Научная статья на тему 'Жизнь и судьба Ивана Жолтовского'

Жизнь и судьба Ивана Жолтовского Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
721
134
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Жизнь и судьба Ивана Жолтовского»

DOI: 10.22337/2077-9038-2018-1-116-121

Жизнь и судьба Ивана Жолтовского

М.В.Нащокина, НИИТИАГ, Москва

В профессиональной среде бытует определённая привычка к имени «Жолтовский» - он свой. Среди нас ещё есть люди, общавшиеся с ним, помнящие какие-то бытовые подробности. Обыденность еще не полностью отошла в прошлое, уступив место мифу. Может быть, поэтому не так просто приблизиться к пониманию уникальности его личности. Представляемый текст - это эссе - моё личное восприятие великого русского зодчего.

По отношению к Жолтовскому вполне применимо слово тайна - тайна его обаяния, харизмы, наконец, его сказочной карьеры. Семьдесят два года плодотворной творческой жизни

- само по себе феномен, а перечисление должностей и званий Жолтовского показывает, что весь сложный и трагический XX век ему удавалось сохранять не просто высокие позиции в профессии, а фактически определять пути развития русской архитектуры.

Петербургская Академия художеств сформировала его общую архитектурную культуру, а личные качества - любознательность, склонность к размышлениям, внимание к деталям

- уже в годы учебы сделали его профессионалом. Как говорил Алексей Щусев: «Нас учили культуре книги, культуре освоения прошлого, учили, что мы являемся звеном поступательного движения в искусстве...»1. Любовь к архитектуре, желание постичь тайны её гармонии захватили натуру Жолтовского. Об архитектуре он мог говорить бесконечно. Ещё с юности,

1 Щусев П.В. Алексей Щусев. - М., 2011. - С. 330.

2 Как писал А.В. Щусев: «Я лично помню Ивана Владиславовича ещ" в те годы прошлого столетия, когда и он, и я были студентами Академии Художеств в С.Петербурге. Он был старше меня по курсам; мы новички слушали его беседы об архитектуре с большим увлечением. Тут были и покойные сейчас Косяков, Щуко, Грубе, Элкин и другие. В белые петербургские ночи мы часто простаивали, беседуя перед фасадами дворцов и памятников до самого утра» (Щусев А. «И я когда-нибудь выйду в люди» // Архитектура. - 1993. - № 3-4 (747-748). - С. 1.

3 Щусев П.В. Алексей Щусев. - М., 2011. - С. 319.

4 «Ученики Академии и студенты Института Гражданских инженеров и Училища живописи, ваяния и зодчества работали днём в учебных заведениях, а по вечерам готовили лекции и помощничали у архитекторов. Труд помощничества приобщал молодёжь к жизни, давал средства к существованию и значительно их развивал практически. <...> Помощничество не всегда было учёбой. Часто архитекторы были предпринимателями, набирали молодёжь и эксплуатировали её, мало давая в деле учёбы и платя очень маленькое жалованье. Но помощничество было известной ступенью, где молодёжь проходила практику». [Щусев А. «И я когда-нибудь выйду в люди» // Архитектура. - 1993. -№ 3-4 (747-748). - С. 8].

5 Авторы: архитекторы. А.И. фон Гоген, М. Иванов, инженеры - В. Гаугер (его помощником был И.В. Жолтовский), А. Донченко (1895-1898).

6 Автор реставрации и реконструкции особняка архитектор А.А. Степанов, 1890-1916. И.В. Жолтовский работал по новой отделке залов на первом этапе.

со студенческих лет в Академии он устраивал обсуждения тех или иных петербургских памятников для своих однокурсников и студентов младших курсов. Об этом тоже вспоминал А.В. Щусев2: «В то время я помню И.В. Жолтовского, старшего по курсу, который уже кое-что понимал и объяснял нам. Его объяснения любили и считали его знатоком архитектурных профилей»3.

