CC BY
114
УДК 821.161.1 ЖЕНСТВЕННАЯ ИПОСТАСЬ КРАСОТЫ В ПОЭТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ БОРИСА ПАСТЕРНАКА1
Ю.М. Брюханова
В статье представлен один из аспектов комплексного анализа концепции красоты в художественнофилософском наследии Бориса Пастернака. Предмет исследования - художественные образы женской красоты в поэтических и прозаических произведениях Пастернака. Красота в представлении поэта -категория витальная, отличающаяся амбивалентными качествами, что, в свою очередь, объясняет ее имморальные характеристики. Однако превращение амбивалентного в безусловное благо, согласно воззрениям Пастернака, возможно в случае соединения красоты и любви - основополагающих констант духовного преображения. Тем самым, диалектика красоты в творчестве поэта иллюстрирует закономерности художественного выражения его поэтической философии жизни.
Ключевые слова: русская литература, Борис Пастернак, концепт красоты, художественная философия.
Идея красоты имманентно присутствует во всем творчестве Бориса Пастернака, но непосредственные суждения о красоте, ее особенностях, ее роли обнаруживаются в произведениях поэта нечасто. Однако непреложно одно: наиболее откровенный разговор о красоте Пастернак начинает тогда, когда он говорит о женщине. Можно сказать, что женский образ - это квинтэссенция витальной красоты. Это уточнение не случайно, поскольку концепция красоты в художественном пространстве поэзии и прозы Пастернака строится не на эстетических и не на аксиологических основах, а на утверждении одухотворенной жизненности, т. е. витальности, связанной с творческим потенциалом.
Несмотря на обширный круг работ, посвященных творчеству Б. Пастернака, рассмотрение художественной концепции красоты не становилось для исследователей предметом самостоятельного анализа. Апелляция к доминантным чертам мироощущения поэта (восприятие им жизни как единства, родства, основанного на всеобщей любви) обусловливает толкование пастернаковского феномена красоты через феномен жизни. Жизнь интерпретируется и как «источник вдохновения» поэта, и как «предмет эстетического интереса» [1, с. 311]. В настоящее время мы встретили только одну работу, полностью посвященную рассмотрению особенностей функционирования художественной концепции красоты в творчестве Б.Л. Пастернака (см.: [2]).
В своей статье мы обращаемся к анализу женственной ипостаси красоты в произведениях Пастернака, что является необходимым этапом на пути формирования целостного представления
о концепции красоты в художественно-философском наследии поэта.
Диалектика Красоты.
В русской литературе ХХ века активно происходило переосмысление эстетической аксиологии, складывавшейся на протяжении не одного столетия под влиянием христианской религии и характеризовавшей отношение к красоте как красоте одухотворенной. В русской традиции прочно закрепилось нравственное соответствие Христос - Добро - Красота (художественная квинтэссенция этой идеи воплощена в творчестве Ф.М. Достоевского). Развитие эстетического восприятия в русле духовно-нравственного совершенствования во многом предопределило появление триединства Добра, Истины и Красоты в философии Всеединства Владимира Соловьёва. Рассматривая красоту как одну из фаз триединой идеи, Вл. Соловьёв уточнял, что только «специально-эстетическая форма» отличает красоту «от добра и истины, тогда как идеальная сущность у них одна и та же - достойное бытие или положительное всеединство» [3, с. 216]. Кроме того, идея приобщения к Красоте как духовное преображение активно утверждалась еще с древних времен. Не случайно в древнегреческом языке слова «добро» (ка^) и «прекрасное» (ка1^) созвучны друг другу.
Однако концепт красоты, формирующийся в художественно-философском пространстве произведений Б. Пастернака, не связан тесно с ценностными корреляциями, постулатами нравственности и истинности. В творчестве поэта в первую очередь выстраиваются отношения между такими понятиями, как красота и жизнь. Именно эта взаимосвязь исключает притяжение концептов Красота и Добро, поскольку Красота - реализация силы жизни, а жизнь, как это явственно следует из произведений Пастернака, имеет амбивалентную природу. Поэтому не
1 Работа выполнена в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 годы (№П1021 от 27.05.2010).
