CC BY
172
гривка молодого ученого
УДК 343.14
Табункина Татьяна Алексеевна Tabunkina Tatiana Alekseevna
преподаватель кафедры административного права и процесса
Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3) lecturer of the chair of of department of administrative law and procedure
Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, 603950)
E-mail: tatiana.tabunkina@yandex.ru
Значение результатов оперативно-разыскной деятельности
в доказывании по уголовному делу (с учетом практики Европейского суда по правам человека)
Meaning of results of operatively-search activity in proving the criminal proceedings (including the European court of human rights)
В статье автором предпринята попытка анализа положений законодательства, касающихся доказательственного значения результатов оперативно-разыскной деятельности в ходе производства расследования по уголовному делу с учетом практических решений Европейского суда по правам человека.
Ключевые слова: процесс доказывания, Европейский суд по правам человека, результаты ОРД, формирование доказательств, права и свободы человека и гражданина, практика применения закона.
In this article the author attempts to analyze the legal provisions concerning the evidential value of results of operatively-search activity during the production of a criminal investigation based on practical judgments of the European court of human rights.
Keywords: proof process, the European court of human rights, the results of the OSA, the formation of evidence, the rights and freedoms of man and citizen, the practice of law.
Вопрос о формировании доказательств, полученных в результате оперативно-разыскной деятельности, и использовании их в уголовно-процессуальном доказывании необычайно широк и актуален. Он до сих пор вызывает активные дискуссии как в науке уголовного процесса, так и в правоприменительной практике. Такое положение не случайно, ибо оперативно-разыскная деятельность (далее — ОРД) имеет часто приоритетное значение в вопросах выявления, пресечения и раскрытия преступлений до процедуры возбуждения уголовного дела, а также добычи доказательственной базы по уже возбужденным уголовным делам на стадии производства предварительного расследования.
Нормативно-правовая база, регулирующая вопросы применения результатов ОРД в уголовном процессе России, представлена:
— Конституцией РФ, служащей постулатом законности при осуществлении правоохрани-
тельной деятельности любых органов государственной власти в Российской Федерации;
— Уголовно-процессуальным кодексом РФ (далее — УПК РФ) как основным федеральным законом вообще в сфере уголовного судопроизводства;
— федеральным законом от 12 августа 1995 года № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (далее — Закон об ОРД), выступающим в качестве правовой гарантии сбора информации, которую при определенных условиях допустимо будет использовать в качестве доказательств в ходе осуществления производства по уголовным делам;
— межведомственными нормативными правовыми актами, содержащими систему логически взаимосвязанных между собой предписаний, призванных более или менее упорядочить действия и отношения сотрудников оперативных подразделений органов, осуществляющих ОРД, возникающие в связи с представлением
результатов их деятельности органу дознания, следователю или в суд в процессе выявления, пресечения, раскрытия и расследования преступлений [1];
— а также общепризнанными принципами и нормами международного права, которые согласно части 3 статьи 1 УПК РФ «являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство».
Однако оперативные данные как результат осуществления ОРД сами по себе не являются доказательствами по уголовным делам. Чтобы им можно было таковыми стать, они должны быть введены в уголовное судопроизводство в соответствии с положениями, которые закреплены в российском уголовно-процессуальном законодательстве. Но для этой цели результаты ОРД должны пройти определенную «трансформацию» уголовно-процессуальными средствами [2, с. 18], так как согласно закону результаты ОРД могут «использоваться в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств» [3].
Процесс доказывания в уголовном судопроизводстве опирается на то, «что доказательства должны признаваться полученными с нарушением закона, если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией РФ права человека и гражданина или установленный уголовно-процессуальным законодательством порядок их собирания и закрепления, а также, если собирание и закрепление доказательств осуществлено ненадлежащим лицом или органом либо в результате действий, не предусмотренных процессуальными нормами» [4]. То есть доказательства признаются допустимыми только в том случае, когда не были нарушены нормы УПК РФ при процедуре их сбора и закрепления, а результаты ОРД были получены исключительно с соблюдением установленных конституционных прав личности.
