CC BY
77
ФИЛОЛОГИЯ
М.И. ФЕДОТКИНА, аспирант кафедры истории русской литературы Х1-Х1Х вв. Орловского государственного университета Тел. 8 910 2085706; mifed@orel.ru
ЖИТИЙНЫЕ МОТИВЫ В ПОВЕСТИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА
В статье рассматривается взаимосвязь новоявленной беллетристической литературы первой половины XVIII века с одним из традиционных жанров древнерусской письменности - жанром жития. На примере сравнения «Повести о Декоронии» и «Сказания о Борисе и Глебе» сделаны выводы о влиянии агиографической традиции на формирование и дальнейшее развитие «новых» беллетристических жанров (повесть, роман).
Ключевые слова: беллетристика концаXVI - началаXVIIв., «неполезная» повесть, жанр жития, житийный канон, агиографическая традиция.
Конец XVII - начало XVIII века принято называть переходным этапом в развитии русской литературы. В этот период в русском литературном процессе наметилась явная тенденция к беллетризации литературы. Появившиеся произведения стремятся к художественному воплощению слова и мысли, художественный вымысел становится определяющей категорией. Такая «неполезная» литература воспринималась, с одной стороны, негативно, а с другой стороны, приобретала всё большую массовость и популярность среди читателей. До середины XVII века в русской литературе главенствовали так называемые канонические литературные жанры, которые были ориентированы на дидактизм и поучительность. Уже к концу XVII столетия эти жанры теряют свою популярность и отходят на второй план, на русской почве появляются произведения таких жанров, как бытовая повесть, авантюрно-бытовая повесть, авантюрный роман, любовно-приключенческий роман. Однако традиционные жанры не исчезают - их некоторые мотивы и проблематика, а также приёмы сюжетного построения частично включаются в тексты так называемой новой литературы. Нередко старорусские жанры подвергаются некоторой переработке, некоему другому содержательному осмыслению, и их элементы можно встретить во вновь появившихся произведениях.
Одним из таких традиционных жанров является жанр жития, который довольно долгое время был популярен среди текстов Древней Руси, возможно, поэтому анонимные авторы видели в них некий образец сюжетного построения текста. Так, В.Ф. Покровская обнаруживает в «Повести об испанском королевиче Бруне и его супруге Мелеонии» явные аллюзии с текстом из печатного Анфологиона 1660 года «Житие Алексея, человека божия». Причём текст повести создаётся не только по канонам агиографии, но и практически полностью заимствует диалоги героев из «Жития Алексея, человека божия» [4: 177-186].
В данной работе мы обратимся к использованию агиографических элементов в одной из повестей нового времени - в «Гистории о гишпанском королевиче Декоронии». В этом произведении исследователи усматривают отчётливую корреляцию со сказочной традицией, объясняя всё сюжетное построение только с этой точки зрения. Мы же находим, что в повести о Декоронии отчётливо прослеживаются отдельные житийные мотивы, в частности в схеме построения сюжета и характеристике героев. Мы не отрицаем наличие сказочных мотивов в тексте, но и выделяем влияние агиографической традиции. По сравнению с текстом повести о королевиче Бруне здесь нет явных аллюзий и реминисценций, но в ряде случаев в тексте повторяются
© М.И. Федоткина
отдельные эпизоды «агиографической схемы» (по статье Лопарёва) [2].
В «Гистории» можно усмотреть «общие» места, которые были присущи практически всем житиям.
1. Повесть о Декоронии начинается с предыстории рождения третьего сына у короля Гишпании, который сразу же становится любимым сыном у отца: «король...имея крайнее попечение о сыне своем принце Дикаронии, о воспитании ево, и любя его паче прежних сынов» [3: 282]. У короля к моменту рождения третьего было два сына, о которых в начале произведения упоминается лишь в одном словосочетании: «приживе дву сынов» [3:
281]. В произведении упоминается о родителях героя, что соответствует агиографической схеме: «Известны ли были имена родителей святого или нет, авторы все же помнили литературное предписание и так или иначе касались его» [2: 21].
