CC BY
42
О.Н.Григорьева, Э.Кадыоглу
Знаки памяти в поэтическом языке Н.А.Некрасова и А.А.Ахматовой
В статье рассматриваются слова и словосочетания, называющие в поэзии памятные реалии Н.А. Некрасова и А.А. Ахматовой. В творчестве этих поэтов происходит развитие традиций романтической и реалистической поэзии XIX в. Названия вещей не только включены в описание быта героев, но и становятся частью вымышленной реальности. Символика брошенного цветка, уничтоженного письма наиболее очевидна в индивидуально-образной системе обоих авторов. Такие детали могут характеризовать как переживания того, кому принадлежит данный предмет, так и памятный момент времени.
Ключевые слова: метафора, символический образ, мотив, перифраза, память, Н.А. Некрасов, А.А. Ахматова.
The article deals with words and phrases that name memorable subjects and realias in N.A. Nekrasov's and A.A. Akhmatova's poetry. There is the development of romantic and realistic traditions of the 19th century poetry in their works. The names of things are not only included in the description of characters' life, but also become part of the fictional reality. The symbolism of the thrown flower, destroyed letter is most evident in individually-figured system of both authors. Such details can characterize not only personal experience of who owns this item, but a memorable moment in time.
Key words: metaphor, symbolic image, motif, periphrase, memory, N.A. Nekra-sov, A.A. Akhmatova..
Один из родоначальников немецкого экзистенциализма Мартин Хайдеггер (1889-1976) в книге «Время и бытие» пишет о том, что «с прошлым человек связан памятью, сожалениями и раскаянием, опытом и знанием фактов. К будущему отнесены желания и надежды, страхи и предчувствия, планы и замыслы. С растяжимой («бегущей») точкой настоящего человек связан непосредственными ощущениями: восприятием и чувствованием. Настоящего как бы нет, но только в нем возможны прямые контакты с действительностью. Только в настоящем человек «присутствует» в мире. Присутствие человека в мире наполняет «формальное время» событиями, а темпоральная организация психики позволяет говорить о времени как единстве «взаимного протяжения наступающего, осуществившегося и настоящего» [Хайдеггер, 1993: 399].
Научному осмыслению понятия «память» посвящена статья О.Г. Ревзиной «Память и язык». Автор обращает особое внимание на то, что феномен памяти -притягательный объект мифологии, науки, искусства [Ревзина, 2006: 11].
В когнитивной психологии память определяется как «способность живой системы фиксировать факт взаимодействия со средой (внешней или внутренней), сохранять результат этого взаимодействия в форме опыта и использовать его в поведении» [Когнитивная психология, 2002: 79].
О.Г. Ревзина рассматривает память как информационное устройство, которое использует определенные знаки. С точки зрения типа отношения между означаемым и означающим выделяются иконические, индексальные и символические «знаки памяти». В иконических знаках это отношение сходства, например воспоминание-образ. В индексальных знаках - отношение смежности, так называемые следы памяти: испытанные когда-то ощущения, предметные детали предстают в сознании как часть целого. В символических знаках отношение между означающим и означаемым основано на конвенции - например, зарубки или узелки на память. Знаковость составляет общую характеристику памяти и языка. В отличие от самой памяти язык состоит преимущественно из символических знаков [Ревзина, 2006: 12].
В поэтическом языке также реализуется общий эстетический принцип памяти, связанный с сохранением опыта, накопленного мировой культурой. Как пишет Ю.М. Лотман, «культурная память как творческий механизм не только пан-хронна, но противостоит времени. Она сохраняет прошедшее как пребывающее. С точки зрения памяти как работающего всей своей толщей механизма, прошедшее не прошло» [Лотман, 2004: 674-675].
Представляется интересным проследить тему памяти в лирике Н.А. Некрасова и А.А. Ахматовой, в частности рассмотреть слова и словосочетания, называющие памятные предметы и реалии, такие, как письмо, крест, свеча, кольцо, портрет, засушенный цветок, памятная дата, зеркало, старые вещи (позеленевший рукомойник, старинные часы и т. п.).
«Некрасов был первый поэт, которого я прочла и полюбила», - написала Анна Ахматова в 1920 г., отвечая на анкету К. Чуковского [Чукоккала, 1979]. М.М. Кра-лин в статье «Некрасовская традиция у Анны Ахматовой» приводит и другие высказывания поэтессы на эту тему: «Стихи начались для меня не с Пушкина и Лермонтова, а с Державина ("На рождение порфирородного отрока") и Некрасова ("Мороз, Красный нос"). Эти вещи знала наизусть моя мама» (из автобиографической заметки «Коротко о себе»); «Некрасов - чуть ли не единственная книга в доме» [Кралин, 2000: 3].
