CC BY
6
Васильев Павел Вячеславович
кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры правовых дисциплин Ульяновского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации
Vasiliev Pavel Vyacheslavovich
candidate of Law, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Legal Disciplines of the Ulyanovsk Branch of the Russian Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation
E-mail: vapv22031979@yandex.ru
Значение критерия степени учета положительного и отрицательного юридического опыта в правотворческой экспертологии
The significance of the criterion of the degree of consideration of positive and negative legal experience in law-making expertise
Аннотация. В статье представлены суждения относительно объекта и предмета правотворческой экспертологии, дана ее рабочая дефиниция.
Проблема, обусловившая обращение к теме значения критерия степени учета положительного и отрицательного юридического опыта в правотворческой экспертологии, имеет два аспекта. Во-первых, присутствует недооценка значения отрицательного опыта как учеными, так и специалистами в сфере правотворчества. Во-вторых, отсутствует непосредственная связь правотворческой инициативы с историко-правовыми исследованиями.
Констатируется, что на сегодняшний день наукой не сформировано единой системы критериев и показателей, по которым можно было бы в принципе оценивать степень полезности как положительного, так и отрицательного опыта правотворчества.
Для предотвращения типовых правотворческих ошибок субъектам правотворческой инициативы предлагается приводить примеры введения как успешного, так и дефектного правового регулирования.
Критерий степени учета существующего юридического опыта предполагает показатели: степень полноты обоснования наличия/отсутствия аналогичных проблем в прошлом; степень достоверности обоснования наличия/отсутствия аналогичных проблем в прошлом.
Ключевые слова: правотворческая экспертология, положительный юридический опыт, отрицательный юридический опыт, критерии, правовое регулирование, правотворческая проблема
Abstract. The article presents judgments regarding the object and subject of law-making expertology, its working definition is given.
The problem that led to the appeal to the topic of the meaning of the criterion of the degree of consideration of positive and negative legal experience in law-making expertology has two aspects. First, there is an underestimation of the importance of negative experience by both scientists and experts in the field of lawmaking. Secondly, there is no direct connection between the law-making initiative and historical and legal research.
It is stated that today science has not formed a unified system of criteria and indicators by which it would be possible, in principle, to assess the degree of usefulness of both positive and negative experience of lawmaking.
To prevent typical law-making mistakes, the subjects of law-making initiatives are invited to give examples of the introduction of both successful and defective legal regulation.
The criterion of the degree of consideration of the existing legal experience suggests indicators: the degree of completeness of justification of the presence / absence of similar problems in the past; the degree of reliability of justifying the presence / absence of similar problems in the past.
Keywords: lawmaking expertology, positive legal experience, negative legal experience, criteria, legal regulation, lawmaking problem
Юридическая наука сегодня только формирует полное и всестороннее понимание правотворческой экспертологии. В связи с этим полагаем уместным представить несколько суждений методологического характера относительно данного явления.
Совершенно прав профессор В.М. Баранов, утверждающий, что «эффективнее всего, выгоднее всего, дешевле всего «диагностировать» правотворческую ошибку на начальном этапе ее созревания»1.
В юридической науке существуют определения судебной экспертологии2. В обнаруженных нами дефинициях экспертологии авторы делают акцент на научном статусе данного направления развития знания. Полагаем, что это обоснованно. В используемом имени существительном «экспертология» корень «лог» предполагает понимание явления как научного логоса, то есть концептуализированной в соответствие с избранной научной картиной мира (парадигма, система координат, мировоззрение и др.) системы знаний о предмете, его внутренних и внешних связях, закономерностях возникновения, изменения, бытия, включая функционирование, и прекращения существования.
Модифицируя представленное понимание научного логоса в целях разработки дефиниции правотворческой экспертологии, последнюю полагаем возможным определить как концептуализированную в соответствие с избранным правопонимаем систему знаний об экспертной деятельности, объект которой составляет правообразование, а предмет - какое-либо из его составляющих явлений (терминологический аппарат, внутренние и внешние связи, закономерности возникновения, бытия, включая функционирование, изменения и прекращения существования). Сужать объект до правотворчества полагаем некорректным, так как разработка концепции проекта источника права также должна входить в предмет правотворческой экспертологии и, соответственно, в фокус внимания экспертов. Это важно, так как научно несостоятельные, но широко распропагандированные на различных публичных мероприятиях идеи могут стать правотворческой инициативой, оставленной без критической оценки.
