CC BY
34
Музыка =” русской души
На XIV Международном конкурсе имени Чайковского, который прошел 14-30 июня в Москве и Санкт-Петербурге, взошла звезда мировой величины. Первое место и Гран-при конкурса получил 20-летний пианист Даниил Трифонов.
Истоки русской музыки, по мнению Даниила, лежат в православном хоровом пении, в песенности, идущей от души православия.
в жюри действительно самых выдающихся музыкантов в мире. И был очень сильный подбор конкурсантов на всех турах, и у пианистов, и по другим специальностям. Я хочу также отметить роль генерального директора конкурса Ричарда Радзинского — благодаря его усилиям конкурс стал более открытым, к нему было приковано огромное внимание людей. Была прекрасно организована интернет-трансляция, было огромное внимание масс-медиа.
— И всегда полный зал слушателей...
— Я вообще не помню Большой зал консерватории таким полным. На один из финалов я пошел просто послушать из зала — как звучит акустика, проверить — и не мог даже пробиться в зал, мне приходилось стоять у стены у выхода, потому что было очень много народу.
— Что важно для победы в конкурсе: точное исполнение авторского текста, или проявление индивидуальности, или собственная трактовка?
— Ну конечно же, второе. Первое тоже важно, но только в том плане, что нельзя выходить за какие-то границы, где уже хороший вкус превращается в эксцентричность. Все должно быть оправданно и естественно. Самое главное, чтобы было свое лицо у каждого исполнителя, вера в свое отношение к музыке, абсолютная любовь к музыке, которую он исполняет. Я считаю, что время, когда огромное внимание уделяли технической стороне на конкурсах, постепенно уходит. Сейчас акцент переносится именно на индивидуальность исполнителя. Конечно, нужна огромная подготовка и серьезное отношение. Халтура, понятное дело, не допускается. И при этом ни в коем случае нельзя терять свежесть интерпретации. Надо все время завораживать публику. Если это
— Даниил, скажите, пожалуйста, что для вас значит Гран-при Конкурса имени Чайковского: вершина карьеры или ее начало?
— Скорее начало. Хотя у меня уже были сольные концерты, я играл за рубежом с оркестрами, выступал на конкурсе Фредерика Шопена в Варшаве, на конкурсе Артура Рубинштейна — буквально за месяц до конкурса Чайковского. Для многих выдающихся пианистов конкурс служил именно началом карьеры. Дальше уже все зависит от исполнителя — насколько он сумеет овладеть новым графиком с огромным количеством концертов, будет ли он успевать учить новый репертуар, сможет ли расти как музыкант.
— А вы уже получили ангажементы, заключили контракты на новый сезон?
— Да, у меня на новый сезон запланировано свыше 90 концертов. Это будет сложный для меня сезон, потому что надо будет выучить много новых сочинений. Времени на отдых не будет.
— Какое место занимает Конкурс имени Чайковского в мировой конкурсной «табели о рангах»?
— Это один из самых уважаемых конкурсов в мире. Но в этом году конкурс Чайковского поднялся на новый уровень. И председатель оргкомитета маэстро Валерий Гергиев внес неоценимый вклад в развитие этого конкурса. Он пригласил
ДАНИИЛ ТРИФОНОВ родился в 1990 году в Нижнем Новгороде, в семье музыкантов (отец — композитор, мама — музыкальный теоретик). С пяти лет занимался в детской школе искусств. В 2000 году поступил в Московскую музыкальную школу имени Гнесиных, в класс Татьяны Зеликман.
С 2006 по 2009 год занимался в классе композиции у Владимира Довганя.
В 2009 году, получив грант Фонда Наума Гузика, Даниил поступил в Кливлендский институт музыки, в класс Сергея Бабаяна. Даниил Трифонов давал концерты в России и многих других странах.
