганистане, и уже в первые годы существования этой организации были заложены нормативные рамки ее деятельности на афганском направлении и созданы институты, позволяющие эту деятельность осуществлять. В итоговой Декларации саммита ШОС в 2002 г. впервые подчеркивалось, что безопасность Центральной Азии неразрывно связана с перспективами мирного процесса в Афганистане, и было высказано твердое намерение наращивать сотрудничество в области содействия послевоенному политическому и экономическому восстановлению этой страны. И в дальнейшем афганская тема неизменно находила отражение в итоговых документах ежегодных встреч лидеров входящих в ШОС государств. Работа ШОС на афганском направлении важна тем, что к ней привлекаются и другие игроки, особенно регионального уровня. В частности, в институт наблюдателей ШОС, которые довольно активно участвуют в работе этой организации, помимо Индии, Пакистана, Монголии и Афганистана, входит также Иран. Последний не может быть принят в полноправные члены ШОС по причине наложенных на него санкций со стороны ООН, однако это не мешает ему участвовать в обсуждении широкого круга вопросов, стоящих в повестке дня организации, включая афганский.

Для России иранский фактор в афганском урегулировании имеет особо важное значение. Россия, как и Иран, не заинтересо-

вана в возвращении талибов к активному участию в афганских государственных структурах. В свое время Россия и Иран вместе поддерживали Северный Альянс в борьбе с талибами, и сегодня их интересы в афганском вопросе вновь во многом совпадают. Речь идет в первую очередь о том, что и Россию, и Иран устраивал бы мирный, дружественный Афганистан, откуда не исходила бы угроза терроризма и экстремизма. При этом и Россия, и Иран хотели бы возрождения Афганистана как независимого, нейтрального государства, территория которого была бы свободна от присутствия иностранных войск.

Все это дает основание говорить о том, что по афганскому вопросу имеются возможности российско-иранского взаимодействия и их необходимо использовать. В частности, Россия и Иран, видимо, должны делать все от них зависящее, чтобы воспрепятствовать односторонней договоренности США с талибами, по которой американцы, получив согласие на сохранение своего военного присутствия в Афганистане, закрыли бы глаза на верховенство талибов в структурах государственной власти ИРА, что грозило бы возвращением во внешнюю и внутреннюю политику страны исламского экстремизма.

Такое развитие событий не устроило бы не только Россию и Иран, но и страны Центральной Азии и Китай. Предотвратить это можно было бы путем совместного выдвижения идеи созыва Все-афганской международной конференции под эгидой ООН и с активным привлечением к ее организации ведущих мировых и региональных игроков. Причем делать это необходимо уже сегодня, не дожидаясь, пока попытки договориться с талибами со стороны различных сил, преследующих свои интересы, не приведут к нежелательным последствиям. Речь идет, как отмечалось выше, о возможности достижения компромисса между США и талибами, а также о том, что X. Карзай выдвинул совместно с пакистанцами свой план урегулирования конфликта. Этот план, в частности, предусматривает мир с талибами до 2015 г. и изъятие афганских боевиков из «черного списка», чтобы дать им возможность легально вступить в переговоры с нынешней властью в Афганистане.

Как представляется, все эти планы, носящие сепаратный характер, лишь разъединяют международное сообщество и усиливают талибов. В этой связи выдвижение со стороны ШОС при поддержке его наблюдателей, в том числе Ирана, идеи созыва Всеаф-ганской мирной конференции под эгидой ООН могло бы стать продуктивным шагом на пути ликвидации афганского кризиса

и уравнять шансы соперничающих в этом процессе сторон при выработке взаимоприемлемых решений.

Подытоживая вышеизложенное, можно констатировать, что, как бы ни складывалась сегодня ситуация в Афганистане, иранский фактор продолжает оставаться ее важной составляющей, с которой вынуждены считаться все вовлеченные в афганское урегулирование стороны. В любом случае для России, равно как и для других членов ШОС и организации в целом, Иран может стать неплохим союзником в решении афганской проблемы. США также не могут игнорировать иранский фактор и, несмотря на все свои противоречия с иранским режимом, вынуждены искать его поддержки в антиталибской кампании по аналогии с тем, как это было в Ираке. Возможность использовать иранский фактор в выгодном для себя направлении получает, наконец, и нынешний афганский режим, который может рассчитывать на поддержку Ирана в противостоянии с талибами и освобождении страны от иностранной зависимости в перспективе. Для самого Ирана афганское направление его внешней политики остается одним из приоритетных. Возвратится ли Афганистан снова под контроль талибов, или там сохранится американское военное присутствие при коалиционных структурах новой власти - для Ирана далеко не безразлично. В любом случае изменения в афганской обстановке потребуют от него адекватной реакции с акцентом на защиту собственных политических интересов.

Страны Центральной Азии

Несомненную заинтересованность в урегулировании конфликта проявляют центральноазиатские страны. 2014 год станет рубежным для Центральной Азии в отношении вызовов и угроз, идущих из зоны АфПак. Для центральноазиатских государств, являющихся стратегическими партнерами России по Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), ШОС и формирующемуся Евразийскому союзу, небезразлично, превратится ли Центральная Азия после вывода из Афганистана сил международной коалиции в регион бурь и потрясений или же здесь удастся и дальше поддерживать приемлемый уровень стабильности; каковы будут параметры военно-политического присутствия США / НАТО в постсоветской Центральной Азии, будут ли они свернуты или же, напротив, расширены; будет ли налажено в этом регионе взаимодействие военно-политических организаций Запада со

структурами безопасности, издавна утвердившимися в Центральной Азии под эгидой России; какими могут стать формы и механизмы участия России, а также других региональных стран (Индия, Иран, Пакистан) в энергетических, транспортных, военно-политических проектах, которые, связав Центральную Азию с Афганистаном и Южной Азией, способны будут содействовать стабилизации во всем этом обширном регионе.

Государствам Центральной Азии и России важно в этой связи принять во внимание различные сценарии развития ситуации в Афганистане после вывода оттуда войск США и Международных сил содействия безопасности, учесть возможные варианты дестабилизации зоны АфПак с такими сопутствующими явлениями, как трансграничная преступность, международный терроризм, религиозный экстремизм и рост наркотрафика. Эти внешние угрозы региональной политической стабильности в значительной степени усугубляются также эндогенными факторами - быстро накапливающейся в Центральной Азии критической массой внутренних проблем. В их числе:

- внутриполитическая и социально-экономическая нестабильность, имеющая такие составляющие, как межэтническая и межклановая напряженность, противостояние внутри государств региональных элит и кланов, обнищание населения, углубляющийся разрыв в доходах населения, растущие социальные диспропорции, высокий уровень безработицы, коррупция, низкая эффективность государственных структур;

- радикальный исламизм, готовый поднять голову в случае любой политической дестабилизации и активно использующий социальные проблемы для дискредитации светских правящих режимов;

- рост влияния наркомафии и частично питающегося из этого источника религиозного экстремизма;

- проблема устойчивости легитимной власти и возможные последствия и процессы, которые могут быть спровоцированы слабостью этой власти.

Сохраняются и межгосударственные противоречия, усиливающие в Центральной Азии конфликтный потенциал.

Это, во-первых, «энергоразмежевание», вызванное соперничеством из-за водных и энергетических ресурсов.

