CC BY
8DOI: 10.1918Vezheg.2022.11 EDN GJUUWB
ЗНАЧИМОСТЬ СУБЪЕКТИВНЫХ ОЦЕНОК БЕЗОПАСНОСТИ В ОБОСНОВАНИИ НАПРАВЛЕНИЙ ОПТИМИЗАЦИИ ПРОЦЕССОВ АДАПТАЦИИ НАСЕЛЕНИЯ К РИСКОГЕННОЙ СРЕДЕ
Мозговая Алла Викторовна
Институт социологии ФНИСЦ РАН, Москва, Россия
Шлыкова Елена Викторовна
Институт социологии ФНИСЦ РАН, Москва, Россия
Аннотация. Исходным методологическим положением анализа в статье является представление об усиливающихся темпах изменений во всех сферах и на всех уровнях общества. Процесс сопровождается неопределенностью, ростом рискогенности социальной и природной среды. Повышается актуальность поиска путей и ресурсов оптимизации адаптационных процессов как для институциональных субъектов, так и для индивидов и групп.
В статье рассматриваются методологические аспекты распознавания, оценки и принятия решений относительно рисков различного типа и на различных уровнях. Обобщаются трансформационные риски последнего десятилетия, обосновывается актуальность и значимость социологического обеспечения программ оптимизации способов адаптации населения к рискам меняющейся среды, что в свою очередь требует более глубокого изучения личностного оценочного сознания. Необходимо иметь представление о том, чем руководствуются люди, определяя и оценивая уровень опасности и риска, степень своей социальной защищенности и безопасности, особенно принимая решения
действовать в рискогенной среде в соответствии с той или иной стратегией. Как следствие, для социологии повышается актуальность анализа факторов, участвующих в субъективной оценке безопасности.
В эмпирическом разделе статьи представлены результаты исследования субъективных оценок безопасности населением, вступившим в ситуацию сильнейшего санкци-онного давления, влияющего на все сферы общественной жизнедеятельности, семейного и личного социального и экономического благополучия.
Анализ выявил конкретные сферы, в которых для адаптации к изменениям у населения достаточно ресурсов, опыта и практик. А также сферы, требующие поиска ресурсов и практик, обеспечивающих семьям и отдельным гражданам формирование адекватного адаптационного ответа на обострившиеся и вновь появившиеся вызовы и угрозы. Полученные результаты подтверждают продуктивность включения показателя субъективной оценки безопасности в комплексный показатель уровня и качества социальной адаптированности.
Ключевые слова: адаптация; безопасность; оптимизация; риск; среда; субъективные оценки
Введение
На сегодняшний день в научном сообществе есть понимание того, что современная жизненная среда отличается ускорением темпов изменений, нелинейным характером динамики и сжатием жизненного цикла формирования и развития факторов, детерминирующих изменения, что в свою очередь усложняет процесс и «сжимает» период адаптации к ним.
Изменения отличают сложные многофакторные и многофункциональные социальные системы как одно из их атрибутивных, сущностных свойств. Динамика социальных процессов может иметь эволюционный характер через постепенное реформирование и модернизацию, может приобретать характер системной трансформации, обусловленной потребностями
самой системы, и тогда изменения прогнозируемы и управляемы. Трансформации могут представлять собой реакцию на неидентифицированные качественные изменения, кризисы, и тогда они становятся источником возрастающей неопределенности, которая обусловливает риски неблагоприятных исходов событий и процессов.
Именно такая социальная трансформация, осложненная масштабным политическим и экономическим санкционным давлением, последствиями «коронакризиса», имеет место в современном российском обществе. Институциональная структура страны за период предыдущих кризисов приобрела достаточный опыт функционирования в условиях ограничений. Состояние общества в настоящий момент можно охарактеризовать как этап перехода от разработки моделей адаптации к рискам с целью выживания к адаптационной стратегии, направленной на развитие материального и духовного потенциала общества, на интеграцию в отличие от разобщенности.
На этом этапе крайне важна научная рефлексия социального и экономического самочувствия различных категорий населения страны. В частности, изучение адаптационного поведения в условиях доходного неравенства, неравенства в распределении рисков, обусловленном неравенством ресурсов адаптации к этим рискам не только в доходной составляющей, но и в социальной сфере, в реализации права на благоприятную природную среду, охрану здоровья, медицинское обслуживание.
Актуальной целью становится такое обобщение и систематизация научного теоретико-методологического и эмпирического знания, которое «свело» бы эти два уровня научного познания на одно поле эмпирических исследований относительно того, как различные социальные субъекты — территориальные общности, социальные и профессиональные группы, обыватели определяют риски, чем обусловлена оценка ущербов от этих рисков и какие адаптационные стратегии и практики создаются ими для снижения уязвимости, особенно в период острых кризисов, внутренних трансформаций, внешнего давления и изменений как таковых.
Распознавание рисков: уровни проявления, субъекты идентификации и решений
Методология идентификации и оценки рисков. Ниже представлены исходные положения подхода к пониманию процесса распознавания рисков, которые формируются в «недрах» неопределенности: сущность, цели, факторы оценки рисков как фазы, предшествующей принятию решения о стратегии адаптации к рискогенной среде.
Отличительная черта современности — неопределенность, а главный спутник неопределенности — риск: угроза, потенциальная возможность будущих материальных, физических, психологических, социальных, духовных потерь (ущерб здоровью, жизни, имуществу), обусловленных субъективным решением.
