CC BY
37
^^^ИЗНЕННЫЙ МИР ЧЕЛОВЕКА И «КАРНАВАЛЬНАЯ» КОНЦЕПЦИЯ ИСТОРИИ
УДК 930:316.728
Л. Н. Воеводина1, Г. А. Ермоленко2, С. Б. Кожевников2
Московский государственный институт культуры 'Кубанский государственный университет (г. Краснодар)
Статья посвящена анализу методологических стратегий историко-культурного исследования. Проводится сравнение методов логико-исторической реконструкции реальности и эвристического потенциала экзистенциальной диалектики. Прослеживается вклад Ж.-П. Сартра в формирование «карнавальной» концепции исторического процесса. Исторические события предстают в качестве проекций исторического «карнавала субъективности». Культура трактуется как символическая реальность, складывающаяся под влиянием экзистенциального опыта исторической эпохи. В статье предлагается рассмотреть традиционные интерпретации исторических событий в контексте жизненного мира человека, под углом зрения интересов и намерений действующих исторических лиц. Ключевые слова: исторический опыт, культура, повседневность, жизненный мир, экзистенциальная диалектика, историческая реконструкция.
L. N. Voevodina1, G. A. Ermolenko2, S. B. KozhevnIkov2
Moscow State Institute of Culture, Ministry of Culture of the Russian Federation (Minkultury), Bibliotechnaya str., 7, 141406, Khimki city, Moscow region, Russian Federation
2Kuban State University (KubSU), The Ministry of Education and Science of the Russian Federation, Stavropol'skaya str., 149, 350040, Krasnodar, Russian Federation
THE WORLD OF HUMAN LIFE AND "CARNIVAL" CONCEPT OF HISTORY
This article analyzes the methodological strategies of historical and cultural study of. A comparison of the methods of the logical-historical reconstruction of reality and heuristic potential of existential dialectics. Traced the contribution of Jean-Paul Sartre in the formation of a "carnival" concept of the historical process. Historical events appear as projections of the historic "carnival of subjectivity". Culture is treated as a symbolic reality, which is formed under the influence of the existential experience of the historical era. The article proposes to consider the traditional interpretations of historical events in the context of the life world of man, from the perspective of the interests and intentions of existing historical entities. Keywords: historical experience, culture, everyday life, life-world, existential dialectic, historical reconstruction.
ВОЕВОДИНА ЛАРИСА НИКОЛАЕВНА — доктор философских наук, профессор кафедры теории культуры, этики и эстетики Московского государственного института культуры
VOEVODINA LARISA NIKOLAEVNA - Full Doctor of Philosophy, Professor of Department of theory of culture, ethics and aesthetics, Moscow state Institute of culture
'ЕРМОЛЕНКО ГАЛИНА АЛЕКСЕЕВНА - доктор философских наук, профессор кафедры философии Кубанского государственного университета (г. Краснодар)
ERMOLENKO GALINA ALEKSEEVNA - Full Doctor of Philosophy, Professor of the Department of Philosophy, Kuban State University (KubSU), Krasnodar
'КОЖЕВНИКОВ СЕРГЕЙ БОРИСОВИЧ - доктор философских наук, профессор кафедры философии Кубанского государственного университета (г. Краснодар)
KOZHEVNIKOV SERGEY BORISOVICH - Full Doctor of Philosophy, Professor of the Department of Philosophy, Kuban State University (KubSU), Krasnodar
e-mail: lnvoevodina@mail.ru1, konzepter@yandex.ru2 © Воеводина Л. Н., Ермоленко Г. А., Кожевников С. Б., 2016
Размышляя об архитектонике жизненного мира человека, Ж.-П. Сартр неоднократно обращался к истории Великой французской революции и обнаруживал в её событиях «нелокализуемый туман иррациональности», проявляющийся в многомерности исторической реальности. В «Критике исторического разума», при анализе исторической драмы человеческих поступков, Ж.-П. Сартр прибегал к образу карнавала, полагая, что прообразом подобной исторической оптики могут служить знакомые каждому человеку детские воспоминания, которые так или иначе заявляют о себе в реалиях его взрослой жизни. По сути, Ж.-П. Сартр предложил особый подход к изучению исторических событий, нашедший выражение в своеобразной «карнавализации» исторического процесса.