Он пробыл в Академии дольше многих своих сверстников - одной из главных причин этого была необходимость помогать своей семье, оставшейся без кормильца - отец Ивана Владиславовича умер, когда тот был ещё ребенком. Но затянувшиеся годы учебы стали для него необходимой школой практических знаний - он постоянно «помощничал»4, выражаясь на профессиональном жаргоне того времени, то есть работал в качестве помощника с разными петербургскими мастерами архитектуры, возводя и отделывая уникальные по масштабу и качеству декора постройки. Такова внутренняя отделка дома Офицерского собрания на Литейном5, до сих пор определяющего облик проспекта, и уникальное по разнообразию, богатству и сложности оформление театра и нескольких залов в особняке князей Юсуповых на Фонтанке6. Строительное дело и сопутствующие ему ремёсла он познал в совершенстве, как всегда глубоко вникнув во все профессиональные тонкости. В этом проявилась одна из главных черт его личности, которую отмечали окружающие:

Портрет И.В. Жолтовского. Художник Т. Короткова

«Всё, за что брался Жолтовский, он делал первоклассно <...> Он был убеждён, что человек должен уметь делать всё, только тогда его можно считать интеллигентным»7. Много позже он, аристократ, говорил: «Только кухарки считают, что их дети должны расти белоручками»8.

Жолтовский в Академии - скромный, пытливый, внимательный, быстро схватывающий, дотошный - все эти качества важны, но недостаточны для формирования исключительной, единственной в своём роде творческой личности. Щусев утверждал, что «формировала архитектора обычно заграничная поездка. <...> Заграничные поездки9 помогали архитектору созревать <...> чтобы не спускаться до вульгарной и средней архитектуры в своих будущих работах»10. Думается, именно Италия, в конце концов, сформировала Жолтовского, дала ему понятие о художественном совершенстве, свободе творчества и многообразии красоты.

Он глубоко лично воспринял фундаментальный тезис эпохи классицизма о подражании природе, который в текстах Винкельмана и Лессинга, а затем Гёте был переосмыслен в подражание «древним» (то есть греко-римской классике) как части природы. Девиз жизни Жолтовского - «Учится надо у природы», - абсолютная калька с представлений первой половины XIX века. К середине столетия метод подражания природе стали трактовать как своеобразный «заём» вдохновения у «древних» для создания собственных произведений, как форму соревнования современной практики с классическими образцами, используя их при создании новых сооружений.

7 Геннадий Зосимов Архитектор Жолтовский // Люди и судьбы. ХХ век. - М.: УРСС, 2005.

8 Там же.

9 Обычно они продолжались четыре года.

10 Щусев А. «И я когда-нибудь выйду в люди // Архитектура. - 1993. - № 3-4 (747-748). - С. 9.

п Лангер В. Краткое руководство к познанию изящных искусств. - СПб., 1841. - С. 27.

12 Пушкин А.С. «Фракийские элегии». Стихотворения Виктора Теплякова // Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 тт. Т. 6. - Режим доступа: http:// russian-authors.ru/poety-zo1otogo-veka/pushkin/tom-shestoj/frakijskie-elegii/ (Дата обращения 25.02.2018)

13 Щусев П.В. Алексей Щусев. М., 2011. С. 328.

14 Горностаев Ф. Архитектура Москвы // По Москве. Прогулки по Москве и её художественным и просветительным учреждениям. М., 1917. С. 118.

Тогда писали, что подражанием может пользоваться не только начинающий, но и самый искусный художник. «Подражание способно возбудить в Художнике соревнование, облегчить и обогатить его мысли, питать и поддерживать его гений», - утверждал русский эстетик середины XIX века В. Лангер11. Подражание лучшим образцам классического зодчества было положено и в основу обучения в ИАХ, и именно в таком понимании этот метод оказался очень близок зодчему, став его творческим кредо. Жолтовский воспринял Италию как страну всепроникающей красоты и духовных титанов, и это подтолкнуло его к соревнованию. Много позже А.Г. Габричевский записал беседу с Жолтовским, в которой тот процитировал слова Пушкина, видимо, особенно ему близкие: «Талант неволен, и его подражание не есть постыдное похищение - признак умственной скудости, но благородная надежда на свои собственные силы, надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения, - или чувство, в смирении своём ещё более возвышенное: желание изучить свой образец и дать ему вторичную жизнь»12. Этому принципу зодчий был верен всю жизнь.

Ежегодные поездки Жолтовского в Италию, занимавшие строительное межсезонье (с октября-ноября по март-апрель), восхищение её природой, городами и великими архитектурными сооружениями, сотни быстрых итальянских зарисовок, горы привезённых фотографий - всё это подвигало его к овладению теорией классической архитектуры. Осталось только найти свои образцы - их Жолтовский нашёл у Палладио.

