CC BY
53
логизма писателя: Тургенев не анализирует мысли захваченного любовью героя, но описание природы, данное глазами влюбленного, приоткрывает тайну его понимания любви как части природной жизни с ее физиологией. Эротика разлита в пейзаже, который воспринимает разгоряченный чувством
Н. Н. из повести «Ася»: «Старик поднял весла -и царственная река понесла нас. Глядя кругом, слушая, вспоминая, я вдруг почувствовал тайное беспокойство на сердце... поднял глаза к небу - но и в небе не было покоя: испещренное звездами, оно все шевелилось, двигалось, содрогалось; я склонился к реке... но и там, и в этой темной, холодной глубине, тоже колыхались, дрожали звезды; тревожное оживление мне чудилось повсюду - и тревога росла во мне самом. Я облокотился на край лодки... Шепот ветра в моих ушах, тихое журчанье воды за кормою меня раздражали, и свежее дыханье волны не охлаждало меня; соловей запел на берегу и заразил меня сладким ядом своих звуков». Сочетание трех первоэлементов природы и страсти героев в повести «Вешние воды» изменяют степенное благовоспи-
танное европейское пространство и самого человека, превращая героиню в полузверя, в полубога - в мифологического кентавра: «Что за лицо! Все оно словно раскрыто: раскрыты глаза, алчные, светлые, дикие; губы, ноздри раскрыты тоже и дышат жадно; глядит она прямо, в упор перед собою, и, кажется, всем, что она видит, землею, небом, солнцем и самим воздухом хочет завладеть эта душа <..> Разыгрались удалые силы. Это уж не амазонка пускает коня в галоп - это скачет молодой женский кентавр, полузверь и полубог, и изумляется степенный и благовоспитанный край, попираемый ее буйным разгулом!».
Таким образом, номинации, обозначающие природные и искусственно созданные объекты открытого пространства, играют существенную роль в пространственном, эстетическом и идейном оформлении художественного текста. Содержательный план данных слов, функционирующих в художественных текстах, с одной стороны, соотносится с физическими характеристиками объектов, с другой, связан с их метафизической сущностью в художественной действительности.
Список литературы
1. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1991. Т. 4.
2. Флоренский П. А. Имена. Кострома, 1993. 180 с.
уДК 49; 81
ББК 81
Е. С. Бойко
г. Красноярск
Знаки для опознавания смысла в церковнославянских текстах
Теория значения основывается на понятии «знак». В языке к знакам относят словоформы или слова. В церковнославянских текстах такой подход является не полным. Показателями значений в тексте у староверов на Енисее выступают слова, варианты букв, длина пробелов между словами и знаки над словом, строчные знаки. Староверы - это русские, сохранившие старое Православие.
Ключевые слова: знак, знаковое поле, компоненты знакового поля: опознаваемый знак и опознавательный знак, типы опознавательных знаков, управление процессом понимания в процессе чтения и в процессе слушания.
E. Bojko
Krasnojarsk
Signs for the identification of sense in church slavonic texts
Signs for understanding of the Church Slavonic text. The theory of value is based on concept a sign. In language to signs carry word forms or words. In Church Slavonic texts such approach is not full. As parameters of values in a material at conservatives on Yenisei words, variants of letters in line, length of blanks between words and signs above a word, lower case signs act. Conservatives are Russian, kept old Orthodoxy.
Key words: a sign, a sign field, components of a sign field: an identified sign and a recognition symbol, types of recognition symbols, management of process of understanding during reading and during hearing.
Данное исследование является частью работы «Управление речевой деятельностью в социуме староверов на Енисее: знаковый подход».
