CC BY
43ПРОБЛЕМА АНТРОПО-СОЦИОКУЛЬТУРОГЕНЕЗА
В.А. Воронцов
ЖИЗНЕННЫЙ МИР ЧЕЛОВЕКА: ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ АНТРОПОСОЦИОКУЛЬТУРОГЕНЕЗА
Аннотация. Статья посвящена исходным формам осмысленной пространственной ориентации приматов, сложившимся в ходе их перехода к наземному обитанию. Такими формами являются осмысленные топофилия, топофобия, топонимика, топография. В статье показано, что разработанная автором данной статьи генерализованная и генерализующая трудовая концепции антропосоциокуль-турогенеза позволяет пролить свет на процесс формирования осмысленных форм топофобии, топо-филии, топонимики, топографии на основе выявленных рефлекторных форм. В свете этой концепции удаётся также конкретизировать не только исходную среду обитания человека, но и исходный язык географии, а также практику, в рамках которой рефлекторные формы структурирования, описания и моделирования окружающей действительности были введены в культуру. В статье проливается свет на естественные истоки первых карт, на процесс картографирования первого стана, а также на первые ориентиры («рай» и «ад»), использованные в ходе первых осмысленных перемещений приматов по земле. В статье также раскрывается изначальная связь между осмысленной заботой о здоровье и истоками осмысленной пространственной ориентацией.
Ключевые слова: антропосоциокультурогенез, генерализованная теория, топофобия, топофилия, топонимия, топография, исходная среда, первый стан, первые карты, исходные ориентиры, «рай», «ад», архаичное мировоззрение.
V.V. Vorontsov
Life world of man:
geographical aspect of anthropic-social-cultural genesis
Summery. The article is devoted to the initial forms of meaningful spatial orientation ofprimates developed during their transition to terrestrial habitation. Such forms are meaningful topophilia, topophobia, toponymy, topography. The article shows that the generalized and generalizing labor concept of anthrop-ic-social-cultural genesis, developed by the author of this article, makes it possible to shed light on the process offormation of meaningful forms of topophobia, topophilia, toponymy, topography based on the revealed reflex forms. In the light of this concept, it is also possible to specify not only the initial human habitat, but also the original language of geography, and the practice in which reflex forms of structuring, describing and modeling the surrounding reality were introduced into culture. The article shows the natural origins of the first maps, on the process of mapping the first camp, and on the first guides («par-m adise» and «hell») used during the first meaningful movements of primates on the ground. The article ^ also reveals the initial relationship between meaningful health care and the sources of meaningful spaS. tial orientation. о
03 Keywords: anthropic-social-cultural genesis, generalized theory, topophobia, topophilia, toponymy, topogra-
^ phy, initial environment, first camp, first maps, initial guides, paradise, hell, archaic worldview. © -
География — мировоззренческая наука, которая комплексно изучает природу, население и хозяйство в их пространственном и функциональном взаимодействии. Не следует удивляться тому, что географический аспект характерен для самых разных наук, включая антропологию, социологию, культурологию. История географии призвана проследить процесс развития географической мысли от её истоков до современного состояния. Изучение истоков географии требует решения широкого комплекса предельно сложных и актуальных проблем, связанных с переходом наших предков к наземному обитанию, вызвавшим потребность в осмысленном отражении новой для них действительности. Системно решать эти проблемы можно только в контексте учения об антропосоциокуль-турогенезе. Немецкий географ А. Геттнер в своей книге «География, её история, сущность и методы» с полным основанием писал: «У географии связь с общей историей человечества выступает яснее, чем у большинства наук» [20, с. 7].Следует заметить, что исследователи весьма скептически оценивают возможность проследить весь путь, который прошла география от своих истоков до современного состояния. Известный исследователь древней географии Дж.О. Томсон писал: «До того, как появилась письменность, человечество прошло несравненно более длинный путь, чем в исторический период, и это прошлое потеряно для нас безвозвратно; кое-какое представление о далёком прошлом человечества, в лучшем случае, мы можем себе составить по дошедшим до нас орудиям труда и другим немым памятникам» [42, с. 19]. Историк географии В.Т. Богучарсков утверждает: «Одним из важнейших изобретений древних было умение изображать местность в форме планов и карт. Кто первый освоил графический способ передачи информации, ответить невозможно» [5, с. 13]. Подобного рода утверждения не могут выдержать серьёзную критику, поскольку основаны на попытках искать истоки важнейших феноменов человеческой культуры вне человеческой телесности, человеческих инстинктов, а также без учёта традиционных учений, в которых отразились и первая карта, и исходная среда обитания человека, и процесс картографирования первого стана. В настоящее время такого рода попытки решать проблемы культурогенезасчитаются поверхностными. Так, например, авторитетный философ и культуролог П.С. Гуревич пишет: «Философия расширила границы культуры, её мно-госоставность, обратилась к анализу глубинных основ человеческого существования, обосновала
плодоносность традиции и кристаллизации человеческого опыта, приступила к аналитике бессознательного...» [23, с. 11].
На актуальности бессознательного при изучении базовых феноменов человеческой культуры традиционно настаивают психологи. Согласно культурно-исторической концепции развития высших психических функций Л.С. Выготского [18, 19], натуральные, данные нам от природыпсихи-ческие функции в процессе развития могут становиться культурными: механическая память становится логической; ассоциативные представления преобразуются в творческое воображение, мышление. При осмыслении истоков географии исследователи игнорируют тот факт, что от древних предков нам достались инстинкты, которые играли, играют и будут играть огромную роль в процессе отражения окружающей среды и ориентации в ней. В живой природе широко распространены рефлекторные формы топофилии и топофобии, которые обеспечивают ориентацию в пространстве даже низкоорганизованным существам. У многих живых существшироко распространена инстинктивная разметка границ используемых территорий. Поразительна инстинктивная способность многих живых существ находить места своего изначального обитания после миграций в весьма удалённые регионы. Расшифровка танцев пчёл показала, что в них закодированы углы, расстояния, позволяющие сконцентрировать усилия этого естественного социума в нужной точке пространства. Нет оснований полагать, что подобного рода знания и умения не оказались жизненно важными на самых ранних стадиях становления культурного социума — человеческого общества.
