CC BY
47
просветительство», изданная при Киевском государственном университете в 1984г. «Лучшие произведения, созданные писателем» - пишет Тихомиров во введении к своей книге, - характеризуются его активной просветительской позицией, чувством нового, уникальной способностью чувствовать биение пульса общественной жизни. Его призывы к гармонии, к «тесной связи человеческого духа с природой» звучат злободневно
и сейчас, в эпоху, одной из важнейших задач которой стало сохранение мира, основ человеческой жизни» [17, с. 3]. Данное высказывание сближает Тургенева как с Шиллером, так и с Гете, с просветительской идеологией в целом. Гетевс-кое и шиллеровское начала органически соединились в мировидении И.С. Тургенева, определив характерные особенности его эстетики и художественного метода.
Литература
1. Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М„ Т. 6. 1956.
2. Асмус В. Шиллер как философ и эстетик // Шиллер Ф, Указ. соч. Т. 6.
3. Эккерман И.П. Разговоры с Гете. М., 1981.
4. Вильмонт Н. Фридрих Шиллер // Шиллер Ф. Указ. соч. Т. 1.
5. Чернышевский Н.Г. Поли. собр. соч.: В 15 т. Т. 4. М., 1948.
6. См.: Тургенев и его современники. П., 1977.
7. Белопухова О.В. Мотивы шиллеровских баллад в романах И.С. Тургенева 1850-1860-х гг. : Дис. ... канд. филол. наук. Кострома, 1999.
8. См.: Тиме Г.А. Работы немецких славистов о И.С. Тургеневе // Русская литература. 1979. № 2; Тиме Г.А. И.С. Тургенев в литературоведении ГДР и ФРГ последних лет // Русская литература. 1981. № 3.
9. См.: Тургенев И.С. Вопросы биографии и творчества. Л., 1982,
10. Тургенев И.С. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 12 т. Т. 1. М., 1978.
11. Ден Т.П. Тургенев и Шиллер // Шиллер Ф. Статьи и материалы. М., 1966.
12. Гете И.В. Шиллер Ф. Переписка: В 2 т. Т. 1, М„ 1988.
13. Шиллер Ф. Указ. соч. Т, 7.
14. Тургенев И.С. Указ. соч. Т. 5.
15. Шиллер Ф. Указ. соч. Т. 1,
16. Schillers Werke: In 5 Bd. Bd. 1. Aufbau Verlag Berlin und Weimar, 1974.
17. Тихомиров B.H. Тургенев и просветительство. Киев, 1984,
О. Б. Кафанова
ЖО РЖС АНД О ВС КИ Е МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ИД. ГОНЧАРОВА («ОБЛОМОВ» ГОНЧАРОВА И «МОПРА» ЖОРЖ САНД)
Томский государственный педагогический университет
И.А. Гончаров, один из самых самобытных русских художников слова, оставался всегда чужд узких социальных проблем. Специфика национальной жизни отразилась в его романной трилогии не в политической или идеологической злободневности, а в ее коренных духовно-нравственных основах, коллизиях и идеалах. Именно Гончарову удалось показать поэзию «общечеловеческих, разнороднейших страстей, интересов, сует, волнений и горячек, скорбей и радостей» [1, с. 144], свойственных его современникам.
Вера во «всеобщую, всеобъемлющую любовь и в то, что только эта сила может двигать миром, управлять волей людской и направлять ее к деятельности» [1, с. 314], предопределила неизбежность творческой встречи Гончарова с Жорж Санд. В изображении философии эроса, любовных коллизий, психологии интимной жизни все русские писатели середины XIX в. в той или иной мере прошли «школу» знаменитой французской
писательницы, романы которой вызвали бурную дискуссию о любви и браке, новых типах женского характера [2]. Не мог пройти мимо этой полемики и Гончаров [3, с. 18-20].
Писатель оставил свидетельство своего отношения к прославленной поборнице женской эмансипации в своих «Заметках о личности Белинского» (1874). Из сообщаемого Гончаровым ясно, что он читал произведения Санд выборочно; в 1846 г. не прочел нашумевшей тогда ее повести «Теверино» (за что Белинский разбранил и устыдил его), зато в следующем году прочел роман «Лукреция Флориани» [1, с. 91-93].
В отношении к Жорж Санд проявились особенности темперамента и психологии личности Гончарова. Он, как известно, «никогда не стоял на коленях перед Гегелем, не считал пророком Сен-Симона, не думал о политических преобразованиях», ему вообще не было свойственно «кипения», «страстной восторженности» [4, с. 15].