Один и тот же исторический момент может получить бесчисленное количество значений и быть выраженным в разных регистрах исторической конкретики. На уровне исторического анализа эти значения могут быть осмыслены, но не объединены: логика исторического познания предполагает сохранение в них чёткой последовательности и дифференциации. Но их целостность может быть достигнута посредством особого, эстетического по своему характеру, опыта -перцептивного синтеза, который интуитивно используется нами в обыденной жизни. Тем самым мы способны сосредоточиться на «выявлении материально-вещественного субстрата символического производства и потребления, определяющей чертой которых выступает конструктивная активность человека по формированию и репрезентации своего непосредственного предметного окружения» [2, с. 95]. Ж.-П. Сартр предостерегал от того, что скептическое отношение к синтетическим средствам познания может привести к утрате человеком чувства реальности: «Человеческую реальность потеряют из виду, если не будут рассматривать её значения как синтетические, многомерные, нерастворимые объекты, которые занимают осо-
бые места во времени-пространстве со многими измерениями» [6, с. 178].
Историческое событие не может быть сведено к его простому линейному (абстрактному, универсальному) значению. Оно представляет собой не только кодовое сообщение, которое транслируется посредством языка, но и воплощает историю реального человека [7, с. 251]. В «Критике диалектического разума» Ж.-П. Сартр приводил историю погибшего во Франции «самолётного вора», в которой он усматривал многомерную экзистенциальную структуру: этот человек, во-первых, строил свою индивидуальную судьбу и выбрал краткий миг свободы -«свободу умереть», и, во-вторых, его поступок был частным случаем в истории восстания колонизированных народов. Его смерть стала, с одной стороны, образом поражения восстания, с другой - радикализацией ненависти и протеста. Эти аспекты действия в принципе невозможно свести к какому-то одному основанию, редуцировать каким бы то ни было способом, так как они имеют разнонаправленный характер. Предмет приобретает сразу же несколько актуальных форм существования, и все они, так или иначе, имеют отношение к экзистенции, которая определяет их и формирует их жизненную конституцию. Таким образом, загадочность и двусмысленность происходящих событий преследует человека на протяжении всей его жизни. Жизнь противоположна смерти, но в то же время тесно и парадоксально связана с ней [1, с. 54].
Фундаментальным условием единства значений жизненного мира является их материальность. Но это не та материальность, о которой писали основоположники материалистической диалектики и которая на поверку обернулась искусственной рассудочной схемой. Для описания вещественного характера жизни Ж.-П. Сартр предлагал использовать эвристические ресурсы диалектического метода, однако при условии его радикального переосмысления в контексте специфики экзистенциального опыта чело-
века. К слову сказать, в осмыслении оснований этого опыта Ж.-П. Сартр видел одну из главных целей экзистенциализма.
На уровне повседневности обнаруживается сложный, многосоставный, парадоксальный характер человеческих действий. «Жизнь - тюрьма», - говорит Ж.-П. Сартр и показывает, что, когда человек погружён в себя, в интимный смысл своего действия, значение этого действия совершенно иначе оценивается посторонним наблюдателем. История может быть раскрыта только через её реальные противоречия, которые принадлежат явлениям жизненного мира. В противоречиях манифестируют себя ценности культуры и её язык. При этом действительность проявляет себя в двух противоположных тенденциях: она наполняет жизнь новым содержанием, но в то же время обедняет, структурирует её.