Так называемый «панаевский цикл» Н.А. Некрасова посвящен его возлюбленной и включает несколько стихотворений, в которых образ письма является ключевым.
В стихотворении «О письма женщины, нам милой!..» (1852) беречь письма значит «хранить память».
О ты, чьих писем много, много В моем портфеле берегу! Подчас на них гляжу я строго, Но бросить в печку не могу.
Письма приравниваются другому символу - цветам с могилы. Этот образ усложняется метафорой могила погибшей юности.
Но и теперь они мне милы -Поблекшие цветы с могилы Погибшей юности моей!
В стихотворении «Прощанье» (1856) этот символический образ получает развитие:
Пиши - прошу я одного... Мне эти письма будут милы И святы, как цветы с могилы — С могилы сердца моего! Сближение символики писем и цветов обнаруживается и в стихотворении «Письма» (1855).
Хранились в них души твоей черты, корыстному волненью непричастной, Поэзии роскошные цветы -Благоуханье молодости ясной!
Как и у Некрасова, в поэзии Ахматовой слова письмо и цветок стоят рядом, на их пересечении - глагол бросить.
Проводила друга до передней. Постояла в золотой пыли. С колоколенки соседней Звуки важные текли. Брошена! Придуманное слово -Разве я цветок или письмо? А глаза глядят уже сурово В потемневшее трюмо.
(1913)
Символика брошенного цветка, уничтоженного письма очевидна. Вспомним некрасовские погибшие цветы.
Сжечь письма у Некрасова - перифраза слова забыть. Ср. бросить в печку не могу - не могу забыть, та рука со злобой их сожгла - предала забвению.
И пусть бы жизнь их ложью назвала -Она давно в них веру колебала, -Нет! Та рука со злобой их сожгла, Которая с любовью их писала!
Для Некрасова характерно почти дословное повторение некоторых строк в разных стихотворениях. Например, «Горящие письма» (1877) повторяют в несколько измененном виде «Письма» (1855).
Их ложью жизнь еще не назвала, Ни правды их еще не доказала.
Но та рука со злобой их сожгла, Которая с любовью их писала!
Следующие два четверостишия также созвучны по настроению и почти совпадают словесно:
Плачь, горько плачь! Их не напишешь вновь, Хоть написать, смеясь, ты обещала... Они навек погибли, как любовь, Которая их сердцу диктовала.
(«Письма»)
Они горят!.. Их не напишешь вновь, Хоть написать, смеясь, ты обещала... Уж не горит ли с ними и любовь, Которая их сердцу диктовала?
(«Горящие письма»)
Не только огонь уничтожает следы памяти, но и лед - как забвение того, что вода была водой. Не случайно одно из значений прилагательного ледяной - «безучастный, невозмутимый». Этот мотив звучит в ахматовском стихотворении «Столько просьб у любимой всегда!..» (1913). Лирическая героиня просит Бога помочь ей забыть возлюбленного, сохранить «светлый и ломкий» покров - лед забвения.
Столько просьб у любимой всегда! У разлюбленной просьб не бывает. Как я рада, что нынче вода Под бесцветным ледком замирает. И я стану - Христос, помоги! -На покров этот, светлый и ломкий. Следующая строка: А ты письма мои береги - имеет совершенно отчетливый подтекст: «Не забывай».
Противопоставление «Письмо - отсутствие письма» реализует семантическую оппозицию «память - забвение».
Сегодня мне письма не принесли: Забыл он написать или уехал; Весна, как трель серебряного смеха, Качаются в заливе корабли. Сегодня мне письма не принесли...
Он был со мной еще совсем недавно, Такой влюбленный, ласковый и мой, Но это было белою зимой, Теперь весна, и грусть весны отравна, Он был со мной еще совсем недавно...
Я слышу: легкий трепетный смычок, Как от предсмертной боли, бьется, бьется И страшно мне, что сердце разорвется, Не допишу я этих нежных строк...
(1912)
Та же тема звучит в более позднем стихотворении «Письмо» (1964):
Не кралось полуденным бродом, Не числилось в списке планет, Но прочно своим неприходом Куда-то запрятало свет.
Письмо как знак памяти и его уничтожение как символ забвения или нежелания помнить встречаем и у Анны Ахматовой в стихотворении «Ты письмо мое, милый, не комкай.» (1912)
Ты письмо мое, милый, не комкай, Не плачь о заветной лжи, Ты его в твоей бедной котомке На самое дно положи.
