CC BY-NC-ND
65
М.В. Батшев*
ЖЕНСКОЕ ЧТЕНИЕ НАЧАЛА XIX СТОЛЕТИЯ. ОПЫТ ПРОЧТЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ
В современной отечественной историографии отсутствуют специальные работы посвященные специально женскому чтению первой трети XIX века. Отдельные сюжеты о чтении женщин всплывают время от времени в обобщающих работах по истории чтения в XIX столетии, но практически никогда не затрагиваются вопросы о женском чтении в более ранний период. В своей статье я предполагаю остановиться на круге источников, которые могут помочь в изучении данной темы и показать возможные пути их анализа.
В романе, уже давно ставшим классикой женской литературы, написанном на рубеже XVIII и XIX столетий мы находим не часто встречаемое противопоставление мужского и женского чтения и образования: «По-настоящему образованным может считаться лишь тот, кто стоит на голову выше всех окружающих. Женщина, заслуживающая это название, должна быть хорошо обучена музыке, пению, живописи, танцам и иностранным языкам. И кроме того, она должна обладать каким-то особым своеобразием внешности, манер, походки, интонации и языка -иначе это название все-таки будет заслуженным только наполовину. - Всем этим она действительно должна обладать, - сказал Дарси. - Но я бы добавил к этому нечто более существенное -развитый обширным чтением ум»1. Таков был идеал образованной дамы в английском королевстве. Посмотрим, как образованных, начитанных дам воспринимали в российской культуре. Лучше всего это восприятие отразилось в источниках личного происхождения и произведениях художественной литературы рассматриваемой эпохи.
* Батшев Максим Владимирович - соискатель кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Российского государственного гуманитарного университета. © Батшев М.В., 2008
М.В. Батшев
Для истории любой культуры периода доиндустриального общества характерно преобладание мужчин в процессе получения информации из печатных источников (из книг в нашем случае). Потому сам факт чтения женщинами книг являлся в сознании многих современников-мужчин уникальным общественным феноменом, что отмечают особо наблюдательные российские мемуаристы-мужчины: «В царствование Екатерины, с учреждением народных училищ грамотность начала распространяться несколько более; а с умножением типографий, когда старанием Новикова число книг значительно прибавилось, явились между дворянами порядочного состояния и охотники до чтения. Дамы начали читать романы»2. Схожие свидетельства встречаются и у иностранных путешественников, наблюдавших нравы российского общества рубежа ХУШ-Х1Х вв. Немецкий путешественник Г. Райнбек, который был в России в 1805 г., в своих путевых записках сообщал о том, что для русских дам «чтение стало потребностью, тогда как большинству мужчин оно разве что не так уж противно. Но чтение ограничивается, конечно, по большей части французскими романами, в особенности Вольтера, Руссо, Рейналя, Флориана, Мармонтеля, Лафонтена. Не знать их считается непростительным, тогда как вовсе не позорно так же плохо знать национальных писателей, как писателей Гурона»3.
Этот же мемуарист в другом месте приводит еще одно свидетельство о женском чтении: «Я помню и деревенские чтения романов. Вся семья по вечерам садилась в кружок, кто-нибудь читал, другие слушали; особенно дамы и девицы»4. Правда, в данном случае женщины выступают исключительно в роли пассивных слушателей некого анонимного чтеца мужского пола. Случалось, что и женщины выступали в роли чтецов вслух.
Более развернуто о формировании слоя читателей-женщин говорит один из исследователей конца XIX в.: «К концу двадцатых годов, по крайней мере в столичных достаточных семьях, обучение дочерей было уже не редким исключением», при этом, «не отрицая способностей женщин к наукам, но ограждая ее от вредного их влияния, ей отводилось по преимуществу область эстетики и изящных искусств, к чему и должно было быть направлено ее образование»5.