О Б. Кафанова. Жоржсандовские мотивы в творчестве И.А. Гончарова.
Поэтому, когда в середине 1840-х гг. западники поклонялись Жорж Санд как провозвестнице чуть ли не последней истины о человеке [2, с. 132-181]. Гончаров не разделял этого чрезмерного энтузиазма. Он. однако, по его собственному признанию, наслаждался психологическим мастерством французской романистки, «тонкой вдумчивой рисовкой харак теров», «нежностью очертаний лиц, особенно женских», «ароматом, ума, разлитым в каждой, даже мелкой заметке» [1, с. 92].
Судя по репликам, разбросанным в письмах, Гончаров на протяжении всей жизни продолжал ценить Жорж Санд-художника, открывшего новые стороны в изображении страсти, психологии супружеской жизни, создании женских типов. В письме к И.С. Тургеневу от.28 марта 1959 г. Гончаров, размышляя об образе «восторженной девушки », которую тот хотел вывести в романе «Накануне», писал: «...Если же это действительно восторженная, то такой женщины ни описывать, ни драматизировать нельзя; ее надо спеть и сыграть теми звуками, какие только есть у Вас и ни у кого более. Я разумею восторженную, как fleuriste в «André» у Ж. Занд. Но такие женщины чисты; они едва касаются земли, любят не мужчину, а идеал, призрак, а Ваша убегает за любовником в Венецию» [1, с. 262].
Спустя десять лет в письме к Е.П. Майковой в апреле 1869 г. он вспомнил совсем другой женский образ Жорж Санд в связи с судьбой уже собственной героини Веры. «Вы сознаетесь, - писал Гончаров, - что ничего еще не выработалось. Следовательно, романисту остается выдумать и узаконить еще небывалое положение для женщины -или если и бывалое, то терпимое, с значительным снисхождением, и прежде и теперь: Жорж .Занд в своей «Лукреции Флориани» захватила много -и, конечно, кое-что завоевала...» [1, с. 350].
Примечательно, что Гончарову приходят на память два прямо противоположных, с точки зрения традиционной нравственности, женских характера, созданных Жорж Санд. В первом случае это цветочница-простолюдинка Женевьева, отличающаяся чистотой, поэтичностью и благородством души. Ее образ призван был подкрепить веру автора в то, что «есть избранные натуры, которые развиваются сами собою и во всех положениях, в каких угодно случаю произвести их на свет» [5, с. 100]. Во втором приведенном письме Гончаров упомянул наиболее дискуссионный вариант женского характера. В Лукреции Флориани Санд подвергла переоценке тот тип женщины, которая традиционно считалась «падшей». Писательнице удалось убедить современников в том, что женщина может иметь несколько детей от разных возлюбленных и при этом оставаться внутренне порядочной, достойной уважения и любви.
Гончаров с негодованием отвергал тех женщин-писательниц, которые стяжали себе успех благодаря обращению к модной теме женской эмансипации. Не случайно он назвал роман Ан-дре Лео «Скандальный брак» («Le Mariage scandaleux») «посредственностью» [1, с. 365]. А из письма к М.М. Стасюлевичу 5 ноября 1869 г. ясно, что он считал его автора, довольно известную французскую писательницу, «почти совсем бездарной», «с пером скучным и вялым». По его убеждению, совершенно недопустимо «прославлять» ее «за то только, что она предалась вопросу об эмансипации женщин, подбирая жалкие крохи после такого таланта, как Жорж Занл» [1, с. 375].
Наконец, в письме к датскому литератору и переводчику П.Г. Ганзену 24 мая 1878 г., перечисляя писателей, имеющих «обширные, всесветные права» на «европейскую известность», Гончаров поместил Жорж Санд рядом с такими «орлами», как Диккенс. Теккерей и В. Гюго [1, с. 464].
Таким образом, Жорж Санд оставалась для русского писателя бесспорным художественным авторитетом и в его преклонные годы. Тем более, как справедливо заметил современный исследователь, «есть веские основания утверждать: автор знаменитой романной «трилогии», усвоивший в ней многие уроки мировой литературы... прошел и творческую школу Жорж Санд» [6, с. 115]. В.А. Недзвецкий убедительно продемонстрировал «параллели, аналогии и переклички» между «Обрывом» и сандовским романом «Моп-ра». Вместе с тем этот роман Жорж Санд целым рядом структурных элементов «предвосхитил» не только «Обрыв», но и «Обломова».