В отечественной процессуальной литературе можно проследить позицию ряда авторов, призывающих придать законодательно результатам ОРД статус процессуальных доказательств [5, с. 9; 6].
Или, например, Д.С. Кучерук считает, что содержащийся в статье 89 УПК РФ запрет на использование результатов ОРД для доказывания фактических обстоятельств дела изжил себя и в настоящее время не может соответствовать
потребностям общественно-правового развития России, общепризнанным международно-правовым стандартам по использованию такого рода данных в уголовном процессе. Он предлагает допустить принятие напрямую результатов ОРД после их проверки в процессуальном порядке для доказывания виновности лиц, привлекаемых к уголовной ответственности. Более того, автор высказывает необходимость включения в УПК РФ отдельной главы, объединяющей положения Закона об ОРД, а также ведомственных нормативных правовых актов, регламентирующих проведение ОРМ, и вопросы представления результатов ОРД судебно-следственным органам [7].
На наш взгляд, такую позицию нельзя признать логичной и обусловленно необходимой, поскольку рассматриваемые выше правовые явления, а именно «уголовно-процессуальное доказывание как разновидность процессуальной деятельности субъектов правоприменения» и «оперативно-разыскная деятельность как деятельность непроцессуальная, хотя и напрямую служащая своим назначением именно российскому уголовному процессу, имеют различную правовую природу, подлежат качественно различной оценке.
Бесспорно, что соблюдение и гарантирование конституционных прав личности в ходе применения ОРД возможно только при неукоснительном следовании нормам действующего оперативно-разыскного законодательства, в связи с чем оперативные данные, которые были получены с нарушением этих норм, в качестве результатов подобной деятельности приняты во внимание в уголовном процессе быть не могут.
Следует также отметить, что суть правового развития России основана не только на законодательном закреплении и соблюдении основных прав и свобод человека и гражданина, но и на приоритетном ориентировании на положение нормативных правовых актов основных международных организаций, например таких, как Европейский суд по правам человека.
С ратификацией в 1998 году Российской Федерацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод правовой системой нашего государства приняты ее основные положения вместе с ее протоколами. Роль официального толкования положений Конвенции отведена именно Европейскому суду по правам человека, а неотвратимое соблюдение данных прав в Российской Федерации с тех пор можно считать и обязанностью, и вопросом престижа властей
нашей страны перед лицом всего европейского сообщества.
Практические решения Европейского суда по правам человека изобилуют положениями о том, что подавляющее большинство проблемных моментов в ходе разрешения материалов уголовных дел по существу возникают именно при исследовании доказательств, полученных на основе результатов ОРД. В дальнейшем сторона защиты в уголовном процессе нередко расценивает действия сотрудников правоохранительных органов как провокацию на совершение преступления подзащитными лицами, и это в последующем ставит под сомнение справедливость всего судебного разбирательства в целом.
Именно провокация лиц органами государственной власти на совершение преступления не единожды становилась объектом для изучения в Европейском суде по правам человека.
Прежде всего речь заходит о жалобах о злоупотреблениях, которые имели место при реализации проверочных закупок по уголовным делам, возбужденным по фактам незаконного оборота наркотических средств. Общим для подобных жалоб является утверждение заявителя о том, что правоохранительные органы, осуществляющие ОРД, в ходе проведения данного мероприятия осуществили провокацию лица на совершение преступления, иными словами, склонили (спровоцировали) лицо на совершение противоправного действия, ранее которого он не совершал (и в идеальных условиях совершать не собирался). Сказанное также будет в равной степени относиться и к оперативным экспериментам, например, по делам о даче или получении взятки.
Например, в постановлении Европейского суда по правам человека от 15 декабря 2005 года по делу «Ваньян против Российской Федерации» [8], анализируя критерий разграничения между законными действиями оперативного сотрудника и подстрекательством лица к совершению преступления, как содержательный определяется тот критерий, по которому предполагается изучение вопроса о том, вынуждался ли изначально заявитель к совершению преступления. Ситуация, при которой сотрудники правоохранительных органов неоднократно высказывали свое предложение о реализации наркотического средства, несмотря на первоначальный отказ заявителя такую реализацию осуществить, настойчиво торопили его, поднимая цену выше средней или апеллировали к состраданию заявителя, говоря о «ломке», может
являться примером провокации данного лица на совершение преступления со стороны правоохранителей.