Лауреат:
Московского открытого конкурса молодых пианистов имени Артоболевской (I премия, 1999);
Международного конкурса памяти Феликса Мендельсона в Москве (I премия,
2003);
Международного телевизионного конкурса юных музыкантов в Москве (Гран-при, 2003);
Фестиваля камерной музыки «Возвращение» (Москва, 2005 и 2007);
Фестиваля романтической музыки молодых музыкантов (Москва, 2006);
V Международного конкурса юных пианистов имени Фредерика Шопена (Пекин, 2006);
IV Международного конкурса имени Скрябина в Москве (2008);
III Международного фортепианного конкурса Республики Сан-Марино (I премия и специальный приз «Республика Сан-Марино — 2008»);
XVI Международного конкурса пианистов имени Фредерика Шопена в Варшаве (Бронзовая медаль и специальный приз за лучшее исполнение мазурок, 2010);
XIII Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна в Тель-Авиве (золотая медаль, приз за лучшее исполнение камерной музыки, приз имени Пнины Зальцман за лучшее исполнение произведений Шопена и приз зрительских симпатий, 2011);
XIV Международного конкурса имени П.И. Чайковского в Москве (Гран-при, золотая медаль, приз за лучшее исполнение концерта с камерным оркестром и приз зрительских симпатий, 2011).
ФОТО ОЛЕГА ВЛАСОВА
не удается, пианист должен задуматься над тем, правильно ли он работает над произведением.
— Были ли среди участников достойные вас конкуренты?
— Разумеется. Вообще, конкурс по уровню был необычайно силен. Я не имел возможности слушать весь конкурс, потому что должен был готовиться к выступлениям, много занимался во время конкурса. В первом туре мне нужно было держать в руках всю программу конкурса, которая занимает больше трех часов, приходилось проводить целые дни в классе.
Потом уже, к финалу, осталось только два концерта, и у меня появилось время слушать участников. Некоторые исполнители на меня произвели очень сильное артистическое впечатление. Особенно корейский пианист Сен Чжинг Чо, получивший третью премию. Он блестяще играет. Причем ему только 17 лет, и, думаю, он может в будущем стать прекрасным музыкантом.
— Вы выходите на сцену, начинаете играть. И в том, что звучит, — какова доля композитора (что он написал) и доля исполнителя (что вы исполняете)?
— Какое-то свое присутствие в музыке будет неизбежно, потому что все мы разные, у каждого из нас своя индивидуальность, и от этого не уйти. Стать абсолютно универсальным, отражать абсолютно любого композитора — это случается очень редко. Чаще всего есть некие специализации. Скажем, из большого числа любимых композиторов мне особенно близка музыка Шопена, Скрябина, Шуберта.
— Должен ли хороший музыкант быть виртуозом?
— Желательно.
— Но не обязательно?
— В современном мире это обязательно. Конечно, когда виртуозность преобладает над музыкальностью, хуже этого быть не может ничего. Виртуозность напрямую зависит от музыкального содержания. Можно играть технически чисто и быстро, но от этого не будет впечатления виртуозности, будет впечатление быстроты, техничности.
«Я не могу полностью оторвать себя от России.
Приезжаю сюда каждое лето, каждую зиму. И здесь сразу хочется сочинять музыку».
На концерте лауреатов XIV Международного конкурса имени Чайковского Даниил Трифонов играл с оркестром под управлением Валерия Гергиева.
ГОТОШК/АР
А это разные вещи. Виртуозность, не идущая от сердца, не идущая от музыки, превращается в самоцель.
— А что в исполнительстве цель и что средство?
— Главная цель любого исполнителя — чтобы музыка (не его исполнение, а музыка) проникла в сердце
публики. Чтобы была своего рода спиритическая связь между музыкой и публикой. А пианист в этом случае играет всего лишь роль своеобразного передатчика между композитором и слушателем, трансформатора музыки. Конечно, через призму собственной индивидуальности. Я разучиваю произведение, много занимаюсь, но это лишь подготовка почвы для исполнения. Перерабатываю множество вариантов. Бывает, одну фразу играю минимум в 10 разных эмоциональных состояниях, совершенно противоположных друг другу. Идет работа фантазии. Мне кажется, это важно, потому что такая многоплановость заложена в музыке. Вопрос в том, с какого ракурса смотреть. И во время занятий я все возможные ракурсы прорабатываю. А потом на сцене возникает какой-то определенный ракурс. Естественность восприятия подсказывает, какой именно.