Переезд в Москву - судьба! Как вспоминал Щусев, «здесь он скромно жил, но держал факел искусства очень высоко»13. В Москве, получив первый достаточно скромный заказ на Дом Скакового общества (рис. 1), Жолтовский сумел превратить его в манифест нового стиля. Его первенство в развитии московского неоклассицизма признавали современники: «Первое движение к классике открыл архитектор И.В. Жолтовский своей изящной скаковой беседкой <...> и затем домом Тарасова на Спиридоновке, восхитительным воспроизведением подлинного Палладио»14. Дом Скакового общества и особняк Г. Тарасова стали воплощением утопиче-

а) б) - в) г)

Рис. 1. Здание Московского скакового общества: а) фрагмент портика. Фото автора. 2016 год; б) парадная лестница. Фото автора. 2016 год; в) своды парадной лестницы. Фото автора. 2016 год; г) интерьер вестибюля. Фото начала XX века

ской русской мечты о тотальной художественности застройки, которая так поражает в Италии. В Москве её выражали лишь немногие изящнейшие произведения XVIII - начала XIX века: дом Демидовых, Останкинский дворец, дом Талызиных и некоторые другие. Их изысканной рукодельности, тонкости и художественной целостности очень не хватало в Москве начала XX века, поэтому в своих первых, по сути, программных постройках Жолтовский создал не только образцы архитектурного, но и художественного совершенства - целостные произведения архитектуры, скульптуры и живописи, навеянные итальянскими прообразами.

Обращение к классике, переоценка русского классицизма и ампира оказались для русской культуры на редкость плодотворными. Как писал современник 1910-х годов, «скупая старые дворянские гнёзда, современный купец уже не всегда рубит вишнёвый сад, как поступил чеховский Лопахин, напротив, он бережно хранит их и даже пытается воссоздать былую жизнь, восстанавливая пруды и парки, устраивая спектакли в стиле XVIII века»15. Появление в Москве новых просвещённых заказчиков позволило Жолтовскому во второй раз привить палладианство к русской усадебной архитектуре. Пленительные образы палладианских вилл предстали в галерее усадебных произведений Жолтовского 1910-х годов как воплощение не заимствованной, а национальной гармонии, как художественное выражение русского мироощущения и внесословных эстетических ценностей. Интерес к наследию Палладио, ощущение живой преемственной связи с ним прошло через всю жизнь Жолтовского. Именно ему принадлежит единственный полный перевод «Четырёх книг об архитектуре»16 Андреа Палладио, сделанный в 1930-е годы.

Снискав подлинное признание и академический статус ещё до революции (1909), Жолтовский сумел - один из немногих, а может быть в определённом отношении и единственный - не столько приспособиться к новым советским порядкам, сколько приспособить их к своему образу жизни и творчеству. Его встречи с Лениным в 1918 году были обусловлены суровой необходимостью - у архитекторов не стало заказов17. И работа появилась - сначала оценка прочности и подведение фундаментов под Большой театр18, тогда же в Москве образовалась особая группа во главе с Жолтовским19, которая сама определила себе цель работы - «сделать план реконструкции Москвы на новых социальных основах. Занялись и окраинами, и озеленением центра, созданием новых кварталов, разбивкой магистралей»20, - то есть это был инициативный проект, который в 1919 году уже был представлен Московскому совету, признавшему его актуальность.

В 1920-е годы Жолтовский не раз выступал в защиту сносимых архитектурных памятников, в том числе в защиту памятника царю-освободителю в Московском Кремле. Сокрушаясь по поводу утраты Москвой её исторического облика и силуэта, он заложил основы нового генерального плана города, который в целом исходил из сложившейся радиально-кольцевой планировки, но добавлял городу зелёных пространств, связанных с кольцом пригородов. Кстати, парк на месте Зарядья впервые предложил сделать он после сноса застройки в 1930-х годах.

Аристократ по рождению, рано познавший нужду и необходимость самому зарабатывать на жизнь, Жолтовский органично соединял в себе безукоризненность манер и уважительное отношение к коллегам с привлекавшей простотой общения и доброжелательностью к любым собеседникам. Он

15 Никольский Н.М. Исторический очерк // По Москве. Прогулки по Москве и ея художественным и просветительным учреждениям. - М., 1917. - С.45-46.

