CC BY
36
УДК 930.85 ББК 63
ЖИЛИЩНЫЕ УСЛОВИЯ ЮЖНОУРАЛЬЦЕВ: ОТ МИРНОЙ ЖИЗНИ К ВОЕННЫМ
ИСПЫТАНИЯМ
И.В. КУЗНЕЦОВА, ФГБОУ ВПО МГТУ им. Г.И. Носова, г. Магнитогорск, Россия
e-mail: nysik-delfin@ya.ru
Аннотация
В статье рассмотрено влияние жилищного кризиса, сложившегося в 1920-30-е гг. в СССР, на повседневную жизнь жителей Южного Урала, изменения в ежедневных практиках, вызванные началом Великой Отечественной войны.
Ключевые слова: жилищный кризис, эвакуация, коммунальная квартира.
Жилище - чрезвычайно емкий символ, который олицетворяет освоенное, покоренное и "одомашненное" пространство. Стабильность жилья человека объясняется тем, что оно представляет собой физическое и одновременно социальное пространство, где в первую очередь разворачивается частная жизнь.
События революции 1917 г. и Гражданской войны, а также приоритет возведения объектов тяжелой промышленности над гражданским строительством и легкой промышленностью, привели к острому жилищному кризису в Советской России. Еще одной его причиной стал рост городского населения, вызванный интенсивными процессами урбанизации. По данным челябинского горсовета в 1929-1930 гг. в Челябинске проживало 107,6 тыс. чел., а в 1932-1933 гг. уже 207,3 тыс. [2].
В этот же период была сформулирована новая модель человеческих взаимоотношений, связанная с переориентацией быта от семейного к общественному [6]. Идеальным вариантом расселения считались появившиеся в 1918-1919 гг. дома-коммуны, призванные стать образцовыми домами для трудящихся и школой коллективизма, освободить женщину от рабского домашнего труда, приучить людей к самоуправлению и способствовать отмиранию семьи и переустройству быта. Об условиях жизни думали в последнюю очередь. Большие кухни и ванные комнаты часто превращали в жилые помещения, что мешало поддержанию элементарной гигиены и людей, и жилища.
Однако попытки реализовать идеи "коллективной жизни" на практике провалились: строительство домов-коммун оказалось делом дорогим, общественные
столовые пустовали, в прачечных была очередь на месяц вперед. Уже в 1931 г. власти признали, что игнорировать существование семьи нельзя. И хотя ликвидация частного домохозяйства и семьи остались в проекте построения коммунистического общества, она откладывалась на неопределенное будущее, а в настоящем утверждалась необходимость строительства жилищ "переходного периода", где "формы обобществления быта могут проводиться только на основе добровольности" [3]. За исключением новых промышленных центров, большинство коммуналок тридцатых годов были не построены, а переделаны из старых отдельных квартир из-за элементарной нехватки жилья. Официально индустриальный авангард имел преимущества при распределении жилья, но на практике это было трудно реализовать, так как города переживали острую нехватку жилых площадей. Например, в Челябинске на одного взрослого человека в 1930 г. выделялось 3,5 кв.м. [2].
Еще меньшими удобствами обладали новые индустриальные города. Если население старых промышленных центров жило, главным образом, в коммуналках, то на новостройках положение с жильем было катастрофическим: рабочие жили в землянках, палатках или бараках по нескольку семей в комнате. Так коммуналка Магнитогорска 1930-х гг. была больше похожа на барак. Она представляла собой ряд комнат, не всегда даже разделенных дверью, где жили совершенно чужие друг другу люди, с общими душевой, туалетом и кухней (иногда на 80 квартир), что порождало повседневные конфликты среди жильцов. Американский рабочий, Джон Скот, проживший в Магнитогорске пять лет, так
описывал барак рабочих и строителей Магнитогорского Металлургического
комбината: "низкое деревянное беленое здание, двойные стены проложены соломой. Крыша, крытая толем, по весне протекала. В бараке было тридцать комнат. В каждой жильцы установили маленькую кирпичную или железную печку, так что, пока были дрова или уголь, комнаты можно было отапливать. Коридор с низким потолком освещался одной маленькой электрической лампочкой. В комнате на двух человек размером шесть на десять футов имелось одно маленькое окошко, которое заклеивали газетами, чтобы не дуло. Там стояли небольшой стол, маленькая кирпичная печка и трехногий табурет. Две железные койки были узкими и шаткими. На них не было пружинной сетки, только толстые доски лежали на железном каркасе. В бараках не было ванных, водопровода, по-видимому, тоже. Кухня имелась, но в ней жила одна семья, поэтому все готовили на своих печках" [6]. Можно предположить, что иностранного специалиста поселили в лучший барак, а среднестатистические условия жизни были гораздо хуже.
С 1941 г. в связи с началом войны, происходит количественное и качественное изменение демографической ситуации в нашей области. Мобилизация мужчин призывного возраста сократила долю трудоспособного населения, но не уменьшила его в целом, так как на Урал стали прибывать потоки эвакуированных, депортированных и военнопленных людей. По сравнению с 1939 г. городское население Челябинской области к 1944 г. увеличилось на 45,6% и достигло 1540 тыс. чел. В военный период в Челябинск было эвакуировано около 200 тыс. человек, в Магнитогорск 27 тыс. чел., и конечно, это только усугубило имеющиеся жилищные проблемы [4, 9].