Избирая конкретный предмет и руководствуясь принципами научного познания, надлежит уделять внимание, как минимум, трем основным относительно самостоятельным аспектам предмета правотворческой экспертологии:
- обоснованию пригодности терминологического аппарата (принцип адекватности отражения явлений наукой);
- выявлению и описанию основных внешних и внутренних связей (принцип системности);
- прослеживанию возникновения, наличного бытия, включая функционирование, изменения, и прекращения существования (принцип полноты).
Представленные суждения методологического характера сформулированы на основе анализа выявленных методологических недостатков, традиция допускать которые существует в юридической науке и правотворческой практике. Так, например, из фокуса внимания исследователей в принципе выпадают закономерности прекращения существования изучаемых явлений, что непременно обуславливает, во-первых, неполноту определения предмета науки, во-вторых, соответствующую ей неполноту исследований.
Проблема, обусловившая обращение к теме значения критерия степени учета положительного и отрицательного юридического опыта в правотворческой экспертологии, состоит в недооценке, во-первых, значения отрицательного опыта как учеными, так и специалистами в сфере правотворчества, во-вторых, в очевидном отступлении от принципа научности в части отсутствия непосредственной связи правотворческой инициативы с историко-правовыми исследованиями.
В настоящее время мы можем констатировать очевидную однобокость обращения внимания только на положительный, позитивный опыт. Как предмет исследования отрицательный опыт интересует экспертов в значительно меньшей степени. Так, например, 10 апреля 2021 года мы воспользовались популярным научным ресурсом «Научная электронная библиотека Elibrary.ru» для получения следующей наукометрической информации. В опции поиска «Что искать» при прочих равных условиях были сделаны два запроса: первый с формулировкой «положительный опыт», второй - «отрицательный опыт». На первый запрос получили ответ «всего найдено публикаций: 19 783 из 36 217 563», а на второй -только 4 803. Таким образом, отрицательный опыт как явление интересует исследователей в 4,11 раза меньше, чем положительный. Такой достаточно приблизительный анализ сферы научных интересов исследователей показывает очевидное пренебрежение отрицательным опытом. Это, на наш взгляд, методологически неоправданно, так как отрицательный опыт как минимум не менее ценен, чем положительный и заслуживает в связи с этим внимательного изучения. Ограничив тематику поиска опцией «Государство и право. Юридические науки», получили результаты: положительный опыт освещен в 4 223 публикациях из 36 217 563, а отрицательный - только в 782. Таким образом, юристы обращаются к отрицательному опыту в 5,4 раза реже, чем к положительному.
Если гипотетически оценивать функционирование социокультурного института юридической науки по критерию степени соответствия принципу научной объективности, то можно сделать вывод о
1 Баранов В. М. Очерки техники правотворчества. Избранные труды / В. М. Баранов. Н. Новгород: Нижегородская академия МВД России, 2015. С. 286.
2 Россинская Е. Р. Современные представления о предмете и системе судебной экспертологии // Lex Russica. 2013. № 4. С. 421-428.
том, что суммарная практика отступления от него может составлять порядка 20 % от массы всех исследований юридического опыта.
Посмотрев на проблему шире, можно заключить, что на сегодняшний день наукой не сформировано единой системы критериев и показателей, по которым можно было бы в принципе оценивать степень полезности как положительного, так и отрицательного опыта правотворчества.
Критериальный подход как методология использования системы критериев для ориентирования внимания познающего субъекта в заданной картине мира в принципе позволяет выработать систему критериев для сопоставления полезности отрицательного и положительного опыта в сфере юридической науки и практики.
Понимание юридического опыта основываем на словарном определении опыта как совокупности «знаний, навыков, умения, вынесенных из жизни практической деятельности и т. п.»1. Используя моди-фикационный метод, определим юридический опыт как совокупность знаний, умений и навыков, приобретенных юридическим сообществом или отдельной личностью в процессе осуществления научной, образовательной или практической юридической деятельности. В данном случае оставим вне фокуса внимания деление всей юридической деятельности по критерию специфики получаемых результатов на научную, образовательную и практическую, а также вопросы о структуре юридического опыта и ряд других.