Неопределенность имманентно (сущностно) содержит риск как вероятность ущерба от неадекватного выбора стратегии упорядочивания, структурирования неопределенности. Как потенциальная возможность ущерба в социетальном пространстве неопределенности риск находит проявления через чрезвычайные ситуации, кризисы, которые при непродуктивной стратегии преодоления могут привести к катастрофе.
Основной фундаментальный признак неопределенности — это неоднозначность направленности изменений, которая обусловливает переориентацию как управленческой идеологии и практики, так и жизненной стратегии индивидов с абсолютной безопасности на приемлемый риск как статус безопасности.
На какой бы позиции ни находился социальный субъект: деятельностной или пассивной, взаимодействовать с неопределенностью и рисками для обеспечения своей безопасности в социальной среде ему так или иначе придется. Нестабильность и неустойчивость привычных условий среды, противоречие между инновациями и повседневностью требует и от индивида, и от социальных субъектов тех или иных усилий по ее упорядочиванию.
Структурирование неопределенности как цель продуктивного взаимодействия с ней осуществляется для сохранения
целостности объекта ответственности и контроля: общества как системы, отдельных сфер жизнедеятельности, социальных институтов. территориально-поселенческих образований, семей, индивидов.
Объектом ответственности и контроля для социальных субъектов является качество социальности, т.е. способности к функциональному взаимодействию и управляемому институциональному развитию на базе саморефлексии явлений, процессов, отношений; для индивида и семьи объектом ответственности и контроля является ресурсный потенциал. В обосновании управленческих решений участвуют эксперты, субъектами выбора и принятия решений выступают регулирующие органы. На уровне семьи и индивида выбор стратегии структурирования неопределенности, адаптации к рискам и обеспечения безопасности осуществляют сами индивиды.
Пока не осознан сам факт качественного изменения среды, не начнется и процесс упорядочивания неопределенности, который может идти и изнутри в соответствии с логикой развития системы, тогда риски имеют эволюционную природу; может идти и сверху, тогда риски упорядочивания неопределенности обретут природу навязанных.
Процесс структурирования неопределенности, выявления в ней нового качества, конструирования возможностей упорядочивания производится в соответствии с идентификацией неблагоприятных событий и оценкой приемлемости последствий через соотношение ущерба и степени уязвимости по отношению к рискам.
Определение степени уязвимости производится через оценку наличных ресурсов и определение возможностей для создания дополнительных ресурсов. На основе идентификации риска и оценки собственной уязвимости осуществляется выбор стратегии адаптации к риску: приемлем / при определенных обстоятельствах / неприемлем.
В соответствии с этим выбором принимается решение, суть которого состоит в принятии того способа взаимодействия с риском, который соответствует определенной цели субъекта: управлению или адаптации к риску как новому существенному элементу качества жизни.
Идентификация и оценка приемлемости последствий неблагоприятных событий как оценочная процедура выполняется всеми субъектами, вовлеченными в пространство неопределенности на различных структурных уровнях общества. На уровне социальных институтов, поселенческих общностей целью организации и управления в ситуациях неопределенности является приемлемый риск. Механизм согласования позиций для определения социально приемлемого уровня риска в социальных общностях среди рискологов и риск-менеджеров получил наименование рисковой коммуникации. Стратегия взаимодействия с осуществившимся риском — катастрофой — представляет собой пост-катастрофное восстановление территорий и населения, ре-адаптацию.
На уровне индивида целью структурирования неопределенности является достижение приемлемого статуса безопасности, механизмом которого выступает адаптация. Адаптация представляет собой взаимодействие личности с макро- и микросредой для достижения комфортного самочувствия, статуса безопасности, обеспечивающего минимальную личностную уязвимость и максимальную устойчивость внешних факторов как контекста для реализации тех или иных личностных целей, стратегии жизни в целом.
На уровне личности адаптация к новым факторам среды идет через освоение / конструирование адаптационных практик, наращивание / приобретение адаптационных ресурсов, за счет чего происходит совершенствование адаптационного потенциала личности. В таблице 1 представлены объекты, уровни проявления, субъекты идентификации, оценки и решения о приемлемости риска для создания статуса безопасности.
Социетальныйуровень проявления рисков: институциональные и социоструктурные риски, угрозы структуре человеческого потенциала. Процессы социальной трансформации в современной России авторами трактуются в соответствии с системной концепцией Т. И. Заславской, которая рассматривает российскую трансформацию в трехвекторном пространстве: изменений институциональной, социальной и структуре человеческого потенциала [Заславская, 2004].
Таблица 1. Объекты и субъекты оценки и решений вусловиях риска для создания статуса безопасности
Объекты Уровни проявления риска Субъекты идентификации и оценки Субъекты решений о приемлемости риска
Мировое сообщество Транссоциеталь-ный (изменение климата, масштабные эпидемии, энергетическая безопасность, охрана природной среды, переработка мусора, терроризм) Международные организации, представляющие глобальные интересы сохранения и развития среды обитания и здоровья населения Властные структуры отдельных стран
Общество Социетальный (внешние воздействия, трансформационные системные кризисы, катастрофы и бедствия) Эксперты-профессионалы, общественные организации и движения Органы законодательной и исполнительной власти
Сферы общественной жизнедеятельности Социальный (социально-структурное неравенство, девиации, модернизаци-онные кризисы отдельных сфер) Эксперты-профессионалы, общественные организации и движения Органы законодательной и исполнительной власти
Территориальные поселенческие образования (регион, город, населенный пункт) Региональный, локальный (чрезвычайные ситуации, бедствия, аварии на промышленных объектах Эксперты-профессионалы, общественные организации и движения, население Органы законодательной и исполнительной власти
Домохозяйство, индивид Семья, личность (бедность, социальная незащищенность, неравенство возможностей доступа к медицинским, образовательным и иным услугам и др.) Эксперты-профессионалы, общественные организации и движения, население Органы законодательной и исполнительной власти; индивид, семья
Неопределенность и неоднозначность трансформационных изменений по направлениям институциональных, социострук-турных преобразований и вектору человеческого потенциала представляет собой контекст формирования рисков социеталь-ного уровня. Обобщим те социетальные риски, с которыми страна подошла к беспрецедентному санкционному влиянию на все социальное пространство современной России.