«Мопра» («Mauprat», 1837} занимает особое место в творчестве Санд. Настойчиво разрушая церковно-христианокую мифологему нерушимости брака в своих ранних «романах страсти», писательница, казалось бы, неизбежно должна была прийти к проповеди свободной любви. Вместо этого она неожиданно выступила с поэтизацией супружеского союза, основанного на глубоком чувстве, взаимном уважении, общности духовных интересов. Демонстрируя неутомимую изобретательность в сюжетостроении, она показала перерождение, а вернее, рождение человека под воздействием любви. Используя миф о Пигмалионе в перевернутом виде, она юную девушку сделала «воспитателем» полудикаря, выросшего в разбойничьей шайке. Эдме терпением, настойчивостью удалось вырастить для себя идеального мужа. Восьмидесятилетний неутешный вдовец, Бернар Мопра, от лица которого ведется повествование, заключает его словами: «Она была единственной женщиной, которую я любил, никогда другая не привлекла моего взора, не испытала страстного, пожатия руки» [7, с. 301].
Таким образом, Жорж Санд и после того, как оборвется жизнь одного из суп-
передо мною во всем нравственном величии сво-
ловно, верность до гроба» [7, с. 291].
Этот
в 1841 г. Критик
порывы его страсти,
ручного зверя, а потом и его любить кротко,
, всего ожидать от люови, а не от свободу
[8, с. 175].
этой идеи в Жоржа Занда - это сама простота, сама красота, сама жизнь, сам ум, сама поэзия. Сколько глубоких, практических идей о
"хотя время действия у Санд перенесено в XVIII в. и относится к кануну Великой французской революции, а у Гончарова события прибли-к 1840-м гг., есть много общего в обще-
Писатели запечатлели эпоху в общество процесс «брожения умов»,
между прочим, и по поводу отношения между
Но еще более явное сходство наблюдается в сюжетостроении двух романов. Новаторство
иерархии мужчины и женщины в обществе и сде-
Мопра, не только усвоено, но и усилено Гончаровым. Если главные герои Жорж Санд ровес-
йлья Ильич не
только получил университетское образование (абсолютно недоступное женщине в России
XIX в.), но и на десять с
и мудрый Штольц Гс
этом иоломова «1 алатеей, с которой ей самой приходилось быть Пигмалионом» [9, с. 239].
Использование известного мифа в том виде стало возможным ству центрального женского образ.. долго роман не продвигался, потому что не была
в кругосветное плавание, Гончаров намеревался
стную женщину, которая должна'была вывести героя из состояния спячки и прозябания [10, с. 208]. Но писатель постепенно отходит от пер-
меняя ее «гордой Ольгой» [Гс. 243-244]. И в подобной переработке образа, ставшего «душой ро-
совпадению с Жорж Санд.
Ольга - характер, в котором ретные черты слились с
Ее роль в «романе» с Обломовым получу света» [9,
Не случайно Илья Ильич видит: «...вдали она, как ангел восходит на небеса, идет на гору... Он за ней, но она едва касается травы и в самом деле как бы улетает» [9, с. 281].
нечто подобное бла-в душе полудикаря: «...от нее веяло [ и чистотой», так что ■ [7, с. 331].
Приглядевшись к внешности девушки, герой
> высокого роста, она ¡принужденно. <...>
гела» |7, с. 333]. На протяжени
«подобно мадонне, к которой
Для Бернара Эдме «ангельское существо» [7, с. 440], а для Обломова Ольга - «божество» [9, с. 220]. И это не' Наоборот, портрет ]
. он весь построен
для романтической эстетики канона красоты: «Ольга в строгом смысле не была кра-
О./у. Кафапова. Жоржсандовскиемотивы в творчестве И.А, Гончарова...
савица, то есть не было ни белизны в ней, ни яркого колорита щек и губ... ни кораллов на губах, ни жемчугу во рту не было, ни миниатюрных рук, как у пятилетнего ребенка, с пальцами в виде винограда» [9, с. 195]. Далека от традиционного представления об «ангельской» красоте и внешность Эдме, цвет лица которой «утратил первоначальную девическую свежесть» [7, с. 465].
При этом в обеих героинях подчеркивается физическое здоровье. Эдме - прекрасная наездница; «сильная и подвижная», она «сочетала в себе прелесть нежной девической красоты с энергией физически и нравственно здорового человека» [7, с. 377]. «В жилах ее текла горячая кровь; когда Эдме не была поглощена умственной деятельностью, ей хотелось двигаться, быть на свежем воздухе» [7, с. 464]. С другой стороны, можно вспомнить, как часто неуемная энергия и подвижность Ольги (особенно ее символические подъемы в гору, на которой она любила гулять), приводили в отчаяние Обломова.