Материал о знаках для опознавания смысла в церковнославянских текстах, нами собран в социуме староверов на Енисее. Староверы - это русские люди, исповедующие исконное русское Православие, которое было официальной религией на Руси до 1652 г. В 1652 г. патриархом русской Церкви был избран Никон, тогда он под руководством царя Алексея Михайловича провёл реформу по обновлению Православной Русской Церкви. Многие русские люди этого обновления не приняли, и на Соборе 1666-1667 гг. не принявших обновления отлучили от церкви и издали различные циркуляры на преследование их [10, с. 8]. Многие отлученные покинули обжитые места и ушли от преследований в отдалённые уголки России. На Енисей староверы пришли тайно (кратчи шли, убёгом шли) из Вятки, куда их сослали после разгрома иргизских и керженских скитов на Волге. В приенисейском регионе староверы подразделяются на пять толков: австрийцы (=бело-криницкие), беглопоповцы (=древлеправос-лавные), единоверцы (=староверы) - поповцы; поморские и стариковские (=часовенные) - беспоповцы. Материалы собраны нами в основном у беспоповцев часовенного и отчасти у прихожан австрийского толков. Нами обследовано более семи тысяч информантов, «грамотных» из них, самостоятельно читающих по-церковнославянски, около пяти тысяч. В церковнославянском письме используются не только слова, но и надстрочные знаки (титла, просодии, поерок, кандемы), а также варианты букв и длина пробелов между словами. Указанные графемы-знаки являются показателями смысла в слове или в высказывании. Знания о значениях всех знаков письма для опознавания смысла в церковнославянских текстах - удел избранных. По знанию значений всех знаков-графем в церковнославянских текстах информантов-староверов можно разделить на две неравные части. В одну группу входит около четырёх тысяч человек, которые умеют читать, но значений знаков, кроме «слов», сохранившихся в современном русском языке, простого «титла» и «знаков препинания», не знают. Однако знания не являются полными: часто не выделяют слова, обозначающие личное имя; не знают, о каком событии идёт речь, в каком месте разворачивается действие (например: при чтении псалмов чтец встречается с назва-
ниями языческих народов, игравших роль в истории израильского народа - амалике-тяне, аммонитяне, аммореи, идумеи, мадиа-нитяне и др.). Эта группа информантов не понимает различия между типами титлов и роли выносных букв в формировании смысла в слове, не знает роли знака препинания «точки с запятой». Такое положение знаний церковнославянского языка объясняется тем, что выделенная группа староверов училась читать в светской школе, и поэтому, как констатировал один старовер: «Оне читают по-бытовому, а не по-божественному. Ить читать надо как, штоб кажнай понимал смысал того, чё читат пасаломщик. От мнуки маи никак в толк взять не могут, что некоторы буквы разнятся, хоть и вроде бы и обозначают одно и то же. Примерно: К «земля») и 5 «зело» - смысал разнай показывают; 5 «зело» - это змейка, она всяко зло в письме показыват. Читашь слово кня^ь и княКь и по разной букве должон уразуметь, что со змейкой - это сатана, а с землёй - это обыкновенный человек, а еслиф с землёй и под титлой - Уосподь. Раньшы учили славянской грамоте по церковным Азбукам, да по Псалтырю. Все знаки разбирали и учили, как их надо говорить и понимать. А эти знаки в церковнославянской грамоте, ну в азбуке, ятно не описаны: все надо объяснять, а самостоятельно, самоуком, пошти ничо не доходит до новопоставленных четий (=чтецов) и не разумеют, что всё надо изображать в читении. Тады буит по-божественному и всё ясно будит в написанном».
Вторую группу составляют чтецы, их более тысячи. Они в той или иной степени полноты понимают все смыслы, заложенные в знаки церковнославянского письма. Мы выявили, что смысл всех знаков письма видят 347 человек. Градацию смысловых отношений на основе вариантов букв понимает 531 информант. Значение выносных букв, но не в полном объёме их смыслов знают 287 староверов, а в полном - только 49. В процессе сбора материала выяснилось, что староверы-чтецы, рождённые до 1920 г., знали значение всех знаков письма. Знания этих информантов и материалы Писания позволили исследователю выявить смысл всех знаков-графем для отдельного слова в церковнославянском тексте. В «Преданиях святых отцов» констатируется, что читать, не понимая текст, грех. Когда меня учили читать по-церковнославянски, то использовали данные, которые имеются в слове (=главе) Псалтыря: «Наказание ко учителем: како им учити детей грамоте», где сказано, что учителям подобает иметь искусство в словесех (=значениях), и в речех
(=произношениях), и в пословицах (=в сочетаниях слов со словом или слова с другим знаком письма) в научении и во извещении разума, а не срам и понос, паче же да не в грех [12, лл. 1-9 об.]. Это предупреждение и сподобляет хрисьянина не только читать, но и понимать, чо читашь, а еслиф не понимашь, то тады только воздух сотрясашь, а это большой грех.