К числу важнейших социоструктурных рисков, безусловно, относится неравенство, увеличивающийся разрыв в уровне и качестве жизни между его богатыми и бедными слоями, воспроизводство бедности как барьера социальной мобильности, малочисленность и медленные темпы формирования «среднего класса», противоречивость прекарного труда, неравномерность развития социально-структурных процессов в различных регионах.
Трансформационные процессы, не имеющие четкой направленности на развитие человеческого потенциала, обусловили усиление как социальной аморфности, так и классовой дифференциации, базу которой составляет исключительная значимость материально-экономических факторов для доступа к неэкономическим ресурсам.
Доходное неравенство блокирует развитие человеческого потенциала, усиливает уязвимость и обусловливает ресурсное неравенство для адаптации к рискам. Формируется неравенство в распределении рисков и в ресурсах противостояния им.
Наблюдаемая стигматизация бедных и малообеспеченных групп населения со стороны массового потребительского сознания ведет к риску расширения пространства социальной отчужденности в обществе. Снижение толерантности россиян к неравенствам может «обернуться... радикальным пересмотром отношения россиян к нынешней модели государства» [Горшков, 2014: 30-31].
Теневая занятость, нисходящая трудовая мобильность стимулируют процессы закрытости социальных групп, что «лишает саму систему возможностей аккумуляции, накопления социальных ресурсов, могущих служить стимулами для социального морфогенезиса» [Гудков, 2016: 217].
Отсутствие представления о «границах статусных разграничений на основании понимания общих (групповых) возможностей, реализуемых в отстаивании определенных социально-экономических интересов, либо статусных обязанностей, проявляющихся в выполнении функций, имманентных развитому среднему классу» [Авраамова, 2017: 43] есть база для риска низкого качества среднего класса, «пробуксовки» его фундаментальной функциональной роли как гаранта социально-экономического развития.
Отсутствие четкой инновационной направленности трансформационных процессов приводит к тому, что накопленный человеческий потенциал не находит реализации в структуре занятости и «утекает» в теневую экономику или пополняет ряды прекариев, что становится базой для рисков целостности системы занятости.
Социоструктурные изменения содержат потенциал неравенства распределения рисков в силу неравенства ресурсов для адаптации не только с целью развития, но и с целью выживания, неравенства ресурсов для снижения уязвимости и той «социальной цены», которую платят различные категории населения за адаптацию к трансформационным и иным рискам.
Оценки этого неравенства «опрокидываются» на все составляющие социальной сферы жизнедеятельности трансформирующегося общества и обусловливают негативные оценки значительной части населения своего социального самочувствия и уровня адаптационного потенциала.
Одной из крайне негативных адаптационных стратегий становится девиация на фоне неопределенности институционально-нормативной системы. Самоотчуждение от социальной реальности снижает качественные показатели человеческого потенциала общества.
Адаптация к не идентифицированным своевременно и фактически неуправляемым и неконтролируемым рискам ложится на население. Ущерб в таких условиях не исчерпывается физическим и материальным, он отличается и иной природой. Нам близка позиция Г. Е. Зборовского относительно того, что для ответа на простой вопрос о том «где, в каких социальных
структурах и образованиях реально живут люди», необходимо спуститься с «абстрактных высот общественного бытия» к конкретной реальности, а именно к такому субъекту общественной жизнедеятельности как социальная общность [Зборовский, 2010: 4].
Фактором, на который «стягиваются» «общностнообра-зующие» признаки, внутренние связи в условиях кризисов, навязанных рисков, пост-катастрофного восстановления выступает защита жизненного уклада как единства социальных и природных условий бытия в конкретной пространственной среде обитания в конкретный временной период.
Выход из кризисных ситуаций намечается только при условии формирования субъекта, способного если не к активной деятельности, то, по крайней мере, к предъявлению и продвижению своих интересов. Такой субъект — профессиональная или территориально-поселенческая общность, единство которой формируется осознанием общей проблемы, угрожающей жизненным интересам каждого. Важнейшей научной задачей в этой связи является изучение личностного оценочного сознания: чем руководствуются люди, определяя и оценивая уровень опасности и риска, степень своей социальной защищенности и безопасности, особенно принимая решения действовать в рис-когенной среде в соответствии с той или иной стратегией. Как следствие, для социологии повышается актуальность анализа факторов, участвующих в субъективной оценке безопасности.
Субъективная оценка безопасности
Понятие безопасности в социальных науках. Возросшая ри-скогенность среды, детерминированная ростом числа и широким распространением повседневных рисков, формирует научный запрос на включение оценки безопасности в предметные рамки разных наук.