Во-вторых, неурегулированные пограничные споры, которые становятся в Центральной Азии серьезным вызовом безопасности. Споры эти затрагивают большинство республик региона, но осо-

бенно Узбекистан, Киргизию и Таджикистан, где этническая чересполосица и отсутствие общепризнанных границ усугубляются дефицитом земельных и, что еще более важно в условиях засушливого климата, водных ресурсов, придавая периодически возникающим конфликтам отчетливо выраженную социально-экономическую окраску.

В-третьих, не завершенные в центральноазиатских государствах сложные процессы нациестроительства и формирования государственных идеологий, компонентом которых часто становятся территориальные претензии к соседям или же притязания того или иного государства (что больше всего свойственно Узбекистану) на региональное лидерство.

Иными словами, основные вызовы безопасности в Центральной Азии исходят от внутренних социально-экономических и политических проблем. В целом на ближайшую перспективу прямая и непосредственная связь безопасности центрально-азиатских государств (за вычетом Таджикистана) с происходящими в Афганистане внутренними процессами - борьбой за власть, межэтническими, межрелигиозными конфликтами - не прослеживается. Трудно предположить также, что талибы, которые в массе своей являются пуштунскими националистами, станут распространять зону своего влияния на соседние центральноазиатские республики, население которых этнически им чуждо и где они не могут рассчитывать на понимание и поддержку. И даже если талибы снова возвратятся в Афганистане к власти - что вполне вероятно, - то в их ближайшие планы вряд ли входит осуществление прорыва в Центральную Азию с целью захвата ее территорий или установления в этом регионе халифата.

Другое дело, что реальную угрозу безопасности стран Центральной Азии могут создать базирующиеся в Афганистане и Пакистане ячейки «Аль-Каиды» и других террористических организаций, включая скрывающееся под разными наименованиями Исламское движение Узбекистана. После ухода из Афганистана основных контингентов США и Международных сил содействия безопасности (МССБ) они вполне способны активизироваться и оказать на Центральную Азию деструктивное влияние.

Именно поэтому центральноазиатским государствам важно обезопасить себя от угроз с афганского направления, которые включают в себя и распространение радикальных религиозных течений, и террористическую активность, и рост наркотрафика.

Так, в Казахстане, долгое время считавшемся самой спокойной страной Центральной Азии, в последние годы произошло несколько инцидентов, связанных с активностью исламистских радикалов. В Киргизии, на традиционно исламизированном Юге страны, также оживили свою деятельность радикальные религиозные движения, в частности «Хизб ут-Тахрир» и «Таблиги джамаат», которые признаны экстремистскими и запрещены во многих странах, включая Россию. Есть признаки осложнения религиозно-политической ситуации и в Туркменистане, о внутренних проблемах которого вследствие закрытости информации известно очень мало. Тем не менее, по некоторым данным, в прикаспийских областях страны имеются поселения, где приобретают влияние исламистские группы, доходы которых формируются за счет нарко-трафика1. В Таджикистане не только возрос поток наркотиков, что повышает уровень преступности в республике, но и замечено активное проникновение исламистских групп из Афганистана на фоне усиления общих процессов исламизации местного общества.

Особенно опасными видятся в Центральной Азии сочетание потенциальных внешних вызовов (из зоны АфПак) с реально нарастающими внутриполитическими рисками и возможное соединение социального и религиозного факторов, притом что «исламская революция» (по аналогии с событиями на Ближнем Востоке) вряд ли реально угрожает какой-либо республике региона, несмотря даже на то, что в Узбекистане и Таджикистане, например, роль политического ислама традиционно высока. Более вероятен вариант «афганизации» или же «киргизации», когда в рамках долгосрочной нестабильности и войны кланов исламисты, питающиеся от наркотрафика и внешней помощи своих «братьев по вере», становятся элементом всеобщего беспорядка.

Для противодействия такому варианту развития государствам региона нужны, помимо сильной армии и специально обученных сил быстрого реагирования, стратегии ответа на внутренние и внешние вызовы и риски - как выработанные на коллективной основе, так и национальные. Следует обратить при этом внимание на то, что не до конца еще сформировавшуюся в Центральной Азии архитектуру обеспечения безопасности отличает сложный многоуровневый характер.

1 Шустов А. «Арабская весна» в Центральной Азии? 26.11.2011 (шшш^о-letie.ru/geopolitika/ arabskaja_vesna_v_centralnoj_azii_2011-10-26.htm).

Региональный срез безопасности обеспечивается такими организациями, как ОДКБ, куда из числа центральноазиатских государств входят Казахстан, Киргизия и Таджикистан, и ШОС, членом которой помимо вышеперечисленных центральноазиат-ских стран является также Узбекистан. ОДКБ в ряду проблем, связанных с коллективным реагированием на чрезвычайные ситуации в зоне своей ответственности, особо выделяет обстановку в Афганистане, которая характеризуется как «нестабильная и слабо прогнозируемая» на среднесрочную перспективу. Учитывая, что в Афганистане «террористическая деятельность со стороны непримиримой вооруженной оппозиции не ослабевает, а в некоторых районах страны даже активизируется», что «практически нет результатов борьбы с наркопроизводством, очень высок уровень коррупции, национальные вооруженные силы и правоохранительные органы пока полностью не готовы обеспечивать безопасность страны», Совет коллективной безопасности ОДКБ на своей сессии 19 декабря 2012 г. в Москве утвердил ряд решений по противодействию возрастающим угрозам из Афганистана. Предусмотрены, в частности, меры, направленные «на снижение негативного влияния на ситуацию в государствах - членах ОДКБ со стороны Исламской Республики Афганистан после вывода в 2014 г. основной части контингента Международных сил содействия безопас-ности»1.

В ОДКБ намерены также более активно привлекать к выполнению поставленных задач свои специализированные структуры. Таковыми являются Коллективные силы быстрого развертывания, созданные в мае 2001 г. по решению четырех государств - участников ОДКБ - России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана2. Будучи важным элементом деятельности ОДКБ, они предназначаются для выполнения боевых задач исключительно в Центральной Азии.

На образованные в феврале 2009 г. Коллективные силы оперативного реагирования (КСОР) в составе Армении, Белоруссии, России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана возложены более

1 См.: Об итогах сессии Совета коллективной безопасности ОДКБ 19 декабря 2012 года (odkb-csto.org/news/detail.php?ELEMENT_ID=1536).

2 Они включают в свой состав российскую военную базу в Таджикистане (бывшая 201-я мотострелковая дивизия), российскую авиационную группировку в городе Кант (Киргизия), а также два батальона от Казахстана и по одному от Таджикистана и Киргизии.

сложные задачи: КСОР предполагается использовать для отражения военной агрессии, проведения специальных операций по борьбе с международным терроризмом, транснациональной организованной преступностью, наркотрафиком, а также для ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций. При этом военная компонента КСОР формируется из соединений и частей постоянной боевой готовности, которые будут способны к мобильной переброске в любую точку зоны ответственности ОДКБ. В то же время войска КСОР, выступающие под флагами СНГ и ОДКБ, подчиняются национальным командованиям своих стран.

ШОС, хотя и не является военной организацией или площадкой, на которой регулярно обсуждаются проблемы безопасности, включает в число своих приоритетов борьбу с терроризмом, сепаратизмом, религиозным экстремизмом и наркотрафиком. Вместе с Россией и КНР в ШОС представлены все центрально-азиатские государства (за вычетом Туркменистана), страны-наблюдатели (Афганистан, Индия, Иран, Монголия и Пакистан) и партнеры по диалогу (Белоруссия, Турция, Шри-Ланка). Такой потенциал ШОС позволяет ей стать мощным механизмом решения сложных вопросов региональной безопасности, включая и те, что относятся к ситуации в зоне АфПак.