Дно котомки, глубина колодца, глубина зеркал, ларец, шкатулка, укладка (небольшой сундук) - эти словесные образы являются метафорой места, где хранятся воспоминания, или его метонимическим обозначением. Ср. привычные для русского языка метафоры в глубине души или погрузиться в воспоминания. В стихотворении «Как белый камень в глубине колодца.» (1916) воспоминание метафорически представлено в словосочетании белый камень:
Как белый камень в глубине колодца, Лежит во мне одно воспоминанье. Я не могу и не хочу бороться: Оно веселье и страданье. <...>
Я ведаю, что боги превращали Людей в предметы, не убив сознанья, Чтоб вечно жили дивные печали, Ты превращен в мое воспоминанье.
Мы видим цепь превращений: ты ^ воспоминанье ^ белый камень. Ср. общеупотребительный фразеологизм камень на душе лежит.
В «Царскосельской оде» (1961) воссоздается образ былой эпохи, память о которой бережно хранится. Поэтесса словно ищет самое точное имя для хранилища, постепенно возвышая его значение, очевидно желая показать, сколь ценные сокровища находятся внутри.
Царскосельскую одурь Прячу в ящик пустой, В роковую шкатулку, В кипарисный ларец
В четвертом стихотворении цикла «Луна в зените» (1944) появляется образ восточного мудреца, представителя культуры Азии:
И в памяти, словно в узорной укладке : Седая улыбка всезнаюшдх уст, Могильной чалмы благородные складки И царственный карлик - гранатовый куст.
Е.В. Меркель в книге, посвященной поэтической семантике акмеизма, пишет о том, что в сборнике «Тростник» память «овеществляется и обретает пространственное измерение» [Меркель, 2015: 237]. Это ярко проявляется в стихотворении «Подвал памяти» (1916).
Не часто я у памяти в гостях, Да и она всегда меня морочит. Когда спускаюсь с фонарем в подвал, Мне кажется - опять глухой обвал За мной по узкой лестнице грохочет.
Героиня спускается вниз, к памяти-врагу. И здесь начинается трагическое сплетение забвения (от старости скончался тот проказник...; плесень, чад и тлен), живой памяти (у камина греюсь; два живые изумруда - глаза кота; идем домой!) и вновь осознание полного забвения (Но где мой дом и где рассудок мой?).
Таким образом, названия вещей не только включены в описание быта героини, но и становятся частью вымышленной реальности.
А.В. Яковлев, исследуя семантику произведений Анны Ахматовой, говорит о том, что в них «огромную роль играют "психологические буйки", процессуальная синекдоха, улика, позволяющая по названному следствию угадать неназванную причину (составляющую, тем не менее, главный, глубинный смысл поэтического произведения)» [Яковлев, 1992: 173].
Эпиграфом к раннему стихотворению Ахматовой «Молюсь оконному лучу.» (1909) служат строки из стихотворения французского поэта второй половины XIX в. «Виноградники в цвету»: La fleur des vignes pousse // Et j'ai vingt anscesoir («Цветок виноградной лозы растет, и мне двадцать лет сегодня вечером»). Приведем отрывок из стихотворения Ахматовой: На рукомойнике моем Позеленела медь. Но так играет луч на нем, Что весело глядеть.
Следы памяти о прошлом, о детстве - в позеленевшей меди рукомойника. Играющий луч - напоминает о свершившемся настоящем. Оттого и «сердце пополам», как пишет Ахматова в начале.
Зеркало, по поверьям, хранит всех, кто в него когда-то смотрелся. таковы мифологические истоки строк из стихотворения «Тот город, мной любимый с детства...» (1929):
Все унеслось прозрачным дымом, Истлело в глубине зеркал...
И вот уж о невозвратимом Скрипач безносый заиграл.
У Некрасова, напротив, образ зеркала лишен этой мистической таинственности. Известное стихотворение «Перед зеркалом» (конец 1860-х гг.) проникнуто свойственной автору иронией. Тем не менее автопортрет, который рисует автор, несет подчеркнутый отпечаток времени и тех изменений, которые стирают в сознании героя память о молодых годах.
Шляпа, перчатки, портфель, Форменный фрак со звездою, Несколько впалая грудь, Правый висок с сединою.
Слова кольцо, перстень называют еще один традиционный знак памяти, талисман, залог любви. У Некрасова в стихотворении «Огородник» (1846) и поэме «Коробейники» используется народно-поэтическое перстенек.
- Что с тобой, госпожа? Отчего на меня Неприветно глядишь, хмуришь черную бровь? «От кого у тебя перстенек золотой?»
- Скоро старость придет, коли будешь все знать. «Дай-ка я погляжу, несговорный какой!» -
И за палец меня белой рученькой хвать! Потемнело в глазах, душу кинуло в дрожь, Я давал - не давал золотой перстенек...
В поэме «Коробейники» Катерина берет лишь «бирюзовый перстенек» из короба Ивана как знак ее обручения с Иваном, напоминание о его верности. Ой! легка, легка коробушка, Плеч не режет ремешок! А всего взяла зазнобушка Бирюзовый перстенек.