Предки человека, подобно другим живым существам, располагали естественной способностью ориентации в пространстве, а также обозначения различных мест. Переход к наземному обитанию предков человека породил ряд проблем, решение которых невозможно в рамках чисто инстинктивного поведения, что вызвало к жизни феномен, который советско-российский физикоге-ограф В. С. Преображенский назвал «бытийным географизмом», связанным с пребывания человека на земле [38]. Есть все основания полагать, что именно инстинкты, будучи введёнными в культуру, породили «бытийный географизм». Между тем до сих пор инстинктивные формы поведения, стоящие у истоков «бытийного географизма», а также процесс введения в культуру этих инстинктивных форм, не стали объектами пристального внимания ни географов, ни антропологов.
Изначальные формы топофилии, топофобии, маркировки, структурирования, измерения, оценки пространственных объектов не могли исчезнуть или трансформироваться по мере становления географии и геометрии, поскольку имеют рефлекторный характер. Есть все основания полагать, что именно рефлекторные формы топофилии, топофобии, топонимики и топографии, присущие каждому человеку от рождения, способны пролить свет на первые планы, карты, увидеть воочию «ад» и «рай», которые имеют самое непосредственное отношение к истокам «бытийного географизма» и до сих пор используются для обозначения соответствующих мест.
В наследство от предков нам достались не только инстинкты, но и телесность, система естественных органов (орудий, инструментов), которая древнее любых механических поделок. Осмысление взаимодействия человека с природой предполагает прежде всего осмысление телесности человека, его потребностей, его естественной системы орудий, а также чувств, которые предопределяют отношение человека к окружающей действительности. К. Маркс был глубоко прав, когда писал: «Первая предпосылка всякой человеческой истории — это, конечно, существование живых человеческих индивидов. Поэтому первый конкретный факт, который подлежит констатированию, — телесная организация этих индивидов и обусловленное ею отношение их к остальной природе» [33, с. 14]. «Телесность матери» является средой, с которой связана сама возможность появления человека. В работах [7-13] автора данной статьи на огромном материале, почерпнутом из фольклора, мифологии, лингвистики показано, что именно«телесностьматери»породила представление о «Матери-природе», «колыбели человечества», исходной среде обитания, «сказочных царствах», где человеку обеспечено беззаботное существование. Для младенцев их матери (матери их) являются «материками», игнорируя которые невоз-можнопостигнуть истоки географической терминологии и методологии. Именно с телесностью матери, с инстинктивными формами её констатации, структурирования, измерения и разметки её стана надо связывать истоки топонимики и топографии. Материнские руки, её инстинкты позволяют продемонстрировать и первые карты, и процесс их использования, и процесс их введения в культуру.
Полифункциональность руки, динамизм рукотворного космоса, исходной среды побудили наших предков дать детальное описание бесконечно разнообразных миров, существ, практик, которые не поддаются осмыслению без учёта бытийного
географизма. Исследователи фиксируют нарастающее стремление осмыслить и усвоить древние учения, в которых описаны животные предки человека, динамичные модели Вселенной, путешествия в иные миры, говорящие самодвижущиеся орудия задолго до появления трудов Ч. Дарвина, А. Эйнштейна, К. Циолковского, Н. Винера. Интерес к мифу испытывают и географы. Это привело к появлению мифогеографии, концепция которой разработана в трудах (см. [34-35] и др.) российского географа И. И. Митина. Сакральной географии посвящены работы [29-31] российского географа, культуролога и философа О.А. Лавреновой.
При изучении истоков географии крайне важно учитывать антропоморфизм, антропоцентризм, психологизм архаичного мировоззрения, «бытийного географизма», которые позволили не только описать, но и прочувствовать окружающий мир. Мысленно очеловечивая окружающую действительность, наши предки создали теоретическую базу для её окультуривания. Поскольку мысленное окультуривание всего и вся произошло в глубокой древности, все новые достижения человеческой культуры оказываются хорошо известными нашим предкам.
Соотнося с матерью, очеловечивая окружающий мир, человек научился сочувственно относиться к природе, беречь её. В этой связи глубоко ошибочными являются взгляды исследователей, которые полагают, что антропоцентризм противопоставляет человека, общество природе. Подобное видение антропоцентризма свойственно, например, советскому географу В.А. Анучину. В своей книге «Географические факторы в развитии общества» он писал: «Представления антропоцентристского характера, абсолютно противопоставляющие общество природе, без учёта ответного воздействия природы на общественное развитие, вырывавшее общество из природы как якобы совершенно "особое" целое, ошибочно» [2, с. 324].
Для современного состояния географической науки характерно отсутствие единообразного подхода при освещении естественного и техногенного, природы и человека, что весьма негативно сказывается на системности географических знаний, приводит к распадению географии на ряд дисциплин, интеграция которых представляет серьёзную проблему. Надо сказать, что за рубежом уже давно прослеживается интерес к «гуманитарной географии», призванной стать своеобразным мостом между физической и социально-экономической географией. Так, например, в Великобритании выходит научный журнал «HumanGeography».
Сравнительно недавно «гуманитарная география» нашла отражение и в трудах российских географов: Д.Н. Замятина [26], Ю.Н. Гладкого [21], Ю.И. Голубчикова [22].
Осмысление процесса введения в культуру топофилии и топофобии предполагает осмысление знаковых систем, которые позволили не только манифестировать чувства, но и проецировать их на окружающую действительность. При изучении исходных выразительных средств, связанных с истоками географии, крайне актуально осмысление семиотических систем, которые органически присущи человеку и понятны без предварительной договорённости, условности, обучения даже младенцам. Именно безусловные знаковые системы обеспечивают исходные формы показа, социализации, инкультурации. Не следует удивляться тому, что в последние десятилетия наблюдается всплеск интереса философов и специалистов самого разного профиля (Е. Холл, У. Уайт, Р. Бирдвистел, К. Джиббинс, М. Кнапп, Р. Розенталь, К. Крейдер, А. Кендон, Д. Моррис, Р. Барт, А.А. Вежбицкая, Р. Баракат, Д. Блертон-Джоунз, З.М. Волоцкая, Т. М. Николаева, Д.М. Сегал, Г. В. Колшанский, И. Горелов, В. Енгалычев,
A.А. Акишина, Г.Е. Крейдлин, М.Л. Бутовская, С. В. Чебанов, М. Богутская, Д. Болинджер,
B.П. Визгин, С.А. Лохов, С.С. Хоружий, А. Лоуэн, О.К. Румянцев, В.А. Подорога, Ф.К. Михайлов и др.) к герменевтике телесности, языку тела, языку жестов, техникам тела, которые общепонятны без предварительной договорённости.