Элементы глобального уровня безопасности связаны с членством государств Центральной Азии в ООН и ОБСЕ, со взаимодействием с НАТО и участием в некоторых программах этой организации. Таким образом, в рамках своей многовекторной внешней политики центральноазиатские государства принимают военные гарантии безопасности, предоставляемые им не только Россией и ОДКБ, но и НАТО, притом что последняя часто конкурирует и соперничает в Центральной Азии с ОДКБ и ШОС. В связи с близящимся завершением афганской кампании для США и НАТО открылись новые возможности для расширения военного сотрудничества с центральноазиатскими государствами. Оно включает в себя предоставление права пролета авиации воюющих в Афганистане коалиционных сил над территорией центрально-азиатских государств и передачу некоторыми из них в аренду своих военных объектов странам МССБ. В их числе функционирующая с 2001 г. в киргизском аэропорту Манас американская военная авиабаза, переименованная в 2009 г. в Центр транзитных перевозок; развернутые в Душанбе (Таджикистан) подразделения французских войск; военный аэродром в городе Термез (Узбекистан), используемый Германией; аэропорт в городе Чимкент, предостав-

ленный Казахстаном в январе 2013 г. в аренду Франции для вывода войск и имущества из Афганистана. Национальные стратегии безопасности центральноазиатских государств и, соответственно, их подходы к решению афганской проблемы заметно различаются.

Таджикистан, Киргизия и Казахстан, наряду с элементами военно-политического сотрудничества с США / НАТО, в основном связывают свою политику в сфере безопасности в целом и по афганскому вопросу в частности с участием в ОДКБ и укреплением союзнических связей с Россией.

Наиболее уязвимым с точки зрения безопасности остается Таджикистан, имеющий с Афганистаном самую протяженную и во многом незащищенную границу, частично проходящую по сложному горному рельефу, что и является причиной трудностей в ее охране. В эту республику после 2014 г. станет возможным приток беженцев из числа живущих в Афганистане этнических узбеков и таджиков, которых может погнать за пределы страны гражданская война. Таджикистан, кроме того, более других рискует подвергнуться нападениям радикальных религиозных организаций типа Исламского движения Узбекистана и «Аль-Каиды». Дабы предотвратить негативный ход событий, обусловленных таким неспокойным соседством, власти Таджикистана попытались в последние годы укрепить свои военно-политические позиции с помощью внерегиональных сил. В частности, помощи в защите своей внешней границы с Афганистаном они искали у Евросоюза в рамках его «Программы содействия управлению границами в Центральной Азии». Однако в силу того, что основное внимание европейских стран сосредоточено с 2011 г. на борьбе с собственным экономическим и финансовым кризисом, исход которого далеко не ясен для самого ЕС и будущего еврозоны, широкомасштабной поддержки со стороны ЕС Таджикистан так и не получил.

Определенную помощь в укреплении обороноспособности Таджикистану оказали США и НАТО. Ими был создан Национальный центр боевой подготовки, проложены новые системы связи, построен мост через реку Пяндж с пограничным и таможенным постами на таджикско-афганской границе. Такое внимание американо-натовских политиков и военных к Таджикистану было обусловлено, впрочем, не только задачей защитить Таджикистан от проникновения боевиков со стороны Афганистана, но главным образом открывающейся, как виделось в США, возможностью для создания в Таджикистане своей разветвленной военной инфра-

структуры. Одновременно на руководство Таджикистана оказывался массированный нажим с целью побудить его отказаться от военного сотрудничества с Россией и от предлагаемой ею модели обеспечения национальной безопасности. В ответ Душанбе, не отказываясь от материальной помощи Запада, заключил новые военные соглашения с Москвой во время официального визита Президента РФ В. Путина в Таджикистан (5-6 октября 2012 г.). Согласно подписанным документам, расположенная в республике 201-я российская военная база сохранится до 2042 г. с возможностью продления дальнейшего ее пребывания в стране. Кроме того, военнослужащие базы и члены их семей были приравнены по своему статусу к административному персоналу посольства - подобным статусом пользуется персонал натовского Центра транзитных перевозок (ЦТП) «Манас» в Киргизстане.

Немаловажную роль в избранном Таджикистаном в качестве приоритета российском направлении своей стратегии сыграли два обстоятельства.

Во-первых, высокая заинтересованность республики в сохранении денежных поступлений от своих трудовых мигрантов, большая часть которых (1,3 млн человек) работают в России. В 2011 г. их денежные переводы составили, по данным Всемирного банка, 47% ВВП Таджикистана1.

Во-вторых, Таджикистан надеется пополнить собственную, весьма ограниченную ресурсную базу: военную, экономическую, финансовую - именно с помощью России. Идя навстречу этим пожеланиям, последняя в 2012 г. взяла на себя обязательство переоснастить вооруженные силы республики, обеспечить подготовку кадров для таджикской армии, выделить средства для борьбы с наркотрафиком, беспошлинно снабжать внутренний таджикский рынок российским газом.

Для Киргизии с ее перманентной внутриполитической нестабильностью и нерешенными проблемами на Юге страны любые потрясения извне, откуда бы они ни исходили, способны стать детонатором нового политического или межэтнического конфликта. Возможная активизация в регионе экстремистских и террористических движений также рассматривается в Киргизии как серьезный вызов безопасности. Отсюда - заинтересованность республики в помощи извне для отражения таких угроз и вызовов. Соответственно в рамках присущей всем центральноазиатским

1 Режим доступа: www.ca-news.Org/news:1052206

государствам многовекторной политики Киргизия стремится поддерживать высокий уровень сотрудничества как с США / НАТО, так и с Россией / ОДКБ. Хотя США и намереваются свернуть уже в 2013 г. большую часть военных операций в Афганистане, они не отказываются от идеи сохранить за собой ЦТП «Манас» и после 2014 г. О продлении истекающего срока его аренды, в частности, шла речь на переговорах, которые провел в Бишкеке в январе 2013 г. в ходе своего центральноазиатского турне помощник госсекретаря США по странам Южной и Центральной Азии Р. Блейк. Впрочем, в планах киргизского правительства - превращение этого военного объекта в гражданский аэропорт, а не в военно-воздушную базу какой-либо страны. Наметившийся у руководства Киргизии с осени 2012 г. сдвиг в сторону углубленного сотрудничества с Россией позволяет предположить и возможность создания на базе «Манас» совместного российско-киргизского логистического центра. Как надеется официальный Бишкек, столичный аэропорт сможет стать крупным транспортным узлом, который позволит значительно сократить время перелета между странами Западной Европы и Юго-Восточной Азии.

Планы Киргизии по преобразованию американского ЦТП могут свидетельствовать также и о переориентации республики на российские проекты в сфере безопасности. Подтверждение тому -итоги прошедших в Бишкеке в сентябре 2012 г. российско-киргизских переговоров на высшем уровне, когда были подписаны документы, закрепляющие российское военное присутствие в республике. Речь, в частности, идет о «Соглашении между Российской Федерацией и Киргизской Республикой о статусе и условиях пребывания объединенной российской военной базы на территории Киргизской Республики», которое начнет действовать с 2017 г. Объединенная российская военная база включит в себя четыре военных объекта: базу подводных испытаний оружия в Караколе, центр военной связи в Кара-Балте, радиосейсмическую лабораторию в Майлуу-Суу и авиабазу в Канте. Списание многомиллионного долга, выделение не менее крупной суммы денег на поддержание киргизского бюджета, приход российских компаний в энергетическую отрасль республики в качестве крупнейшего инвестора также являются свидетельством того, что Россия активизировала свою внешнеполитическую работу в Киргизии.