Полезность юридического опыта для правотворческой экспертологии аксиоматически определим как способность служить эмпирической основой для суждений по поводу научно обоснованных вариантов решения существующих правотворческих проблем.
Полагаем, что учет любого опыта следует начинать с анализа проблем, попытки решения которых были предприняты ранее. Предлагая новое нормативное решение юридической проблемы, субъектам правотворческой инициативы разумно порекомендовать привести примеры введения как успешного, так и дефектного правового регулирования. Дело в том, что принятие во внимание только успешных образцов существенно огрубляет понимание опыта. Так, весьма односторонняя позиция заимствования «развитого» западного опыта правового регулирования в конце 80-х - начале 90-х годов XX века привела, с одной стороны, к росту количества сравнительно-правовых исследований и числа принимаемых нормативных правовых актов, а с другой - к весьма сомнительным социальным результатам бесконтрольного перераспределения ресурсов, социальным потрясениям и обнищанию народа России.
Рассмотрим примеры, когда учет отрицательного опыта вполне мог бы способствовать предупреждению повторения типичных правотворческих ошибок. Отметим, что принимаем определение правотворческой ошибки, разработанное профессором В. М. Барановым2. Возьмем случай, когда можно наблюдать явное несоответствие низкого уровня правовой охраны (незначительной, неадекватной репрессии) и предусмотренной охранительной функции правовых предписаний законодательного уровня.
20 декабря 2001 года Государственная Дума приняла Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях3 (далее - КоАП РФ), введенный в действие с 1 июля 2002 года. Крайне либеральный подход к определению видов и размеров санкций в первоначальной редакции удивлял.
Для примера возьмем одно из самых, на первый взгляд, малоопасных, но чреватых серьезными последствиями административных правонарушений с формальным составом. Так, например, ч. 1 ст. 12.9 КоАП РФ устанавливала административную ответственность за превышение установленной скорости движения транспортного средства на величину от 10 до 20 километров в час всего в виде предупреждения или административного штрафа в размере одной второй минимального размера оплаты труда. Данный пример взят нами как случай наиболее часто совершаемого и при этом редко регистрируемого административного правонарушения. Законодатель создал ситуацию, когда совершать административные правонарушения можно было практически безнаказанно в силу двух обстоятельств. Во-первых, сотрудники милиции далеко не всегда могли уверенно выявить такие правонарушения в силу недостаточной разрешающей способности отдельных марок используемых радаров4. Во-вторых, репрессивный потенциал этого охранительного правового регулирования был весьма незначительным. Так, согласно ст. 5 Федерального закона от 19 июня 2000 г. № 82-ФЗ «О минимальном размере оплаты труда» размер МРОТ для исчисления штрафов составлял 100 рублей5. Таким образом, фактическая «стоимость» умеренно лихой езды составляла всего 50 рублей. Согласно данным Росстата среднемесячная номинальная начисленная заработная плата работников по полному кругу организаций в целом по экономике
1 Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб.: Норинт, 2000. С. 723.
2 Баранов В. М. Истинность норм советского права. Проблемы теории и практики. Саратов, 1989. С. 351-364.
3 Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2002. № 1 (ч. 1), ст. 1.
4 Радиолокационные системы: учебник / В. П. Бердышев, Е. Н. Гарин, А. Н. Фомин [и др.]; под общ. ред. В. П. Берды-шева. Красноярск: Сиб. федер. ун-т . 2011. 400 с.
5 Федеральный закон от 19 июня 2000 г. № 82-ФЗ «О минимальном размере оплаты труда» // Российская газета. 2000. 21 июня.