Исходная среда обитания человека, её связь с топофилией, золотым веком, «раем» и истоками сознательного ориентирования
В рамках генерализованной и генерализующей трудовой теории антропосоциокультуроге-неза впервые освещён широкий комплекс вопросов, связанных с изначальной средой обитания приматов, включая человека [9,11, 16]. При констатации этой среды важно учитывать следующие факты:«Когда у обезьяны рождается детёныш, он рефлекторно сжимает всеми четырьмя конечностями шерсть на теле матери и повисает под её грудью спиной книзу. В таком состоянии детёныш остаётся и тогда, когда спит, и тогда, когда бодрствует» [19, с. 272]. Таким образом, исходной средой обитания появившихся на свет обезьян является грудь матери и растительность на этой груди. Это оставляет руки обезьяны свободными при перемещении
по деревьям и по земле. Бипедия, редукция волосяного покрова должны были самым радикальным образом сказаться на месте изначального обитания появившихся на свет младенцев. Переход к пря-мохождениюотнюдь не освободил руки матерей, а сделал их исконной средой обитания людей, «колыбелью человечества». Именно с «колыбелью человечества» связаны наиболее выразительные формы проявления материнской заботы, материнской любви, материнской ласки, игнорируя которые невозможно пролить свет на истоки рефлекторной и осознанной топофилии.Во многом генезис подобного рода топофилии обусловлен и тем фактом, что изначально младенец абсолютно беспомощен и ощущает свою полную зависимость от матери — подательницы всех благ, носительницы высших сил, высшего разума. Традиционное обожествление Матери-природы имеет очень глубокие корни, которые следует искать в первых временах человеческого бытия — нашем младенчестве.
Изначальный рукотворный мир, а также наше пребывание в нём нашли детальное отражение в фольклоре, в мифологических и религиозных системах. Изначально ребёнок беззаботен и ничего не знает о болезнях и смерти. «Золотой век» — мифологическое представление, существовавшее в античном мире, согласно которому первые времена человечества отличаются безоблачностью, невинностью, незнанием смерти. Представления о золотом веке, утраченном земном рае можно встретить не только в развитых религиозно-мифологических представлениях. Румынский историк религии и исследователь мифологии М. Элиаде в своей книге «Мифы, сновидения, мистерии» пишет, что «дикари, не более и не менее чем западные христиане, считали, что пребывают в "павшем" состоянии по сравнению со сказочно счастливым положением дел в прошлом» [45, с. 45].
Р.А. Агеева в книге «Страны и народы» пишет, что «в древности у разных народов складывались представления о "блаженных" странах "золотого века"» [1, с. 260]. Названия мифических стран, как правило, связаны с космогоническими представлениями народов древности. Мифическая страна мыслитсякак центр модели космоса, причём в качестве такой модели часто выступает микрокосм, человек.В работах «Природа языка и мифа» [7], «Мировоззрение золотого века и его истоки» [9] в контексте генерализованной и генерализующей трудовой теории антропосоциогенеза, ставящей во главу угла не «культуру камня, бронзы, железа», а культивирование человека, впервые рас-крытыонтологические и гносеологические корни
архаичных мифов и преданий о рукотворном мире, о «золотом веке», о «сказочных странах». В этих работах показано, что пребывание младенцев на материнских руках породило представление не только о рукотворном мире, но и о младенцах, которые заполнили своими телами всю первозданную Вселенную. Породило оно и учения о божественных первопредках, из чьей плоти был создан мир. Образ первочеловека-гиганта широко распространён в мифах. Так, например, в раввинской литературе Адам изображается как первочеловек огромных размеров. В момент сотворения его тело заполняло всю Вселенную. Гигантом был и эдди-ческий великан Имир, чьей плотью божества заполнили первозданную пропасть, прообразом которой является родительская пясть. Подобного рода представления позволяют судить о размерах рукотворного космоса, в рамках которого складываются исходные геометрические и географические представления.
Материнские руки, ладони (долони), позволяют воочию увидеть первые материки, первые долины, скатерти-самобранки, ковры-самолёты, сказочных коз и других существ, которые кормят нас, бодают, забавляют, а также учат разным премудростям. Сложенные родительские пясти (пасти) должны были породить представление о многоэтажном небе (нёбе), «небесах обетованных», «царствах небесных». На этих небесах обитают безгрешные люди, каковыми изначально являемся мы. Познав добро и зло, мы спускаемся с небес, которые были нашими первыми палатами (лат. palatum «нёбо»). Мифы, сказки утверждают, что в этой «святой обители» много еды, что её обитатели ведут счастливую жизнь, не зная тяжкого труда. Существует сказки, в которых герои попадают на небо, вдоволь наедаются там, встречают там сказочных животных и т.д.
Надо сказать, что материнские руки способны не только манифестировать «райскую обитель», но и заманивать в неё своих чад, побуждая детей делать первые самостоятельные шаги, совершать первые путешествия. Может показаться, что «чудесная страна» может увлекать, служить ориентиром только в младенчестве, но это не так. На всём протяжении человеческой истории поиски райской жизни, чудесных стран (земли обетованной, Эльдорадо, Беловодья, Шамбалы и т.д.) предпринимались и взрослыми людьми, а также целыми народами. Подобного рода топофилия сыграла большую роль не только в познании земли, но и в процессе её заселения. Прослеживая развитие сознательной то-пофилии, следует учитывать, что материнские руки
могут манифестировать злачные места, которые не связаны с материнской телесностью. Такая манифестация крайне актуальна при выработке самостоятельности у ребёнка.
Телесность матери и её связь с исходной формой топофобии, миром мёртвых, адом
Истоки осмысленного поведения тесно связаны не только с топофилией, но и топофобией. Материнский инстинкт подсказывает, что прежде чем покинуть «рай», младенец должен «познать добро и зло». Ему надо объяснить, что вне «ра-я»он смертен и может в любую минуту изведать «все муки ада». Две руки матери являются не только дверками в сказочный мир нашего детства. Они знакомят нас и с иным миром: миром смертных мук, отчаяния и слёз. Эти слёзы способны затопить рукотворный мир. Приставив руку к оку, можно воспроизвести первый океан, всемирный потоп. В морях слёз традиционно утопают не только мамаши. Убедившись, что исконная обитель и материнское лицо скрылись в водах «мирового потопа», младенцы также заливаются слезами.