Для Казахстана в силу его географической отдаленности от Афганистана уровень угроз и рисков, проистекающих из возможного возникновения в Афганистане гражданской войны, заметно

ниже, чем для любой другой страны Центральной Азии. Тем не менее обострение ситуации в Афганистане и непредсказуемость его политического будущего после вывода основной части военнослужащих США и Международных сил содействия безопасности могут негативным образом сказаться и на Казахстане, Юг которого тесно связан с остальной Центральной Азией. При неблагоприятном сценарии дестабилизация в приграничных с Афганистаном центральноазиатских государствах может выйти за их пределы и прямо или косвенно затронуть интересы Казахстана. В случае прямой военной угрозы со стороны Афганистана, вероятность которой, впрочем, незначительна, можно предположить ту или иную форму российского участия по защите Казахстана для отражения этой угрозы.

Казахстан, который считался островком стабильности в Центральной Азии, испытывает в последнее время проблемы в сфере безопасности. В мае 2011 г. впервые за новейшую историю республики произошел теракт в городе Актобе. Затем теракты были зафиксированы в таких крупных городах, как Астана, Атырау, Алматы, Тараз. Ответственность за террористические акты взяла на себя неизвестная ранее исламистская группировка «Солдаты Халифата», имевшая связи с «Аль-Каидой» и занимавшаяся подготовкой боевиков для этой международной террористической организации. Источники в Афганистане и Пакистане сообщали, что в последние годы оттуда активно направляют боевиков - как правило, этнических казахов - в Казахстан с целью вербовки новых членов и давления на власти. Обращает на себя внимание, что теракты в стране совпали с активизацией политической борьбы за кресло президента Казахстана. Участились и ужесточились нападения с участием исламистов также после того, как Казахстан пошел на радикальное сближение с Россией, вступил в Таможенный союз, стал строить с Москвой единое евразийское пространство.

Власти Казахстана не исключают возможности использования территории республики для незаконного транзита оружия и наркотиков, в том числе и с помощью организаций, считающихся исламистскими. При этом в южных районах Казахстана, где имеется большая узбекская диаспора, увеличивающаяся за счет нелегальных трудовых иммигрантов из Узбекистана, наблюдается быстрая радикализация ислама. Замечена здесь спецслужбами и деятельность «Хизб ут-Тахрир». Так что многое, включая появление листовок с антиправительственными призывами и происламист-ским содержанием, говорит о том, что Казахстану не удается

остаться в стороне от процессов исламизации, проявляющихся в том числе в росте религиозного экстремизма, причем опасность состоит в возможности использования исламистами социального недовольства населения страны.

Казахстан до недавних пор занимал приоритетное место в центральноазиатской стратегии США. Однако с началом функционирования Таможенного союза и Единого экономического пространства, участниками которых вместе с Казахстаном являются Россия и Белоруссия, это центральноазиатское государство стало интересовать США / НАТО в основном как экспортер энергосырья. Такая ситуация может сохраниться на переходный период (до 2014 г.), что не исключает в дальнейшем попыток оказать давление на руководство Казахстана, в том числе через местную прозападно настроенную элиту, с целью переориентации республики с евразийских интеграционных проектов в направлении программ, финансируемых и лоббируемых Западом.

В отличие от Казахстана, Киргизии и Таджикистана во внешней политике крупного центральноазиатского государства -Узбекистана просматривается тенденция к изоляционизму и опоре в основном на собственные ресурсы в сфере обеспечения безопасности. В последние годы, однако, этот курс сочетается с некоторым расширением военного сотрудничества с США и рядом стран НАТО. Немаловажное значение здесь сыграл тот факт, что Узбекистану была отдана главная роль в «Северной распределительной сети», задействованной для транзита американо-натовских грузов из Афганистана. Предваряя это решение, Конгресс США снял в сентябре 2011 г. введенные в 2004 г. против Узбекистана ограничения на предоставление ему военной помощи. Территория республики рассматривается в Соединенных Штатах и как наиболее привлекательная для создания крупных транспортных центров, имеющих региональное значение, а также военных объектов, которые могут функционировать на постоянной либо временной основе.

Неслучайным видится решение Узбекистана в июне 2012 г. приостановить свое членство в ОДКБ, которое было обусловлено надеждой получить от США в обмен на такой шаг гарантии безопасности после вывода войск коалиции из Афганистана, а также тем, что именно Узбекистану была обещана большая часть техники и вооружений, вывозимых войсками коалиции из Афганистана. Военную составляющую ОДКБ этот демарш Узбекистана вряд ли серьезно ослабит, поскольку тот практически не участвовал

в военном сотрудничестве в формате Организации, а в 2009 г. президент И. Каримов отказался подписывать соглашение о Коллективных силах оперативного реагирования ОДКБ. Но вот борьбу с наркотрафиком данное решение Узбекистана, который граничит не только с Афганистаном, но и с четырьмя другими центрально-азиатскими республиками, может осложнить.

Принятием в августе 2012 г. парламентом Узбекистана закона, запрещающего размещение на территории республики иностранных военных баз и объектов, вопрос об иностранном военном присутствии в стране был снят с повестки дня, что говорит о попытках Ташкента проводить сбалансированную политику, заключающуюся в максимальном отдалении от конкурирующих в Центральной Азии глобальных и региональных игроков. Можно предположить также, что сокращение масштабов и изменение формата присутствия американо-натовских войск в Афганистане после 2014 г. скорее всего не скажутся на внутриполитической обстановке в Узбекистане, а элиты республики достигнут консенсуса в вопросе преемственности власти. Тем самым Узбекистану удастся избежать в будущем серьезных политических потрясений. Но до 2014 г. руководство республики намерено активно развивать военно-политическое сотрудничество с США, хотя бы для того, чтобы купировать силовым путем внутренние угрозы и блокировать возможные усилия по дестабилизации извне внутриполитической ситуации.

Наконец, еще одна центральноазиатская страна, Туркменистан, рассчитывает избежать негативного влияния ситуации в Афганистане на свое внутриполитическое положение, сохранив нейтралитет в региональных отношениях. Эта республика, закрытая в информационном отношении от внешнего мира, как и в течение двух последних десятилетий, когда она дистанцировалась по сравнению со своими соседями от внутриафганских распрей, вполне вероятно, сумеет сохранить стабильный уровень отношений с Афганистаном вне зависимости от того, кто будет там у власти. Таким отношениям Туркменистана с Афганистаном будут способствовать усилия по строительству газопровода для транспортировки туркменского газа и среднеазиатских энергетических ресурсов в Пакистан через территорию Афганистана. Туркменистан останется, видимо, одним из важнейших маршрутов транзита афганских торговых грузов на внешние рынки. Афганистан же будет еще долго зависеть от туркменского бензина, сжиженного газа и электричества, которыми в настоящее время снаб-

жаются несколько провинций страны. Сам Туркменистан интересует ведущих глобальных игроков в основном своим богатейшим газовым потенциалом, а также в связи с инициированными туркменской стороной важными проектами в энергетической и транспортной сферах. В их числе - проект ТАПИ (Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия), который в случае его реализации приведет к крупным геополитическим сдвигам в Центральной и Южной Азии. Очевидно также, что вопросы демократии и ситуация с правами человека в Туркменистане не станут на ближайшую перспективу предметом особой озабоченности западных стран.