— Это происходит спонтанно или есть какой-то план исполнения?
— Интуиция подсказывает. Но это не является импровизацией на авось. Должно быть чувство оправданности при любой фантазии или импровизации. И в этом очень важна поддержка публики. Очень важно для артиста почувствовать положительную энергетику зала, почувствовать, что люди действительно пришли слушать музыку. Тогда работает интуиция. Тогда и получается транслирование музыки от композитора к слушателю. Я часто чувствую общий настрой зала. Публика бывает разная. Особое удовольствие играть там, где она к исполняемой музыке хорошо предрасположена, не предвзята.
— Когда разучиваете новое сочинение, вы прослушиваете записи исполнителей прошлого?
— Конечно. В первую очередь моих самых любимых исполнителей — это Игнаций Фридман, Сергей Рахманинов, Иосиф Гофман, Дину Липатти, Владимир Горовиц, Альфред Корто, Артур Шнабель, Владимир Софроницкий...
— Они влияют на вашу трактовку сочинений или вы ищете свою собственную?
— Сложный вопрос. Возможно, в чем-то влияют. Это необходимо — слушать записи великих мастеров. Просто чтобы обогатить видение той музыки, которую ты играешь. Конечно, надо учитывать, что тогда были немножко другие рояли. Сейчас они более звучные. Но все равно записи мастеров — это идеал, они помогают уловить суть. Нельзя их копировать, надо искать свое, новое.
— Велика ли конкуренция среди живых пианистов?
— Сейчас огромное количество потрясающих пианистов всех возрастов. Конкуренция есть. Но когда музыканту, выходящему на сцену, есть что сказать свое, она становится намного менее ощутимой. Если у тебя есть свое лицо, если ты действительно обожаешь музыку. Все пианисты разные, и у концертных менеджеров очень большой выбор.
— И кого выбирают эти менеджеры?
— Они тоже разные. Есть менеджеры, которые работают с известными именами. А есть те, кто берет менее знаменитых и раскручивает их. Это просто разный тип
менеджмента. «Раскручивают» — плохое слово. Правильнее — заботятся о концертном взрослении молодого музыканта. Здесь скорее надо говорить о сотрудничестве в большом музыкальном мире... Вот, скажем, на конкурсах — да, там большая конкуренция, бывает очень зубастая атмосфера, и нелегко выйти победителем.
— Как вы попали в Кливлендскую музыкальную академию?
— Я окончил музыкальную школу-десятилетку имени Гнесиных в Москве. Моей учительницей была Татьяна Абрамовна Зеликман, я учился у нее с девяти до 18 лет. Я ей безмерно благодарен за ту замечательную школу, которую она дала мне. Среди ее учеников много известных пианистов, таких как Константин Лившиц, Александр Кобрин, Алексей Володин, Ксения Башмет и др. А потом я получил грант на обучение в США от Фонда Наума Гузика.
— У нас об этом фонде известно немного...
— Это российский меценат, ученый, жил раньше в новосибирском Академгородке. Потом основал IT-компанию в Силиконовой долине. Создал фонд поддержки русского искусства, Guzik Foundation, которым руководит известный дирижер Константин Орбелян. Каждый год фонд отбирает молодых русских музыкантов, до 22 лет, и обеспечивает их стипендиями. Я учусь в Кливленде бесплатно, и академия дала мне рояль, на котором я занимаюсь дома. Кстати, на конкурсе Чайковского среди победителей были и другие стипендиаты Гузика — вторую премию получил скрипач Сергей Догадин, первую премию — виолончелист Норек Ахназарян.