В поэзии Ахматовой можно встретить мотив утраченного перстня или кольца: Не нашелся тайный перстень, // Прождала я много дней («Сразу стало тихо в доме.», 1917) и мотив его дарения «А на память чуда взял кольцо» («Словно ангел, возмутивший воду», 1916).
Словно ангел, возмутивший воду, Ты взглянул тогда в мое лицо, Возвратил и силу, и свободу, И на память чуда взял кольцо.
В «Сказке о черном кольце» (1936) перстень черный на память завещан героине ее бабушкой.
И простивши нрав мой вздорный, Завещала перстень черный.
Так сказала: «Он по ней, С ним ей будет веселей».
Среди знаков памяти выделяется крест, поскольку он олицетворяет память о Христе, а данный кому-то обретает особую силу: он должен напоминать о доме, о тех, кто ждет; он спасает и сохраняет. В лирической исповеди Ахматовой крест упоминается не раз, например в стихотворении «Черная вилась дорога.» (1913):
Помню древние ворота И конец пути -Там со мною шедший кто-то Мне сказал: «Прости...» Медный крестик дал мне в руки, Словно брат родной...
Ср. также упоминание о кресте в стихотворении «Когда в мрачнейшей из столиц.» (1916):
Я только крест с собой взяла, Тобою данный в день измены, Чтоб степь полынная цвела, А ветры пели, как сирены.
И вот он на пустой стене Хранит меня от горьких бредней, И ничего не страшно мне Припомнить - даже день последний.
А.Б. Криницын в статье «Романтические мотивы в поэме Некрасова "Мороз, Красный нос"» обращает внимание на мотив креста, поставленного в память погибших соперников у дороги [Криницын: 2012].
У церкви, где ветер шатает Побитые бурей кресты, Местечко старик выбирает; Чтоб крест было видно с дороги, Чтоб солнце играло кругом.
Такие вещи или детали могут характеризовать не только переживаемые эмоции того, кому принадлежит данный предмет, но и какой-то памятный момент времени. В качестве такой «вещи» может выступать и природный образ, как, например, в стихотворении «Постучись кулачком - я открою...» (1942): Принеси же мне ветку клена Или просто травинок зеленых, Как ты прошлой весной приносил.
Желание повторить прошедший момент, перенести его в настоящее сменяется мечтой оказаться в прошлом, вернуться к своим истокам. В стихотворении «Летний сад» (1959) прошлое обозначено словами, называющими те самые «психологические буйки», о которых писал А.В. Яковлев. Это розы, сад («Я к розам хочу,
в тот единственный сад»), ограда, статуи («Где лучшая в мире стоит из оград, // Где статуи помнят меня молодой»), лебедь («И лебедь, как прежде, плывет сквозь века»). Привычная метафора тени прошлого у Ахматовой получает авторское переосмысление:
А шествию теней не видно конца От вазы гранитной до двери дворца. Образ тени вновь отсылает к Некрасову, в лирике которого слово тень часто употребляется в том же значении, что и у Ахматовой. Так, называя Колизей руиной («Колизей», 1839), Некрасов пишет:
Во всем, как остаток великой картины, Былого величья хранит она тень. Хранить тень - хранить память о чем-то. Таким образом, тень и есть память, некий отпечаток.
Как мы видим, прослеживается внутренняя преемственная связь осмысления знаков памяти в поэзии Некрасова и Ахматовой.
Список литературы
Когнитивная психология: Учеб. для вузов / Под ред. В.Н. Дружинина, Д.В. Ушакова. М., 2002.
Кралин М.М. Некрасовская традиция у Анны Ахматовой // Кралин М.М. Победившее смерть слово: (Статьи об Анне Ахматовой и воспоминания о ее современниках). Томск, 2000. Криницын А.Б. Романтические мотивы в поэме Некрасова «Мороз, Красный нос» // Памяти Анны Ивановны Журавлевой: Сб. статей / Сост. Г. В. Зыкова, Е. Н. Пен-ская. М., 2012 .
Лотман Ю.М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю.М. Семи-осфера. СПб., 2004.
Меркель Е.В. Поэтическая семантика акмеизма: миромоделирующие образы и
мотивы (Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам). Нерюнгри, 2015. Ревзина О.Г. Память и язык // Критика и семиотика. Вып. 10. Новосибирск, 2006. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.
Чукоккала: Рукописный альманах Корнея Чуковского. М., 1979. Яковлев А.В. О семантике некоторых произведений Анны Ахматовой // Русская литература. 1992. № 1.
Сведения об авторах:
Григорьева Ольга Николаевна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка филологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова. E-mail: [email protected];
Кадыоглу Эсра, аспирант кафедры русского языка филологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова. E-mail: [email protected].