кажутся оксюморонными такие определения, как «убийственная красота» («Когда ж твоя стократ прекрасней // Убийственная красота // И только с ней и до утра с ней // Ты отчужденьем облита», [«Из поэмы (два отрывка)», 1917]), «страшная красота» («Что делать страшной красоте // Присевшей на скамью сирени», [«Так начинают. Года в два...», 1921]), «дикая красота» («Вокзал <...> спорил дикой красотой // С консерваторской пустотой», [«Высокая болезнь», 1923, 1928]). Не аксиологические координаты выстраивают отношение к красоте в представлении Пастернака, а иные критерии. Очевидно, что в истинной красоте должно быть движение, борьба, преображение, ведь «корень красоты - отвага» («Осень» («Я дал разъехаться домашним»), 1949).
Для Пастернака красота не ассоциируется с умиротворенным, благостным и тихим наслаждением. Она должна постоянно отстаивать свое право на существование и свободу. Это красота вопреки всему, как описано, например, в стихотворении «Памяти Рейснер» (1926). Лариса Рейснер - «первая и может быть единственная женщина революции» [4, с. 507], «женщина удивительной красоты», как говорил сам Пастернак [4, с. 508]. Сила и красота - то, что делает ее героиней не только стихотворения, но и целой эпохи, по утверждению поэта: «Лишь ты, на славу сбитая боями, // Вся сжатым залпом прелести рвалась. // Не ведай жизнь, что значит обаянье, // Ты ей прямой ответ не в бровь, а в глаз».
Жизнь - начало стихийное, а стихия амбивалентна, поэтому понимание ее должно строиться на анализе оппозиций: созидание - разрушение, движение - материя и т. д. Воплощением антиномичных качеств жизненного, витального начала в контексте реальной истории для Пастернака становится революция. Революцию роднит с жизнью стихийное начало. Стихия же свободна от оценочных категорий, ее нельзя рассматривать с нравственной или эстетической точки зрения. А потому закономерно, что красота - это не антипод, а возможный источник дисгармонии и несовершенства, следовательно, они едины. Об этом писала и А. А. Ахматова: «Когда б вы знали, из какого сора // Растут стихи, не ведая стыда, // Как желтый одуванчик у забора, // Как лопухи и лебеда» («Мне ни к чему одические рати.», 1940). Также и Пастернаку «в ненастьи мерещится книга // О земле и ее красоте» («Памяти Марины Цветаевой», 1943), и вот почему так привлекательны для него картины ливней, гроз, снегопадов.
«Пленница-краса...»
Вероятно, в силу утверждения красоты как силы, не подчиняющейся законам, порядкам, человеку, возникает желание ее поймать, то есть уловить, постигнуть красоту, но в то же время подчинить себе, усмирить. Этот художественный образ перерастает в творчестве Пастернака в самостоятельный сюжетный элемент. В 1931 году в автобиографической повести «Охранная грамота» Пастернак вспоминает свое юношеское увлечение Идой Высоцкой. Говоря об их отношениях, о том, что эти чувства стали во многом причиной поэтического вдохновения Пастернака и его отказа от занятий философией, он писал: «Мои плечи и руки больше не принадлежали мне. Они, как чужие, просились от меня в цепи, которыми человека приковывают к общему делу. Потому что вне железа я не мог теперь думать уже и о ней и любил только в железе, только пленницею, только за холодный пот, в котором красота отбывает свою повинность» [5, с. 185]. Уловить красоту, по-своему «усмирить» ее можно, если заключить в ограниченное пространство художественной формы. Это не уничтожение красоты, а обуздание ее: «Дай запру я твою красоту // В темном тереме стихотворенья» («Без названия», 1956). В этой «темноте» созревает нечто новое, плодотворное. Это попытка поэта придать красоте новую форму, раскрыть ее тайну. Такой образ пленения обусловлен любовным и творческим желанием.
