Научная статья на тему 'ЖИЗНЬ УНИВЕРСИТЕТА В 1940-1970-Е ГОДЫ ГЛАЗАМИ ПРОФЕССОРА И.П. ЛУПАНОВОЙ'

ЖИЗНЬ УНИВЕРСИТЕТА В 1940-1970-Е ГОДЫ ГЛАЗАМИ ПРОФЕССОРА И.П. ЛУПАНОВОЙ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
69
12
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЛЕНИНГРАДСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ / ПЕТРОЗАВОДСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ / ФОЛЬКЛОРИСТИКА / ИСТОРИЯ ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Филимончик Светлана Николаевна

В статье проанализированы воспоминания филолога Ирины Петровны Лупановой, написанные во второй половине 1990-х годов (изданы посмертно). Показано значение этого источника для изучения истории Ленинградского университета в годы Великой Отечественной войны и в период позднего сталинизма, истории Петрозаводского университета в 1950-1970-е годы.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «ЖИЗНЬ УНИВЕРСИТЕТА В 1940-1970-Е ГОДЫ ГЛАЗАМИ ПРОФЕССОРА И.П. ЛУПАНОВОЙ»

Личность в истории

Филимончик Светлана Николаевна

кандидат исторических наук Петрозаводский государственный университет

ЖИЗНЬ УНИВЕРСИТЕТА В 1940-1970-е ГОДЫ ГЛАЗАМИ ПРОФЕССОРА И.П. ЛУПАНОВОЙ

24 июня 2021 г. исполнится loo лет профессору, доктору филологических наук Ирине Петровне Лупановой (1921-2003). Ученица выдающихся российских ученых Марка Константиновича Азадовского, Владимира Яковлевича Проппа, И.П. Лупанова внесла важный вклад в развитие филологической науки. В Петрозаводском университете развивается созданная ею научная школа по изучению детской литературы1. Сохраняют научное значение её исследования литературной сказки, основанные на глубоком знании источников, владении широким спектром научных методов2. При этом И.П. Лупанова не замыкалась в рамках академизма. Ей были свойственны острый интерес к современности, наличие продуманной точки зрения по многим актуальным общественным проблемам3. Легкое перо, критическое мышление, неослабевающий интерес к жизни не могли не подтолкнуть Лупанову к работе над воспоминаниями. Решение писать было принято в 1996 г. вскоре после кончины Ольги Варзугиной, ровесницы, школьной подруги автора: «И вдруг подумалось: ведь со всеми нами ушла какая-то доля воспоминаний о странной, полной неслыханных парадоксов эпохе, современниками которой привелось быть нашему поколению»4. Ученица Лупановой, доцент кафедры русского языка Петрозаводского университета Лариса Николаевна Колесова вспоминала последнюю встречу с Ириной Петровной у нее дома. Перед уходом Ирина Петровна показала папки: «Когда меня не станет, возьмите их себе и попробуйте издать, не получится, будете читать ученикам»5. Вскоре после похорон ученики И.П. Лупановой собрались и тщательно продумали

1 Колесова Л.Н. Школа профессора И.П. Лупановой и её роль в изучении детской литературы России // Проблемы развития гуманитарной науки на Северо-Западе России: опыт, традиции, инновации. Петрозаводск, 2004. Т. 2. С. 94-96.

2 Колесова Л.Н., Неелов Е.М. Традиции школы профессора И. П. Лупановой // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2010. № 5. С. 55, 56.

3 Неёлов Е.М. Уроки на всю жизнь (К юбилею И. П. Лупановой) // Петрозаводский университет. 2001. 22 июня.

4 Лупанова И.П. «Минувшее проходит предо мною...»: Книга о пережитом / отв. ред. Л.Н. Колесова. Петрозаводск, 2007. С. 5.

5 Колесова Л.Н. Устное выступление перед студентами-историками Петрозаводского университета 19.02.2015 (запись автора статьи).