Собранный материал по процессу опознания смысла в церковнославянских словах мы опишем в семиотическом подходе: на основе речевой модели - знакового поля, состоящего из двух знаков: определяемого и определяющего (=показателя значения).
Имеются различные теории понимания текста, где разрабатываются разные подходы и аспекты. Многие предпринимают теоретические изыскания, в которых глубокому и разностороннему анализу подвергаются языковые особенности текста и на этой основе моделируется логико-рационалистическая «переработка» текста реципиентом. Исследования такого рода отображают текст и его понимание с позиций теоретика-исследователя. Однако имеется и другая позиция - позиция «наивного» читателя, не владеющего лингвистической или литературоведческой теорией, но все равно понимающего текст и способного различать тексты по их жанровой принадлежности, стандартности/нестандартности и т. п. Однако позиция «наивного» читателя показывает, что воспринимать смысл церковнославянского текста без определённых лингвистических знаний невозможно, поэтому некоторые староверы подвергают глубокому и разностороннему анализу языковые особенности текста, и на этой основе моделируется логико-рационалистическая «переработка» текста реципиентом. В задачи предлагаемой публикации входит актуализация проблемы теории понимания текста с позиции читателя-старовера, раздумывающего над тем, какого рода пропозиции он строит, какие слоты каких-то фреймов заполняет, на какие импликации опирается и каков уровень духовности церковнославянского текста. Но нами не будет применяться принятая научная терминология для процесса анализа способов понимания смысла текста, а будут использоваться специальные наименования или из речи староверов или понятия, связанные с избранным подходом наблюдения - семиотическим, знаковым.
Для этого мы использовали лингвистическую теорию значения, в которой проводится мысль, что имеется различие между собственно языковым и мыслительным
(понятийным, смысловым, логическим) содержанием. Для данного направления существенна актуализация средств, которые формируют конкретные смыслы, передаваемые в речи. Эта теория значения основывается на понятии знака, «знака для мысли». К лингвистическим «знакам для мысли» учёные относят формы слов или отдельные слова, но понимание содержания церковнославянских текстов только на основе слов и словоформ является не полным. Это объясняется тем, что «показателями» смысла выступают не только слова, но и все имеющиеся в тексте знаки письма: надстрочные и строчные (варианты начертания букв, имеющих «одинаковое звучание» в словах с одинаковым набором букв). Мы берём выражение «одинаковое звучание» в кавычки, потому что так утверждается в научных исследованиях [15, с. 4-5, 6-7], но это не подтверждается данными полевых материалов, собранных у староверов на Енисее. Отметим, что в исследованиях по истории русского языка также отмечается, что и надстрочные знаки, как правило, ничего не обозначают [6, с. 42; 16, с. 92], только знак-камора иногда служит для обозначения формы множественного числа [7, с. 37].
В качестве исходного момента для дальнейших рассуждений может быть взята трактовка текста как сложного языкового знака и вытекающая отсюда необходимость обязательного учета (но не простого упоминания!) особенностей процессов означивания в нём. С этой точки зрения, убедительно обоснованной в классической работе У. Эко (русский перевод: [17, с. 78]), в миг достижения адресата сообщение «пусто», но эта пустота на самом деле представляет собой готовность к работе некоего означивающего аппарата, который должен высветить смысл такого сообщения. Иначе говоря, текст создастся и воспринимается человеком, без которого существует лишь «тело текста», а оно вне взаимодействия с человеком остается звуковым шумом или цепочкой каких-то фигур, не становящихся знаками до тех пор, пока не появится некто, способный приписать им значение - означить. Фактически об этом же идет речь в работах Н. А. Рубакина, подчеркивающего, что мертвые физические раздражители лишь обеспечивают возможность вызывать те или иные психические переживания в каком-нибудь человеке, умеющем читать письмена такого-то языка [13, с. 10].