Манифестация смертельной боли посредством наложенных на тело рук («маски смерти») крайне актуальна не только при диагностике, но и для предупреждения об опасности. Особую важность такого рода знаки приобретают в случаях, когда отсутствуют иные формы общения. В работе [10] нами впервые показано, что «маска смерти», «которую традиционно используют матери, чтобы предостеречь детей о грозящей опасности, не несёт в себе печать неотвратимости. Она просто символизирует боль (нем. Schmerz «боль»). Регулярное использование маски смерти порождает надежду на возможность борьбы со смертью (болью), на возрождение после смерти. Сказки, мифы самых разных народов повествуют о том, как человек погибает, умирает, засыпает «вечным сном» или превращается в ужасное животное, а затем возвращается к жизни, обретая человеческий облик. Родители проявляют большую настойчивость, чтобы обучить ребёнка сознательно пользоваться маской смерти. Они чувствуют огромное облегчение, когда ребёнок начинает посредством маски демонстрировать больное место» [Там же. С. 221].
Использование естественной маски — пясти-пасти руки для манифестации зверской боли нашло отражение и в звуковых языках. Так, например, в арабском языке «мэсех I. 1) Поглаживание (рукой), прикосновение. 2) Умащение, помазание.
II. 1) Изменение. 2) Превращение в низшее существо, обезображивание» [3]. Всё это проливает свет на природу веры в реинкарнацию, оборотничество и т.д. Естественная маска, естественный веер из пальцев может трансформироваться в разных зверей путём загибания пальцев. Прикрывая лицо таким веером, человек не просто становится за веером, но и приобретает соответствующий зверский («за веерский») облик.
Способность пясти-пасти манифестировать разные напасти не может вызывать сомнений. «Зверская боль», смертные муки, манифестируемые посредством пястей-пастей, придали смерти звероподобный облик. Звероподобный образ смерти в мифологизированном сознании отмечен многими исследователями. Этнограф А.Н. Соболев пишет: «Это встречающееся у родственных нам народов указание на смерть как на звероподобное чудовище, может ещё более подтвердить нашу мысль, что наш предок в эпоху своего младенчества имел представление о смерти как о страшилище, соединявшим в себе подобие зверя и человека» [41, с. 43].
В работе [10] также показано, чторегулярная манифестация мёртвого сна, смертельной боли, смертельной обиды посредством маски смерти, должна была породить представления о живых покойниках, о мертвецах, восстающих из могилы. Чтобы сойти в могилу (мглу) достаточно прикрыть лицо руками. Могилы естественным образом могут раскрываться, а покойники появляться на свет. Повадки живых покойников детально освещены в сказках, мифах, балладах.
«Живые покойники» породили множество сказаний, мифов, легенд о привидениях, которые появляются вблизи могил. Очень часто в таких повествованиях упоминаются люди, которые сами «наложили на себя руки», но не нашли успокоения в мире ином. Нередко в сказках в качестве живой покойницы выступает мать, которая, даже пребывая в могиле (мгле), продолжает наставлять детей, подсказывать им в трудную минуту жизни. В сказках, балладах, легендах различных народов мира герои часто приходят на могилу к матери, чтобы услышать её совет. Попадаются и герои, которые воспитываются в могиле матери (рукотворном универсуме). Так, например, имя главного героя таджикского фольклорно-эпического сказания «Гуругли» [24] может переводиться как «сын, рождённый из могилы».
Предсмертный захват кровавой раны породил представления о мёртвой хватке, о сокровищах, скрываемых мертвецами. Подобного рода
наблюдения привели к появлению великого множества сказок, поверий, легенд о кладах, сокровищах, которые охраняют покойники и которые недоступны людям. Бог преисподней и владыка теней носил у древних греков имя Плутон, которое этимологически связано со словом plutos (богатство). Польский филолог В.П. Клингер писал: «Вера, что души мёртвых оберегают зарытые клады, одинаково сильна в античной и современной традиции» [28, с. 31].
Рефлекторный захват кровавой раны породил и представления о кровожадности мертвецов. Клингер с полным основанием утверждал: «В ходячем образе мертвеца, как он выработался в народном воображении, прежде всего, бросается в глаза черта кровожадности, налагающая мрачный колорит на всю эту область народной веры» [Там же. С. 28].
«Маска смерти», скрывающая любимые лица, должна была породить представления о «загробном мире». «Загробный мир», «потусторонний мир», «мир иной» присутствуют в мифологических системах самых разных племён и народов, находящихся на самых различных ступенях общественного развития. Это свидетельствует о глубокой древности подобного рода идей, их универсальности.
Идея множественности миров вполне объяснима, если мы обратимся к нашим естественным изначальным вместилищам, естественным мерам — рукам. Эти меры породили представления об иных мерах, мирах, в которых скрываются страдальцы, смертники, невидимые, неявные люди — «навьи». Если человек плох (болен), то ему обеспечены в загробном мире «страшные муки».
Есть все основания полагать, что мифы об ужасах загробной жизни сложились из представлений об агонии, смертельной боли, которые регулярно воспроизводятся родителями для предупреждения детей о грозящей опасности. По вполне объяснимым причинам «загробный мир», «мир смерти» часто охраняют многоголовые существа. Есть все основания для соотнесения этих голов с пастями (пястями)рук страдальцев. «Мёртвая хватка», предсмертные судороги, «зверская боль» должны были породить представление о погружении человеческого тела в пасть (пясть), которая часто рассматривается как вход в «царство смерти». Фольклорист В. Пропп по этому поводу пишет следующее: «Вход в царство идёт через пасть животных. Эта пасть всё время закрывается и открывается» [39, с. 288]. В. В. Евсюков в своей книге «Мифы о вселенной» также утверждает, что «иногда сама преисподняя рисуется в облике фантастического змея. В этой связи можно указать на средневековые
христианские воззрения, по которым ад есть не что иное, как колоссальный ужасный змей с разверстой пастью, пожирающий души, грешников. Эти представления нашли отражение в многочисленных иконах и лубках на религиозные темы» [25, с. 71]. В чреве животного часто располагаются погибшие, умершие, пропавшие.