В целом приходится признать, что «раздвоение» сферы безопасности в Центральной Азии из-за присутствия здесь вне-региональных сил и структур препятствует согласованности действий центральноазиатских государств по противостоянию внешним вызовам и угрозам, плохо помогает им в решении проблем, порождаемых усложненными геополитическими условиями. Страны Центральной Азии, судя по всему, не спешат окончательно и бесповоротно связывать проблему обеспечения региональной безопасности с ОДКБ и ее структурами, а также с ШОС. Это обусловлено, во-первых, принятием на вооружение центрально-азиатскими участниками этих организаций концепции «многовек-торности», которая на практике во многих случаях сводится к откровенному внешнеполитическому лавированию между различными мировыми и региональными центрами. Во-вторых, это может быть объяснено неизжитыми фобиями части политических элит региона, муссирующих - осознанно либо под воздействием западной пропаганды - тезис о якобы существующих имперских устремлениях России. В-третьих, достаточно пассивным отношением Китая (в рамках ШОС) к потенциальным военным угрозам региону, стремлением официального Пекина ограничивать свою деятельность в Центральной Азии преимущественно сферами экономики и торговли.

Однако центральноазиатские государства, втягивающиеся в новый раунд геополитической игры, движимы желанием уравновесить присутствием США влияние Китая, а некоторые из них -возможно, и России. Но при этом, похоже, не просчитываются все последствия подобного балансирования. Серьезное ограничение суверенитета, а то и фактическая утрата его лишь одни из таких возможных последствий.

Процессы, разворачивающиеся в Центральной Азии на заключительном этапе «афганской игры», значительно усложняют

задачи России, официально обозначившей пространство Содружества Независимых Государств, а значит, и его центральноазиатский сегмент как «ключевое направление» своей внешней политики1.

Предстоящий вывод боевых частей Международных сил содействия безопасности из Афганистана и передача ответственности за обеспечение безопасности в стране правительству в Кабуле ставят перед серьезными вызовами как саму Россию, так и патронируемые ею структуры безопасности - ОДКБ и ШОС. Им в будущем предстоит играть более значимую роль в деле афганской стабилизации, которая станет предметом не только обсуждения, но и практической деятельности их специализированных структур. Важным фактором, который позволит снизить напряженность в Афганистане и предотвратить возможность расползания оттуда нестабильности на соседние страны и регионы, может стать передача больших полномочий (равно как и иностранной помощи) местным властям. Поможет поддержанию региональной безопасности вовлечение во внутриафганское урегулирование, наряду со структурами ООН, стран Южной и Центральной Азии, их региональных организаций, нацеленных на политико-экономическое, а не военное взаимодействие с Афганистаном. В этой связи большие возможности открываются перед теми экономическими, энергетическими, дорожно-транспортными проектами, в которых могут принять участие вместе с Афганистаном центральноазиатские государства, Россия, Китай, Пакистан, Индия, Иран - т.е. страны, так или иначе участвующие в ШОС, БРИКС, «большой двадцатке». Искусственное выведение США / Западом по идеологическим и геополитическим соображениям некоторых из них (России, Ирана либо Китая) за пределы таких проектов (ТАПИ, например) не позволит им заработать в полную силу и не будет способствовать нормализации обстановки в регионе.

Центральноазиатские государства вместе с Россией, Индией и Ираном могли бы стать союзниками непуштунских групп Афганистана, помогая им добиваться своего представительства во властных структурах республики и сдерживая возможную экспансию талибов в регион Центральной Азии. Свое участие в решении афганской проблемы центральноазиатские государства могут усилить, активизировав региональное сотрудничество в борьбе

1 О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации. 07.05.2012 (news.kremlin.ru/acts/15256).

с терроризмом, экстремизмом, организованной преступностью и незаконным оборотом наркотиков.

Если в Центральной Азии произойдет расширение американо-натовского присутствия, как военного (базы), так и экономического, на основе преобразования ныне функционирующей «Северной сети» в трансконтинентальную сеть, которая полностью покроет территорию бывшего СССР, это будет способствовать реализации широких стратегических целей США и их союзников. Целями подобного военно-стратегического контроля станут сдерживание Китая, контролирование Афганистана, подрыв экономических позиций России в регионе и переориентация структур безопасности государств Центральной Азии с постсоветских на натовские. Но, как показывает опыт других стран и регионов, натовские структуры заинтересованы не столько в поддержании стабильности -внутригосударственной или межгосударственной, сколько (пользуясь термином А. Богатурова) в «принуждении к партнерству» стран пребывания, во включении их в качестве сателлитов в орбиту западного влияния. Американские военные объекты там, где они уже имеются (Киргизия), и там, где они могут появиться (Таджикистан), возможно, придадут некоторую уверенность правительствам этих стран. Но американцы едва ли будут готовы принять на себя риски в случае обострения внутриполитической ситуации в этих странах или же возьмут на себя обязательства предоставить длительные гарантии безопасности своим старым-новым стратегическим партнерам. Иллюзией может оказаться и бытующее ныне в Центральной Азии представление о том, что западные военные структуры окажутся эффективнее в плане защиты от внешних и внутренних угроз, нежели ОДКБ. Есть также и пределы использования России как фактора, позволяющего оказывать давление на американских партнеров: такая «многовекторная» политика грозит со временем обернуться против тех, кто взял ее на вооружение.

Очевидно, что стратегию ответа на внешние вызовы и риски центральноазиатским государствам трудно будет выработать без внешней помощи. Такую помощь реально может предоставить Россия, которая осознает степень своей ответственности и пытается действовать в Центральной Азии на опережение, используя различные инструменты - структуры ОДКБ либо экономические интеграционные проекты (Таможенный союз, Единое экономическое пространство).

Перспективы урегулирования конфликта

в зоне АфПак и позиции глобальных игроков

Китай. Игроком глобального уровня в ситуации, складывающейся в зоне АфПак, выступает Китай, роль которого явно усиливается в последнее время. Анализ дальнейших намерений Китая свидетельствует о том, что он стремится обеспечить свою ведущую роль в развитии политических, экономических и культурных процессов в этом регионе в связи с предстоящим в 2014 г. выводом войск МССБ из Афганистана и действует в этом направлении в соответствии с долгосрочными планами, которые включают установление «отношений стратегического взаимодействия и партнерства» с региональными странами, включая Афганистан и Пакистан, расширение сотрудничества с ними в освоении природных ресурсов, инфраструктурном строительстве, энергетике, подготовке кадров, участие в восстановлении разрушенной войной экономики Афганистана.

Одним из важнейших пунктов плана действий Китая является формирование Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР) в качестве экономического бастиона и центральной политической площадки, ориентированной на сопредельные страны. Об этом заявил премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао, выступив с докладом «Восстановление величия Великого шёлкового пути» в сентябре 2012 г. на открытии ярмарки ЭКСПО «Китай - Евразия» в городе Урумчи (административный центр СУАР) и подчеркнув, что «Синьцзян станет форпостом (выделено мной. - Ред.) развития взаимовыгодного сотрудничества Китая со всеми странами Азии и Европы, особенно с соседними странами». СУАР уже в течение длительного времени последовательно превращается в крупный промышленный и сельскохозяйственный центр региона. Благодаря богатым полезным ископаемым и природным ресурсам район имеет надежную базу для экономического развития. Здесь развернуто экономическое строительство солидных масштабов, ориентированное на значительное расширение хозяйственных связей с соседними странами.