В данном случае Европейским судом по правам человека было отмечено, что положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод напрямую не запрещают ссылаться на данные, полученные из анонимных источников на стадии предварительного расследования. Но в то же время если преступление было спровоцировано действиями «тайных агентов» и никаких оснований не было для того, чтобы полагать, что оно было бы совершено без вмешательства правоохранительных органов, то такие действия, совершенные сотрудниками правоохранительных органов, представляют собой подстрекательство к совершению преступления.
В деле «Худобин против Российской Федерации» [9] Европейский суд по правам человека отметил: «милицейская операция была санкционирована простым административным решением структурного подразделения, которое впоследствии проводило операцию. Как следует из материалов дела, в тексте этого решения (постановления, утвержденного руководителем органа ОРД) содержалось очень мало информации относительно причин и целей запланированной «проверочной закупки». Кроме того, операция не находилась под судебным контролем или каким-либо иным независимым контролем. При отсутствии полной системы проверки во время проводимой операции роль более позднего контроля со стороны суда первой инстанции становится решающей. Власти Российской Федерации (по делу «Худобин против РФ») утверждали, что права заявителя не были нарушены. Они указали на то, что «проверочная закупка» была подходящим методом борьбы с преступностью. Доказательства, полученные с помощью такого ОРМ, были допустимыми с точки зрения российского законодательства и могли служить основанием для обвинения в совершении преступления. Они также утверждали, что «вопрос о том, какая конкретная информация о незаконных действиях (заявителя) с наркотиками находилась в распоряжении (правоохранительных органов до проведения проверочной закупки), не являлся составной частью доказательства в рамках настоящего уголовного дела». Проверочная закупка проводилась на законном основании, и доказательства, полученные с ее помощью, были надлежащим образом приобщены к материалам дела. Свидетель Т. знала, что заявитель занимался распространением наркотиков. Она согласилась
участвовать в проверочной закупке и не оказывала на заявителя давление, чтобы получить от него наркотики. В своих замечаниях власти Российской Федерации выразили свою точку зрения о том, что вопрос о причастности заявителя к распространению наркотиков в прошлом не имел значения для рассмотрения уголовного дела, в рамках которого заявитель был осужден. Тот факт, что милицейская операция была документально зафиксирована установленным образом, делало эту операцию законной, и, следовательно, вытекающие из нее процедуры были справедливыми.
Однако Европейский суд не согласился с этим доводом. Внутригосударственное законодательство не должно позволять использование доказательств, полученных в результате подстрекательства со стороны государственных агентов. Если же оно это позволяет, то тогда внутригосударственное законодательство не отвечает в этом отношении принципу «справедливого разбирательства». В общей сложности, несмотря на то, что в настоящем деле (Худобин против России) у внутригосударственного суда были причины подозревать, что имела место провокация, суд не проанализировал соответствующие фактические и правовые обстоятельства, которые могли бы помочь провести различие между провокацией и законной формой следственных действий. Следовательно, судебное разбирательство, в результате которого заявитель был признан виновным, не было «справедливым». Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции» [10].
Продолжая обзор «российских дел», в различный период времени рассмотренных в Европейском суде по правам человека, позволим себе также привести позицию Европейского суда по поводу часто встречающегося в возражениях властей Российской Федерации словосочетания «предусмотрено законом», употребляемого в оправдание по факту применения специальных методов следствия.
В частности, в пункте 76 решения Европейского суда по правам человека по делу «Быков против Российской Федерации» от 10 марта 2009 года [11] (жалоба № 4378/02) указано, что «Европейский Суд напоминает, что фраза «предусмотрено законом» не только требует соответствия национальному законодательству, но также затрагивает качество закона, требуя от него соответствия принципу верховенства права. В контексте негласного контроля со стороны публичных органов, в данном случае органов внутренних дел, законодательство страны
должно предусматривать гарантии от произвольного вмешательства в права лица, гарантированные статьей 8 Конвенции. Кроме того, закон должен быть сформулирован в достаточно ясных выражениях, чтобы давать адекватное представление об обстоятельствах и условиях, при которых публичные органы вправе прибегнуть к таким негласным операциям» [12].