В Англии к концу XVIII столетия женское чтение стало явлением не экстраординарным, а вполне обыденным: «Ты ведь у нас такая рассудительная девица, читаешь ученые книги и даже делаешь из них выписки»6. Во Франции деятели, связанные с
Женское чтение начала XIX столетия. Опыт прочтения источников
литературным процессом, уже воспринимали женское чтение как отличное от мужского и начинали уделять ему особое внимание. В 1789 г. французский писатель Бернаден де Сен-Пьер выпустил специальное издание своего знаменитого романа «Поль и Виргиния» специально для женщин. Сам он писал об этом «Это произведение, благодарение Богу, нравится женщинам, и я издал его в 1789 году маленьким форматом в 18°, дабы они могли класть его в карман»7.
В России фундамент для развития женского чтения был заложен еще при Петре Великом. Европеизация русского общества, начатая Петром I, не могла не сказаться на положении женщин. В первую очередь это отразилось на женском образовании. Постепенное изменение его содержания происходило на протяжении всего XVIII столетия. О необходимости изменений в образовании благородной женщины говорили еще «птенцы гнезда Петрова». И император не оставался в стороне, издав указ, запрещавший венчать дворянских девушек, которые не могли написать свое имя.
Однако все благие намерения реформаторов первой четверти XVIII в. оставались проектами, пока за их осуществление не взялись энергичная императрица Екатерина II и один из ее наиболее одаренных фаворитов И.И. Бецкой. В 1764 г. они основали при Воскресенском Смольном женском монастыре Воспитательное общество благородных девиц (Смольный институт). Программа обучения в нем включала помимо русского два языка (немецкий и французский), литературу, математику и даже физику. Государственная инициатива была не первой попыткой создания в россии условий для образования прекрасной половины благородного сословия. Еще при императрице Елизавете с 1749 г. в столице и крупных городах начали возникать частные пансионы, которые со временем успешно конкурировали с институтской формой женского образования. К концу XVIII-началу XIX в. их было несколько десятков в Петербурге, полтора десятка в Москве и ряд в крупных провинциальных городах8.
В учебных программах этих пансионов и Института благородных девиц значительное место уделялось изящной словесности. Это оказало решающее влияние на формирование у прекрасной половины первенствующего сословия привычки к чтению. Привычка читать (не только религиозные тексты), сформировавшаяся как необходимое условие для успешного завершения образования, постепенно трансформировалась в устойчивую потребность, которая сохранялась и после завер-
М.В. Батшев
шения образования, а с течением времени и вовсе превратилась в необходимую и обязательную составную часть образования и повседневной жизни дворянской барышни.
О женском чтении и его различных аспектах много информации можно найти в источниках личного происхождения. В женских письмах встречаются тонкие наблюдения, которые не всегда находят место в мужских эпистоляриях. Так, княгиня E.H. Мещерская в письме к поэту И.И. Дмитриеву рассказывает об успехе в обществе первого русского романа-бестселлера: «Куда ни придешь везде говорят об Иване Выжигине - но редко с похвалою; куда ни взглянешь - в гостиных, в дамских комнатах, везде увидишь Ивана Выжигина даже с разрезанными страницами, занимающего почетное место на столах»9. Отметим важнейший для нас нюанс: перед нами редчайшее свидетельство эпохи, где автор письма прямо указывает, что модная книга не просто лежит в доме на видном месте, как знак того, что хозяева дома, как все, не отстают от моды, в данном случае книжной, а рассказывает своему адресату, что страницы в книгах разрезаны, следовательно, книгу читали.
В мемуарах С.В. Капнист-Скалон встречаем рассказ о необходимости и пользе чтения при довольно оригинальных жизненных обстоятельствах, которые способствовали приобретению детьми привычки к чтению: «наталья Митрофановна была в такой доверенности у матери нашей, что надо было иногда, чтобы получить что-нибудь, сначала угодить ей, читая любимые ее повести Геснера - «Авелеву смерть» и пр.»10 В другом месте мы встречаем рассказ о влиянии чтения на ее мировосприятие. Правда, здесь инициатором чтения выступает отец мемуаристки: «Заметив, что я некоторым образом страшусь смерти, он старался представить мне ее в самом отрадном виде и для большего убеждения и для примирения с нею велел прочесть мне Юнговы Ночи и в особенности статью о бессмертии души. Чтение это имело, точно, надо мною самое благодетельное действие и как бы примирило меня с смертью»11.