С малых лет Декороний отличается от других детей своим умом, подтверждением этому могут служить факты, приведённые в тексте: с семи лет принц был отдан «искусным философам во обучение» и «все охотно перенимал, так что в один год до философии достиг» [3: 282]. Философия же «передала ему остроту разума и суптелство корпуса, что всех сверстников своих превозшел» [3:
282]. Нет сомнения, что эти характеристики героя были заимствованы из житийной литературы: ведь житие, как правило, начиналось с истории рождения святого, при этом подчёркивалась его отлич-ность от сверстников во всём: охотлив и прилежен в учении, не предаётся обычным детским играм, любит одиночество. В данном случае мы видим, что Декороний отличается остротой ума, так как фундаментальную науку философию он постигает уже в 8 лет. Как отмечает Лопарёв, житийный шаблон требовал говорить, что святому наука давалась очень легко [2: 25].
2. Сюжет жития обычно строится по годам жизни святого, все события выстраиваются по хронологическому принципу. Такое же построение текста мы видим и в рассматриваемой повести. Сначала описывается рождение Декорония, при этом время действия даётся в неопределённой форме: повествование начинается со словосочетания «в древние бо лета» (такая временная характеристика более присуща сказке). Затем повествование чётко начинает выстраиваться по годам жизни главного героя: «ста принцу седм лет», «в десятое же лето рождение его (Декорония)» и «уже принцу двенадесять».
Итак, время (а точнее, упоминание о возрасте героя) тесно связано с архитектоникой всей пове-
сти: фабула произведения чётко следует определённым периодам жизни героя. Важный с точки зрения сюжета эпизод всегда начинается с предложения, сообщающего о возрасте героя: в семь лет принц начал обучаться наукам (характеристика героя), когда ему исполнилось 10 лет, отец заболел и умер, когда исполнилось 12 лет, то братья замыслили убить его.
3. Ещё один мотив, сближающий повесть с агиографической традицией, - это мотив всенародной любви к герою. Святой почитаем простым народом, он воспевается им. Декорония с рождения любит и почитает простой народ, об этом всё время упоминается в тексте: Декорония «все граж-даня лутче короля любили», за него «живот свой потратить желают», далее мы находим «народ, все и жизнь за него потерять с охотою желают», «все о нем желают живот свой скончать» [3: 284, 285]. Народ любит Декорония не за какие-то абстрактные заслуги, а за вполне конкретные деяния: принц не только умён, но и глубоко нравственен по своей природе: он помогает простым людям, просит за них у старшего брата, обучает их наукам, помогает им и радеет за них: «А принц хотя во учении своем многие искуства, как благоуханный корень изводя плоды всем на пользу, так сей принц ко всему был остроумен и призирал всех, и не оставлял в нуждах бедных, о многих исходатайствовал милость от брата своего, короля гишпанского» [3: 284]. Приведённый пример интересен и характеристикой Декорония через приём сравнения, присущий жанру жития. Для агиографической традиции при характеристике героя типичны употребления многочисленных эпитетов и сравнений, метафор, которые чаще всего отсылали читателя к знакомым библейским текстам. В житии Бориса и Глеба мы встречаем похожую характеристику героя: «Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу...Телом был красив, высок, ... возрастом мал. на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем.» [5: 303].
Перечисленные выше житийные мотивы в повести являются «общими» местами большинства текстов агиографической традиции, они встречаются как в биосе, так и в мартириях.
Однако повесть о Декоронии сближается по многим сюжетным эпизодам с конкретным памятником русской житийной литературы XI века - «Сказание и страдание и похвала святым мученикам Борису и Глебу». Отметим, что в данной работе мы используем текст «Сказания о Борисе и Глебе».
Мы предполагаем, что известное «Сказание» о Борисе и Глебе» могло быть использовано анонимным создателем «Гистории о гишпанском ко-
ролевиче Декоронии». Хотелось бы отметить, ЧТО, обозначая наличие житийных элементов в тексте, мы имеем в виду прежде всего близость сюжетных схем. Стоит отметить, что сравнение этих двух текстов возможно только по параметру схожести в построении сюжетной схемы, а не содержания. В житии поднимается иная проблематика, нежели в повести. Это объясняется главным образом временем создания произведений, хронологически они слишком далеки друг от друга, поэтому мы можем лишь делать некоторые предположения относительно схожести некоторых мотивов в повести и «Сказании». Архитектоника двух текстов позволяет нам говорить о несомненной близости сюжетных элементов повести первой половины XVIII века к агиографической схеме «Сказания о святых мучениках Борисе и Глебе».