Личность в истории

подготовку рукописи к публикации. В 2007 г. воспоминания были изданы на средства Петрозаводского университета. Название книги предложила ученица Лупановой, доктор филологических наук Софья Михайловна Лойтер.

Текст воспоминаний состоит из двух частей. Первая охватывает события от середины 1920-х гг. до осени 1950 г. В ней автор подробно описывает детство и юность в Петрозаводске и Ленинграде. По окончании этой части произошел почти полугодичный перерыв в работе. Автор почувствовала, что если продолжит изложение в прежнем стиле, то о многом может не успеть рассказать. Выход нашла в том, чтобы использовать письма дорогих ей людей - ученых Владимира Яковлевича Проппа и Григория Абрамовича Бялого. В тексте приводятся выдержки из этих писем и авторский комментарий к ним. Поскольку И.П. Лупанова сама подбирала фрагменты писем для цитирования, такой метод позволил ей сконцентрировать внимание на самых главных мыслях и событиях. Вместе с тем изложение приобрело некоторую фрагментарность, т.к. круг рассматриваемых сюжетов определяла тематика писем.

В описании событий автор не стремилась к фактической полноте, а находила яркий образ, деталь, которые рисовали атмосферу эпохи. Положим, восстанавливая историю Карельского государственного педагогического института в 1930-е годы, обращаешься к данной книге в поисках информации о заведующем кафедрой химии Карельского пединститута Петре Андреевиче Лупанове, однако точных биографических сведений о нем в тексте немного, зато подробно рассказано об играх с папой, об общих увлечениях и даже житейских конфликтах. Чувствуется желание автора в рассказе о своем детстве передать, прежде всего, мировидение ребенка. Трудно не согласиться с Софьей Михайловной Лойтер: «Я поставила бы эти страницы в один ряд с известными автобиографическими повестями о детстве. Прекрасная писательская книга!»6

Воспоминания И.П. Лупановой уже привлекались автором данной статьи для характеристики быта довоенного Петрозаводска, системы школьного образования 1930-х гг.7 Сейчас ставится задача проанализировать материал книги И.П. Лупановой об университетской жизни, в гуще которой она находилась четыре десятилетия. Прежде этот вопрос не являлся предметом самостоятельного рассмотрения. В первой части воспоминаний И.П. Лупанова подробно рассказала об учебе в Ленинградском и Карело-Финском университетах, аспирантуре ЛГУ и защите кандидатской диссертации. Во второй части описала свою педагогическую работу в Карело-Финском (с 1956 г. - Петрозаводском) университете. Текст воспоминаний важен для изучения работы Ленинградского университета в чрезвычайных условиях Великой Отечественной войны и послевоенного времени, для характеристики становления Петрозаводского университета как ведущего регионального образовательного центра. Особую ценность представляет взгляд

6 Лойтер С.М. Вместо предисловия // Лупанова И.П. Указ.соч. С. 4.

7 Филимончик С.Н.: 1) Образование и просвещение в Советской Карелии (1918 -1939). Петрозаводск, 2013; 2) Питание городского населения Карелии в условиях «социалистического штурма» начала 1930-х гг. // «Вызов» в повседневной жизни населения России: история и современность. СПб., 2021. С. 322-327.

Личность в истории

мемуариста - сначала студента, затем профессора - на разные грани коммуникаций внутри университетской корпорации, на отношения власти и вузовской интеллигенции.

Ирина Лупанова стала студенткой филологического факультета Ленинградского государственного университета в 1940 г. Девушка окончила школу с отличными оценками в аттестате, что давало право поступления в любой вуз без вступительных экзаменов. Это право было узаконено в 1938 г., но за два года его применения выявилось, что далеко не все поступившие без экзаменов справляются с вузовской программой, и чтобы сократить среди студентов число обладателей «позолоченных аттестатов», им отказывали в общежитии. Получить место в общежитии удалось благодаря статусному положению родителей абитуриентки. В 1940 г. её мама Александра Георгиевна Бонч-Осмоловская была избрана заместителем Председателя Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР, и за дочь одного из руководителей представительной власти республики похлопотал ректор Карело-Финского университета, в котором отец Лупановой возглавлял кафедру.