Но еще более героини Жорж Санд и Гончарова похожи внутренне. Пожалуй, самой яркой их общей чертой является гордость. Ф.М. Достоевский считал гордость типологическим свойством характера жоржсандовских женских образов. В статье «Несколько слов о Жорж Занд» (1876) он писал; «Правда, не любила она... выводить в романах своих приниженных лиц, справедливых, но уступающих, юродливых и забитых, как почти есть во всяком романе у великого христианина Диккенса; напротив, воздвигала своих героинь гордо, ставила прямо цариц» [11, с. 37]. Несмотря на то, что гордость самый страшный, как известно, по христианскому учению, грех, писатель нашел ему оправдание. По его убеждению, гордость может быть двоякого свойства. Порочна гордыня, предполагающая «вражду» и «основанная на том, что я, дескать, тебя лучше, а ты меня хуже». А у Жорж Санд он увидел «лишь чувство самой целомудренной невозможности примирения с неправдой и пороком». И это, по его мнению. не исключало «ни всепрощения, ни милосердия; мало того, соразмерно этой гордости добровольно налагался на себя и огромнейший долг» [11, с. 35].
И вопреки злопыхательству всех противников женской эмансипации, считавших Жорж Санд проповедницей разврата, Достоевский настаивал на прямо противоположном. По его словам, она «была, может быть, одною из самых полных исповедниц Христовых» {11, с. 37], и «никто... из современных ей поэтов не носил в душе своей столь чистый идеал невинной девушки - чистый и столь могущественный своею невинностью» [11, с. 35].
Эдме очень хорошо соответствует приведенной характеристике Достоевского, потому что ее гордость «никогда не исключала милосердия,
прощения обиды, даже безграничного терпения, основанного на сострадании к самому обидчику» [11, с. 37]. «Эта гордая, бесстрашная девушка была приветлива и ласкова с людьми, ниже ее стоящими.. . и все окрестные бедняки считали ее добродетельной и скромной» [7, с. 377].
Героиня Жорж Санд, как и Ольга Ильинская, выросла без матери, а ее «бесконечно добрый отец доверял ей во всем, не мешал вдохновенным исканиям юной души, поэтому духовный мир Эдме складывался как бы сам по себе» [7, с. 376]. «Воспитанная на лоне природы», она «страстно»
[7, с. 377]. Ольга развивалась не менее интенсивно. Обладая пытливым умом, она увлеченно читала, интересовалась научными проблемами, что не мешало ей глубоко чувствовать и понимать музыку. В обеих девушках счастливо соединились ум и сердце. Обе они отличались «несветскостью». В Ольге нет «ни жеманства, ни кокетства, никакой лжи, никакой мишуры», поэтому ее и «обходили умные и бойкие «кавалеры» [9. с. 193]. Эдме также равнодушна к свету: ей «попросту нет... дела» до его суждений [7, с.402].
Но независимость и нравственная самостоятельность героинь не мешает их высоким представлениям о любви. Ольга Ильинская исповедует любовь-долг. Не соглашаясь с тем, что ее чувство можно назвать «влюбленностью», она ищет более серьезного определения, и размышления двадцатилетней девушки приводят в замешательство Обломова, прозревшего в ее словах мудрость шекспировской Корделии. «Жизнь - долг, обязанность, следовательно, любовь -тоже долг: мне как будто бог послал ее, - досказала она. подняв глаза к небу, - и велел любить» [9, с. 247].
Схожее понимание любви раскрывает и Эдме
в разговоре со своим учителем аббатом. «Если под словом любовь вы разумеете доверие и дружбу, тогда я люблю де ла Марша, - серьезно ответила она, - если же вы разумеете под этим сострадание и участие, я люблю Бернара. Остается выяснить, какое из этих чувств сильнее. <...> Я чувствую, что страстно люблю одного только отца и способна отдаться всей душой только велению долга» [7, с. 406]. В конечном итоге в своей любви к Берн ару она воплотила все составляющие этого чувства: доверие и дружбу, долг и сострадание, а также долго сдерживаемую страсть. Осуществлением этой гармоничной любви в счастливом браке и завершается роман, в котором, говоря словами Достоевского из его статьи о Жорж Санд, воплотилась «безукоризненная форма поэмы» [И, с. 36]. «Поэма любви Обломова» [I, с. 238] перешла, однако, в драму. Но одухотворенный и психологически достоверный образ Ольги Ильинской заставляет вспомнить о худо-
жественных открытиях французской писательницы, оказавших, по всей видимости, влияние на Гончарова.