Декороний любим отцом - королём гишпанским, который видит впоследствии сына преемником престола, хотя принц не единственный сын, у него есть два старших брата. Житие Бориса и Глеба начинается с повествования о Владимире и о его детях, причём Владимир видит в Борисе помощника, вызывая именно его на помощь в борьбе с печенегами. Борис любит отца и послушен ему во всём.
Когда Декоронию исполняется 10 лет, его отец умирает, причём перед смертью отец хочет, чтобы именно младший сын занял его место на троне, но понимает, что это невозможно из-за возраста сына. При прощании отец наказывает старшим сыновьям заботиться о младшем. Сцена наполнена монологами умирающего короля и описанием переживаний Декорония: он целовал руки отца «с великими слезами, так что не чувствовал, как ево отнесли в свою камору без памети» [3: 283]. Именно после смерти короля гишпанского начинается основное действие повести. В житии также после смерти Владимира начинается событийное развитие в тексте: Святополк, желая получить престол киевский, решается на убиение своих братьев, в которых видит препятствие к осуществлению задуманного. В повести после смерти короля два брата - король гишпанский и герцог, видя всенародную любовь к Декоронию, опасаясь потерять власть, также замышляют убить своего брата. В житии Святополк, прикрываясь якобы данной отцу клятвой о братской любви и взаимовыручке, вызывает к себе Бориса и Глеба, чтобы в пути их убить. Братья также хитростью выманивают Декорония на охоту, где хотят его утопить, а затем уговаривают его поехать с ними во Францию, где в пути, угрожая смертью, заставляют Декорония притвориться их пажом, а сами объявляют о случайной смерти брата.
Итак, мы видим, что сюжетные эпизоды повести повторяют ряд эпизодов жития, однако более отчётливую связь рассматриваемых текстов можно усмотреть в объяснении поведения их персонажей: в повести даётся такое же объяснение причин покорности младшего брата старшим, что и в житии. Борис и Глеб с самого начала предвидят свою смерть, они знают о том, что Святополк хочет их убить, и всё равно не ищут защиты, которую могли бы обрести у своего брата Ярослава (Глеб) или у воинской дружины (Борис). Одним из объяснений такого поведения является невозможность младшего ослушаться старшего, преступить через его решение. И. П. Ерёмин отмечает, что «Борис в изображении «Сказания» - высокий идеал младшего князя, во всем покорный князьям, старшим в роде» [1: 19]. Такое же обоснование своему поведению даёт и Декороний: он не может ослушаться старших братьев, а также данной им клятвы. Отношение к клятве как к незыблемому обязательству объединяет героев повести и жития, причём не только положительных. Отрицательные герои в обоих текстах не ценят клятву, не боятся её нарушать, хотя и будут впоследствии наказаны за это.
Есть ещё одна особенность текстов: злодеяния Святополка и братьев Декорония объясняются влиянием на них дьявола. В житии идёт постоянная ссылка на дьявола, который руками Святополка преследует благочестивых христиан: «Когда увидел дьявол, что святой Борис всю надежду возложил на боге большие злодеяния и новые убийства, то стал строить козни и. уловил Святополка». «И не остановился на этом убийстве окаянный Святополк. И тогда вошел в сердце его сатана, начав подстрекать на еще большие злодеяния и новые убийства» [5: 289-291]. Все действия Святополка трактуются как дьявольские, подсказанные дьяволом. Святополк в тексте прямо назван как «злой дьявола сообщник» [5: 291].
Такую же трактовку мы встречаем и в повести, где старшие братья также действуют по наущению дьявола: «То видя братья, король и герцог, что Декорония болше любят, нежели их, . и всели в них диавол мысль, как бы искати в человецах мятеж, чтоб принца Декорония лишить света.» [З: 284].
Mbi уже отмечали, что при характеристике Декорония используется сравнение, отсылающее к Библии, однако это не единичный пример в тексте. В повествовании употребляются более яркие аналогии с библейскими текстами: Декороний «как агнец незлобивый веден на заколение, не зная братней хитрости, . пошел купаться» [З: 285], а братья «аки волки, жаждущия восхитити овцу» [З: 286], хотели убить принца. В житии Борис сравни-
вает себя с «овном, уготованным на убой», а убийцы Глеба, «как свирепые звери, напали на него».
Таким образом, мы выделили ряд «общих» мест в построении сюжета повести с агиографической схемой: 1. Декорония задумывают убить братья (из-за власти!). 2. Декороний знает о корысти своих братьев, но не идёт против их воли. 3. Поступки братьев объясняются с точки зрения влияния на их волю дьявола. 4. Библейские сравнения. 5. Любовь к отцу и послушание ему.