Как у многих первокурсников, первый год учебы в университете прошел в эйфории. В общежитской комнате девочки разных национальностей - немка, две еврейки, две русских - «стали действительно одной семьей». «Провинциальный состав» студенческой группы способствовал её сплочению. Хотя одеты были приезжие студенты хуже ленинградских модниц, им и в голову не приходило стесняться своего не очень презентабельного вида.

Вся атмосфера университетского бытия утверждала ум и интеллигентность главными

8

достоинствами человека .

Поступая в университет, Лупанова планировала специализироваться по «серебряному веку», о фольклоре думала меньше всего. Однако на занятиях заведующего кафедрой фольклора Марка Константиновича Азадовского её покорили увлеченность профессора своим предметом, откровенная радость, когда его слова находили отклик аудитории. Готовя выступление на семинаре, студентка изучила статью Азадовского по теме доклада, но свой рассказ выстроила полемично по отношению к выводам статьи: «Это было мое первое в жизни научное исследование, и оно доставляло мне ни с чем не сравнимую радость открытий»9. К дерзкой попытке первокурсницы спорить с ним, маститым ученым, Азадовский отнесся уважительно, подарил свою книгу с дарственной надписью. В конце первого курса студенты готовились выехать в фольклорную экспедицию, но началась война.

Осенью 1941 г. Лупанова с семьей прибыла в эвакуацию в Сыктывкар. На семейном совете было решено «временно поучиться» в Карело-Финском университете. Автор пишет, что начала учебу, внутренне презирая провинциальный вуз, однако неожиданно уровень лекторов оказался очень высоким, «профессионально безупречным». Некоторые из них приехали в Сыктывкар, спасаясь от гонений, или были вчерашними ссыльными. Одним из самых ярких лекторов в мемуарах предстает преподаватель кафедры литературы Коми

8 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 99.

9 Там же. С. 101.

Личность в истории

пединститута Василий Эдуардович Дембовецкий, сын польского дворянина, автор нескольких поэтических книг, переводчик, полиглот10. И.П. Лупанова впервые попала на его лекцию о «Слове о полку Игореве». Она приготовилась проскучать два часа, ибо лекцию читал «какой-то безвестный преподаватель, не имевший даже кандидатской степени»: «И вдруг... вдруг полилась с кафедры плавная, изящная речь, и вдруг стали живыми людьми и гордый князь Игорь, и тоскующая на городской стене Ярославна. Хотя я была знакома со "Словом о полку Игореве" с детства, только сейчас открылась мне высокая поэтичность памятника. Пройдут два года. И я буду слушать этот курс в изложении умнейшего И.П. Еремина, буду читать интереснейшие статьи Д.С. Лихачева - но никогда больше я не смогу с такой остротой ощутить замечательную художественную силу этого произведения. Лекцию читал человек одаренный, человек подлинно талантливый»11.

Ярко описана в воспоминаниях фольклорная практика на Печоре под руководством Василия Григорьевича Базанова и Ивана Афанасьевича Василенко. Студенты работали в селе, напрочь отрезанном от мира, сохранившем нравы и традиции далеких предков-новгородцев: «Здесь можно было исписать не те жалкие пять тетрадок, которые нам выдали в Усть-Цильме, а в десять раз больше»12. Возвращаясь с фольклорной практики, пришлось переправляться через штормящую Печору, когда ветер с такой силой бил в борт, что волны перекатывались через карбас. А путь до Сыктывкара пролегал по «лагерным» местам, где заключенные ходили без всякой охраны, ибо куда убежишь, когда кругом топкие, непроходимые болота.