Несмотря на отсутствие к текущему моменту общенаучного представления о безопасности (очерчены только границы понятия), подходах к ее измерению, факторах, ее определяющих, отметим общие тенденции в исследованиях безопасности,
принятые за основу в общественных и гуманитарных науках. Наиболее важными и, безусловно, взаимосвязанными представляются признание приоритета безопасности человека над всеми остальными видами безопасности и, в связи с этим — поиск качественно новых подходов к измерению безопасности, в том числе в эмпирических социологических исследованиях. Именно в рамках обозначенных тенденций развиваются основные научные дискуссии и выявляются новые исследовательские, в том числе, методологические проблемы.
Формирование гуманистической парадигмы безопасности создало необходимые условия для «преодоления государство-центричного взгляда на проблему безопасности, в результате которого место национально-государственного интереса как главной цели политики должна занять безопасность личности» [Козырева, Смирнов, 2019: 457]. Традиционно было принято считать, что общество, несмотря на внутреннюю неоднородность, обладает схожими потребностями и общими интересами в сфере безопасности, поэтому первичная роль в выявлении и защите от угроз на всех уровнях и по всем видам безопасности отводится государству [Конышев, 2014]. Такой подход связан с огромным числом макро-индикаторов безопасности, что, по мнению экспертов, «растворяет проблему безопасности в общих характеристиках социально-экономического развития» [Биктимирова, 2002: 138] и «едва ли можно указать, что же, собственно, нужно защищать и от кого, и что именно является приоритетом среди множества угроз» [Конышев, 2014: 45]. В связи с этим важной научной и практической задачей становится поиск критериев «человеческого измерения безопасности».
Специалисты в области анализа и управления риском, используя аппарат теории вероятности, математической статистики, системного анализа и методов нелинейной динамики для прогнозирования последствий крупномасштабных техногенных и природных катастроф на большие группы людей, признали ограниченность своего подхода к прогнозированию социальных катастроф и рисков повседневной жизни, ибо «многие события, порождающие угрозы, опасности, риски, могут описываться на вероятностном языке. Однако сами эти
вероятности зачастую подчиняются вполне определенным детерминированным законам» [Воробьев, Малинецкий, Ма-хутов, 2000: 157], как правило, связанным с психологическими и социальными особенностями человека и не поддающимся прямому, количественному измерению. Другими словами, задача измерения безопасности человека особенно актуальна в границах психологии и социологии.
Целевой анализ современной научной психологической и социологической литературы по проблемам измерения безопасности человека показывает следующее.
Ценными общенаучными выводами, которые, на наш взгляд, могут служить весомой основой для поиска новых и расширения существующих социологических показателей измерения безопасности человека характеризуются работы научной школы психологии безопасности, сложившейся на базе факультета социальной психологии Гуманитарного университета в городе Екатеринбурге:
— рассмотрение безопасности через субъективное представление является не только продуктивным, но и наиболее адекватным, поскольку состояние безопасности оценивается в соответствии с представлением субъекта о ней [Зотова, 2014];
— на состояние безопасности в целом влияет значительное число факторов, которые имеют специфику для каждого субъекта, и безопасность общества складывается из ощущения безопасности отдельных людей [Зотова, 2018].
Психологи, рассматривая безопасность через особенности субъективного восприятия, решают в первую очередь проблемы психологической защиты личности. Социологи видят свою задачу в выявлении и изучении «факторов и социальных параметров оценки личной безопасности, в разных группах современного российского общества» [Пшидаток, 2011: 45].
Измерение безопасности. Таким образом, важной научной задачей является обоснование критериев измерения субъективной оценки безопасности человека в эмпирических социологических исследованиях.
Обобщение подходов к исследованию безопасности в массовых социологических исследованиях позволяет утверждать, что наиболее часто измерение осуществляется по косвенным показателям, в контексте, не имеющем цели измерение собственно безопасности человека, например: безопасность, как одна из фундаментальных потребностей, оценивается по «шкале достаточности» [Головаха, Панина, Горбачик, 1998]; как одна из сторон жизни, оцениваемая по шкале удовлетворенности [Латова, 2017], как субъективная оценка «опасности» проблем в различных сферах жизни общества [Колесникова, Чуканова, Артюхина, 2015]. Выводы о наличии фактов нарушения безопасности строятся, по сути, на оценке частоты упоминания респондентами того или иного негативного фактора в том или ином контексте упомянутых выше исследований.
Целевые репрезентативные социологические исследования безопасности, как правило, предполагают оценку защищенности населения в рамках отдельного вида или аспекта безопасности, либо соотносятся со страхами, тревогами, опасениями. Например, широкомасштабное изучение репертуара страхов россиян как формы эмоционального реагирования на кризисные явления в обществе [Россия на новом переломе. 2009], мониторинг «индекса страхов» россиян, осуществляемый ВЦИОМом [Индекс страхов. ВЦИОМ], виктимные опасения россиян вследствие криминогенной угрозы [Юдина, Фролова, Танатова, Долгорукова, Родимушкина, 2017]. В этих случаях выводы об уровне защищенности от угроз соотносятся с «выраженностью» показателя страхов, опасений, тревоги в отношении того или иного аспекта или вида безопасности.
Результаты обозначенных выше эмпирических исследований, безусловно, вносят существенный научный вклад в понимание феномена безопасности и позволяют выявить «болевые точки» в обществе, однако требуют углубленного изучения безопасности человека, поиска критериев ее субъективной оценки и взаимосвязанных с ней факторов на основе методологического аппарата социологии риска по целому ряду причин.