При рассмотрении способов опознавания смысла мы исходили из того, что линг-
вистический знак формирует значение не в отдельной языковой единице, а в сочетании с другим языковым знаком, иными словами, в речевой модели, состоящей из двух компонентов (знаков): из опознаваемого знака (=единицы языка) и опознавательного знака (=другой единицы языка) [3; 4, с. 6-8; 5, с. 18-24]. Ю. С. Степанов тоже констатирует, что лингвистический знак - речевая единица [14, с. 248-253], но не раскрывает его признаков как речевой единицы. Мы уже установили, что языковая единица - изолированный компонент какого-то уровня языковой системы, а речевая единица - это попарное объединение языковых единиц одного или разных уровней. В данной работе вместо словосочетания «речевая модель», употребляемого ранее нами, мы будем пользоваться словосочетанием «знаковое поле». Прежде чем рассматривать компоненты «знакового поля», необходимо констатировать, что грамотные староверы нередко используют слово «знак» или его заместитель «вид» в значении «смысл». Слово «знак» используется и в текстах Писания, например: [9, с. 46]. В «знаковом поле» мы выделяем два компонента: опознаваемый знак и опознавательный знак. Понятие «опознавательный знак» исследователями лингвосемио-тики не используется, но актуализируя реальные свойства знака языка, они отмечают, что один знак языка обязательно связан или соотнесён с другими знаками [1, с. 117]. Это свойство связи и соотнесения знака языка с другими и надо относить, на наш взгляд, к аспекту речи. В процессе речепроизводства слова объединяются попарно [8, с. 44-47] и формируют смысл высказывания. Значит, смысл формируется в речевой цепи, «знаковом поле» в сочетании двух языковых единиц, одна из которых является определяемым (опознаваемым) знаком, а вторая
- определителем, знаком для определения значения актуализированной единицы языка (опознавательным знаком). Определитель мы и квалифицируем как опознавательный знак смысла, являющийся вторым компонентом знакового поля [5, с. 20-21].
Термин «поле» в лингвистике определяется как совокупность языковых (главным образом лексических) единиц, объединённых общностью содержания (иногда также общностью формальных показателей) и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений [11, с. 380]. Однако на основе дифференциации языка и речи правомерно выделять и ре-
чевое поле, которые определяются как пространство, где совершается речевое действие. Мы и применили структуру речевого поля для разработки понятия «знаковое поле». В наших публикациях описаны структурные типы орфографических и пунктуационных полей, где мы выделили четыре типа знаковых полей: внутрисловные, контекстные, виртуальные и нулевые [2, с. 30, 50-51, 59]. Таким образом, «знаковое поле» - это языковое пространство, в котором совершается речевое действие «определения связи и соотнесения актуализированного знака языка с другими знаками». В данном исследовании рассматривается, как происходит опознавание смысла. К речевым действиям мы относим процесс опознавания смысла не только лексического, но и орфографического, и произносительного, и грамматического, и этнического и т. д. Сначала актуализируется знак, у которого надо определить значение -опознаваемый знак: орфограмма, произ-несема, словоформа, лексема и т. д. Далее определяется опознавательный знак. Он представляет собой единицу языка, которая раскрывает значение опознаваемого знака. Сначала мы опишем внутрисловные знаковые поля, в которых формируется смысл церковнославянского слова. Внутрисловные знаковые поля состоят из определяемого знака
- слова, и определительного знака - какой-то линейной части актуализированного слова (звуко-буквы, морфемы, значения слова), или суперсегментного знака (места ударения, просодии, титла, выносной буквы). Так,
в церковнославянском языке буквы і и 11 в словах с одинаковым набором букв служат показателями (особенно в личных именах) -
г?