В июле - сентябре 1943 г. студентки Карело-Финского университета работали на сортировке бревен на лесозаводе: по 12 часов в сутки днем и ночью, без выходных под открытым небом, в любую погоду худющие от недоедания девчонки расталкивали баграми, а то и тащили по земле тяжелые бревна. На лесозавод девушки, прежде работавшие на сплаве, были отправлены из-за того, что задали неудобные вопросы «хозяину» - секретарю обкома Тараненко, когда он посещал сплавные работы. Мемуарист пишет: «Каторжная работа на лесозаводе навсегда останется самым страшным, самым тяжелым, но вместе с тем самым необязательным испытанием на прочность, испытанием, которым мы были обязаны единственно лишь державному капризу забуревшего диктатора»13.

Успев сдать экзамены почти за весь четвертый курс историко-филологического факультета Карело-Финского университета, в 1943 г. Лупанова уехала из Карелии в Саратов, чтобы продолжить учебу на втором курсе Ленинградского университета. С весны 1942 г. он находился в Саратове в эвакуации: «Я была счастлива, что опять учусь в родном

10 «Наше счастье - в кочующих звуках.» Василий Дембовецкий, правнук выдающегося математика Николая Лобачевского // URL: https://siktivkar.bezformata.com/listnews/vasilij-deiTibovetckij-pravnuk-vidayushegosya/9l7684o/ (дата обращения: 29.04.2021).

11 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 114.

12 Там же. С. 118.

13 Там же. С. 125.

Личность в истории

университете у филфаковских профессоров»14. Бытовые условия студентов в эвакуации были очень тяжелыми, мучило непреходящее чувство голода. Дневной рацион состоял из 500 г глиноподобного хлеба и обеда в столовой, который включал суп со считанными крупинками пшена, вареной капустной ботвой или селедочными головами. Стипендия в 250 руб. позволяла подкупить на рынке ограниченный ассортимент продуктов, ибо килограмм картошки стоил 75 руб. Покупали сечку, стакан подсолнечного масла, а в основном жмых -продукт, получаемый после выжимки масла из семян масличных растений: «Пол в аудиториях всегда был покрыт толстым слоем подсолнечной шелухи. Профессора нас отлично понимали и никогда не делали замечаний»15. Несмотря на трудности, учебе отдавали все силы. В зимнюю сессию 1943/44 учебного года более 92 % студентов успешно сдали все зачеты и экзамены, более половины всех полученных оценок были отличными16.

М.К. Азадовский находился в эвакуации в Иркутске, он посоветовал И.П. Лупановой продолжать занятия по фольклору в Саратове в семинаре Владимира Яковлевича Проппа. Работа семинара строилась на изучении книги В.Я. Проппа «Морфология сказки», в 1930-е гг. объявленной антинаучной и вредной. Поскольку книга была в библиотеке в единственном экземпляре, студенты переписали её от руки, выучили чуть ли не наизусть17. Чрезвычайные условия организации учебного процесса в военное время ослабили идеологический контроль и вернули в интеллектуальную среду прежде гонимую книгу.

В июне 1944 г. университет вернулся в Ленинград. «Главным в нашей жизни теперь была работа», - отмечает мемуарист. Студентов за две недели обучили штукатурному и малярному делу, и они на время стали строителями - восстанавливали и приводили в порядок к началу учебного года университетские здания и общежития. Работа в поте лица не казалась обременением, возвращение в Ленинград студенты считали возвращением домой, и было естественным обустроить свой дом. Налаживался быт, студенты получали рабочий паек - 900 г хлеба и трехразовое питание в столовой. Хорошим подспорьем для молодежи стали поставки продовольствия и одежды по ленд-лизу. И.П. Лупанова подчеркивает взаимовыручку, товарищество в студенческой среде, однако не скрывает, что, не имея жизненного опыта, порой наивно оценивала окружающих. Только спустя много лет выяснилось, что одна из девушек, с которой Ирина Лупанова жила в комнате, была сестрой генерала НКВД и сама являлась информатором органов, однако

представлялась однокурсницам дочерью репрессированных, чтобы иметь полное доверие

18

«инакомыслящих» .