Поступки реального исторического лица обусловлены характером его эпохи: человек оказывается захваченным «мистификацией слов», когда эпоха «крадёт его мысли». Такова, например, трагедия маркиза де Сада. Пытаясь проникнуть в существо деструктивных проявлений природы, показать, что насилие и страсть к истязаниям заложены в самой её сути, он в действительности был ангажирован своим просветительским воспитанием и рационалистической системой ценностей. Как дворянин и образованный человек своего времени, он отождествлял природу с благом, поэтому нет ничего парадоксального в провозглашённом де Садом положении, согласно которому: «самое худшее злодеяние хорошо и самая прекрасная добродетель скверна». Очевидно, де Сад имел в виду органическую сопричастность человеческих злодеяний природному порядку. Через конфликт с общественной моралью он стремился привлечь внимание к этому обстоятельству, тогда как эпоха Просвещения превратила его одинокий призыв в монструозное творчество и использовала его для иллюстрации разрушительного потенциала революционной идеологии.
Для Ж.-П. Сартра было крайне важно подчеркнуть значение приватного измерения культуры. В стремлении к универсальным описаниям и безликим классовым идеологиям он предугадывал грядущие катастрофические последствия для человечества. Действительный мир, в котором живёт человек, - это «карнавал субъективности». Этот мир осуществляется при одновременном раскрытии его интенциональности {мотивационной заинтересованности человека) и субъективных значений, воплощённых в реальных человеческих деяниях. Всякое действие представляет собой следствие противоречий между «проектом» (потребностями и мотивами) и «праксисом» («коллективными механизмами социального поля»).
Экзистенциализм стремится вдохнуть жизнь в историческое событие. Как правило, в качестве основных событий официальной истории выступали войны, революции и перевороты, но Ж.-П. Сартр видел историю иначе: главным событием XVIII века он считал не Великую французскую революцию, а возникновение паровой машины. Посредством такой исторической рефлексии мы открываем существование прочной экзистенциальной связи между историческим событием и нашей способностью к его последующей аутентичной интерпретации, в которой не будет места однозначному и прямолинейному толкованию исторического процесса.
Факты и личности связаны общностью их символической природы, так что человек способен изменяться вместе с миром. Неудивительно, что аналогию своего видения этого взаимовлияния Ж.-П. Сартр обнаруживал в идеализме Платона. В мире Платона нет места случайности, как нет ей места и в экзистенциальной реальности Ж.-П. Сартра. Свою позицию Ж.-П. Сартр противопоставлял марксистскому видению исторического процесса, которое, хотя и обращается к материальной истории, на деле игнорирует вещный характер факта: фаль-
шивые заявления и ошибки в датах не вызывают должного подозрения, провоцируя развитие сознательной «слепоты к событиям». Сводя всё многообразие социальной действительности к универсальным законам истории, марксизм передоверял «остаток» случаю, редуцируя индивидуальное к иррациональному. Но тем самым индивидуальное лишалось смысла как «не-значащее», несущественное.
Можно ли подобрать другой ключ к пониманию истории, более гибкую и живую диалектику, свободную от дихотомического противопоставления крайностей?
Ведь «украденное не есть противоположность вору, а эксплуатируемый - противоположность (или противоречие) эксплуататору» [6, с. 189]. Такая диалектическая контроверза в действительности ни о чём не говорит и ничего не проясняет. Так, отдельный день в истории по богатству своего содержания шире любой исторической концепции. Известная нам история Французской революции,наполнен-ная патетической героикой, не раскрывает доминирующего экзистенциального переживания того времени, которым, согласно А. Лефевру, начиная с 1789 года, был страх. Но ведь страх не исключает героизма. Можно ли в таких случаях говорить об определённом, однозначном переживании?