горнего и земного: і сусъ - Сын Божий», а Н
е Ч 1 '* - личное имя земного человека,
например: Исус Навин; Сіммнь (апостол Петр) сынъ Імнинь, мт племене Сімейна» и
С М VI О нь - волхв; Ї СО ДН Н *к (святой) и
К! ‘Л1 я 'і (несвятой) и др. Такую же роль, как видим, выполняют варианты букв
«он великий» ив- «он» в приведённых личных именах. Варианты гласных букв являются и показателями грамматического значения. Так, варианты букв в окончаниях: о и н>, е и э - разграничивают словоформы: дат. пад. имён сущ. ед. ч. (рабQм) и
мн. ч. (рабн>мь = рабам); звательного падежа
'Г ч* г- 1
( ХртГ») и дат. п. ед. ч. ( X1*); дня разграничений форм местоимений (тебе - тебя /тебэ -тебе), форм глаголов настоящего времени и повелительного наклонения (идете - идёте / идэте - идите). Все надстрочные, суперсегментные, типы опознавательных знаков тоже являются частью словесного знакового поля и служат для разграничения противопоставления смысла на основе понятий Православия: горний и дольний. Все слова под титлом обо-
♦ г*
4ГГА1
значают горнее, например: это «святой ангел», а без титла ангелъ, аггелъ -«сатана, нечистый дух». Выносная буква -это «титло», но каждая выносная буква несёт ещё дополнительный набор и конкретных божественных смыслов. (Подробнее смотрите о выносных буквах в нашей работе «Выносная буква как опознавательный знак смысла в церковнославянском тексте» [2, с. 241-246]). Опознавательным знаком для определения смысла являются и просодии. Так, если стоит над словом оксия (знак ударения как в современном русском языке), то формируется значение единственного числа имени существительного винительного и именительного падежей, а если ей противопоставлена камора, то - множественного числа родительного падежа: рабъ (=раб) и рtбъ (=рабов). Несомненно, здесь можно использовать для опознавания смысла и «контекстном поле», где опознавательным знаком является целое слово, например: рtбъ своихъ и льстивыи рабъ. В процессе анализа внутрисловесных знаковых полей сведующие староверы актуализировали положение о том, что в Писании нет «пустых знаков: Кажан знак чё-нибудь
да обозначат». «Понимание смысла Писания
- богоугодное дело, потому что способствует пониманию воли Божией. Вить как сказано апостолом Павлом во 2-м послании Тимофею: «Все Писание боуодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божии человек, ко всякому доброму делу приготовлен». Другой подчёркивает: «Умысел Писания непременно надо понимать. Вот, примерно, в Деяниях апостолов спрашивается, разумеешь ли, что читаешь?»
Виртуальные знаковые поля - это модели, в которых определяемые знаки находятся перед читателем, а определяющий, определительный, находится в сознании реципиента или его можно найти в словаре. Нулевые знаковые поля состоят только из одного компонента поля - определяемого знака, а определительного нет ни в сознании, ни в словарях. Особенно ярко проявляется данное поле в орфографии, орфограмма подчиняется традиционному принципу русской орфографии, правописание которой запоминается (крАпива, эКзамен).
Разработанные типы «знаковых полей» раскрывают, что их надо использовать не только для управления видами речевой деятельности на церковнославянском языке, но и для современной русской речи в процессе чтения, создания текста, правописания и аудирования. Представленные материалы могут быть использованы как лингвистами для дальнейшей разработки знаковых полей, так и культурологами и религиоведами, исследователями не только старообрядческой Православной Церкви, но и обновленческой.
Список литературы
1. Березин Ф. М. , Головин Б. М. Общее языкознание. М. : Просвещение, 1979. 416 с.
2. Бойко Е. С. Выносная буква как опознавательный знак смысла в церковнославянском тексте // Язык. Человек. Ментальность. Культура: материалы всерос. науч. конф. с междунар. участием: в 2 ч. Омск: Вариант-Омск 2008. Ч. 1. С. 241-246.