— Музыкальный мир сейчас стал совершенно открытым, происходит его глобализация. Каково сегодня место русской пианистической школы в этом мире?
— Мне кажется, это одна из самых выдающихся, если не самая выдающаяся, школа фортепианного исполнительского искусства. Особенно в области романтической музыки. Есть огромное количество русских педагогов и в России, и за рубежом. И много иностранных студентов учится у российских педагогов, перенимают наши традиции.
— А ваш нынешний педагог Сергей Бабаян эту линию продолжает?
— Русская школа — это не только линия. Это не догма, не какой-то комбинат по производству однотипного
товара. Каждый педагог вносит что-то свое. В том числе и мой педагог. Но есть и общие ценности.
— А можете сформулировать их?
— Многое идет от национальной композиторской школы. А композиторская школа, в свою очередь, от религиозной музыки. Скажем, в Европе, где господствовал григорианский хорал, на этом во многом основывалось и композиторское творчество, а это уже потом влияло и на исполнительство. А у нас в истоках — православное хоровое пение, песенность, идущая от души православия, которая передалась композиторам, и потом от композиторов уже передалась исполнителям.
— Как это в фортепианной музыке преображается?
— Скажем, нельзя играть фортепианную музыку Рахманинова, не зная его «Всенощного бдения». Понимаете, все время хочется заставить рояль звучать не как рояль, а как живой голос. И российская пианистическая школа очень многого достигла в полетном, открытом звучании, пении, настоящем пении.
— Вы живете сейчас в Америке, ездите по всему миру. Не теряется ли связь с русской культурой?
— Абсолютно отрезать себя от России невозможно. Я приезжаю в Россию каждое лето, каждую зиму. И здесь сразу хочется сочинять музыку.
— Почему?
— Когда приезжаю сюда, сразу появляются какие-то музыкальные идеи. Просто, когда иду по улице, в голове возникают музыкальные идеи и сразу начинает звучать новая музыка. Когда я только первый год начал учиться в Кливленде, у меня была такая серьезная ностальгия, и я стал писать музыку в русской манере, написал сюиту фортепианных пьес «Рахманиана». В ней слышны элементы музыки Рахманинова, но в целом она — очень-очень русская. Да, конечно, в Соединенных Штатах вроде все комфортнее, и мне нравится там находиться, и у меня там друзья, но я не могу себя представить полным эмигрантом. Я все время рад сюда возвращаться. Обожаю Петербург. Я там был, может быть, раза три-четыре, я там играл. Люблю Суздаль. У меня мама там родилась, и я, когда был младше, часто туда ездил. Там истоки русской культуры. Природа, храмы — все это оставляет глубокий эмоциональный след.
— Святослав Рихтер проехал всю Россию от Владивостока до Ленинграда с концертами. Михаил Плетнев совершает турне на теплоходе со своим оркестром. И Валерий Гергиев на поезде ездит с оркестром по России. Но вы представляете, что бывают плохие залы, бывают плохие инструменты...
— Что хуже, чем плохие залы.
— Вы готовы совершить такое турне по России, даже если плохие залы, плохие инструменты? Готовы играть?
— Готов. Но не в следующем сезоне, потому что следующий сезон у меня катастрофически забит. Слава Богу, есть хоть какое-то время, чтобы учить новую программу. Я уже не говорю об отдыхе. Но я очень хотел бы! Потом, для меня было бы интересно повидать разные города родины. Я дальше Тольятти на восток не ездил. Надеюсь, такое турне состоится.
— Почему вас назвали Даниилом?
— У меня прадедушку звали Даниилом. И я родился в марте почти в день памяти святого Даниила Московского. У меня его икона постоянно с собой.
PHOTOXPRESS
Даниил Трифонов в Концертном зале Мариинского театра играет Концерт для фортепиано с Большим симфоническим оркестром имени Чайковского.
\ ОБЩЕСТВО \
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 9 (113) 2011
109