На основе произведенного анализа практики решений Европейского суда по правам человека в контексте рассматриваемой тематики можно умозаключить, что процесс приведения правоприменительной практики в соответствие с правовыми позициями Европейского суда по правам человека в Российской Федерации в настоящее время еще далеко не завершен.
Напротив, в разные историческо-политиче-ские периоды развития Российского государства этот преобразовательный процесс то особенно активно интегрирует в правоприменительную практику, то «притормаживается». И трудно поспорить с тем, что конституционное закрепление прав и свобод человека и гражданина как наивысшей ценности должно быть приоритетно для любого правового государства.
На современном этапе развития Российского государства этот вопрос приобретает существенное внимание со стороны правоприменительной и иной практики, поскольку связанная с ним нормотворческая и правоприменительная деятельность должностных лиц органов государственной власти предполагает неминуемое переосмысление существующих позиций и немалые их коррективы. Это диктуется, прежде всего, сложной геополитической обстановкой, сложившейся на современном этапе. И представляется справедливой сформировавшаяся тенденция на «суверенизацию» правового пространства России [12], замещение юрисдикции Европейского суда по правам человека юрисдикцией Конституционного Суда России [13], которая отчетливо нашла выражение в постановлении Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года № 21-П [14].
В постановлении № 21-П Конституционный Суд РФ признал, что Конституция РФ и Конвенция о защите прав человека и основных свобод основаны на одних и тех же базовых ценностях защиты прав и свобод человека и гражданина.
Вместе с тем, он констатировал по существу дополнительную к национальному механизму судебной защиты прав человека роль Европейского суда по правам человека в Российской Федерации, что предопределяет необходимость осуществления судебной защиты в первую оче-
тривуня молодого ученого
редь именно судами Российской Федерации. Российская Федерация обязана обеспечивать в рамках своей правовой системы верховенство Конституции РФ, что вынуждает ее в случае возникновения каких-либо коллизий в этой сфере отдавать предпочтение требованиям Конституции РФ и тем самым не следовать буквально постановлению Европейского суда по правам человека в случае, если его реализация противоречит конституционным ценностям.
Конституционный Суд России оставил за собой право на выявление недостатков национального правового регулирования и предложение путей к их устранению. Именно этот орган взял на себя полномочие освободить (в порядке исключения) Россию от выполнения возлагаемых на нее обязательств по международно-правовому договору, когда такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм Конституции РФ.
Принимая во внимание указанные выше позиции, по нашему мнению, результаты деятельности органов государственной власти, наделенных правом осуществлять ОРД, для обеспечения целей уголовного судопроизводства должны быть ориентированы на смену вектора приоритетного направления с учетом глубины политических и социально-экономических преобразований внутри Российского государства, выдерживая при этом ось соответствия конституционным и международным стандартам в области прав и свобод человека.
Примечания
1. Об утверждении Инструкции о порядке предоставления результатов ОРД органу дознания, следователю или в суд: приказ от 27 сентября 2013 г № 776 /703/509/507/1820/42/535/398/68 // Российская газета. 2013. 13 декабря.
2. Попов Н.М. Оперативное обеспечение досудебной подготовки в уголовном судопроизводстве России: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 1997.
3. Об оперативно-розыскной деятельности: федеральный закон от 12 августа 1995 г № 144-ФЗ (ст. 11) // Собрание законодательства РФ. 1995. № 33, ст. 3349.
4. О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1.
5. Кипнис Н.М. Допустимость доказательств в уголовном судопроизводстве. М., 1995.
6. Бозров В. Результатам оперативно-розыскной деятельности — статус доказательств в уголовном процессе // Российская юстиция. 2004. № 4.
7. Кучерук Д.С. Использование результатов оперативно-розыскной деятельности в доказывании по уголовным делам о взяточничестве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2011.
8. URL: http://prokuratura.ivanovo.ru/
9. Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2007. № 11.