В воспоминаниях ярко описано, как студенты Ленинградского университета встретили весть о Победе: глубокой ночью, услышав по радио торжественное сообщение Левитана, все побежали в главное здание университета, где их уже ждали профессора,

14 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 136.

15 Там же. С. 139.

16 Аврус А.И. Пребывание Ленинградского университета в Саратове в годы Великой Отечественной войны // Клио. 2009. № 3. С. 100.

17 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 135.

18

Там же. С. 201.

Личность в истории

ректор. После стихийного митинга началось ликующее шествие по Университетской набережной, Невскому проспекту. Автор с болью замечает, что всего через несколько лет многие из студенческих кумиров, шагающих в этой колонне, будут с позором изгнаны из университета19.

Зимой 1945 г. в Ленинград вернулся М.К. Азадовский. Его семинар описан в воспоминаниях как «фольклористическое братство». Между профессором и студентами установились дружеские, даже какие-то домашние отношения. Ученики пользовались его роскошной библиотекой, часто гостили в его доме, подолгу гуляли, даже вместе ходили в кино. «Наш учитель ценил взаимопонимание, не терпел конфликтных ситуаций»20. При этом Азадовский оставался требовательным руководителем, скупым на похвалы, не стеснявшимся резкого слова, если тому были основания21.

Перед защитой дипломной работы, зная, что оппонентом утвержден В.Я. Пропп, научный руководитель предупредил студентку: «Имейте в виду, Пропп не делает разницы между дипломной работой и докторской диссертацией». Действительно, вступительная фраза оппонента на защите дипломного сочинения звучала следующим образом: «Работа превосходная. Но ни с одним ее положением я не согласен». Далее И.П. Лупанова пишет: «Думаю, не только я - весь наш актовый зал окаменел. Такого в этих стенах еще не слышали... Говорят, отчаяние придает силы. Выйдя из полуобморочного состояния, я боролась за свою жизнь в науке с энергией утопающего. На традиционный вопрос председателя госкомиссии: «Удовлетворены ли вы ответом?» - В. Я., улыбнувшись, ответил: «Вполне. Хоть и не убедила, но защищалась отлично»22.

Так сложилось, что впервые чувство любви, всепоглощающей и бескорыстной, автору книги выпало испытать к одному из университетских профессоров. Все вышло в духе пушкинского романа: и искреннее письмо, и «отповедь», после которой надолго был утрачен вкус к жизни. Потом будут годы дружбы, совместный летний отдых семьями и понимание, что все главные события жизни связаны с этим человеком: «Даже докторскую диссертацию я писала не только потому, что была увлечена процессом работы, но и потому, что где-то в подсознании ютилась потребность доказать пренебрегшему мной идолу, что и я чего-то стою» 23.

По окончании университета И.П. Лупанова поступила в аспирантуру. Шел второй год учебы, когда в условиях «борьбы с космополитизмом» на филологическом факультете ЛГУ развернулась травля профессоров М.К. Азадовского, Г.А. Гуковского, В.М. Жирмунского, Б.М. Эйхенбаума. Это время мемуарист называет так: «Жуткая, беспощадная гроза. Трижды

^ ^ I 24

проклятый сорок девятый год!» 4 апреля 1949 г. в актовом зале главного корпуса состоялось заседание Ученого совета филологического факультета. Незадолго до

19 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 152.

20 Там же. С. 161.

21 Там же. С. 162.

22 Там же. С. 171.

23 Там же. С. 307.

24 Там же. С. 177.