В концептуальных рамках рискологии категорию безопасности рассматривают как «парную» по отношению к категориям,
характеризующим меру опасности для социальных, экономических, технических и экологических систем, а именно: опасность, риск, вызов и угроза. Все эти категории являются производными от понятия ущерб (вред) и различаются по роли субъективного фактора в возникновении неблагоприятного результата. Риск мы определяем как возникающую в результате принятого решения (действия) вероятность ущерба при наличии реального источника неблагоприятного воздействия, недостаточной защищенности субъектов от него. Придерживаясь социологической методологии, базирующейся на дея-тельностном подходе, мы утверждаем, что именно вследствие человеческой деятельности происходит изменение уровня защищенности от воздействия негативных факторов, а значит, категория риска является наиболее адекватным «отражением» безопасности для социальных систем, а опасность, вызов и угроза в этом контексте представляют собой источники риска. В связи с этим, субъективная оценка безопасности должна строиться в отношении факторов риска. Важно подчеркнуть, что «страх» и «риск» являются взаимосвязанными, но не ря-доположенными понятиями. Страх, опасения и тревоги могут указывать лишь на одну из возможных эмоциональных реакций на риск и быть достаточно чувствительным показателем в измерении тревожности, но не могут служить единственным критерием субъективной оценки безопасности, ибо в этом случае остаются за рамками реальные источники риска и уровень защищенности социальных субъектов от их воздействия.
Наша собственная исследовательская практика, направленная на расширение эмпирического представления о риске и безопасности, позволила зафиксировать целый ряд закономерностей, связанных с субъективной оценкой безопасности. Субъективная оценка безопасности базируется на приемлемом для субъекта уровне риска [Мозговая, 2008]. На оценку риска, а значит и на оценку безопасности, влияют жизненный опыт, ценностные ориентации, мировоззренческие особенности субъектов [Мозговая, Шлыкова, 2016], а также субъективная оценка защищенности от потенциальных ущербов, связанных с уровнем опасности среды [Шлыкова, 2017]. Субъективная
оценка безопасности существенным образом различается для реальных и потенциальных рисков [Мозговая, Шлыкова, 2015]. Сконструированный нами расширенный для рискогенных сред показатель оценки безопасности позволил нам зафиксировать субъективный статус безопасности для среды с потенциальными рисками и наметить пути формирования комплексного показателя субъективной оценки безопасности человека [Шлыкова, 2018].
Анализ эмпирических данных, результаты которого использованы в статье, дает представление о том, с какими субъективными оценками различных типов социальной безопасности население страны вступило в новую санкционную реальность и условия специальной военной операции. Эмпирический раздел статьи носит разведывательный характер, представляет собой апробацию оценки безопасности через субъективное ее ощущение и попытку обоснования взаимосвязи этой оценки с наличием реальных повседневных рисков. Для этого определим рейтинг реальных повседневных рисков, с которыми взаимодействует население России, и обоснуем «вклад» каждого из них в субъективную оценку безопасности.
Эмпирическую базу анализа составляют данные 27-й волны «Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ-ВШЭ (RLMS-HSE)», проводимого Национальным исследовательским университетом «Высшая школа экономики» и ООО «Демоскоп» при участии Центра народонаселения Университета Северной Каролины в Чапел Хилле и Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН1. Выборка каждой волны репрезентирует население России2.
Основой для интерпретации понятия «безопасность» нам послужила концепция «human security», обозначенная в Докладе Программы развития ООН (ПРООН) 1994 года [Отчет по человеческому развитию, 1994]. Несмотря на критику экспертов
1 Сайты обследования RLMS-HSE: http://www.cpc.unc.edu/projects/ rlms и http://www.hse.ru/rlms (дата обращения: 17.04.2022).
2 Подробнее об особенностях выборки: https://www.hse.ru/org/hse/ rlms/sample (дата обращения: 17.04.2022).
за предметную размытость границ как самой концепции, так и определения «human security», концепция безопасности человека стала стартовой точкой (1) переноса внимания с безопасности государств на безопасность людей; (2) в понимании взаимосвязи защищенности каждого человека с безопасностью всего общества; (3) в признании наличия постоянно действующих угроз и (4) расширила представления о возможных источниках угроз человеку в повседневной жизни, включив в перечень все уровни жизни социума, а также последствия принятых решений отдельными индивидами, группами или ответственными лицами [Половина, 2015]. Положения концепции нашли свое развитие в международном комбинированном показателе для сравнения стран по уровню благополучия — Индексе социального прогресса (Social Progress Index)1
Авторы концепции безопасности человека выделяют следующие основные типы безопасности: экономическая (гарантированный минимальный доход), продовольственная (физическая и экономическая доступность продуктов питания), безопасность для здоровья (относительная свобода от заболеваний и заражений, доступность квалифицированной медицинской помощи), экологическая (доступность чистой воды, воздуха, плодородной почвы), личная (свобода от физического насилия и угроз жизни), политическая (защита основных прав и свобод личности и возможности для их отстаивания).
В ходе разработки инструментария социологического опроса населения России приведенную выше типологию мы использовали как основу эмпирической интерпретации понятия «безопасность» и, учитывая современный этап развития общества, включили еще один тип безопасности — информационную — свободу от вредоносной информации, оказывающей деструктивное воздействие на психику людей. В рамках исследования безопасность интерпретировалась через реальные повседневные риски, подрывающие ее статус.