Российской Федерации в 2002 году составила 4 360 рублей1. Таким образом, даже среднестатистический обыватель мог позволить себе нарушать скоростной режим 87 раз в месяц. Единичный штраф по указанной статье составлял всего 1,14 % от среднемесячной номинальной заработной платы. Изучение публикаций, личные наблюдения и мнения специалистов позволяют судить о наличии закономерности -чем богаче водитель транспортного средства, тем чаще он нарушает скоростной режим. При этом погибают под колесами лихачей чаще граждане со скромным достатком. Если посмотреть на статистику правонарушений в сфере дорожного движения того периода, то легко заметить неадекватность такой позиции законодателя оперативной обстановке на дорогах. Если даже взять только официальные общие сведения о состоянии преступности в России за 2003 год (первый полный год действия КоАП РФ), то легко заметить, что количество нарушений правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшее по неосторожности смерть человека либо двух или более лиц в январе составляло 40 случаев, а за 8 месяцев - уже 4392. Разумеется, что уровень правонарушаемости (оперативная обстановка в узком смысле) не всегда зависит от меры юридической репрессии. На него воздействуют иные факторы, например, результативность работы органов власти, включая правоохранителей, официальной пропаганды, цен на топливо и др. Но в первые 6 - 8 месяцев с момента изменения правового регулирования организационные меры, как правило, не претерпевают серьезных изменений, а исследователи получают возможность оценить социальный результат именно правовых нововведений.
Весьма незначительные санкции за практически все административные правонарушения в первоначальной редакции КоАП РФ обусловили необходимость внесения в него множества существенных изменений. Это признано депутатским корпусом. Например, в Пояснительной записке по проекту федерального закона «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и статью 28 Федерального закона «О безопасности дорожного движения» депутат Государственной Думы В. И. Лысаков четко обозначил: «Санкции большинства статей, устанавливающих ответственность за правонарушения в области дорожного движения, изменены в сторону повышения в целях приведения их в соответствие с общественной вредностью правонарушения. В настоящее время усматривается явное несоответствие меры ответственности степени общественной вредности противоправного действия»3. При этом в указанном документе оставлен открытым вопрос о наличии или отсутствии реальных изменений в обществе, повлекших несоответствие прежних мер наказания существующей степени общественной вредности противоправных деяний. Уместным было бы описание, во-первых, социально-экономической ситуации на момент введения действующего правового регулирования, во-вторых, произошедших изменений в оперативной обстановке на дорогах. Но ничего этого нет. Обратим также внимание на тот факт, что законодательная инициатива «20) в статье 12.9: а) часть 1 признать утратившей силу;» вообще никак не объяснена. По поводу ст. 12.9 депутат В. И. Лысаков пояснил: «Значительно ужесточаются санкции в статьях 12.7, 12.8, 12.9, 12.26, 12.27 и в ряде других статей Кодекса, устанавливающих ответственность за правонарушения, отличающиеся значительной степенью общественной вредности, в том числе с участием водителей, находящихся в состоянии опьянения». Но в самом законопроекте и принятом Федеральном законе от 23 июля 2013 г. № 196-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и статью 28 Федерального закона "О безопасности дорожного движения"» есть норма - предписание: «21) в статье 12.9: а) часть 1 признать утратившей силу;». Полагаем, что если в обществе изменились социально-экономические, политические или какие-либо иные условия, то следует оценить эти изменения, обосновать правотворческие предложения со ссылками как на позитивный, так и негативный опыт правового регулирования.
Основываясь на личном опыте и опросах участников правоотношений в сфере дорожного движения, считаем, что правовое регулирование ответственности за совершение административных правонарушений в сфере дорожного движения КоАП РФ в первоначальной редакции очевидным образом осуществлялось в пользу богатых и недисциплинированных водителей, нежели пешеходов со скромным достатком. Это на тот момент было традиционным, так как такие же незначительные санкции за данное правонарушение обнаруживаем в ст. 115 КоАП РСФСР - предупреждение или наложение штрафа в размере от 0,2 до 0,5 МРОТ в редакции Федерального закона от 19 июля 1997 г. № 108-ФЗ4, понизившего уровень административно-правовой охраны интересов других участников дорожного движения на соблюдение установленного скоростного режима ровно в два раза.
Таким образом, решения о снижении уровня санкционной охраны 1997 года, фактически не пересмотренном при разработке КоАП РФ, никак не обеспечивали удержание адресатов от совершения пра-
1 Среднемесячная номинальная начисленная заработная плата работников в целом по экономике Российской Федерации в 1991-2021 гг. URL: https://rosstat.gov.ru/labor_market_ employment_salaries (дата обращения: 11.04.2021).