Парадоксально и в то же время органично с желанием заковать красоту в цепи обнаруживается стремление к ее освобождению. Не случайно образ женщины в представлении Пастернака с детства связывался с образом страдания: «Весной девятьсот первого года в Зоологическом саду показывали отряд дагомейских амазонок. <...> Первое ощущенье женщины связалось у меня с ощущеньем обнаженного строя, сомкнутого страданья, тропического парада под барабан» [5, с. 149]. Красота, в которой истребляется жизненное начало, это уже совершенно иная трактовка образа красоты-пленницы, не связанная с творческим преображением и стремлением поэта вместить красоту в художественные формы.
Искушению пленить красоту (истощая ее жизненные силы) противостоит поэтический императив подвига. Эта идея легла в основу центрального стихотворения «Сказка» из «Стихотворений Юрия Живаго», а также предопределила понимание революции поэтом. «Сказка» повествует: «Той страны обычай // Пленницу-красу // Отдавал в добычу // Чудищу в лесу <...> // Змей обвил ей руку // И оплел гортань, // Получив на муку // В жертву эту дань». Помимо естественно напрашивающихся фольклорных мотивов здесь очевидны параллели и с сюжетной
тканью романа: змей-дракон-чудище - это Комаровский, всадник-конный-спаситель - Юрий Живаго, пленница-краса-дева - Лара. Так «Сказка» становится былью о вечном подвиге спасения красоты.
Мотив спасения красоты-пленницы используется поэтом и в художественном описании революции. Женское революционное начало олицетворяет вызов тому миру, который пошел против жизни и красоты, и воплощается в образе страдания, сопряженном с гибелью, жестокостью: «Затворницы ж эти <...> Шли на казнь // И на то, // Чтоб красу их подпольщик Нечаев // Скрыл в земле, // Утаил // От времен и врагов и друзей» - сказано в поэме о женщинах -участницах тайных революционных обществ (поэма «Девятьсот пятый год», 1925-1926) [4, с. 265].
Ел. В. Пастернак в статье «Лето 1917 года. “Сестра моя - жизнь” и “Доктор Живаго”» пишет, что в романе Пастернака революция предстает «как акт мщения обществу и обеспеченности за искалеченную женскую судьбу» [6, с. 165]. Этим увлекает революция поэта: «И так как с малых детских лет // Я ранен женской долей, // И след поэта - только след // Ее путей, не боле, // И так как я лишь ей задет // И ей у нас раздолье, // То весь я рад сойти на нет // В революцьонной воле» («Весеннею порою льда.», 1932). Такое отношение к женщине и революции рождает героически-романтический пафос, связанный с темой освобождения пленницы, подвига ради красоты и жизни. Искалеченная женская судьба - это исковерканная красота, это насилие над жизнью. В первоначальном варианте стихотворения «Весеннею порою льда.» были такие строки: «О том ведь и веков рассказ, // Как, с красотой не справясь, // Пошли топтать не осмотрясь // Ее живую завязь. //А в жизни красоты как раз // И крылась жизнь красавиц. // Но их дурманил лоботряс // И развивал мерзавец».
Красота, с одной стороны, притягательна и захватывающа, с другой - опасна. Революция -это еще и «Жанна д'Арк из сибирских колодниц» с лицом василиска (поэма «Девятьсот пятый год») [4, с. 262]. В ней таится одновременно и сила, и слабость. Антиномичность - ее органическое свойство, как свойство самой жизни. Инициализация главных характеристик красоты помогает сформулировать метод ее познания. Ценность жизни выявляется только через постижение оппозиций: нравственных, духовных, эстетических и т. д. Подобным образом дело обстоит и с понятием красоты. Чтобы познать красоту, необходимо познать ужас бытия, не-красоту.