Ошибка интерпретации возникает вследствие того обстоятельства, что в каждом поступке человек не только действует сам, но и необходимо сопереживает действиям «другого». Объективный смысл каждого поступка навязывается человеку «в той мере, в какой сопротивление другого не позволяет ему постичь свою деятельность как чистую и простую объективацию самих себя» [6, с. 191]. В этом случае объективная реальность приобретает характер фетиша, неосмысленное принятие которого ведёт людей к исторической слепоте. Так, реальным следствием падения монархии и установления двоевластия во Франции Ж.-П. Сартр видел растущее беспокойство и неудовлет-
ворённость народа, итогом чего и стал приход военной диктатуры Бонапарта. Будучи движущимся динамическим единством трансформирующихся элементов, действие приобретает особые структурные свойства: историческую дату и стремительность изменений. Обострённое внимание к этим свойствам даёт нам возможность рационализации событий на конкретном историческом материале. Так случайность получает в экзистенциализме своё рациональное определение и, как следствие, саму возможность исторического понимания. Ж.-П. Сартр придерживался принципа: «без живых людей нет истории», в результате чего предметом интереса становился обособленный человек, некогда «отчуждённый, овеществлённый, мистифицированный» в схемах линейных исторических интерпретаций.
Ж.-П. Сартр определял событие и действующего человека в единой исторической картине, которые в их смысловом единстве и формируют «смысл настоящего как такового». Но для достижения этих целей нужен специальный метод. Исследовательские возможности такого эвристического метода существенно дополняют познавательный потенциал диалектики К. Маркса, которая, по словам Ж.-П. Сартра, «претендует раскрыть объект в историческом процессе и исторический процесс в объекте», но на деле «заменяет и тот, и другой на ансамбль абстрактных рассмотрений» [6, с. 195]. Главная задача эвристического метода - раскрыть историю во всём богатстве её конкретного содержания. Достижение этой задачи обеспечивается как «прогрессивными», так и «регрессивными» исследовательскими стратегиями. В первом случае включаются привычные процедуры анализа исторической ситуации, выявляющие в событиях главное и второстепенное, придающие истории структурные свойства. Во втором - оставшиеся без внимания мотивы, интересы, чувства, обстоятельства личной жизни конкретных людей. Эвристический метод имеет своей целью увидеть человека через обстоя-
тельства ситуации. Выражаясь метафорически, изучать историю означает «ходить туда-сюда». Хорошим примером такого подхода может служить изучение биографий: с одной стороны, биография углубляет понимание эпохи, а с другой - эпоха расширяет понимание биографии. Эвристический метод не стремится к искусственной интеграции описываемых явлений. Он оставляет их свободными, рассматривая свои объекты порознь, пока их собственное развитие не совершит эту интеграцию и не предоставит историку материал для широких исторических обобщений.
Значения действий становятся своеобразными знаками принадлежности индивида к социальной группе - реальной или воображаемой, когда любая реальная общность потенциально содержит в себе вектор её иного измерения. Другими словами, каждый поступок имеет наряду с прямым, непосредственным практическим смыслом также и смысл внутренний, экзистенциальный, связанный со свободным самоотчуждением человека в противоречии исторического деяния. Эвристический метод выполняет две важнейшие функции: изучение интеллектуальных установок эпохи (их эксплицитного теоретического содержания) и исследование их «глубинного воздействия» (через обнаружение драмы человеческих конфликтов, на фоне которой развёртывается объективная история).
В своё время Ж.-П. Сартр упрекал Д. Лу-кача в том, что тот судит об этом «глубинном воздействии» заранее. И в какой-то мере его упрёк был обоснован, так как Лукач в известном сочинении «История и классовое сознание» действительно тяготел к некоторой схематизации исторического процесса. На это обстоятельство обращал внимание также К. Мангейм, который характеризовал историческую концепцию Д. Лукача как «одностороннюю, схематичную и догматизированную» [4, с. 260]. Однако справедливости ради надо сказать, что эта односторонность объяснялась не исследователь-
ской близорукостью самого Д. Лукача, а скорее, особенностями использованного им метода, основанного на несколько вульгаризированной версии «теории отражения». Именно это обстоятельство, на наш взгляд, принуждало его делать порой чрезмерно прямолинейные обобщения. Ж.-П. Сартр, который также позиционировал себя и в качестве марксиста, не принимал такого варианта «теории отражения», называя его «иллюзией имманентности». В работе «Воображаемое. Феноменологическая психология воображения», указывая на причины этой иллюзии, он обнаружил её источник «в нашей привычке мыслить в пространстве и в терминах пространства» [5, с. 55]. Как замечал Ж.-П. Сартр, при изучении психологии ментальных образов он сам прибегал к этой иллюзии, чтобы придать образу реальный осязаемый характер, но делал это сознательно, настойчиво добиваясь «материализации» образа для встраивания «материальных портретов» в синтетическую структуру сознания с целью воссоздания в сознании особого мира, «объекты которого полностью подобны объектам внешнего мира, но просто подчиняются иным законам» [5, с. 56].