2 Официальный сайт МВД России. URL: М^://мвд.рф/геро|1э/22/ (дата обращения: 11.04.2021).
3 Система обеспечения законодательной деятельности. URL: file:///C:/Users/Сергей/ Downloads/226369-6.PDF (дата обращения: 13.04.2021).
4 Федеральный закон от 19 июля 1997 г. № 108-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Кодекс РСФСР об административных правонарушениях» // Российская газета. 1997. 23 июля.
вонарушений в 2001 году. Такую практику считаем отрицательным правотворческим опытом. Восстановление нарушенного правопорядка, осуществление частной и общей превенций должно быть задачей не столько законодателя, сколько правоприменителя, дифференцирующего наказание с учетом личности, социального и имущественного положения правонарушителя.
На это возможны возражения. Так, в стране была сложная социально-экономическая ситуация (например, задержки заработной платы, финансируемой из средств бюджетов субъектов Российской Федерации и муниципалитетов автор этого исследования испытал на себе). Их мы отвергаем в виду того, что социальную справедливость следует устанавливать в ходе правоприменения, учитывая эти обстоятельства как основания назначения справедливого наказания. Запрещать же правонарушения, устанавливая при этом не столько санкции, сколько «цены за удовольствие мелко пакостить», считаем нецелесообразным, так как это служит основой для весьма прочного стереотипа чрезвычайно распространенного практического правового нигилизма.
Имелись ли на момент принятия КоАП РФ (2001 год) уроки негативного опыта установления несоразмерно мягких санкций? Сколько угодно. Достаточно вспомнить Закон СССР от 2 апреля 1990 г. № 1403-1 «Об усилении ответственности за посягательства на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза ССР». Режим охраны целостности СССР удивляет. Согласно ст. 3 действия по созданию объединений граждан для возбуждения национальной или расовой вражды, розни или пренебрежения, применение насилия на национальной, расовой, религиозной основе, а также их деятельность, непосредственно направленная на насильственное нарушение закрепленного Конституцией СССР единства территории Союза ССР, союзных и автономных республик, автономных областей и округов, влекут наложение административного взыскания в виде штрафа в размере до десяти тысяч рублей или административный арест на срок до пятнадцати суток, если за это законодательством не предусмотрена уголовная ответственность. Последней можно было также не опасаться. Этим же законом статья 7 Закона СССР от 25 декабря 1958 года «Об уголовной ответственности за государственные преступления» была изложена в следующей редакции: «Публичные призывы к насильственным свержению или изменению советского государственного и общественного строя или к насильственному нарушению закрепленного Конституцией СССР единства территории Союза ССР, союзных и автономных республик, автономных областей и округов, а также распространение с этой целью материалов такого содержания -наказываются лишением свободы на срок до трех лет или штрафом до десяти тысяч рублей. Неудивительно, что такой режим административной и уголовной охраны СССР не уберег. Участники беловежских соглашений 8 декабря 1991 года рисковали всего в этих пределах. Есть в этом законе и другая странность. Указанные действия вполне можно квалифицировать по уголовным кодексам союзных республик как измену Родине, наказуемую по УК РСФСР лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества (ст. 64), как превышение власти, влекущее лишение свободы на срок до трех лет ... (ст. 171). О том, что в действиях лиц, принявших решение о выходе союзных республик из СССР, присутствуют признаки превышения власти говорит факт наличия в Законе СССР от 3 апреля 1990 г. № 1409-1 «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР» стати 2. Согласно ей «решение о выходе союзной республики из СССР принимается свободным волеизъявлением народов союзной республики путем референдума (народного голосования)»1. Никакого референдума в декабре 1991 года в РСФСР по этому вопросу проведено не было, а решение мартовского референдума просто проигнорировано. Таким образом, мы имеем очевидный отрицательный опыт ненадлежащего режима правовой охраны общественных отношений, который следует учитывать во избежание подобных последствий.