Личность в истории

собрания Лупанову вызвали в партбюро, где секретарь просил выступить на судилище с обвинениями в адрес М.К. Азадовского. Она отказалась. В тот же вечер написала домой письмо, в котором сообщила, что её, наверное, исключат из аспирантуры. «Однако этим поступком мое мужество оказалось исчерпано, - пишет автор. - На грозном судилище, где

" 25

затаптывали в грязь наших учителей, я, как и другие, сидела тише мыши» э. М.К. Азадовский был изгнан из университета, кафедру фольклора закрыли. К преподавательской и исследовательской деятельности в области фольклора он уже не смог вернуться вплоть до кончины в 1954 г. В письме Николаю Каллиниковичу Гудзию 3 октября 1950 г. М.К. Азадовский тревожился о будущем своих аспирантов: «Не стало науки о фольклоре. Недаром же никто не хочет заниматься ею. В нынешнем году одна бывшая моя аспирантка защитила диссертацию и моментально переключилась на новую русскую литературу, которую и читает»26.

К счастью, в отношении намерений своей аспирантки профессор ошибся. После защиты диссертации И.П. Лупанова начала преподавательскую деятельность в Петрозаводском университете, где в течение 30 лет читала студентам курс фольклора. Слушатели отмечали его основательность, глубину содержания, изящество формы. Доктор филологических наук Елена Григорьевна Сойни вспоминала о начале студенческой жизни: «В университете меня ожидало настоящее чудо! Я попала на лекцию Ирины Петровны Лупановой о фольклоре, об истоках народного творчества. Это был настоящий театр, тот, который я так обожала, но при этом бесплатный»27. Доцент Лариса Николаевна Колесова, размышляя над педагогическим даром учителя, отмечала: «Она никогда не приспосабливалась к аудитории, не заигрывала с ней, рассказывая какие-нибудь литературные байки. Нам, студентам, казалось, что лекция рождается на наших глазах. Вот здесь, сейчас, тем более, что никаких конспектов у лектора не было. Только став преподавателем, начинаешь понимать: за легкостью и элегантностью - огромный труд и

талант»28.

В 1959 г. вышла в свет монография И.П. Лупановой «Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века», подготовленная в свободное от работы время - по субботам-воскресеньям и в отпуске: «Я понимала, как важно обезопасить себя высокой научной степенью»29. В 1961 г. в Ленинградском университете И.П. Лупанова успешно защитила докторскую диссертацию. Оппонентами на защите выступили

25 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 177.

26 «Удастся ли прорубить эту стену.» (из писем М.К. Азадовского к Н.К. Гудзию 1949-1950 годов) (публикация К.М. Азадовского) // Русская литература. 2006. № 2. С. 79.

27 Елена Сойни «Я живу у онежских метелей в плену.» // Интернет-журнал «Лицей». 2020. 24 ноября. // URL: https://gazeta-licey.ru/public/92054-elena-soyni-ya-zhivu-u-onezhskih-meteley-v-plenu (дата обращения: 29.04.2021).

28 Страницы истории Петрозаводского государственного университета. 1940-2000 / сост.-ред. М. И. Шумилов, И.П. Покровская. Петрозаводск, 2005. С. 119.

29 Там же. С. 195.

Личность в истории

профессора В.Я. Пропп, Г.А. Бялый, Г.П. Макогоненко. В то время Лупанова являлась самым молодым доктором-филологом в СССР.