Птахи (пятаки), чисто рефлекторно или сознательно слетающиеся на раны, породили представления о «крылатых вестниках смерти». Сказочные враны, а также другие представители сказочной орнитологии, до сих пор слетаются на наши раны и играют неоценимую роль в диагностике. В работе [17] автором данной статьи показано, что учёт рук как первой маски позволяет пролить свет на широкий круг проблем, связанных с осмыслением истоков веры в «загробную жизнь». Естественная маска смерти предельно выразительно манифестирует предсмертные муки. Эта маска бесконечно архаичнее любой искусственной маски. Именно эта маска, а не различного рода поделки, чаще всего используется для выражения ужаса перед смертью, готовности наложить на себя руки и т.д. Маска смерти не вычеркнута из заупокойных ритуалов цивилизованных людей. Сложенные на груди покойника руки воспроизводят эту маску.
Следует заметить, что руки позволяют не только демонстрировать «адские муки», но и манифестировать те фрагменты окружающей действительности, которые могут вызвать гибель, страдания. Изначально матери прикладывают огромные усилия, чтобы, встав на ноги, ребёнок не посещал опасные места, не соприкасался с опасными, объектами, вещами, веществами, существами, растениями. Всё это свидетельствует об огромной важности топофобии в культивировании осмысленного поведения, а также об огромной роли материнских рук, материнской телесности в процессе этого культивирования.
Исходный язык географии и инициаторы его осмысленного использования
Истоки географии неразрывно связаны с генезисом знаковых (моделирующих) систем, давших возможность описывать окружающую действительность, её обитателей, их формы существования. При осмыслении истоков географии огромный интерес представляют естественные знаковые (моделирующие) системы, позволяющие структурировать, описывать и оценивать пространственные объекты. Широко известно следующее
высказывание Г. Галилея: «Книга природы написана на языке математики, её буквами служат треугольники, окружности и другие математические фигуры, без помощи которых человеку невозможно понять её речь; без них — напрасные блуждания в лабиринте». Если Галилей прав и язык математики является естественным, нет оснований говорить о его изобретении. Можно говорить только о времени и методах введения его в культуру, а также о целях, которые при этом преследовались. В работах [7, 13, 14] автором данной книги показано, что природа человека также «говорит на языке математики», что у нас есть данная нам от природы «книга», в которой записаны все сокровенные тайны человеческого бытия, а также приведены самые актуальные топографические карты, поэтому нет оснований говорить о бесписьменном периоде в истории человечества, а также полагать, что язык бытийного географизма изначально не был математизирован.
В работе [14] автора данной статьи показано, что математическое моделирование вплетено в нашу практику самым естественным образом. «Наша конституция позволяет производить измерения и строить геометрические модели разного уровня сложности чисто механически. Так, например, при переносе таза с водой или охапки дров наши руки независимо от нашего сознания воспроизводят и манифестируют размеры этих объектов. Сильная боль побуждает нас рефлекторно сетовать: наносить координатную или мерную сетку из пальцев рук на больное место, чтобы умерить боль» [14, с. 7]. Умеряя боль, мы рефлекторно или сознательно определяем эпицентр боли, её границы, размеры. Это свидетельствует о предрасположенности нашего организма к геометрическому моделированию, а также о глубочайшей древности естественной системы координат, которая позволяет моделировать психические состояния и размечать свой стан даже маленьким детям.
В работе «Природа языка и мифа» [7] автором данной статьи предложено рассматривать в качестве исходного универсального общечеловеческого языка систему жестов, вызванных болезненными процессами, протекающими в организме, которая была введена в культуру в медицинских целях и сыграла фундаментальную роль в антропосоци-окультурогенезе. Есть все основания полагать, что сознательное воспроизводство естественных ре-акцийорганизма позволило нашим предками впервые говорить (прасл. кЫ — говорить) сознательно и понимать изрекаемое без предварительной договорённости.
Естественная система координат из пальцев рук позволяют констатировать не только эмоции. Она является и членораздельной, и членоразделитель-ной. Эта система может функционировать без звукового языка, поскольку пальцы пациента сдавливают болезненные участки с повышенной силой и по-разному реагируют на их надавливание. Её использование может также сопровождаться звуковыми сигналами, поскольку первые словеса были и первыми клавишами, позволявшими извлекать звуки из пациента при надавливании на них. Эти клавиши (словеса) можно использовать клевеща, а также наговаривая на себя.
Естественная система координат являлась и является вместилищем всего и вся. В ней находит своё место и психическое, и физическое. Она содержит широкий спектр выразительных средств. В её состав входят все первые кисти, дудки, трещотки, свирели, органы. Сеть у раны породила представление о струнах, арфах, нервах, арифметике. Естественная система координат нашла детальное отражение в мифологизированном сознании и получил бесконечное количество названий: хаос, космос, ящик Пандоры, бандура, панацея от всех бед, философский камень, магический кристалл, чаша терпения, маска смерти и т.д., в которых отразились диагностическая и лечебная функции этой системы, её связь с нашими страданиями и надеждами, топофилией и топофобией.
Накладывание координатной сети на человеческий стан — «сетование» играет фундаментальную роль при культивировании сочувствия, сострадания, сознания, человечности. Оно лежит в основе медицинской семиотики, у истоков топографической анатомии, без которых невозможна самая древняя, самая мудрая и человечная наука, которая по широко известному утверждению выдающегося физиолога И. П. Павлова «ровесница первого человека».
Медицина является тотальной наукой, которая изучает и описывает всё, что воздействует или способно воздействовать на человека: все вещества, все поля, все организмы, все технологии, все продукты производства, все достижения и аберрации человеческого разума. Стремясь к аптечной точности и достоверности, она использует самые разные измерительные устройства и приборы. Именно медицина породила широчайший набор знаковых систем. В работае [15]автором данной статьи показано, что антропоцентризм, антропоморфизм первобытного сознания объясняются тем, что не творцы механических орудий, не охотники, не скотоводы и не земледельцы, а врачеватели впервые
осмыслили и описали человека, его древнейшие орудийные системы (органы), а также окружающую человека действительность.