В ходе опроса респондентам предлагалось ответить на вопрос, сталкивались ли они лично с тем или иным риском
1 https://www.socialprogress.org/ (дата обращения: 17.04.2022).
Таблица 2. Субъективная оценка безопасности (в % к количеству столкнувшихся с каждым из рисков)
Тип безопасности Риск, нарушающий безопасность Субъективная оценка безопасности Сталкивались лично
Высокая Низкая
Экономическая Нехватка средств на выживание 35,8 64,2 35
Продовольственная Наличие в магазинах некачественных, вредных продуктов питания 37,8 62,2 57,8
Нехватка денег на качественные продукты 36 64 48,5
Безопасность для здоровья Недоступность многих видов медицинского обслуживания 34,5 65,5 41,5
Врачебные ошибки 34,3 65,7 18,5
Отсутствие лекарств ваптеках 35,7 64,3 14,6
Экологическая Загрязнение воздуха, питьевой воды 35,1 64,9 45,1
Свалки, вредные производства 36,6 63,4 41.5
Личная Ограбления, побои, уличное хулиганство 24,6 75,4 4,2
Домашнее насилие 29,4 70,6 1
Политическая Ущемление прав по полу, возрасту 30,4 69,6 2,7
Проблемы из-за политических взглядов 39,1 60,9 0,8
Проблемы из-за религиозных убеждений 35,8 64,2 0,6
Проблемы, связанные с национальностью 29,2 70,8 0,6
Невозможность добиться справедливого судебного решения 25,1 74,9 2,8
Информационная Недостоверная информация в СМИ 32,7 67,3 23,6
Навязывание через СМИ тех или иных убеждений 33,3 66,7 26,4
Таблица 3. Субъективная оценка безопасности в различных сферах респондентами, лично столкнувшимися с рисками
в этих сферах
Высокий уровень взаимодействия с социальными рисками: сферы, с рисками в кото-рыхлично столкнулись от 35 до 58% респондентов Низкая субъективная оценка социальной безопасности: сферы, личную безопасность в которых низко оценивают от 67 до 75% тех респондентов, которые сталкивались с реальными рисками в этих сферах
Продовольственная Экономическая Охрана здоровья Экологическая Личная Политическая Информационная
в течение года. Факт «столкновения» респондентов с рисками указывает на реальный характер этих рисков по каждому из рассматриваемых видов безопасности.
Для оценки субъективного ощущения безопасности в ходе исследования был задан вопрос: «В какой степени в данный момент Вашей жизни Вам не хватает ощущения безопасности?» В ходе анализа данных мы преобразовали пятибалльную шкалу ответов в трехбалльную. Сумма ответов «хватает» и «скорее хватает» составляет признак «высокая субъективная оценка безопасности». Сумма ответов «не хватает» и «скорее не хватает» — «низкая субъективная оценка безопасности». Доли ответивших «мне это не нужно», а также затруднившихся и отказавшихся отвечать оказались статистически не значимыми, поэтому были исключены из дальнейшего анализа. Далее мы проанализировали, как факт «столкновения» с каждым из рассматриваемых реальных повседневных рисков1 связан с субъективной оценкой безопасности. В таблице 2 представлены результаты аналитических процедур.
В таблице 3 представлены результаты аналитической процедуры, целью которой было выявить сферы, в которых люди
1 Доля столкнувшихся с терактами или их последствиями оказалась статистически не значимой, поэтому мы вынуждены исключить этот риск из дальнейшего анализа.
сталкиваются с рисками чаще всего и сферы, субъективная оценка безопасности в которых этими людьми оценивается ниже всего.
Сопоставление рейтингов рисков, представленных в таблицах 2 и 3, указывают на наличие специфической связи реальных повседневных рисков с субъективной оценкой безопасности: чем реже происходит «столкновение» с тем или иным риском, тем ниже субъективная оценка безопасности и, наоборот, чем чаще «столкновение», тем более безопасным ощущают себя респонденты.
В соответствии с Индексом страхов, рассчитанным ВЦИОМ для соответствующего нашим данным периода времени, россияне сильнее всего опасаются возможных нарушений экономической безопасности (стали слишком дорогими или исчезли из продажи привычные товары, обесценились сбережения) и безопасности для здоровья (ухудшение здоровья, трудности с получением медицинской помощи, лекарств) [Индекс страхов. ВЦИОМ]. Сопоставление данных коллег с полученными нами и представленными выше результатами позволяет утверждать, что высокий уровень тревожности россияне испытывают в отношении тех возможных нарушений безопасности (рисков), с которыми чаще сталкиваются в повседневной жизни, а низкая субъективная оценка связана с «более редкими» рисками: то есть субъект может испытывать опасения или страх в отношении источника неблагоприятного воздействия, но при этом ощущать себя в безопасности.
Заключение
Распознавание и оценка рисков в постоянно меняющейся как макро-, так и микросреде становится атрибутом не только масштабных кризисов, бедствий и катастроф, но и повседневной жизни, уклад которой приходится корректировать в соответствии с изменениями. Адаптация к рискам имеет целью обретение необходимого уровня приемлемости риска, иными словами — статуса безопасности. Субъективная оценка безопасности является в этом адаптационном взаимодействии со средой
некоторым ориентиром для формирования эффективных ресурсных блоков, участвующих в реализации конкретных практик адаптации к неопределенности и рискам современной жизни.