16 «I Quattro Libri dell'Architettura» (1570)

17 19 июля 1918 годы нарком просвещения А.В. Луначарский писал Ленину: «Горячо рекомендую Вам едва ли не самого выдающегося русского архитектора, приобретшего всероссийское и европейское имя, - гражданина Жолтовского. Помимо своего художественного таланта и выдающихся знаний, он отличается еще и глубокой лояльностью к Советской власти... Я очень прошу Вас и вообще Советскую власть обращаться исключительно к нему в качестве советника и эксперта». (См.: Гос. центральный музей музыкальной культуры имени М.И. Глинки. Ф. 318. Оп. 1. Ед. хр. 136. Л. 1 Машинописная копия [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lunacharsky.newgod.su/lib/lenin-i-lunacharskij/265

18 По поручению Ленина в 1919-1920 годы Жолтовский руководил работами по укреплению фундамента и реконструкции помещений Большого театра, в 1922 году проектированием зданий Сельскохозяйственной выставки 1923 года (см. «Архитектура СССР», 1968, № 2, стр. 44-51).

19 И.В. Жолтовский стоял во главе группы, главным мастером был А.В. Щусев, остальные именовались мастерами, были подмастерья. В группу вошли Б.А. Коршунов, Н.В. Докучаев, С.Е. Чернышев, Н.А. Ладовский, К.С. Мельников, инженеры Л. Бернацкий, В.С. Образцов, Г.О. Графтио.

20 Щусев П.В. Алексей Щусев. - М., 2011. - С 335.

был из тех «бывших», кто, задержавшись в советской реальности, позволял ей еще сохранять исчезающую связь с прошлым. При этом Жолтовский никогда не заигрывал с властью, считая её характерной чертой невежество21. Как вспоминала его жена Ольга Федоровна22: «Наш социалистический строй он считал утопией и блефом и был убеждён, что правят нашей страной невежды и жулики. Наше правительство, с которым ему как одному из ведущих авторитетов по градостроительству довольно часто приходилось общаться, он хорошо знал и глубоко презирал»23.

Этапным для московской и в целом для советской довоенной архитектуры стал его жилой дом на Моховой. Архитектор М.О. Барщ рассказал, как принимали проект: «... Иван Владиславович... держал в руках небольшой бумажный сверток, перевязанный розовой ленточкой <...> Кто бы мог подумать, что в этом скромном свёртке таилась «бомба» такой оглушительной силы. Качество этой постройки, художественное качество обработки деталей произвели после её окончания на всех оглушительное действие.»24. Сам Жолтовский говорил: «Я выступаю с классикой на Моховой и если провалюсь, то провалю принципы классики». Судя по многим воспоминаниям, он не был бескомпромиссным борцом за свои идеи - он с удовольствием рассуждал о них с единомышленниками, но бороться с непримиримыми противниками считал бесполезным. Его самым бесспорным аргументом были постройки. Дом на Моховой был спроектирован и выстроен безукоризненно, что не могли не признать даже оппоненты, а потому он был и остаётся одним из главных произведений советской архитектуры.

Жолтовский много занимался теорией пропорций, создав так называемую «функцию Жолтовского», дополняющую соотношения золотого сечения, но не абсолютизировал её, а считал необходимым компонентом уточнения и гармонизации сложившегося архитектурного образа сооружения. Он шутливо объяснял ученикам: «Если взять тухлую колбасу и разрезать её по золотому сечению, тухлая колбаса останется тухлой колбасой». По воспоминаниям М.О. Барща, его лучшей похвалой было - «Это поэтично»25.

Рис. 3. Вход на Сельскохозяйственную выставку 1923 года. Фото 1920-х годов

Всю войну Жолтовский прожил в Москве, защищая свой любимый дом - старинное родовое гнездо Сумароковых, где работали Баратынский и Станкевич, бывали Вяземский, Погодин, Грановский, - от немецких «зажигалок». «В этом доме было всё красиво, вплоть до посуды и старинных бокалов и рюмок. И, главное, чем этот дом отличался от всех других «богатых» домов, - на всём стояла печать удивительного вкуса и культуры самого хозяина. В его вещах отражалась его душа. Там не было ничего случайного - дорогого, но безвкусного. Вся его обстановка, как редкая художественная коллекция, была неразрывно связана с ним. Он ею гордился и неоднократно говорил, в том числе и мне, что хочет, чтобы после его смерти всю красоту, приобретённую им, видело как можно больше людей»26.