Перечисленные мотивы сближают повесть с житием святых мучеников Бориса и Глеба, при этом мы выделили и такие мотивы, которые характерны в целом для житийного жанра: упоминание о родителях, предыстория рождения героя, временная организация текста, народная любовь, одарённость Декорония с малых лет, его мудрость, доброе сердце и нравственные качества.
Стоит отметить, что и в тексте «Сказания» можно найти незначительные элементы беллетристики. Так, И. П. Ерёмин усматривает подобные элементы в сцене убийства Бориса, называя этот эпизод «одним из немногих в сказании.., где агиографический строй повествования нарушается, уступая место уже чисто светской княжеско-дружинной «рыцарской» романтике» [1: 19].
Вышесказанное подтверждает влияние агиографической традиции на формирование и дальнейшее развитие беллетристических жанров (повесть, роман). Опираясь на знакомые сюжетные схемы и элементы, авторы повестей конца XVII -начала XVIII века создавали «новые» произведения, отличные от привычных канонических жанров древ-
нерусской литературы. Подобные тексты несли совершенно иную идею и выполняли иные задачи: они развлекали, но и поучали одновременно. На примере характеров и поступков героев создатели повестей пытались показать читателю весь спектр нравственных категорий в сравнении с безнравственными: добро и зло, честь и бесчестие, честность и корысть, отвага и трусость, ум и глупость, сочувствие и зависть, жестокость. Однако это поучение не было столь очевидным и не несло отчётливого дидактизма. Герои стали воплощением всех перечисленных качеств, поэтому в ранних повестях XVIII века они строго делились на положительных и отрицательных. Положительные герои становились примером для подражания, идеальным образцом воплощения всех нравственных качеств в человеке. Отрицательные герои выполняли совсем иную функцию в тексте -они раскрывали характер положительного персонажа. В данной работе мы выявили в повести конца XVII - начала XVIII века ряд сюжетных эпизодов, заимствованных из житийного произведения XI века. Это доказывает, что период XVII-XVIII веков был переходным для русской литературы: появлялись новые жанры и исчезали традиционные. Однако этот процесс нельзя рассматривать столь однозначно: новоявленные «светские» повести во многом основывались на сюжетных схемах жанров других традиций (устнопоэтической, агиографической); привычные же жанры не исчезли из литературного процесса XVIII века - они дали начальный образец для создания новых беллетристичес-
ких произведении.
Библиографический список
1. Ерёмин И.П. Литература ДревнеИ Руси (Этюды и характеристики) [Текст]. - М., Л.: Наука, 1966. - 264 с.
2. Лопарев Хр. М. Греческие жития святых VIII и IX веков. Опыт научноИ классификации агиографии с обзором их с точки зрения исторической и историко-литературноИ. Часть I. Современные жития. [Текст]. - Пг., 1914.
3. Николаева М.В. «Гистория о гишпанском королевиче Декоронии» (первая половина XVIII в.) [Текст] // ТОДРЛ. Т. XXI. - М., Л.: Наука. Изд-во АН СССР, 1965.- С. 275-296.
4. Покровская В.Ф. Повесть об испанском королевиче Бруне и его супруге Мелеонии (К вопросу о переводной литературе XVII в.) [Текст] // ТОДРЛ. Т. IV. - М.: Издательство Академии наук СССР; Л., 1940. - С. 177-186.
5. Сказание и страдание и похвала святым мученикам Борису и Глебу [Текст] // Памятники литературы ДревнеИ Руси XI - начала XII века. - М., 1978. - С. 278-303.
М.І. FEDOTKINA
HAGIOGRAPHIC MOTIFS IN THE NOVEL OF THE FIRST HALF OF THE XVIIITH CENTURY
The article is concerned with correlation of the new-sprung belletristic literature of the first half of the XVIIIth century with one of the traditional genres of ancient Russian literature - life genre. Comparison of “Novel of Dekoronia” with “Legend of Boris and Gleb” let draw conclusions on the influence of hagiographical tradition on formation and further development of “new” belletristic genres (narrative, novel).
Key words: belletristic literature of the end of the XVIIth and the beginning of the XVIIIth centuries, “insalubrious” narrative, life genre, hagiographic kanoon, hagiographical tradition.