Ж.-П. Сартр видел в истории реальные события, а не схемы и правила. Но в качестве своей предпосылки такое видение требует наличия исторической преемственности между разными поколениями. Разрыв поколений приводит к герметизации системы исторических смыслов, которая, став замкнутой, требует от нового поколения специальных усилий по их реконструкции. Понимание роли исторической личности может быть обеспечено внимательным изучением речи сквозь «решётку коллективных механизмов», исследованием «дифференциального при обобщающем требовании» и «создании особой гипотезы в абстрактных рамках универсальных значений» [6, с. 197]. Повседневная жизнь является по своему характеру тотальной, целостной, так что по отдельным проявлениям деятельно-
сти человека в институциональных структурах не следует судить о его реальных интересах и намерениях. В поступке проявляются не столько приобретённые способности и навыки, сколько экзистенциальное содержание человека в целом. На каком бы уровне мы не рассматривали человека, всегда должны оценивать его существование как единство абстрактного и конкретного. Используя для иллюстрации своих идей образ М. Робеспьера, Ж.-П. Сартр показывал, что на его политическую судьбу огромное влияние оказала повседневность. Образ жизни Робеспьера - его воздержанность, экономия, скромное жилище, мелкобуржуазный быт, отказ от обращения на «ты», неподкупность - в его политических деяниях обнаруживает свой тотальный (целостный) смысл.
Особый интерес для Ж.-П. Сартра представлял жизненный мир художника, который при использовании эвристического подхода предстаёт в качестве уникальной личной истории. Реалии жизненного мира оказывают решающее влияние как на процесс, так и на результат художественного творчества, поэтому стиль автора тесно связан с его жизненным опытом и его концепцией мироздания. На произведение искусства прямое воздействие оказывает окружение художника, в нём жизненный мир предстаёт во всей совокупности его исторических, ментальных и социокультурных обстоятельств. Исторический опыт образует «те ключевые, знаковые события коллективного прошлого, которые обладают особым ценностным значением для данного общества, служат символической основой этнокультурной идентичности» [3, с. 44]. Структура фраз, композиция, интонация повествования, характеры персонажей и описания природы уходят своими корнями в социокультурный мир автора, его индивидуальную психологию и неповторимую экзистенцию. Иногда произведения художника оказываются показательными в отношении жизни автора гораздо в большей степени, чем сама его жизнь.
Сходные мысли высказывал в своё время В. Дильтей, считавший, что в произведении искусства находят наиболее полное выражение не только особенности духовного мира художника, но и духовный облик его исторической эпохи. Однако между произведением и жизнью всё же присутствует некоторый зазор, так как способ объективаций в искусстве отличается от объективаций обыденной жизни. Образ человека, раскрывающийся посредством искусства, - это синтетический ансамбль его жизни. В частности, текст романа «Мадам Бовари» выдаёт нарциссизм Г. Флобера, его идеализм, одиночество, зависимость, женственность, пассивность. Хотя произведение искусства само по себе и не содержит биографических данных художника, оно может указать те пути, которые приведут нас к удивительному раскрытию его уникальной творческой личности.
Таким образом, эвристический метод постижения человека следует определить как «регрессивно-прогрессивный и анали-тико-синтетический», а непосредственным следствием его является вывод о том, что человек конституирует себя посредством собственного проекта свободы.