Обстановка в доме Жолтовского состояла из музейной мебели и живописи. «Здесь были столы с инкрустациями и письменные столы из Карельской берёзы, несколько старинных напольных часов и венецианские зеркала, старинные люстры и белая венецианская кровать с медальоном. В мастерской Ивана Владиславовича стоял уникальный, единственный в своём роде секретер, сделанный по заказу Александра I. Его украшала колоннада из слоновой кости. В центре мастерской находился длинный чертёжный стол, над которым возвышалась высокое вольтеровское кресло, принадлежавшее когда-то поэту Жуковскому»27. Кабинет Ивана Владиславовича в бельэтаже располагался там, где у Сумарокова находилась домовая церковь28: «.помещение и не было так велико - что-нибудь около 50 квадратных метров (3 окна по фасаду), зато казалось огромным. И почти торжественным. Скорее всего, из-за высокого, тонущего как бы в сумерках потолка, сохранившего гризайльную роспись начала XIX века. Роспись не поновляли, и тона гризайли подернулись патиной времени. Речи быть не могло об её расчистке: Иван Владиславович следами времени дорожил нисколько не меньше, чем первоосновой живописи. Если входивший сразу же не откликался на удивительную ауру потолка, Иван Владиславович словно охладевал к гостю, воспринимал его как человека не из своего мира»29.

21 Геннадий Зосимов. Архитектор Жолтовский // Люди и судьбы. ХХ век. -М.: УРСС, 2005.

22 Аренская Ольга Федоровна, урождённая Пушечникова, пианистка. Первым браком за П.А. Аренским, вторым (1918-1929) - за В.С. Смышляевым, третьим (с 1929 года) - за архитектором И.В. Жолтовским. О ней см: П.А. Бубнова-Рыбникова. Главы из семейного романа. Воспоминания. - М., 1994. - С. 26-52.

23 Геннадий Зосимов. Архитектор Жолтовский // Люди и судьбы. ХХ век. -М.: УРСС, 2005.

24 Хан-Магомедов С.О. Иван Жолтовский. [М. Барщ о Жолтовском]. - М., 2010. - С. 265.

25 Хан-Магомедов С.О. Иван Жолтовский. [М. Барщ о Жолтовском]. - М., 2010. - С. 264.

26 Бубнова-Рыбникова П.А. Главы из семейного романа. Воспоминания. [2-е изд., доп.]. - М., 2003. - С. 39-43.

27 Там же.

28 По сведениям О.С. Северцовой, племянницы А.Г. Габричевского (записано с её слов).

Военные годы (с 1940-го по 1945-й) Жолтовский был художественным руководителем Московского архитектурного института, а в 1945 году в семьдесят восемь лет возглавил собственную мастерскую-школу, где и проработал до конца своих дней. Геннадий Зосимов вспоминал: «Мы могли видеть и слышать консультации Ивана Владиславовича, которые он проводил в своей мастерской. Более уже никогда не приходилось наблюдать столь серьёзного, почти мистического отношения к проектированию любого объекта. Со стороны это было похоже на какой-то ритуальный сеанс, когда в окружении своих помощников, сгрудившихся вокруг него, маэстро рисовал углём или ретушью эскизы, определяя на них точки, которые ограничивали членения основных параметров в нужных пропорциях. Эти характерные для него рисунки на жёлтой кальке, где на глаз точно намечались «золотые» отношения и «функции», служили документами для чертежей конкретного проекта и доставались тому, кто эти чертежи дорабатывал как ценный документ истории»30.

Сегодня, может быть, еще актуальнее звучат слова Жолтовского, обращённые к молодежи в 1957 году: «Призвание архитектора... заключается в том, чтобы строить грамотно, экономно и красиво... Обязательно красиво! Красота нужна

человеку, она возвышает его, будит в нём лучшее, благородное. Не путайте в архитектуре понятия красоты и богатства. Еще в Древней Греции говорили: «Он не смог сделать красиво, поэтому сделал богато». Подлинная красота денег не стоит <...> Прекрасное всегда просто. Но строить просто и красиво очень трудно»31.

Свой подход к проектированию он описывал так: «Начиная думать об образе будущего сооружения, я стараюсь решить основной для себя <...> вопрос: вхожу ли я в город, чтобы разрушить его существующую архитектурную композицию, или я подчиняюсь ей? Есть ли уже в этом городе архитектурная

29 Молева Н. Дворянские гнезда [Электронный ресурс] // E-Libra.ru. Электронная библиотека. - режим доступа: http://e-1ibra.su/read/202718-dvoryanskie-gnezda.html (дата обращения 22.01.2018).

30 Геннадий Зосимов. Архитектор Жолтовский // Люди и судьбы. ХХ век. -М.: УРСС, 2005.