3. Бойко Е. С. Практикум по русскому правописанию: семиотический, знаковый подход: учеб.-метод. пособие для студентов. Красноярск: Краснояр. гос. пед. ун-т им. В. П. Астафьева, 2008. 428 с.
4. Бойко Е. С. К вопросу о языке и речи: звук и фонема // Лингвистическое наследие И. А. Бодуэна де Куртенэ на исходе ХХ столетия: материалы междунар. конф. Красноярск: КГУ, 2000. С. 6-8.
5. Бойко Е. С. Фонема как единица речи // И. А. Бодуэн де Куртенэ: Ученый. Учитель. Личность: материалы междунар. конф. Красноярск: КГУ. 2001. С. 18-24.
6. Борковский В. И. , Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1963. 512 с.
7. Васильев Л. Л. О значении каморы в некоторых древнерусских памятниках XVI-XVII вв. Л., 1929. 52 с.
8. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. М., 1982. 157 с.
9. Книга зерцало таинств: М.: Третий Рим, 2004. 442 с.
10. Кутузов Б. П. Церковная реформа XVII века как идеологическая диверсия. М., 2002. 29 с.
11. ЛЭС - Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. 685 с.
12. Псалтырь. Уральск, 1856 (переп. с ориг., выпущенного в Москве в 1646 г.). Л. 1-9.
13. Рубакин П. А. Тайна успешной пропаганды (в дискуссионном порядке) // Форматы непонимания. М., 2000. 289 с.
14. Степанов Ю. С. Знак и семиотическая структура // Основы общего языкознания: учеб. пособие. Изд. 2-е, перераб. М. : Просвещение, 1975. С. 248-253.
15. Тихомиров М. Н. , Муравьёв А. В. Русская палеография. М.: Наука, 1956. 327 с.
16. Черных П. Я. Историческая грамматика русского языка. М., 1952. 312 с.
17. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 1998. 425 с.
уДК 008 + 398
ББК Ч 111 + Т5, 018
Л. В. Бутыльская
г. Чита
Заговоры и реклама: сравнительный анализ
В статье обращается внимание на сходство заговоров и рекламы с точки зрения их сущностной характеристики. Автор приходит к выводу, что в данных двух формах суггестия проявляется самым ярким образом: композиция, язык, роль в обществе и заговоров, и рекламы доказывают проявление суггестивной функции.
Ключевые слова: заговоры, реклама, суггестия, «магичность», манипулирование.
L. V. Butilskaya
Chita
Charm (exorcism) and advertisement: comparative analysis
In the article it is noticed (mentioned) the resemblance and corresponding features of charm (exorcism) and advertisement from the point of their sense and essential peculiarities. The author comes to the opinion that in these two forms the suggestion appears very vividly: in composition, language and the role of exorcism and advertisement in the society proves the suggestion elements in their texts.
Key words: exorcism, advertisement, suggestion, magic, manipulation.
Сравнивая роль заговоров в традиционном обществе и рекламы в современном обществе, можно сделать вывод о том, что данные две формы явились одними из влиятельнейших в управлении человеческим поведением. Хотя каждая из них имеет свою историю возникновения, свою судьбу, однако в них обнаруживается много общего и в сущностном плане, и в языковом. Это приводит к мысли, что в рекламе используются заговорные традиции, основанные на суггестии (внушении). В нашей статье в первую очередь мы хотим сравнить сущностные характеристики заговоров и рекламы, для того чтобы в дальнейшем перейти к сравнительному анализу языка этих двух жанров.
1. Определение. Прежде всего, обратим внимание на определение понятий «заговоры» и «реклама».
В. П. Аникин [2] считает, что заговор -произведение магического характера, произносимое с целью воздействия на окружающий мир, его явления и объекты, чтобы получить желаемый результат. Добавим, что слово «заговор» происходит от глагола «заговаривать», что буквально означает воздействовать на кого-(что-)нибудь колдовскими приёмами, специальными словесными формулами.
«Реклама, - как пишет одна из известных исследователей рекламы с точки зрения истории и философии В. В. Учёнова, - это