В воспоминаниях работа со студентами охарактеризована бегло, зато большое внимание уделено аспирантам. Учениками И.П. Лупановой стали известные в Карелии филологи, доктора наук Евгений Михайлович Неёлов, Елена Ивановна Маркова, Софья Михайловна Лойтер, Юрий Иванович Дюжев, кандидаты наук Лариса Николаевна Колесова, Владимир Александрович Рогачев, Нина Николаевна Шабалина, Галина Анатольевна Комлева. Отношения с учениками Лупанова строила так, как это делал её учитель Азадовский. С.М. Лойтер отмечала: «В течение многих лет я часто бывала приглашенной к ней домой, пользовалась её библиотекой, получала в подарок книги, не раз испробовала потрясающие настойки из разных ягод и вкуснейшие блюда из грибов, которые собирались хозяйкой дома. Впервые я, девочка из провинции и простой семьи, увидела совершенно другое не по роскоши и богатству, а по другим качествам квартирное пространство, в котором главное место занимала библиотека. Таких домов я попросту не

30

знала, не видела таких отношений матери и дочери» .

Характеризуя различные способы и формы межличностной коммуникации в университетской среде, мемуарист не скрывает сложностей и противоречий в этой сфере. В 1950-1960 гг. Лупанову настоятельно втягивали в административную работу, однако тяги к ней ученый не испытывала. Довольно язвительно описана в воспоминаниях необходимость выдерживать в бытность заведующей кафедрой натиск коллеги-краснобая, склонного к доносительству и склокам. Благодаря ему, заседания кафедры превращались в поток обвинений всех и вся, завершавшихся неизменным аккордом: «Хватить болтать, давайте работать!»31 Один «тяжелый» человек мог дестабилизировать работу всего коллектива. Мемуарист приводит слова профессора кафедры, в прошлом фронтовика, что после их заседаний «у него коленки дрожат». «Мои коленки не дрожали, - замечает автор, - но проводить заседания становилось с каждым разом все труднее и противнее»32.

В воспоминаниях показано, как, используя членство в партии, процедуры конкурсов, выборов, экзаменов, защит, власти осуществляли контроль научной интеллигенции и даже расправы с ней через само профессиональное сообщество. Осенью 1956 г. на заседании парткома вуза разбиралось «персональное дело» И.П. Лупановой, якобы разрушившей «крепкую советскую семью». Похоже, неловкости от неуважительного отношения к частной жизни человека участники заседания, представлявшие элиту городской интеллигенции, не испытывали, а свое состояние мемуарист характеризует однозначно: «по душе прошлись грязными сапогами»33. В её семье возникшее после этой «разборки» отчуждение пришлось преодолевать несколько лет: «Мы жили под одной крышей и. по преимуществу молчали»34. Весной 1959 г. мужа Лупановой Евгения Михайловича Эпштейна «прокатили»

30 Лойтер С.М. От Пудожа до Парижа: избранное. Петрозаводск, 2020. С. 29.

31 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 197.

32 Там же.

33 Там же. С. 193.

34 Там же.

Личность в истории

на очередном конкурсе. Подоплекой явился его конфликт с деканом, задействована была и «пятая графа». Известный историк, замечательный лектор вынужден был унизительно ходить по начальственным кабинетам в поисках работы.

В 1977 г. на факультетском партсобрании разбиралось дело преподавателя кафедры всеобщей истории Ирины Николаевны Матвеевой, которую обвиняли в связи с диссидентами: по их просьбе она отправила в зону посылку с книгами. И хотя сталинское время уже ушло, разработанный в то время сценарий мероприятия продолжал использоваться: одни коллеги и ученики поливали преподавателя грязью, а другие молчали, скованные неистребимым страхом. Когда незаслуженной критике со стороны влиятельного журнала подверглась книга И.П. Лупановой «Полвека», больше всего ее потрясло, что молчали те, кто еще недавно хвалил и восторгался книгой35. Мемуарист объясняет поведение участников подобного рода кампаний страхом перед КГБ, карьерными соображениями, приспособленчеством36.