Не теория, а интуиция побуждает историков медицины связывать её истоки с материнской заботой о чадах, а не с механическими поделками. Она также побуждает видеть у истоков духовного и умственного лидерства не каменотёсов, а врачевателей. Историк медицины М.П. Мультановский пишет: «Одним из древнейших видов человеческой деятельности надо признать помощь при родах и уход за детьми, особенно новорожденными, лечение детских болезней и их предупреждение» [37, с. 10]. Ссылаясь на народный эпос о первых женщинах-врачевательнницах, историк медицины Ф.Р. Бородулин находит, что «народное творчество правильно отразило их роль как первых врачевателей недугов человека» [6, с. 19].
В работах [11, 12, 15] автором данной книги вскрыты причины, которые привели к осознанной заботе о здоровье и обусловили её фундаментальную роль в антропосоциокультурогенезе. Эти причины становятся предельно очевидными, если мы сконцентрируем внимание не на обработке камня, не на охоте, а на воспроизводстве человека. Так, например, если «мы вспомним об умственных и физических потенциях человеческих младенцев, которые так не похожи на смышлёных и ловких младенцев обезьян, то у нас появятся веские основания соотнести уход за подобными младенцами с уходом за больными, а исходные формы воспитания — с лечением, позволяющим преодолеть крайнюю умственную неполноценность. Бессловесность младенца даёт серьёзные основания видеть в медицинской семиотике исходное средство общения младенца с подателями всех благ, с творцами рукотворной Вселенной, с носителями Высших Сил, Высшего Разума, Святого Духа — родительского чувства. Именно эта семиотика отражает фундаментальные проблемы младенца и вводится в культуру изначально» [15, с. 20-21].
Исходные книги и карты
Жесты страдальцев, проливающие свет на истоки медицинской семиотики, топографии, топонимики, крайне выразительны. Они способны вызвать переворот в сознании даже у субъектов, практикующих убийство ради убийства. Об этом свидетельствуют откровения английского капитана Джонсона, который поведал о подстреленной им обезьяне. Эта обезьяна «вдруг остановилась, спокойно приложила руку к ране, покрытой
кровью, и протянула её потом, чтобы показать мне. Я почувствовал такую жалость, что этот случай оставил во мне неизгладимое впечатление, и я с тех пор никогда больше не стрелял животных этой породы» [Цит. по 40, с. 142]. Манифестацию ранс использованием методов начертательной геометрии, следует отнести к самым ранним формам топонимии и «картографирования стана», которые подверглись изначальному осмыслению.
Начертательная геометрия — раздел геометрии, в котором объекты изучаются по их плоским изображениям — чертежам. Следует заметить, что на Руси карты издревле назывались чертежами. Для получения изображений в начертательной геометрии используют метод центрального и плоскопараллельного проецирования точек предмета на картинную плоскость. При плоскопараллельном проецировании проецирующие лучи параллельны между собой. Именно плоскопараллельное проецирование реализуется при попытках зажать рану, при получении её образа на руке, которую и следует рассматривать в качестве первой карты.
Рана, расположенная под рукой, является также исходной типографией, которой человечество обязано «сокровенной печатью», «таблицами судеб», «книгами мёртвых» и т.д. Кровавые оттиски, орнаменты, карты могут быть получены чисторефлек-торно, что свидетельствует об их глубокой древности. Вот как описывает этот жуткий процесс Лукреций Кар в своей поэме «О природе вещей»:
Те же, которые с телом изгрызенном бегством
спасались,
Голосом, ужас вселяющим, Оркуса мрак призывали И прижимали ладони дрожащие к ранам, покуда Жадные черви не освобождали несчастных
[32, с. 145].
Надо сказать, что Орка призывать в таких случаях совершенно излишне. Дело в том, что он под руками страдальцев. Убедиться в этом можно, не прибегая к услугам оракулов. Обозначение ада, его картографирование могут осуществляться чисто рефлекторно, что свидетельствует о его глубокой древности. Введение в культуру картографирования крайне важно при культивировании осмысленной заботы о своём и чужом здоровье, без которой не может быть осмысления человеческого стана. Всё это подтверждает генетическую связь между медициной и бытийным географизмом.
При великом изобилии гипотез, истоки языка до сих пор не принято связывать с начертательной геометрией, печатным процессом. При
игнорирование естественных форм печати, прессы исключается всякая возможность разобраться в исходных человеческих впечатлениях, в истоках экспрессии, а также увидеть естественные истоки геометрии, оценить её роль в становлении знаковых систем, в становлении медицинской семиотики, топографии, топонимки. Естественные формы печатного процесса создают реальные предпосылки для детального изучения истоков знакового общения, исходных форм словесности. Эти формы позволяют увидеть самые древние знаки, книги, матрицы, кисти, красители, орнаменты, татуировки, карты и т.д., осмысление которых потребовала не обработка камня, бронзы, железа, а сознательная забота о здоровье.
Кровавые отпечатки могут наноситься не только на ладони, но и на окружающие объекты. Так, например, сохранились отпечатки рук на стенах пещер. Очевидно, что самые древние отпечатки подобного рода были получены с помощью естественного красителя — крови, породившей представления о сокровенной печати.
«Сокровенная печать» играет большую роль в диагностике. Мифы, фольклор многих народов говорят о существовании в глубокой древности удивительных книг, которыми пользовались врачеватели, волшебники, чародеи, звездочеты и т.д. Чудесные, гадальные, волшебные книги позволяли предсказывать судьбу, распознавать самые сокровенные тайны, менять облик, лечить людей простым наложением этих книг на раны, а также творить другие чудеса.
Кровавые оттиски, знаки чисто рефлекторно зализываются вместе с ранами. Мифы об изначальной письменности, которая была съедена или смыта, широко бытуют у множества бесписьменных народов, а также у народов, которые недавно приобщились к ней [44]. Так, например, семанги Малакки, низкорослые, негроидного рода охотники и собиратели первобытных лесов, которых традиционно приводят на страницах учебников, повествующих о начальных этапах человеческой культуры, твёрдо убеждены в том, что их предки знали письменность [Там же. С. 173].