Основой сближения Жорж Санд и Гончарова
де всего вера в великую силу любви в духовном становлении личности, жизни общества и человечества. Именно способность любить определяла, в глазах обоих художников, истинную сущность человека. Но и в самой философии любви двух писателей можно найти общие корни, а
именно синтез неоплатоновской концепции, взглядов романтиков и христианского учения о
Проблемы любви, семьи и брака Гончаров относил к «общим, мировым, спорным вопросам, над решением которых... трудится всякая эпоха» [12, с. 154 -155]. Для выражения своих идей он искал «идеалы», черты которых ему подсказывала Жорж Санд, потому что, по выражению Достоевского, она «сама в душе своей, способна была воздвигнуть идеал».
Литература
1. Гончаров H.A. Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. М„ 1977-1980.
2. Кафанова О.Б. Жорж Санд и русская литература XIX века (Мифы и реальность.) 1830-1860 гг. Томск, 1998.
3. Кафанова О.Б. Жорж Санд как феномен русской литературы и культуры // Вестник ТГПУ. Серия: Гуманитарные науки. Филология. 2000. Вып. 6 |22).
4. Соловьев Е. И.А. Гончаров. Его жизнь и литературная деятельность. Биографический очерк, Спб„ 1895.
5. Отечественные записки. 1843. Т. 26. Январь. Отд. I.
6. Недзвецкий В.А. В свете традиции («Обрыв» И.А, Гончарова и «Мопра» Жорж Санд) // Недзвецкий В.А. От Пушкина к Чехову. У., 199?,
7. Санд, Жорж. Собр, соч.: В 9 т. Т. 3. Л„ 1971,
8. Белинский В.Г, Полн, собр соч.: В 13 т. Т. 5, М„ 1954. (Бернард Мопрат, или Перевоспитанный дикарь, сочинение Жорж Занд.)
9. Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 4, М., 1979.
10. Чемена О.М. Создание двух романов. М„ 1966.
11. Достоевский Ф.М. Полн, собр, соч.: В 30 т. Т, 23. Л., 1981.
12. Гончаров И.А. Собр. соч.; В 8 т, Т, 8. М„ 1952-1955,
эж.
Л.Н. ТОЛСТОЙ И У. ТЕККЕРЕЙ
(«СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ» И «АНГЛИЙСКИЕ ТУРИСТЫ»)
В исследованиях о творчестве Л.Н. Толстого имя У. Теккерея упоминается неоднократно, но чаще всего через запятую с именем Диккенса и с замечанием, что Толстой в своих симпатиях отдавал предпочтение Диккенсу. Признавая справедливость разных наблюдений и выводов, тем не менее представляется необходимым говорить о принципиально важной роли художественного опыта Теккерея в становлении и развитии реализма Толстого, об особенностях художественной интерпретации его произведений и о творческом диалоге, который вел Толстой с английским писателем.
Хронология чтения Теккерея, запечатленная в дневниках и записных книжках Толстого, приводит в эпоху 1852 1857 гг., начиная с рассказа «Набег» с эпицентром в 1855-1856 гг., когда Толстой в короткий срок, в несколько дней, не отрываясь, один за другим читает романы Теккерея -«Esmond's life», «Vanity Fair» и «Пенденнис» [1, т. 47, с. 44-45]. Это было время создания второго севастопольского рассказа - «Севастополь в мае» - и работы над повестью «Юность».
Однако напряженное, захватывающее чтение романов английского писателя не было началом
толстовской «теккерианы»: оно явилось следствием большой творческой работы над первым севастопольским рассказом - «Севастополь в декабре месяце» (закончен 13 апреля 1855 г.), в процессе создания которого происходит, как нам представляется, активное осмысление художественного опыта Теккерея. Речь идет о восприятии Толстым рассказа Теккерея «Киккельбери на Рейне» («The Kickleburys on the Rhine». 1850). перевод которого под названием «Английские туристы» был опубликован в 1851 г. в шестом номере журнала «Отечественные записки» [2].
Авторы комментария к роману «Игрок» в Полном собрании сочинений Ф.М. Достоевского [3] и Е.Ю. Гениева в статье о Теккерее [4] указали на значение этого рассказа при создании Достоевским романа «Игрок», события которого, как и в рассказе Теккерея, происходят в Руле-тенбурге, где на rendez-vous с континентальной Европой встретились у Теккерея англичане, у Достоевского - русские. Можно предположить,