На рубеже столетий во многих имениях начинали появляться библиотеки: у кого - побогаче, у кого - победнее: «У нас была маленькая детская библиотека с m-me Genlis, Ducray-Duminil, и другими, и мы в свободные часы и по воскресеньям постоянно читали. Любимые сочинения были: «Вечерние беседы в замке», «Вечер в хижине»»12. Случалось, что библиотека одного имения, где были дочери подросткового возраста и гувернантка, которая учила их, используя доступные книжные богатства, являлась
Женское чтение начала XIX столетия. Опыт прочтения источников
центром притяжения для соседей, где не было своих библиотек и домашних учителей: «Посторонние посетители допускались только те, которые сами хотели заниматься. Так, входила к нам Прасковья Александровна и училась с нами английскому языку... Бывала также у нас Катерина Ивановна Муравьева, фрейлина великой княжны Екатерины Павловны, и читала нам романы Ducray-Dumini»13.
При анализе мемуаров встречаются свидетельства того, что сознание мемуаристок проецирует взрослые ценности и представления на события детства. Характерный пример в воспоминаниях Смирновой-Россет об особенностях обучения в Смольном институте: «В большом классе учителем французского языка был Mr. Borde, пустой и дрянной французишка, человек, лишенный вкуса, и мы даже не знали лучших стихов расина и Корнеля; а повторяли стихи из «Jardin de Lille» и «Le Trone de Panesigna» и «Boileau»»14.
Многие мемуаристки отмечают, что интерес к чтению у них просыпается с очень юного возраста: «Несмотря на постоянные веселости, обеды, балы, на которых я присутствовала, мне удавалось удовлетворять своей страсти к чтению, развившейся во мне с пяти лет. Я все читала тайком книги моей матери»15.
В юном возрасте к чтению приобщались благородные барышни не только в России. Графиня Потоцкая вспоминала: «Я росла совершенно одна. В свободное от занятий время я могла общаться со старшими, передо мной были только хорошие примеры, я читала книги только серьезные, при мне говорилось всегда о вещах вполне благопристойных, но при этом я всегда угадывала то, что от меня старались скрыть»16.
Привитая при хорошем образовании привычка к чтению приводила юных барышень к зависимости от книг. Книги становились предметом первой необходимости. «Я скучала в Царском, не имея книг», - пишет А.О. Смирнова-Россет17.
В воспоминаниях А.П. Керн мы находим свидетельства того, что в провинции не стеснялись в целях самообразования читать рукописные копии книг, которых по финансовым или иным причинам не могли себе позволить иметь в печатном варианте: «Один офицер стоявшего в Лубнах полка, Брозин, переписал на память часть Демустье «Письма к Эмили о мифологии» для моей матери, когда она потеряла ее и очень об этом сожалела. Подобным образом тогдашняя молодежь знала все науки»18.
Взаимоотношения образованной женщины и изящной словесности крайне многогранны. В источниках личного происхождения
М.В. Батшев
встречаются самые причудливые формы этих взаимоотношений. Так, А.О. Смирнова-Россет, рассказывая в мемуарах о неподобающем, с ее точки зрения, чтении своего отчима, сводит с ним свои детские счеты: «Арнольди читал «Выжигина» и очень ценил этого подлеца. Говорил, что зачитывается «Северной пчелой», а особенно фельетоном Бранта. Пушкина он ни в грош не ставил, говорил: «Скверный, вольнодумный мальчишка!» Вот вкус!»19 она же пишет, что женщины любого социального статуса следили за новинками изящной словесности. Мемуаристка отмечает общие литературные пристрастия свои и императрицы Александры Федоровны: «Она не была красива, но привлекательна, восхитительно носила шаль, она не была помолвлена и сказала, что у нее был стол розового мрамора с черными прожилками, розовый, как юность, и с черными прожилками, как юность». Эта фраза и мне нравилась в моей юности, и у императрицы Александры Федоровны был такой стол; она мне сказала: «Моя дорогая, это стол как у Валерии»»20.