10. Вестник ПравЛит № 2: бюллетень библиотеки. М., 2008.
11. Постановление Европейского суда по правам человека от 10 марта 2009 г. (жалоба № 4378/02) (Большая Палата) // Бюллетень ЕСПЧ. Российское издание. № 6/2009.
12. Зорькин В. Предел уступчивости // Российская газета. 2010. 29 октября.
13. Определение Конституционного Суда РФ от 8 ноября 2005 г № 439-0; определение Конституционного Суда РФ от 2 марта 2006 г. № 54-0; определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2009 № 187-О-О; постановление Конституционного Суда РФ от 29 июня 2004 г. № 13-П; постановление Конституционного Суда РФ от 6 декабря 2013 № 27-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда». Доступ из спра-вочно-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 05.12.2015).
14. По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы: постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П // Собрание законодательства РФ. 2015. № 30, ст. 4658.
Notes
1. On approval of the Instruction on the order of the results of the OSA body of inquiry, the investigator or the court: order of 27 September 2013, № 776/703/509/507 /1820/42/535/398/68 // Rossiyskaya gazeta. 2013. December 13.
2. Popov N.M. Expedited trial preparation in the criminal trial of Russia: author's abstract... candidate of legal sciences. Nizhny Novgorod, 1997.
3. On operative-investigative activities: federal law of 12 August 1995 № 144-FZ (art. 11) // Collection of legislative acts of the RF. 1995. № 33, art. 3349.
4. On some issues of application by the courts of the Russian Federation Constitution, the administration of justice: resolution of the Plenum of the Supreme Court on October 31, 1995 № 8 // Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation. 1996. № 1.
5. Kipnis N.M. Admissibility of evidence in criminal proceedings. Moscow, 1995.
6. Bozrov V. Results of operatively-search activity — evidence of membership in a criminal trial // Russian justice. 2004. № 4.
7. Kucheruk D.S. Using the results of operatively-search activity in proving on criminal cases of bribery: author's abstract... candidate of legal sciences. Nizhny Novgorod, 2011.
8. URL: http://prokuratura.ivanovo.ru/
9. Bulletin of the European court of human rights. 2007. № 11.
10. Bulletin of the Management Board № 2: the library bulletin. Moscow, 2008.
11. The European court of human rights judgment of 10 March 2009 (complaint № 4378/02) (Grand Chamber) // Bulletin of the ECHR. Russian edition. № 6/2009.
12. Zorkin V. Limit compliance // Rossiyskaya gazeta. 2010. October 29.
13. Determination of the Constitutional Court on November 8, 2005 № 439-0; determination of the Constitutional Court on March 2, 2006 № 54-0; determination of the Constitutional Court of the Russian Federation January 15, 2009 № 187-G-O; decision of the Constitutional Court of the Russian Federation on June 29, 2004 № 13-P; decision of the Constitutional Court of the Russian Federation from December 6, 2013 № 27-P «On the case on the constitutionality of the provisions of article 11, paragraphs 3 and 4 of the fourth paragraph of article 392 of the Civil procedure code in connection with the request of the presidium of the Leningrad district military court». Access of reference and legal system «Con-sultantPlus» (reference date: 05.12.2015).
14. In the case on the constitutionality of provisions of article 1 of the Federal law «On ratification of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms and its Protocols», paragraphs 1 and 2 of article 32 of the Federal law «On international treaties of the Russian Federation», the first and fourth parts of the article 11, paragraph 4 of the fourth paragraph of article 392 of the Civil procedure code of the Russian Federation, parts 1 and 4 of article 13, paragraph 4 of part 3 of article 311 of the Arbitration procedure code of the Russian Federation, parts 1 and 4 of article 15, paragraph 4 of part 1 of article 350 of the Code of administrative procedure of the Russian Federation and paragraph 2 of the fourth paragraph of article 413 of the Criminal procedure code of the Russian Federation in connection with the request of the State Duma deputies group: the decision of the Constitutional Court of the Russian Federation from July 14, 2015 № 21-P // Collection of legislative acts of the RF. 2015. № 30, art. 4658.