В связи с началом войны, гражданское строительство было сведено к минимуму. Многоэтажные дома в 1930-е гг. оставались редкостью, и чтобы расселить прибывших, строили более основательные - кирпичные и деревянные, отличавшиеся от бараков наличием вторых этажей. Большинство рабочих жили в "самострое", как называли засыпные, вросшие в землю строения. Прибывших людей размещали в красных уголках, во Дворце культуры, использовались складские и подвальные помещения. Последних прибывших
ленинградцев (семьи работников Кировского завода) на несколько месяцев разместили в спортивном зале школы № 48, о чем сейчас свидетельствует мемориальная доска.
Для решения вопроса расселения эвакуированных, были предприняты три вида мероприятий. Прежде всего, продолжалась практика уплотнения имеющегося жилищного фонда. Так в военные годы санитарный минимум жилплощади доходил до 2,5 кв. м. По оценкам специалистов, жилищный фонд Челябинска на 1 июля 1941 г. составлял 1131,3 тыс. кв. м, и за счет уплотнения можно было высвободить 150-170 тыс. кв. м жилплощади. Еще одна, менее популярная мера - выселение из городов в сельскую местность ряда семей, либо не связанных с производством (в этом случае им выплачивалась стоимость освобождаемой жилплощади), либо
"неблагонадежных" по своему социальному положению. И, наконец, несмотря на перепрофилирование строительных отраслей на военные нужды, в тыловых районах предпринимались попытки возведения жилья. Принимая во внимание трудности военного времени, предлагалось строить в основном жилье упрощенного типа: бараки, землянки и т. д. Но и эта задача оказалась трудновыполнимой [5, 7].
Взаимоотношения местного населения и эвакуированного складывались непросто. Многие вспоминают доброту и сочувствие с которыми относились к эвакуированным. Поскольку в большинстве семей отцы и сыновья уходили на фронт, часть Челябинцев сами предлагали жилье для приезжих. В то же время, некоторые очевидцы отмечают отношение к ним как к "чужакам". Наталья Багрецова так описывала общение прибалтийцев и жителей поселка Увелка: "Наши отношения с увельским населением складывались не совсем гладко. Нас встретили доброжелательно, с сочувствием спрашивали о бомбежках, и даже неудобно было признаваться, что мы ни одной не пережили. С интересом к нам приглядывались. Вероятно, мы казались им странными. Одеты хорошо. На работу устраиваться не спешат. Ходят по поселку, прогуливаются. Недовольны, что нет уборных. На станционном базарчике, не торгуясь, платят за литр молока и три, и четыре, и пять, и даже семь рублей. А когда мы распределились по квартирам и выяснилось, сколько некоторые навезли добра (например,
шелковых комбинаций, которых увельцы не только не нашивали, но и не видывали никогда), то стало ясно: буржуи недорезанные" [1].
Таким образом, в данный период, в связи с указанными выше причинами, коммунальное жилье превращается в некий социокультурный феномен. Во-первых, оно становится преобладающим типом жилища в больших городах и, во-вторых, перестает восприниматься как временное бытие. Можно согласится с Ш. Фицпатрик, что коммуналки
были не просто проклятием советской системы, но и образом жизни: где-то они становились источником не только вражды и нервных срывов для их обитателей, но и взаимопомощи и взаимопонимания [10]. Огромный поток переселенцев привел к тому, что с учетом личных домов, которые в предвоенный период составляли около трети городского жилищного фонда, около половины городских семей (а в крупных городах больше) не имели изолированных жилищ и вынуждены были жить без элементарной бытовой изоляции.
Список литературы
1. Багрецова, Н. Челябинск, сороковые / Н. Багрецова // История людей на Южном Урале: альманах. - Челябинск: Изд. дом "Губерния", 2005. - Вып. 1. - с. 223-431.
2. Из постановления президиума челябинского горсовета о развитии Челябинска, как индустриального центра. -Летопись Челябинской области. Сборник документов и материалов II том. - Челябинск, 2008. -с. 330
3. Меерович М.Г. Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 гг. - М., 2008. - с. 127
4. ОГАЧО. - Ф. Р-804. - Оп. 14с. - Д. 1. - Л. 20-22.
5. ОГАЧО. - Ф. П-288. - Оп. 4. - Д. 164. -Л. 28.
6. Орлов И.Б. Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления. М. 2008 г. - с. 84
7. Потемкина М. Н. Эвакуационно-реэвакуационные процессы эваконаселение на Урале в 1941-1948 гг: Дис... доктора. ист. наук.. Екатеринбург. 2004 -с. 124
8. Скотт Д. За Уралом (американский рабочий в городе русской стали). - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991. - с. 39-40
9. Спецпроект "Эвакуация". [Электронный ресурс] URL: http://mediazavod.ru/articles/152478 (Дата обращения 24.04.2015).
10. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. - с. 48-49
THE LIVING CONDITIONS OF THE INHABITANTS OF THE SOUTHERN URALS: FROM
PEACEFUL LIFE FOR MILITARY TESTING
I. V. KUZNETSOVA, MSTU, Magnitogorsk, Russia e-mail: nysik-delfin@ya.ru
Abstract
The paper considers the impact of the housing crisis that emerged in the 1920-30s. in the USSR, on the daily life of the inhabitants of the Southern Urals, changes in daily practice due to the beginning of the Great Patriotic War.
Keywords: housing crisis, evacuation, communal apartment.