Как уже было отмечено, красота рождается в борьбе, она раскрывается через противоборство витальных начал. Красота, пытающаяся отрицать саму себя, характеризует образ Лары в романе Пастернака. Лара осознает силу своей красоты, но одновременно видит в ней причину своей слабости. Своей женской красоты она будто стыдилась: «Ей не хочется нравиться, - думал он [Живаго], - быть красивой, пленяющей. Она презирает эту сторону женской сущности и как бы казнит себя за то, что так хороша. И эта гордая враждебность к себе самой удесятеряет ее неотразимость» [7, с. 291]. «Недоверие» к своей красоте - следствие прошлого Лары, ее отношений с Комаровским. Преданность чувствам как собственной сущности бросает героиню в стихию жизни, но это не ошибка, это условие ее вхождения в жизнь, особый ритуал, инициация.
О символе духовной красоты.
Следует сказать, что утверждение независимости красоты от нравственно-оценочных категорий не исключает вовсе ценностные ориентиры в художественно-философской концепции Пастернака. Они существуют и обосновываются причастностью плодотворному жизненному существованию. Женщина связана с ним теснее, чем мужчина, потому что женщина наделена даром нести жизнь в этот мир.
Примечательно, что более всего Пастернак в описании женских портретов концентрирует внимание читателя на женских руках. Эту художественную деталь можно интерпретировать как символ силы жизни, расточающей тепло и любовь. Руки, ладони активно участвуют в тактильном постижении мира, не случайно рука во многих культурах символизирует передачу духовной и физической энергии. Подобную интерпретацию художественного образа можно видеть в произведениях Пастернака: женские руки источают некую силу, они способны успокоить, утешить, защитить. Это образ умиротворения, той духовной энергии, которая передается на уровне ощущений.
Красота женских рук - символ внутренней силы, витальной, нравственной, духовной. Этот момент неоднократно подчеркивается в романе «Доктор Живаго», сцепляя разные картины и сцены. Сравним, например, описание Тони на похоронах своей матери и описание Лары на похоронах Живаго: «Она [Тоня] часами распластывалась на коленях возле покойницы, в промежутках между панихидами обнимая большими красивыми руками угол гроба вместе с краем
помоста, на котором он стоял, и венками, которые его покрывали» [7, с. 87]; «Она [Лара] замерла и несколько мгновений не говорила, не думала и не плакала, покрыв середину гроба, цветов и тела собою, головою, грудью, душою и своими руками, большими, как душа» [7, с. 497] [курсив наш. -Ю. Б.]. Большие красивые руки - образ души, необъятной, живой, спасительной. Это не просто олицетворение души героини или женщины как собирательного образа, это символ высшей благодати, мирволения, которое нисходит свыше. Когда Лара выхаживала больного Живаго, он, не осознавая ясно, что происходит вокруг, роптал на небо за то, что оно отвернулось от него (аллюзия на обращение Христа к Отцу своему во время распятия). Но позже он понимает: «В недавнем бреду он укорял небо в безучастии, а небо всею ширью опускалось к его постели, и две большие, белые до плеч, женские руки протягивались к нему» [7, с. 392]. Здесь возникает образная параллель с известнейшим сюжетом живописи эпохи Возрождения - Мадонна с младенцем (Сандро Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль и др.). Руки Мадонны на всех полотнах -символ благодати и защиты.
Немаловажным фактом является также то, что рука - это символ Бога в христианской Троице (см.: [8, с. 145]). В творчестве Пастернака наблюдается поэтическая реализация выражения «всё в руках Божьих». В упомянутом выше эпизоде Юрий Живаго, приходя в сознание, думает: «Как хорошо было перестать действовать, добиваться, думать и на время предоставить этот труд природе, самому стать вещью, замыслом, произведением в ее милостивых, восхитительных, красоту расточающих руках!» [7, с. 392]. Трудно сказать, к кому в большей степени относится это душевное признание: к Ларе, к природе или к Богу.