31 Из подборки «Слово старейших архитекторов к молодежи» // Архитектура СССР. - 1957. - № 7.

а) " " - " б)

Рис. 4. Жилой дома на Смоленской площади: а) вид со двора;

б) башня. Фото М. Фединой. 2017 год

а) б) в)

Рис. 5. Жилой дома на Большой Калужской улице (Ленинском проспекте): а, б) проездная арка снаружи и внутри; в) балконы. Фото М. Фединой. 2017 год

гармония, или я её должен только создать?»32. Гармония - одно из его любимых понятий, а ныне почти забытое, им он поверял и собственное творчество, и работы своих учеников и коллег. Нельзя не признать, что его кинотеатры и жилые дома на Смоленской и Моховой показали реальный путь к преодолению разнородности и разностильности застройки, к созданию гармоничной и монументальной городской среды, - по сути, путь русского неоклассицизма, но с явственным итальянским акцентом.

Отношение учеников мастерской-школы Жолтовского к учителю тоже можно отнести к разряду уникального В наши дни молодёжь, прежде всего, интересуется собой, опыт учителей ей чаще всего неинтересен. Ученики Жолтовского относились к нему с восторгом и уважением. Как справедливо заметил С.О. Хан-Магомедов, «в архитектуре XX века записывали только за Жолтовским»33. Отстранённость от суеты и привычного порядка вещей, опора на гуманитарные ценности человеческой культуры, привлекательны сами по себе, а присущие ему независимость, высокое человеческое достоинство и бесспорное профессиональное мастерство - качества, которые, как магнитом, притягивали архитектурную молодёжь, которая вошла в мастерскую-школу. Его склонность к афористичности и иронии, любовь к шутке, бесчисленность точных

32 Жолтовский И.В. Принцип зодчества // Архитектура СССР. - 1933. - № 5. (Цит. по: Архитектура СССР. - 1983. - № 6. - С. 15).

33 Хан-Магомедов С.О. Иван Жолтовский. - М., 2010. - С. 275.

34 Умер Иван Владиславович Жолтовский в Москве 16 июля 1959 года.

35 Лутрофор (лат. Loutrophoros) - особая форма древнегреческой керамики с длинным горлышком и ручками особой формы. Лутрофор использовался для хранения воды в брачных и погребальных церемониях, поэтому его часто обнаруживают в захоронениях незамужних женщин. Лутрофор также ставили на надгробия как скульптуру или рельеф. Многочисленные изображения лутрофоров можно встретить на кладбище Керамик в Афинах.

и красноречивых примеров, которые хранила его память, делали его непревзойденным собеседником. Все его ученики говорили о нём с благоговением, горячо обсуждали его проекты и идеи, мечтали оказаться его ночными слушателями - как известно, Жолтовский приглашал к себе желающих для вечерней беседы, которая, порой, затягивалась до утра.

Своеобразным символом их отношения, воплощенным в камне, стало надгробие мастера на Новодевичьем кладбище, созданное самыми любимыми и любящими его учениками - Н.П. Сукояном, П.И. Скоканом и Г.В. Михайловской. Гигантская ваза, высотой три метра, первоначально была спроектирована Жолтовским для надгробного памятника певице А. Неждановой, но была отвергнута Министерством культуры. Жолтовский обиделся и сказал, что хотел бы сам иметь такой памятник. Ученики вспомнили об этом, когда учитель умер34, и использовали этот проект для его надгробия.

Получившийся монумент поражает своим масштабом и абсолютной нездешностью. Форма высоченной вазы заимствована из античности - это древнегреческий лутрофор35 с некрополя Керамик в Афинах, но его перенесение в советскую действительность создало эффект полного отрыва от окружения и даже определённой герметичности. Пожалуй, самое поразительное, что Жолтовский был похож на эту вазу - исполинским масштабом личности, мягкостью и чистотой (монумент выполнен из белого мрамора), своей устремлённостью к далёким средиземноморским образцам и даже своим существованием в советской реальности и одновременно вне её.

С его уходом закончилась большая архитектурная эпоха, декларировавшая ренессансный гуманизм и опору на наследие прошлого, ушёл и великий стиль, вдохновлённый европейской и русской классикой и в его произведениях успешно соревновавшийся со своими прообразами.

Рис. 6. Интерьер кинотеатра «Слава». Фото 1950-х годов

Надгробный памятник И.В. Жолтовскому на Новодевичьем кладбище. Фото автора. 2017 год

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.