Выводы Ж.-П. Сартра, как видим, напоминают проницательные интуиции Х. Ортеги-и-Гассета, который представлял человека в героическом образе одинокого и свободного мыслителя. Объективация проекта происходит через работу, действие или жест. Проект проявляет себя в устремлениях воли, потребностях и страстях, хотя и не тождественен им. Проект - это экзистенция - «не стабильная субстанция, которая покоится в самой себе, но постоянное нарушение равновесия, отрывание себя от тела» [6, с. 178]. Проект человека, по Ж.-П. Сартру, это выбор, свобода, потому что он проводит нас сквозь поле исторических возможностей. Такая свобода не является фетишем или иррациональным началом, человек - это значащее существо как для себя, так для других, ни один его жест нельзя понять, не превосходя его актуальное настоящее, не поместив его в
контекст возможного будущего. ственным, парадоксальным) преодолением
Таким образом, в обыденной жизни чело- материи, а его свобода есть выражение нега-
век использует данные объекты для обозна- ции, протеста. Жизненная драма человека
чения иных, отсутствующих, но возможных. есть следствие нередуцируемости культур-
Поэтому человек является, по сути, экзи- ных порядков к естественным, материальным
стенциальным, «диалектическим» (двой- условиям его существования.
Примечания
1. Воеводина Л. Н. Мифология как часть символического универсума // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2014. № 5 (61). С. 51-57.
2. Ермоленко Г. А., Кожевников С. Б. Арт-практики массовой культуры: функционализм, минимализм, сетевые коммуникации // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2014. № 5 (61). С. 93-98
3. Малыгина И. В. Идентификационный ресурс культурной памяти: от «помнящей культуры» к «культуре забвения» // Культура и образование. 2013. № 1 (10). С.40-46.
4. Мангейм К. Диагноз нашего времени : [сборник : пер. с нем. и англ.]. Москва : Юрист, 1994. 700 с. (Лики культуры ЛК).
5. Сартр Ж.-П. Воображаемое. Феноменологическая психология воображения / пер. с фр. М. Бекетовой. Санкт-Петербург : Наука, 2001. 319 с. (Французская библиотека).
6. Сартр Ж.-П. Критика диалектического разума // Эстетические исследования : Методы и критерии : [сборник статей] / Российская академия наук, Ин-т философии ; [отв. ред. К. М. Долгов]. Москва : ИФРАН, 1996. С. 173-216.
7. Ярошенко Н. Н. Культура и образование: векторы научного осмысления // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2014. № 4 (60). С. 250-255.
References
1. Voevodina L. N. Mythology as part of the symbolic universe. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2014, No. 5 (61), pp. 51-57. (In Russian)
2. Kozhevnikov S. B, Ermolenko G. A. Art practice of mass culture: functionalism, minimalism, network communications. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2014, No. 5 (61), pp. 93-98. (In Russian)
3. Malygina I. V. Identifikatsionnyi resurs kul'turnoi pamiati: ot "pomniashchei kul'tury" k "kul'ture zab-veniya" [Identification resource of cultural memory: from "the remembering culture" to "culture of oblivion"]. Cultural & Education: Scientific Information Journal for Universities of Culture and Arts. 2013, No. 1 (10), pp.40-46.
4. Mangeim K. [Mannheim Karl] Diagnoz nashego vremeni [Diagnosis of our time]. Moscow, The Publishing Group "Jurist", 1994. 700 p.
5. Sartr Zh.-P. [Sartre Jean-Paul Charles Aymard] Voobrazhaemoe. Fenomenologicheskaya psikhologiya voo-brazheniya [Imagined. Phenomenological psychology of imagination]. St. Petersburg, Akademizdatcenter "Nauka" RAS, 2001. 319 p.
6. Sartr Zh.-P. [Sartre Jean-Paul Charles Aymard] Kritika dialekticheskogo razuma [Critique of dialectical reason]. Esteticheskie issledovaniya: Metody i kriterii [Aesthetic studies: Methods and criteria]. Moscow, Publishing house of Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences, 1996. Pp. 173-216.
7. Yaroshenko N. N. Culture and education: the trend of scientific comprehension. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2014, No. 4 (60), pp. 250-255. (In Russian)