В соответствии со специальным решением ЦК КПК к развитию СУАР подключены центральные ведомства и другие провинции страны. Как следствие, ежегодно заметно возрастают размеры инвестиций в данный район, причем в 2011 и 2012 гг. масштабы их

прироста превзошли аналогичные показатели по стране в целом1. В результате валовой региональный продукт СУАР на протяжении 2008-2011 гг. увеличивался более высокими темпами, нежели ВВП страны. Рост ВВП в 2010 г. составил 10,4%, а в 2011 г. -9,3%, тогда как ВРП СУАР - соответственно 10,6 и 12%2.

Строительство транспортной инфраструктуры. Формирование современного «шёлкового пути» является важной составной частью плана действий Китая, связанных с расширением торгово-экономических связей в Евразии и подготовкой к изменению ситуации в Афганистане и вокруг него после 2014 г. Серьезным вкладом в реализацию китайского плана стало строительство в СУАР новых железных дорог и более 2500 км скоростных шоссейных трасс3. Правительство Китая активно поддерживает также деятельность программы Регионального экономического сотрудничества Центральной Азии (РЭСЦА), участниками которой являются десять стран (Китай, Казахстан, Киргизстан, Узбекистан, Таджикистан, Азербайджан, Афганистан, Монголия, Туркменистан и Пакистан), и намерено начать практическую реализацию проекта строительства железной дороги Китай-Киргизия-Узбекистан. Эта магистраль призвана соединить китайские железные дороги через Киргизию с Узбекистаном и далее через Афганистан, Иран и Турцию с европейской сетью железных дорог. Планируемая протяженность китайского участка составляет 165 км, киргизского - 268,4 км.

Вопрос о создании этой транспортной артерии обсуждается уже 15 лет и постепенно подходит к своему логическому завершению. В конце октября 2012 г. в городе Ухань (провинция Хубэй, Китай) состоялась 11-я министерская конференция в рамках программы РЭСЦА4, на которой был принят так называемый Уханьский план действий. В нем была поставлена задача ускорения реализации стратегии РЭСЦА-2020, основу которой составляет

1 См.: Zhongguo tongji nianjian, 2012 (Статистический ежегодник Китая, 2012). Tab. 5-3 (электронный вариант).

2 См.: Zhongguo tongji nianjian, 2012 (Статистический ежегодник Китая, 2012). Tab. 2-1,2-14 (электронный вариант).

3 Режим доступа: russian.news.cn/economic/2012-12/28/c_132069347.htm

4 Создание механизма РЭСЦА было инициировано в 1997 г. Азиатским банком развития (АБР). В 2002 г. РЭСЦА повысил свой статус до министерского уровня. В качестве партнеров в сотрудничестве с РЭСЦА участвуют АБР, Всемирный банк, Международный валютный фонд, Программа развития ООН, Европейский банк реконструкции и развития и Исламский банк развития.

сотрудничество стран в таких областях, как транспорт, торговля и энергетика.

Согласно этой стратегии, планируется проложить в Центральной Азии до 2020 г. транспортный экономический коридор и осуществить такие стратегические цели, как «торговая экспансия и повышение конкурентоспособности». Министр финансов КНР Се Сюйжэнь заявил на конференции РЭСЦА в связи с принятием Уханьского плана действий, что китайская сторона готова в полной мере использовать свои ресурсы для активизации сотрудничества с другими странами-участницами в целях интенсивного претворения в жизнь этого плана1.

Территория Киргизии представляет узловой участок будущей трансазиатской железнодорожной трассы. В то же время ее участие в строительстве тормозится размерами государственного долга, который столь велик, что Киргизия не может рассчитывать на получение международных кредитов. Вэнь Цзябао специально приезжал в Киргизию, чтобы одновременно с решением ряда других экономических вопросов «продвинуть строительство» этой трассы. В настоящее время обсуждается вопрос о создании совместного предприятия или концессии с участием китайских инвесторов либо международных финансовых организаций.

Президент Киргизии А. Атамбаев решительно поддержал строительство этой железной дороги. Он убежден, что она будет играть важную роль в развитии республики, в национальном и экономическом объединении всех ее районов. В отличие от сложной ситуации в Киргизии, в Узбекистане вопрос о строительстве трассы на политическом уровне решен, и правительство республики поддерживает проект строительства железной дороги Китай-Киргизия-Узбекистан2. Строительство магистрали поддержали и правительства Таджикистана и Ирана.

Вместе с тем неясно, позволят ли после 2014 г. строить эту дорогу силы, оппозиционные правительству Афганистана. В этой связи будет важна позиция США в отношении этой трансазиатской железной дороги. В случае положительного отношения к ее строительству Соединенные Штаты, пользуясь договором с прави-

1 Экономическое обозрение: Китай и соседние страны Центральной Азии собираются проложить «экономический коридор» (russian.china.org.cn/china/txt/ 2012-10/31/со^еП_26959442.^ш).

2 «Узбекистан поддерживает строительство железной дороги Китай-Киргизстан-Уз бекистан» (ш(!ааПу. и//articlts-id-13383.htm).

тельством Афганистана, смогут предпринять соответствующие меры поддержки. Однако в США не могут не понимать, что эта магистраль будет материальной базой для резкого увеличения престижа и экономических позиций Китая на огромной территории Азии. То есть произойдет процесс, который в США длительное время считали совершенно нежелательным.

Экономическая политика Китая в Афганистане и Пакистане. Одним из важнейших пунктов китайского плана действий, ориентированных на перспективу, является заблаговременное укрепление своих экономических позиций в Афганистане и Пакистане. В Пекине учитывают, что строительство и функционирование железнодорожной магистрали, а также промышленные и другие объекты, которые Китай строит в Афганистане, принесут последнему немалые доходы, создадут рабочие места и вызовут повышение благосостояния населения. По прогнозам, значительную часть бюджета Афганистана могут формировать средства, поступающие от проектов с китайским капиталом. Тем самым делается расчет на создание прочного фундамента для китайско-афганского сотрудничества и ослабления сил экстремизма, терроризма и сепаратизма и в Афганистане, и в Китае. Кроме того, Китаю требуются значительные природные ресурсы, необходимые для собственной растущей экономики, которыми обладает Афганистан, в частности месторождения хрома, железной руды, тантала, ниобия, бериллия, угля, драгоценных и полудрагоценных камней.

В 2008 г. китайская корпорация Jiangxi Copper Co. совместно с металлургической корпорацией Metallurgical Group Corp. выиграли торги на приобретение 100% прав на крупнейшее в мире меднорудное месторождение «Айнак» в афганской провинции Ло-гар. Было объявлено об инвестировании в разработку этого месторождения до 3,5 млрд долл. США. Кроме того, 500 млн долл. китайцы решили направить на строительство электростанции. Половина вырабатываемой электроэнергии должна пойти на снабжение местного населения. Предусмотрено также строительство железной дороги и комбината по переработке руды производственной мощностью до 220 тыс. т меди в год1. Планируется, что с 2014 г. месторождение начнет работать на полную мощность, обеспечивая работой 10 тыс. афганцев.

1 Китай в Афганистане (aftershoksu/?q=node/18797).