Анализ эмпирических данных, результаты которого использованы в статье, дает представление о том, с какими субъективными оценками различных типов социальной безопасности население страны вступило в новую санкционную реальность и условия специальной военной операции. Хотя исследование осуществлялось в разведывательной стратегии и данные, безусловно, требуют углубленного изучения и фундаментальных обоснований, тем не менее ряд результатов вполне значимы.
Высокие субъективные оценки безопасности могут свидетельствовать о приемлемости рисков и достаточном ресурсном потенциале для адаптации к ним; низкие свидетельствуют о нехватке ресурсов для адаптации к рискам того или иного типа. Высокие субъективные оценки безопасности в отношении часто встречающихся повседневных рисков могут свидетельствовать о более высоком уровне адаптированности населения России к ним. Взаимодействие с риском имеет следствием выработку некоторой практики на базе наличных ресурсов, то есть появляется навык взаимодействия с угрозой, снижается уязвимость, что и выражается в высокой оценке безопасности. Отсутствие опыта усиливает уязвимость, а тем самым и безопасность субъективно оценивается низко.
В частности, анализ показал низкие субъективные оценки безопасности в информационной сфере. На практике отсутствие опыта взаимодействия с фейковым контентом препятствует критическому отношению к нему, обусловливает, по крайней мере на начальном этапе волны фейков, субъективную позицию пассивного потребителя информации, усиливает незащищенность. В нынешней ситуации овладение ресурсами и навыками взаимодействия с контентом в информационной сфере — это важнейшее направление оптимизации процессов адаптации к рискам новой санкционной реальности.
Эмпирические данные необходимы для разработки продуктивных направлений поиска баланса между национально-государственными интересами и интересами простых граждан
в сфере безопасности, которые, безусловно, пересекаются, но могут не совпадать полностью. В связи с этим в исследования безопасности необходимо включать показатели, «отвечающие» за субъективную оценку, что позволит получать информацию о приоритетных факторах, нарушающих безопасность человека в обществе, дифференцировать группы и категории населения по уровню уязвимости, что в итоге приведет к повышению адресности мер, направленных на защиту граждан.
Поиск критериев субъективной оценки безопасности нам видится на базе междисциплинарного подхода, учитывающего разработки специалистов в области психологии безопасности (личностные факторы оценки) и социологии риска (социальные факторы субъективной оценки). Конечная цель — разработка комплексного показателя субъективной оценки безопасности, компоненты которого максимально отражают все факторы, связанные с оценкой сложного многоаспектного феномена «безопасность человека».
Список литературы
Авраамова Е. М. Риски снижения уровня благосостояния населения: стратификационный анализ // Общественные науки и современность. 2017. № 3. С. 42-54. EDN YRXSDJ. Безопасность личности и виктимные опасения / Т. Н. Юдина, Е. В. Фролова, Д. К. Танатова [и др.] // Журнал социологии и социальной антропологии. 2017. Т. 20, № 1. С. 114-127. EDN YOCMRZ.
Биктимирова 3.3. Безопасность в концепции развития человека // Общественные науки и современность. 2002. № 6. С. 135-142.
Воробьев Ю Л. Управление риском и устойчивое развитие. Человеческое измерение / Ю. Л. Воробьев, Г. Г. Малинецкий, Н. А. Махутов // Общественные науки и современность. 2000. № 6. С. 150-162. Головаха Е. И. Измерение социального самочувствия: тест ИИСС / Е. И. Головаха, Н. В. Панина, А. П. Горбачик // Социология: 4М. 1998. № 10. С. 45-71.
Горшков М. К. Общественные неравенства как объект социологического анализа // Социологические исследования. 2014. № 7. С. 20-31. EDN SMHNQD.
Гудков Л. Д. Парадоксы изучения социальной структуры в России // Историческая и социально-образовательная мысль. 2016. Т. 8, № 2-2. С. 207-224. DOI 10.17748/2075-99082016-8-2/2-207-224. EDN VXLNRT.
Заславская Т. И. Современное российское общество: социальный механизм трансформации. М.: Дело, 2004. 400 с.
Зборовский Г. Е. Теоретические основания изучения социальной общности // Социологические исследования. 2010. № 4 (312). С. 3-12. EDN LTWZVB.
Зотова О. Ю. Особенности представлений россиян о безопасности // Дискуссия. 2014. № 9 (50). С. 76-85. EDN SXTOOL.
Зотова О. Ю. Представления о безопасности россиян как индикатор психологического благополучия общества // Интег-ративная перспектива в гуманитарных науках. 2018. № 1. С. 41-46. EDN XYQAHR.
Индекс страхов // ВЦИОМ: [сайт]. URL: https://wciom.ru/ news/ratings/indeks_straxov/ (дата обращения: 09.04.2022).
Козырева П. М. (Без)опасный квартал: как оценивается уровень уличной преступности / П. М. Козырева, А. И. Смирнов // Россия реформирующаяся: ежегодник: вып. 17 / Отв. ред. М. К. Горшков. М.: Новый Хронограф, 2019. С. 454-477. DOI 10.19181/ezheg.2019.19. EDN UAYZPR.
Колесникова О. Н. Социальное самочувствие и безопасность населения региона: некоторые результаты мониторингового исследования / О. Н. Колесникова, Т. В. Чуканова, В. А. Артюхина // Вестник Алтайской науки. 2015. № 1 (23). С. 114118. EDN UAOJUL.