Миф об утраченной письменности бытует в разных культурах. Он встречается у земледельцев, у классических охотников и собирателй. В Юго-Восточной Азии существует сплошной ареал бытования этого мифа. Так, например, дафла, горцы восточной зоны Гималаев, рассказывают: «Мы получили нашу долю кожи, на которой была записана мудрость мира, но в голодное время мы её съели, а люди равнин свою часть сохранили»
[Там же. С. 170]. Мяо из Юго-Западного Китая сохранили предание о том, что они некогда жили по соседству с китайцами. Последние были сильнее, чем мяо, и заставили их уйти на запад. В то время у мяо была иероглифическая письменность. На пути мяо оказалось обширное пространство воды, и они остановились перед преградой. Лодок у них не было. Мяо заметили, что водяные жуки ходят по воде, и захотели последовать их примеру. Конечно, мяо оказались в воде, они чуть не утонули, наглотавшись воды. Вместе с водой они проглотили свои иероглифы [Там же. С. 172].
В.В. Иванов и В.Н. Топоров сообщают, что обнаружили в языке кетов комплекс «читать» — «писать» — «бумага» при полном отсутствии следов современной письменности, за исключением пиктографии [27, с. 102].
Изначальная письменность не может быть утрачена или забыта. Дело в том, что она воспроизводится чисто рефлекторно и не может потерять своей жизненной значимости. Исследователи, говорящие о дописьменном этапе в истории человечества, допускают серьёзное прегрешение против истины. Обнаружить чудесную книгу предельно просто. Дело в том, что сложенные определенным образом ладони до сих пор означают у самых разных народов почитание, причитание. «Чудесные книги» всегда с нами, всегда актуальны. Малые дети регулярно пользуются этими книгами, чтобы хныкать, а заботливые мамаши используют естественные (чудесные) книги для приобщения своих чад к диагностике, счёту, пальцевым играм и т.д. Все великие математики, логики учились считать, мерить, намереваться, думать не без помощи чудесных книг.
В «чудесной книге» отразилась вся архитектура рукотворной Вселенной, все сокровенные тайны её построения, её творцов. Такого рода книги отражены в мифах и сказках самых разных народов. В иудейском мистическом трактате «Книга творения» говорится о том, что мир состоит из чисел и букв. «Старшая Эдда» древних германцев сохранила представление о том, что руны (сильнейшие знаки), были созданы богами и вырезаны Одином, чтобы узнать тайны мира.
Если мы вспомним про «сокровенную печать», то неизбежно придём к мысли, что число окровавленных суставов изначально считывалось с ладони. Это числоявлялось естественной цифрой, первым шифром. В «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера, слово число производится из праславянского «*cit-clo, родственного читать» [43]. Надо сказать, что у программистов кодовое
число в качестве слова вновь прочно утвердилось. Игнорируя жестовое число-слово, невозможно понять, каким образом оно породило исходную меру, исходный мир. Между тем, исходное число-слово способно пролить свет на многие тайны, связанные с первобытным мировоззрением на микрокосм и макрокосм. «В архаичных традициях Ч. могли использоваться в ситуациях, которым придавалось сакральное, "космизирующее значение". Тем самым Ч. становились образом мира и отсюда — средством для его периодического восстановления в циклической схеме развития для преодоления деструктивных хаотических тенденций» [36, с. 629].
Изначально счёт самым тесным образом был связан с обозначением и со структуризацией исходного универсума. Касаясь кончиком большого пальца подушечек четырёх смежных пальцев на руке, мы можем познакомиться не только с двенадцатью мышцами, но и с двенадцатью сказочными месяцами, которые могут накормить и обогреть, а также сурово наказать. Аналогично можно совершить путешествие в «три и девятое царство», а также увидеть сказочного скорохода — мальчика с пальчика, который с лёгкостью перепрыгивает из одного сказочного царства в другое. Всё это свидетельствует, что знакомство с первыми картами крайне актуально при осмыслении сказочной действительности — исходной среды нашего обитания.
Ладони (долони) матери являются не только первыми долинами, которые мы изначально обживаем, но и первыми мерными устройства. Есть все основания считать, что именно материнские длани породили представления о длине. Также есть серьёзные основания считать, что серия пальцев руки матери породила представление о шири жмени (ладони) матери. Отсюда — Мать Сыра Земля, ширь земная. В том, что исходные долины, долы самой природой поделены на доли и имеют координатную сетку, нет оснований сомневаться. С учётом того, что Гея изначально ассоциировалась с женщиной, есть все основания считать, что и истоки геометрии, истоки картографии, истоки географии связаны с описанием материнской телесности и лишь со временем были распространены на макрокосм.
По очевидным причинам первые карты, а также сказочные царства могут скатываться, переноситься («скатали свои царства в яички, забрали с собой») [4, № 140]. «Шарик, — говорит, — доведёт тебя до середней сестры, а в этом колечке всё медное царство» [Там же. № 129]. «Медное царство», как и «хозяйку медной горы», следует искать
в мизинце. Изначальные площади могут делиться, складываться, «оцифровываться чисто рефлектор-но», без привлечения звукового языка.
Транспортироваться издревле могли не только царства, но рукотворные материки. Исходная форма брака, исходная геометрическая структура позволяют продемонстрировать Европу, транспортируемую Зевсом. Именно эту Европу все люди изначально населяют. Таким образом верхние конечности (концы) представительниц женского пола являются первыми континентами, которые были изначально населены, структурированы, измерены. Всё это свидетельствует о том, что географические представления сложились в ходе осмысления человеческой телесности и только со временем были спроецированы на окружающую действительность.
Заключение
В рамках генерализованной и генерализующей концепции антропосоциокультурогенеза удаётся согласовать традиционные взгляды на исходную
среду обитания человека с данными современной науки. Переход к прямохождению, редукция волосяного покрова у предков человека привели к тому, что руки матери превратились не только в основное транспортное средство, но и в исходную среду обитания человека, а также в исходную знаковую систему, с которой связаны истоки топофилии, топофобии, топонимики и топографии. Исходный рукотворный мир, первые времена человеческого бытия детально отражены в чудесной сказке, в архаичных мифологических и религиозных системах, которые позволяют пролить свет на природу первых материков, морей, океанов, на мировые катаклизмы. Руки матери — естественные карты дают возможность продемонстрировать структуру рукотворной вселенной, а также исходную координатную систему, нанесение которой на человеческий стан породил топонимику, топографию. С материнскими руками связаны исходные формы осмысленной топофилии и топофобии, которые сыграли и играют огромную роль в культивировании осмысленных форм ориентации.