Обладание этим месторождением целесообразно рассматривать одновременно с вложением Китаем значительных средств в стратегически важный порт Гвадар в провинции Белуджистан в Пакистане. В связи с этим возникли планы постройки железной дороги, соединяющей «Айнак» с портом, и строительства еще одной железной дороги для соединения Гвадара с китайской железной дорогой в Синьцзяне. Этот порт расположен в 400 км к востоку от Ормузского пролива, через который проходит 60% импортируемой Китаем нефти1.

Китайская нефтегазовая национальная корпорация (С№НС) стала в декабре 2011 г. победителем торгов, получив право на разработку трех нефтеносных участков (Замарудсай, Базархами и Кашкари), находящихся в бассейне реки Амударья. По подсчетам Министерства экономики Афганистана, доходы от добычи нефти составят до 9,75 млрд евро в год. Для бюджета Афганистана это огромная сумма. Ее достаточно для создания высокого уровня самообеспечения и сокращения зависимости от иностранной помощи.

В конце декабря 2011 г. в Кабуле было подписано афгано-китайское соглашение о двухстороннем технико-экономическом сотрудничестве. По сообщению китайских информационных агентств, соглашение является частью помощи китайского правительства Афганистану и предусматривает восстановление кабульской больницы Джамхуриат, Парванского оросительно-обводни-тельного канала, научно-технического центра при Министерстве образования и др., а также открытие факультета китайского языка в Кабульском университете. Предусмотрено также представление афганскому Министерству здравоохранения 100 машин «скорой помощи».

В 2012 г. в Афганистане насчитывалось также 30 предприятий КНР, работающих в области сельского хозяйства, добычи и переработки полезных ископаемых. Хотя Китай подчеркнуто демонстрирует намерение использовать преимущественно экономические средства для обеспечения своих интересов в зоне АфПак, он отнюдь не намерен отказываться и от сугубо силовых методов в целях поддержания безопасности в этой зоне, в том числе на границах с Афганистаном и Пакистаном, протяженность которых составляет, соответственно, 76 и 523 км. В 2012 г. китайское пра-

1 Дракон в Гиндукуше. Интересы Китая в Афганистане (www.centrasia.ru/ newsA. php?st=1241294520).

вительство приняло меры по укреплению границ с Афганистаном и Пакистаном. Среди них - ужесточение паспортно-визового режима, блокирование границ с Афганистаном и Пакистаном, отселение населения Ташкурганского и некоторых других районов на границе с Афганистаном и ввод в них воинских частей, частей вооруженной полиции, усиление режима безопасности на объектах повышенной опасности и др. Помимо этого в СУАР задачи борьбы с экстремизмом, терроризмом и сепаратизмом возложены на Производственно-строительный корпус (ПСК) китайской армии, в состав которого в 2011 г. входили 14 дивизий и других воинских частей, а общая численность составляла 1,1 млн человек1.

По сообщениям тайваньской и гонконгской прессы2, происходит укрепление Синьцзянского и Ланьчжоуского военных округов. К границам перебрасываются несколько пехотных дивизий. В расположение Синьцзянского военного округа выдвинуты 4-я полевая армия НОАК и другие воинские части: артиллерийская бригада, дивизия истребительной авиации, средства радиоэлектронной разведки и обнаружения, а также радиоэлектронной борьбы. Командный пункт этого округа переведен в городе Хашэ на юге Синьцзяна. Штаб Ланьчжоуского военного округа и авиационной дивизии передислоцирован в Урумчи.

Китай установил тесные отношения с правительствами Афганистана и Пакистана в области безопасности. Им налажены поставки этим странам военной техники. С 2013 г. в КНР начнется подготовка афганских полицейских. Правительство Афганистана, в свою очередь, взяло на себя обязательство охранять китайский персонал и объекты, расположенные в стране.

В июне 2012 г. состоялось подписание «Совместной декларации Китайской Народной Республики и Исламской Республики Афганистан об установлении отношений стратегического партнерства и сотрудничества». В декларации содержится обязательство Китая и Афганистана не допускать на своей территории деятельности, направленной против другой стороны, оказывать твердую поддержку друг другу в вопросах, касающихся обеспечения суверенитета, единства и территориальной целостности, и сообща про-

1 2012 Xinjiang shengchan jianshe bingtuan tongji nianjian (Статистический ежегодник Синьцзянского производственно-строительного корпуса, 2012). Tab. 1-3. Zhuiao nianfeng guomin jingji zhuiao zhipiao (электронный вариант).

2 Регентов Д. Китай и силовая операция в Афганистане (abrus.ru/content/ 564.623.11310.html).

тивостоять таким трансграничным угрозам, как терроризм, нелегальная иммиграция и нелегальный оборот оружия и наркотиков, укреплять пограничный контроль.

Соединенные Штаты Америки. Из внешних игроков глобального уровня центральная роль в достижении урегулирования конфликта в зоне АфПак и формировании его основных параметров, несомненно, принадлежит Соединенным Штатам Америки. С самого начала конфликта в Афганистане правящими кругами США на первое место ставились геополитические задачи (получение плацдарма в Афганистане с последующим его использованием для продвижения американских интересов в отношении Ирана, стран Центральной Азии, на Индостанском полуострове и, конечно же, в отношении Китая). В последующем в число важнейших выдвинулась также задача обеспечения ядерной безопасности в зоне АфПак.

И в современных условиях США продолжают рассматривать Афганистан и АфПак как зону своих жизненно важных интересов, которые они намерены отстаивать различными политическими, экономическими и силовыми методами.

В последнее время, однако, в связи с кризисом модели одно-полярного управления мировыми и региональными политическими процессами США утратили возможность самостоятельно, в одностороннем порядке, не считаясь с интересами других стран, определять условия урегулирования конфликта в Афганистане / зоне АфПак. Важным условием эффективности такого урегулирования становится признание Соединенными Штатами взаимозависимости всех участников процесса урегулирования и их фактического равенства. В свою очередь признание этого обстоятельства определяет параметры («коридор возможностей») сложного и многовариантного процесса урегулирования. Немаловажным обстоятельством, оказывающим возрастающее давление на администрацию США, стали накопившееся в американском обществе разочарование результатами затянувшегося участия страны в самом продолжительным в ее истории зарубежном конфликте и связанное с этим недовольство как высокими боевыми потерями, так и огромными материальными расходами, при том что происходит нарастание собственных финансовых трудностей.

Что же касается союзников США по НАТО и Международных сил содействия безопасности, то и среди них - в значительной степени в ответ на существенное снижение общественной поддержки участия в международной операции в Афганистане, в осо-

бенности в идущих там боевых действиях, - крепнут настроения в пользу скорейшего вывода своих войск из этой страны.

С учетом упомянутых внутренних и внешних факторов заметные изменения в стратегию США по афганской проблеме были внесены президентом США Б. Обамой в январе 2013 г. в ходе его переговоров с президентом Афганистана X. Карзаем. Так, Обама сообщил о решимости ускорить поэтапный вывод американских войск из Афганистана в 2013-2014 гг. и уже в ближайшее время максимально сократить их непосредственное участие в боевых действиях. Одновременно было заявлено о намерении США передать полную ответственность за обеспечение безопасности Афганистана его Национальным вооруженным силам1. Важным итогом переговоров Обамы и Карзая стало также согласие США на признание движения «Талибан» в качестве легальной силы на переговорах между Кабулом и вооруженной оппозицией по поиску взаимоприемлемого политического решения конфликта. В интересах активизации этих переговоров американцы дали согласие и на учреждение в Дохе, столице Катара, официального представительства «Талибана».