Однако, бывают случаи, когда однозначно оценить правотворческий опыт как позитивный или негативный затруднительно. Рассмотрим пример. Статьей 22 Декрета Всероссийского центрального исполнительного комитета от 30 ноября 1918 «О Народном Суде Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (Положение)» было установлено, что «при рассмотрении всех дел Народный Суд применяет декреты Рабоче-Крестьянского Правительства, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового руководствуется социалистическим правосознанием. Примечание. Ссылки в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств воспрещаются»2. Возник своеобразный квазипробел в правовом регулировании. С формальной стороны, вроде бы правовое регулирование было тотальным, так как социалистическое правосознание можно было применять ко всем случаям, а с фактической - оно могло иметь сильные отличия в зависимости от индивидуального правосознания судьи. Неудивительно, что практически сразу же понадобилось принятие Постановления Наркомата юстиции от 12 декабря 1919 «Руководящие начала по уго-
1 О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР: Закон СССР от 3 апреля 1990 г. № 1409-1 // Ведомости СНД СССР и ВС СССР. 1990. № 15, ст. 252.
2 О Народном Суде Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (Положение): Декрет ВЦИК от 30 ноября 1918 г. // СУ РСФСР. 1918. № 85, ст. 889.
ловному праву Р.С.Ф.С.Р.»1, в котором хотя бы в общей форме были регламентированы основы уголовно-правовой политики Советского государства. Так, например, задача наказания была определена как «охрана общественного порядка от совершившего преступление или покушавшегося на совершение такового и от будущих возможных преступлений как данного лица, так и других лиц» (п. 8). Оценивая правотворчество большевиков, следует учитывать принцип историзма. Во-первых, подобного социалистического строительства в масштабах огромного государства еще никто не делал. Опыт Парижской коммуны 1871 года, просуществовавшей 72 дня, в силу незначительной локальности и краткости существования нельзя считать достаточным аналогом. Во-вторых, в условиях открытой классовой борьбы приходилось руководствоваться критериями: «а) совершено ли преступление лицом, принадлежащим к имущему классу, с целью восстановления, сохранения или приобретения какой-либо привилегии, связанной с правом собственности, или неимущим, в состоянии голода или нужды; б) совершено ли деяние в интересах восстановления власти угнетающего класса, или в интересах личных совершающего деяние; в) совершено ли деяние в сознании причиненного вреда, или по невежеству и несознательности; г) совершено ли деяние профессиональным преступником (рецидивистом), или первичным; д) совершено ли деяние группой, шайкой, бандой, или одним лицом; е) совершено ли деяние посредством насилия над личностью, или без такового; ж) направлено ли деяние против личности, или против имущества; з) обнаружены ли совершающим деяние заранее обдуманное намерение, жестокость, злоба, коварство, хитрость, или деяние совершено в состоянии запальчивости, по легкомыслию и небрежности» (п. 12 указанного акта). В целом характер и размер мер уголовной репрессии вполне адекватен данной задаче в том историческом периоде, так как варьировался от внушения и выражения общественного порицания до объявления вне закона или расстрела (п. 25 указанного акта).
Негативная часть опыта, на наш взгляд, если исходить только из продекларированной цели классового подавления бывших угнетателей, состоит в недооценке функций прямого нормативного правового регулирования. Полезность замены его отсылкой к социалистическому правосознанию крайне сомнительна, так как серьезно подрывает единство законности. Однако, принимая во внимание социально-политическую ситуацию в стране, функции уголовного права и поставленные перед уголовно-правовой политикой цели, опыт «работы над ошибками», выразившимся в принятии нескольких специальных нормативных правовых актов и одного общего («Руководящие начала по уголовному праву Р.С.Ф.С.Р.») мы оцениваем позитивно.
В настоящее время в юридической науке можно обнаружить множество исследований самых различных аспектов правовых систем прошлого и современности. Однако общей системы их сравнительного изучения с точки зрения оценки как положительного, так и отрицательного опыта, а также прочих потребностей правотворчества нам обнаружить не удалось.