В конце 1970-х гг. контроль над составом преподавательского корпуса в университете усилился. Под предлогом «омоложения кадров» была предпринята попытка удалить из вуза нескольких «лиц нерусской национальности». В 1979 г., не желая играть по номенклатурным правилам, стремясь защитить свою ученицу и своих друзей, автор вступает в «смертельную схватку с университетским начальством»37. Вскоре в расцвете творческих сил профессор Лупанова уходит из университета. Думаю, что позицию И.П. Лупановой в этой конфликтной ситуации определили уроки, полученные в Ленинградском университете 30 лет назад. В конце 1970-х гг. значительная часть университетских преподавателей исходила из того, что компромиссы неизбежны, и благодаря им сохраняются возможности для работы с учениками, для исследовательской деятельности. Однако пережившая 1949 год Лупанова знала, что компромиссы бесследно не проходят: «Это свое трусливое молчание я не забуду, кажется, до самой своей

38

кончины» .

Поначалу «жизнь вольного художника» кажется очень привлекательной мемуаристу. Однако последовавшая вскоре смерть безмерно любимой матери стала для неё тяжелым испытанием: надолго ушел интерес к жизни, в том числе к профессии, к науке. Потом подступили болезни к близким людям, и, как пишет Елена Ивановна Маркова, «Ирина Петровна, по сути, превратилась в сиделку, но не роптала, а наоборот, считала, что это "малое" дело и есть сейчас главное дело в ее жизни. А книги? Их напишут другие...»39.

Воспоминания создавались в то время, когда рядом с хозяйкой оставалась только кошка по имени Черныш: «Сейчас Черныш - единственное живое существо в моем доме. ...Черныш встречает и провожает меня, когда приходится отлучаться из дома, сидит на

35 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 223.

36 Там же. С. 269.

37 Там же. С. 276.

38 Там же. С. 179.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

39 Петрозаводский университет. 1996. 28 июня.

Личность в истории

коленях, когда смотрю телевизор... Сейчас она уже старая как и ее хозяйка»40. Несмотря на болезнь, в эти уединенные годы профессор Лупанова увлеченно работала. Книгу воспоминаний она оценивала как труд, подводящий черту над прожитой жизнью41. Автор была уверена: у её текста будут читатели. И действительно, неразрывна духовная связь учителя с учениками, вливаются в поток университетской жизни ученики учеников, сталкиваясь с новыми вызовами, университетская корпорация держится своими лучшими традициями,

Итак, в воспоминаниях И.П. Лупановой описана жизнь Ленинградского и Петрозаводского университета в разные исторические эпохи: в годы Великой Отечественной войны, во время позднего сталинизма и стабильных для социально-культурной сферы 1950-1970-х гг. Университет охарактеризован с разных ракурсов: представлен взгляд студента, аспиранта, профессора, заведующего кафедрой. Чертой, объединяющей один из старейших российских университетов и созданный в советскую эпоху молодой вуз, в данном тексте выступает увлеченность универсантов научным творчеством. Лупанова показывает важнейшую роль в университете взаимодействия учителя и ученика. Задачей преподавателя автор считает формирование у студентов критического мышления, уважения к позиции оппонента, готовности отстаивать свои взгляды. Некоторые формы коммуникации постепенно становились периферийными в педагогической практике (приглашения студентов домой, пользование профессорской библиотекой), другие сохранили свою значимость (работа в спецсеминарах, индивидуальное консультирование, защита курсовых и дипломных сочинений и др.). Мемуарист не идеализирует университетскую среду 1940-1970-х гг., показывает, что кафедральную жизнь осложняли склоки, подсиживание, зависть, карьеризм. Формой давления на неугодных университетскому начальству и даже расправы с ними могли выступать процедуры конкурсов и выборов. Власть контролировала вузовскую интеллигенцию через партийную организацию, посредством самих членов университетской корпорации. В этих условиях часть вузовских работников допускала компромиссы, желая сохранить возможность научной и педагогической деятельности, но были и те, кто считал такие компромиссы неприемлемыми. Отказ выполнять идеологические и политические установки грозил изгнанием из университета.

40 Лупанова И.П. Указ. соч. С. 262.

41 Там же. С. 6.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.