Одновременно Б. Обама подтвердил намерение США оставить в Афганистане ограниченный воинский контингент (от 6 до 10 тыс. военнослужащих) формально для обучения и подготовки афганских сил безопасности и координации контртеррористических операций. В случае достижения договоренности по этому вопросу с правительством Афганистана Соединенные Штаты постараются обеспечить выполнение, хотя и ограниченными средствами, не только этих, но и своих первоначально поставленных и более широких стратегических геополитических задач.

Несмотря, однако, на очевидное стремление Вашингтона к нахождению компромиссной формулы урегулирования конфликта, непримиримая афганская оппозиция отнюдь не стремится к встречным уступкам. Более того, в ответ на итоги переговоров между Б. Обамой и X. Карзаем в Вашингтоне движение «Талибан» обнародовало в январе 2013 г. заявление, в котором недвусмысленно было заявлено об отказе признать эти договоренности и сформулировано требование «немедленного вывода всех иностранных войск из Афганистана». В столь же категорической форме были отвергнуты планы США оставить в Афганистане

1 Obama Accelerates Transition of Security to Afghans // New York Times. 2013, January 11.

ограниченный воинский контингент. «Американское правительство и Карзай должны понять, что их соглашение о сохранении военного присутствия (США в Афганистане. - Ред.) всего лишь личная сделка между ними, которая категорически отвергается нашим народом и юридически несостоятельна. Исламский эмират (Афганистан) продолжит свой священный джихад против этого присутствия, как он это делал на протяжении последних 11 лет»1, -говорится в заявлении.

США, по всей видимости, будут стремиться тем не менее сохранить свое политическое и военное присутствие в Афганистане и регионе после 2014 г. За последние полтора десятилетия ими были потрачены огромные политические, военные и экономические усилия для того, чтобы закрепиться в этом стратегически важном регионе, и просто так уходить отсюда американцы не намерены. Поэтому, даже если в случае прихода к власти в Афганистане талибов и их союзников США все же будут вытеснены из этой страны, они предпримут все меры, чтобы компенсировать свои потери за счет получения или расширения позиций в других странах региона (в частности, в странах Центральной Азии, о чем шла речь выше).

США предстоит также определиться и по поводу дальнейшего характера взаимодействия с другими странами, имеющими собственные национальные интересы в этом районе азиатского континента.

Далеко не в последнюю очередь это касается будущего американо-российских отношений, которые на всем протяжении афганского конфликта складывались достаточно конструктивно при всех расхождениях и противоречиях, зачастую весьма острых, по другим вопросам. В конце первого десятилетия текущего столетия эти отношения достигли стадии активного сотрудничества по одной из наиболее сложных и болезненных проблем для США и их союзников, а именно по обеспечению безопасного транзита через территорию России грузов для нужд в Афганистане.

В апреле 2008 г. между США и Россией было достигнуто предварительное соглашение по этому вопросу. И хотя отношения между ними после грузино-югоосетинского конфликта в августе того же года заметно охладели, с приходом Б. Обамы в Белый дом диалог между сторонами возобновился. Результатом смягчения

1 The Islamic Emirate of Afghanistan «Regarding So-Called Security Pact Between Karzai and America». January 2013.

отношений стал возврат к выполнению ранее достигнутых договоренностей, а одним из конкретных проявлений этой «оттепели» явилось начало транзита в марте 2009 г. невоенных грузов через территорию России для нужд МССБ в Афганистане. Очередным шагом в укреплении американо-российского сотрудничества по Афганистану стало подписание в ходе визита в Москву в июле 2009 г. президентом США Б. Обамой дополнительного соглашения, предусматривающего воздушный транзит военных грузов и личного состава Вооруженных сил США через территорию России. Наконец, в апреле 2012 г. Россия и США достигли еще более масштабного соглашения о транзите из Афганистана и обратно грузов для снабжения группировки Международных сил содействия безопасности, а также для последующего вывода из этой страны войск, техники и снаряжения. Со второй половины того же года правительство России разрешило мультимодальный, или комбинированный, транзит через Ульяновск в Европу и США не только воздушным, но также автомобильным и железнодорожным транспортом.

Следует подчеркнуть, что последнее соглашение было поддержано в России далеко не всеми политическими силами и движениями и подверглось резкой критике многими левыми и лево-патриотическими организациями. Тем не менее российское руководство пошло на этот шаг, руководствуясь необходимостью проведения в жизнь реального сотрудничества с США и их союзниками в борьбе с международным терроризмом и религиозным экстремизмом.

Сказанное не означает, впрочем, что после завершения международной антитеррористической операции в Афганистане ныне действующие соглашения о транзите через российскую территорию грузов для войск США / НАТО, планирующих остаться в этой стране, будут сохранены автоматически. Более того, в России считают нецелесообразным сохранение для этих нужд ныне действующих центров транзитных перевозок либо перевалочных пунктов США / НАТО и тем более создание новых на территориях своих союзников в Центральной Азии.

В то же время Россия могла бы скорректировать свою позицию по вопросу о транзите при условии достижения договоренности с США о налаживании эффективного взаимодействия по борьбе с наркоугрозой, исходящей с территории Афганистана.

Объясняется это тем, что одним из самых негативных итогов афганского конфликта стало превращение Афганистана в круп-

нейший центр в мире по производству наркотиков. Общеизвестно, что за годы, прошедшие с начала активной фазы конфликта в Афганистане, общая площадь посевов опиумного мака в этой стране достигла 150 тыс. га, а производство наркотиков увеличилось более чем в 40 раз1. Основная часть этих наркотиков вывозится на север, в страны Центральной Азии, откуда они попадают в Россию. Россия превратилась в результате в крупнейшего потребителя афганского героина, причем размеры потребления наркотиков в стране за последнее десятилетие возросли в девять раз, а число наркоманов, по состоянию на начало 2011 г., достигло, по некоторым оценкам, 2,5 млн человек.

Иными словами, потребление наркотиков стало серьезной проблемой национальной безопасности России, и ее разрешение, несомненно, относится к числу важнейших национальных приоритетов. В этой связи осуществление сотрудничества с Соединенными Штатами по противодействию наркотической угрозе и борьбе с наркотрафиком из Афганистана могло бы стать важным направлением взаимодействия Москвы и Вашингтона.

«Глобальная перестройка», М., 2014 г., с. 417-450.

М. Эрол*

УЧАСТИЕ ТУРЦИИ В СИРИЙСКОМ КОНФЛИКТЕ: ПРЕДПОСЫЛКИ И ВЕРОЯТНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Изучая историю межгосударственных отношений, можно прийти к выводу о том, что сила и мощь государства проверяются на прочность именно в кризисных ситуациях. Как мы знаем, каждое государство стремится выжить и упрочить свое положение на мировой арене, защищая интересы и безопасность страны1. В современном мире защита национальных интересов и безопасности страны в основном реализуется посредством «мягкой силы» во внешней политике, но, наблюдая за происходящими событиями в современном мире, мы являемся свидетелями того, что кризис все больше становится неотъемлемой частью современных между-

1 Режим доступа: www.fskn.gov.ru/fskn/index/news/htm?id=10296779@cms

Article

Эрол, Мехмет Сейфеттин, доктор наук, глава USGAM (Центра исследований по международной стратегии и безопасности), доцент кафедры международных отношений Университета Гази, Анкара (Турция).