Конышев В. Н. Безопасность личности — новый поворот в понимании политики безопасности // Национальные интересы: приоритеты и безопасность. 2014. Т. 10, № 40 (277). С. 43-56. EDN SUFMCR.
Российское общество и вызовы времени. Книга пятая / М. К. Горшков, А. Л. Андреев, Р. Э. Бараш [и др.]. М.:
ООО «Издательство "Весь Мир"», 2017. 427 с. ISBN 978-57777-0687-4. EDN YYWQBH.
Мозговая А. В. Риск как объект эмпирической социологии: исследовательский опыт, проблемы и перспективы // Россия реформирующаяся: ежегодник / Отв. ред. М. К. Горшков. Вып. 7. М.: Институт социологии РАН, 2008. С. 304-315. EDN PBVCHX.
Мозговая А. В. Неравенство в распределении рисков: ресурсы и стратегии адаптации / А. В. Мозговая, Е. В. Шлыкова // Россия реформирующаяся: ежегодник / Отв. ред. М. К. Горшков; Институт социологии РАН. М.: Новый хронограф, 2016. Вып. 14. С. 358-378. EDN WBLZOB.
Мозговая А. В. Факторы формирования статуса безопасности в условиях острых и повседневных рисков / А. В. Мозговая, Е. В. Шлыкова // Социологическая наука и социальная практика. 2015. № 4 (12). С. 52-73. EDN VCVZFF.
Отчет по человеческому развитию 1994: Издан для Программы Развития Организации Объединенных Наций. Нью-Йорк; Оксфорд: Юниверсити Пресс, 1994. 226 с.
Половина Е. В. Проблема дефиниции концепции безопасности человека в документах ООН // Политика, государство и право. 2015. № 4 (40). С. 44-49. URL: http://politika. snauka.ru/2015/04/2823 (дата обращения: 09.02.2022). EDN UAAQOJ.
Пшидаток М. Р. Понятие безопасности личности в социальном знании // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2011. № 1. С. 41-46. EDN NXMBBJ.
Россия на новом переломе: страхи и тревоги / М. К. Горшков, В. В. Петухов, Н. Е. Тихонова [и др.]. М.: Издательский Дом «Альфа-М», 2009. 159 с. ISBN 978-5-98281-183-7. EDN QBAOVH.
Шлыкова Е. В. Субъективная оценка личной безопасности как показатель адаптированности к рискогенной среде // Социологический журнал. 2018. Т. 24, № 3. С. 56-75. DOI 10.19181/socjour.2018.24.3.5993. EDN MAKRVJ.
Шлыкова Е. В. Социальное настроение молодежи в условиях повседневных рисков мегаполиса // Россия реформирующаяся:
ежегодник: вып. 15 / Отв. ред. М. К. Горшков. М.: Новый Хронограф, 2017. С. 395-418. EDN ZFBEFJ.
Сведения об авторах
Мозговая Алла Викторовна
доктор социологических наук, главный научный сотрудник, Институт социологии ФНИСЦ РАН, Москва, Россия E-mail: mozgovai@yandex.ru
Шлыкова Елена Викторовна
кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник, Институт социологии ФНИСЦ РАН, Москва, Россия E-mail: shly-ev@yandex.ru
SAFETY SUBJECTIVE ESTIMATIONS SIGNIFICANCE TO THE OPTIMIZATION TRENDS SUBSTANTIATING FOR PEOPLE TO ADAPT TO RISK ENVIRONMENT
Alla V. Mozgovaya
Doctor of Sociology, Main Scientist, Chief of the Department, Institute of Sociology of FCTAS RAS, Moscow, Russia E-mail: mozgovai@yandex.ru
Elena V. Shlykova
Candidate of Sociology,
Leading Researcher,
Institute of Sociology of FCTAS RAS,
Moscow, Russia
E-mail: shly-ev@yandex.ru
Abstract. The initial methodological position of the analysis in the article is the idea of the increasing pace of change in all
spheres and at all levels of society. The process is accompanied by uncertainty, an increase in the riskiness of the social and natural environment. The relevance of the search for ways and resources to optimize adaptation processes for both institutional entities and individuals and groups is increasing.
The article discusses methodological aspects of recognition, assessment and decision-making regarding risks of various types and at various levels. The article summarizes the transformational risks of the last decade, substantiates the relevance and signifi cance of the sociological support of programs for optimizing ways of adapting the population to the risks of a changing environment, which in turn requires a deeper study of personal evaluative consciousness. It is necessary to have an idea of what people are guided by when determining and assessing the level of danger and risk, the degree of their social security and safety, especially when making decisions to act in a risky environment in accordance with a particular strategy. As a consequence, the relevance of the analysis of factors involved in the subjective assessment of security increases for sociology.
The empirical section of the article presents the results of a study of subjective assessments of security by the population who have entered a situation of the strongest sanctions pressure aff ecting all spheres of public life, family and personal social and economic well-being.
The analysis revealed specifi c areas of security in which the population has suffi cient resources, experience and practices to adapt to changes, as well as areas requiring the search for resources and practices that provide families and individuals with the formation of an adequate adaptive response to escalated and newly emerged challenges and threats. The results obtained confi rm the productivity of including the indicator of subjective safety assessment in a comprehensive indicator of the level and quality of social adaptation.
Keywords: adaptation; environment; optimization; risk; safety; subjective estimations