Если обратиться к историко-правовым диссертационным исследованиям последних лет, то можно заметить отсутствие в обосновании актуальности указания на правотворческие проблемы, опыт решения которых был получен. Часто нет этого и в самих текстах таких исследований. В этом усматриваем существенную методологическую проблему как постановки цели историко-правовых исследований, так и обоснования их актуальности. Вместе с тем, существуют диссертации, чтение которых позволяет сделать вывод о понимании авторами роли как позитивного, так и негативного опыта. Примером может служить работа Ю. В. Сидоркина «Полицейский надзор за благочинием в Российской империи: ис-торико-правовое исследование». В параграфе 3 третей главы данного исследования проанализирован как позитивный, так и негативный опыт полицейского надзора за общественным порядком2. Однако в обосновании актуальности даже в этой, в целом весьма качественной диссертации нет указания на наличие правотворческих проблем современности, которые имели бы сходство с аналогичными проблемами изучаемого исторического периода.
Эта ситуация вызывает недоумение, так как сами историки подчеркивают цикличность исторического процесса3. В связи с этим полагаем возможным сформировать критерий для экспертной оценки актуальности историко-правовых исследований - наличие / отсутствие в обосновании актуальности исследования указания на проблемы современности, положительный и (или) отрицательный опыт решения аналогов которых представлен в работе. Данный критерий необходимо применять как систему показателей: степень полноты отражения указанных проблем; степень достоверности фактического материала. Полагаем, что для совершенствования критериального подхода как методологии развития оценки качества историко-правовых исследований, необходимо привлечь специалистов в весьма узкой области методологии историко-правовых исследований.
1 Руководящие начала по уголовному праву Р.С.Ф.С.Р.: постановление Наркомюста РСФСР от 12 декабря 1919 г. // СУ РСФСР. 1919. № 66, ст. 590.
2 Сидоркин Ю. В. Полицейский надзор за благочинием в Российской империи: историко-правовое исследование: дис. канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2020. С. 143-169.
3 Сапронов М. В. Цикличность исторического процесса: Историография. Теория. Методология: дис. ... канд. историч. наук. Челябинск, 2003.
С точки зрения правотворческой экспертологии полагаем целесообразным поставить вопрос о разработке системы учета как положительного, так и отрицательного юридического опыта. В рамках данного исследования предлагаем научному юридическому сообществу критерий степени учета в обосновании проекта источника права существующего опыта решения аналогичных проблем. Назначение этого критерия состоит в том, что он призван помочь определить, во-первых, степень профессионализма автора правотворческой инициативы, который, руководствуясь принципом научности, должен был бы глубоко изучить решаемый проблемный вопрос, во-вторых, степень предполагаемой полезности правотворческого решения. Данный критерий может предусматривать показателей:
- степень полноты обоснования наличия /отсутствия аналогичных проблем в прошлом;
- степень достоверности обоснования наличия /отсутствия аналогичных проблем в прошлом.
Оценка проекта источника права по этим критериям возможна только при участии экспертного сообщества историков-правоведов. Наиболее оптимальной формой работы последних считаем научно-практическую конференцию, посвященную проблеме определения указанных показателей в обосновании проекта соответствующего акта.
В существующих условия, вероятно, возникнет потребность в специализации и ускорении работы таких экспертов. Однако, технически и организационно это решаемо, во-первых, посредством размещения заказов на проведение соответствующих историко-правовых исследований, во-вторых, использованием системы видеоконференц-связи. Для реализации принципа гласности правотворчества полагаем уместным публикацию докладов и размещение записей таких конференций на официальных сайтах соответствующих правотворческих органов.
Подводя итог нашему краткому исследованию познавательных возможностей критерия степени учета положительного и (или) отрицательного юридического опыта в правотворческой экспертологии отметим основные выводы.
Методология проведения и составления текстов историко-правовых исследования при использовании данного критерия станет существенно более практикоориентированной, что неизменно повысит само качество и значение таких исследований.
Полагаем целесообразным рекомендовать в обосновании актуальности тем историко-правовых диссертаций приводить описания существующих правотворческих проблем современности, которые имели бы сходство с аналогичными проблемами изучаемого исторического периода. После этого уместно приводить как положительный, так и отрицательный опыт решения таких проблем в изучаемом историческом периоде.
В обоснование проекта источника права следует полагать как позитивный, так и негативный опыт, давая ситуации объективную оценку. Это позволит в полной мере реализовывать принцип объективности.
Указанный критерий заслуживает рассмотрения и определения его места в правотворческой экспертологии.