Список литературы
1. Агеева Р.А. Страны и народы: происхождение названий. М.: Армада-пресс, 2002. 320 с.
2. Анучин В.А. О роли географического фактора в развитии общества. — М.: Мысль, 1982. 336 с.
3. Арабско-татарско-русский словарь заимствовани. Около 12000 слов /сост. К.З. Хамзин, М.И. Мах-мутов, Г.Ш. Сайфуллин. Казань: Тат. книж. изд., 1965. 853 с.
4. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: В 3 т. М.: Наука, 1984-1986.
5. Богучарсков В.Т. История географии: учебное пособие для вузов. М.: Академический проект, 2006. 360 с.
6. Бородулин Ф.Р. История медицины. Избранные лекции. М.: МЕДГИЗ, 1961. 254 с.
7. Воронцов В.А. Природа языка и мифа. Казань: ИНТЕЛПРЕСС, 2008. 473 с.
8. Воронцов В.А. О природе вещей и педагогической археологии. Казань: Intelpress+, 2009. 235 с.
9. Воронцов В.А. Мировоззрение «золотого века» и его истоки // Философия и общество. 2010. № 3. С.130-148.
10. Воронцов В.А. Подлинные истоки волшебной сказки. Казань: Intelpress+, 2011. 268 с.
11. Воронцов В.А. Антропо-социо-культурогенез и техника тела // Человек. — 2012. № 5. С. 136-141.
12. Воронцов В.А. К вопросу о движущих силах антропо-социо-культурогенеза // Вестник экономики, права и социологии. 2012. № 1. С. 136-140.
13. Воронцов В.А. Генезис языка, сказки и мифа в контексте антропо-социо-культурогенеза. Казань: Изд. Инст. ист. АН РТ, 2012. 415 с.
14. Воронцов В.А. Подлинные истоки математики и её роль в антропосоциокультурогенезе. — Казань: Центр инновац. технологий, 2015. 252 с.
15. Воронцов В.А. Истоки протомедицины и её роль в антропосоциокультурогенезе. — Казань: Центр инновац. исследований, 2015. 264 с.
16. Воронцов В.А. Антропосоциокультурогенез в свете генерализующей теории // Философская антропология. 2016. Т. 2. № 1. С. 23-41.
17. Воронцов В.А. Природа первой маски и её роль в антропосоциокультурогенезе // Философская антропология. 2017. Т. 3. № 1.
18. Выготский Л.С. Развитие высших психических функций. М.: Изд-во Акад. пед. наук, 1960. 368 с.
19. Выготский Л.С. Проблемы развития психики // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6-ти т. М.: Педагогика, 1983. Т. 3. 368 с.
20. Геттнер А. География, её история, сущность и методы / пер. с англ. Л. -М.: ГИЗ, 1930. 416 с.
21. Гладкий Ю.Н. Гуманитарная география: научная экспликация. — СПб: Филол. фак-ет СПбГУ, 2010. 664 с.
22. Голубчиков Ю.Н. Гуманитарная география и стратегия выживания человечества. М.: АНО «Диалог культур», 2014. 328 с.
23. Гуревич П.С. Рациональное и иррациональное в культуре // Философская антропология. 2017. Т. 2. № 2.С. 7-21.
24. Гуругли. Таджикский народный эпос. («Эпос народов СССР») М.: «Наука», 1987. 701 с
25. Евсюков В.В. Мифы о вселенной. Новосибирск: Наука, 1988. 175 с.
26. ЗамятинД.Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб.: Алетейя, 2003. 331 с.
27. Иванов В.В., Топоров В.Н. Кетская модель мира // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем: Тез. докл. М., 1972. С. 100-105.
28. Клингер В. Животные в античном и современном сознании. Киев: Тип. Имп. унив-та. Св. Владимира, 1911. 352 с.
29. Лавренова О.А. Новые направления культурной географии: семантика географического пространства, сакральная и эстетическая география // Культурная география. М.: Институт Наследия, 2001. С.95-126.
30. Лавренова О.А. Сакральная семантика пространства // Наследие и современность. Информационный сборник. Вып. № 9. М.: Институт Наследия, 2002. С. 3-19.
31. Лавренова О.А. Сакральная география // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. Вып. 2. М.: Институт Наследия, 2005. С.365-370.
32. Лукреций Кар Т. О природе вещей / пер. с лат. М.: ОГИЗ, 1933. 210 с.
33. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. М.: Политиздат, 1988. 574 с.
34. Митин И.И. Комплексные географические характеристики. Множественные реальности мест и се-миозис пространственных мифов. Смоленск: Ойкумена, 2004. 160 с.
35. Митин И.И. Культурная, гуманистическая и гуманитарная география через призму мифогеографии // Гуманитарная география: Научный и культурно-просветительский альманах. М.: Институт Наследия, 2008. Вып. 5. С. 87-110.
36. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.: Сов. Энциклопедия, 1992. Т.2. К — Я. 719 с.
37. Мультановский И.П. История медицины. Изд. 2-е, перераб. и доп. — М.: Медицина, 1967. 272 с.
38. Преображенский В.С. Бытийный географизм и географическая наука // Изв. ИГ РАН. Сер. Геогр. 1993. № 3. С. 40-53.
39. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. — Л.: Изд-во Ленинг. ун-та, 1986. — 368 с.
40. Романес Д. Духовная революция человека. М.: Тип. Т-ва И.Д. Сытина, 1905. 618 с.
41. Соболев А.Н. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям. (Литературно исторический опыт исследования древнерусского народного мировоззрения). СПб.: Лань, 2000. 272 с.
42. Томсон Дж. О. История древней географии / пер. с англ. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1953. 592 с.
43. ФасмерМ. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М.: Прогресс, 1973. Т.4. 852 с.
44. Чеснов Я.В. Проглоченное знание и этнический облик // Фольклор и этнография: Проблема реконструкции фактов традиционной культуры: Сб. ст. Л.: Наука, 1990. С. 169-180.
45. ЭлиадеМ. Мифы, сновидения, мистерии // пер. с англ. М.: REFL-book, К.: Вак1ег, 1996. 288 с.