Творец-художник в руках Творца-Бога - этот символ исполнения жизненного предназначения и неотвратимости своего пути реализуется и в поэзии Пастернака: «Кончаясь в больничной постели, // Я чувствую рук Твоих жар. // Ты держишь меня, как изделье, // И прячешь, как перстень, в футляр» («В больнице», 1956 г.). Принцип жизни - вбирать и отдавать, чувствовать и творить. Человек сотворен по образу и подобию Божию, а значит, должен служить творчеству, поскольку именно в нем реализуется жизненная энергия.
Итак, рассмотрев художественную реализацию концепта красоты в творчестве Б. Пастернака на примере женских образов, мы пришли к следующим выводам: во-первых, красота -категория не идеальная, она имеет витальную основу, наделена жизненным потенциалом, а потому характеризуется амбивалентными качествами, подобно самой жизни. Во-вторых, амбивалентная природа красоты объясняет ее вненаходимость по отношению к ценностноэтическим координатам. Тем не менее, красота может воплощать в себе божественное начало, идеальное начало в том случае, если в ней реализуется продолжение жизненной силы. Другими словами, если красота дает импульс творению: художественному (например, в поэзии), витальному (рождение новой жизни) или иному. Акцентируя женственную ипостась красоты, поэт раскрывает в очевидной природной связи красоты и любви особую грань - взаимную волю к преображению. Любовь не только условие извлечения красоты из плена, её постижения и продолжения в жизни, но и сила, превращающая амбивалентное в безусловное благо - в том случае, если красота нуждается не в поклонении, а в духовном росте любви.
The article is devoted to a phenomenon of beauty in art and philosophy system of Boris Pasternak. The theme of beauty is considered on the example of analyzing female images in Pasternak’s prose and poetry. In his works the concept of beauty is based on vitality and characterizes as ambivalent and immoral phenomenon. From Pasternak’s point of view ambivalent features will turn into absolute good if beauty and love (constants of moral improvement) couple. So dialectics of beauty in Pasternak’s creation shows regularities of his philosophy of life.
The key words: Russian literature, Boris Pasternak, concept of beauty, art philosophy.
Список литературы
1. Альфонсов В. Поэзия Бориса Пастернака. Л.: Сов. писатель, 1990. 368 с.
2. Молчанова А.В. Художественная концепция красоты в творчестве Б. Пастернака: автореф. дис... канд. филол. наук : 10.01.01. Казань, 2010. 20 с.
3. Соловьёв В. Красота в природе // В. Соловьёв / Чтения о Богочеловечестве; Статьи; Стихотворения и поэма; Из «Трех разговоров»: Краткая повесть об Антихристе. СПб.: Худож. лит., 1994. С. 204-245.
4. Пастернак Б.Л. Полн. собр. соч.: В 11 т. М.: СЛОВО/SLOVO, 2003. Т. I: Стихотворения и поэмы 1912-1931. 576 с.
5. Пастернак Б.Л. Охранная грамота // Б.Л. Пастернак / Полн. собр. соч.: В 11 т. М.: СЛОВО/SLOVO, 2004. Т. III: Проза. С. 148-238.
6. Пастернак Е.В. Лето 1917 года. «Сестра моя - жизнь» и «Доктор Живаго» // Звезда. 1990. №2. С. 158-165.
7. Пастернак Б.Л. Полн. собр. соч.: В 11 т. М.: СЛОВО/SLOVO, 2004. Т. IV: Доктор Живаго, 1945-1955. 760 с.
8. Полная энциклопедия символов / сост. В.М. Рошаль. М.: АСТ; СПб.: Сова, 2006. 515 с.
Об авторе
Брюханова Юлия Михайловна - кандидат филологических наук, ведущий инженер научноисследовательской части Иркутского государственного университета. г. Иркутск, ул. Декабрьских событий, 105 В - 119, okt28@yandex.ru, 89500627619.
Yulia M. Bryukhanova
Female beauty in the poetic philosophy of Boris Pasternak