образованные женщины той эпохи заложили основы будущего мировосприятия русской интеллигенцией простого народа. они часто старались приобщить своих крепостных и дворовых к грамоте, научить их читать. Случалось, что это находило отражение в таких редких для первой половины XIX в. источниках, как воспоминания крестьян: «Поселяясь в усадьбе, мы нередко развлекались чтением романов. Барышня читала их вслух, а я слушала, и обе мы над ними плакали. Да и книжки-то прежде были такие чувствительные, каких нынче не найдешь. Почитайте-ка «Мортимера и Амниту» или «дельфину», так и сами расплачетесь! она ставила себя в роль главной героини и хотела верить, что благосклонная судьба, в надлежащее время уже недалекое, сама приведет к ней ангелоподобного героя. Я же не увлекалась романом, как чужой жизнью, не мечтала ни о чем для себя, а для нее желала только доброго и хорошего мужа»21. основная ценность приведенного мемуарного отрывка в подробном рассказе о непростом эмоциональном восприятии прочитанных литературных произведений. отметим абсолютно одинаковую эмоциональную реакцию представительниц разных сословий на сентиментальную литературу первой трети XIX столетия - «и обе мы над ними плакали». Выделим и второй момент типичной женской сублимации с помощью литературного произведения - «она ставила себя в роль главной героини».
Кроме источников личного происхождения, вышедших из-под женского пера, для изучения женского чтения могут при-
Женское чтение начала XIX столетия. Опыт прочтения источников
годиться и тексты, опубликованные в периодических изданиях первой трети XIX в. (критические статьи, так и редакционные документы программного характера, опубликованные в периодических изданиях).
Российские издатели приблизительно с 20-х гг. XIX в. разглядели в женщинах отдельную целевую читательскую аудиторию. С ориентацией на интересы дам начинает складываться отдельный сегмент тогдашнего книжного рынка - рынок альманахов.
Почему мы считаем основой читательской аудитории альманахов женщин? Для ответа на этот вопрос обратимся к самим альманахам. На этот вопрос нам помогут ответить обращения к читателям, имеющиеся в каждом альманахе. Первыми новую читательскую аудиторию разглядели издатели знаменитой «Полярной звезды», самого популярного альманаха первой половины 20-х гг. XIX столетия: «Не пугая светских людей сухою ученостью, она проберется на камины, на столики, а может быть на дамские туалеты и под изголовья красавиц»22. Им вторили и другие издатели, вынося адресата своего альманаха уже в название. Так, С.Н. Глинка назвал свой альманах «Московский альманах для прекрасного пола на 1826 год». Издатель еще одного альманаха обращался в предисловии к дамам: «В знак моего искреннего усердия приношу вам в дар - если не все прекрасное, по крайней мере некоторое, по крайней мере все, что пламенная моя угодливость прелестному полу вашему могла иметь прекрасного»23.
Остановимся на художественной литературе как историческом источнике для изучения женского чтения. В повседневной жизни человека рубежа XVIII-XIX вв. коллективное чтение вслух было очень распространенным явлением. Художественные произведения рисуют нам этот процесс скорее как элемент традиционного проведения свободного времени, а не как процесс получения информации.
В центре нашего анализа будут известные произведения Д. Остен «Гордость и предубеждение», «Чувства и чувствительность» и роман в стихах A.C. Пушкина «Евгений Онегин». Можно найти ряд общих черт в характерах героинь A.C. Пушкина и Д. Остен. И те и другие происходят из провинциальных дворян. И Татьяна и Элизабет не единственные дети у своих родителей, и та и другая в силу жизненных обстоятельств много времени проводят за книгами. Вот на этом мы и остановимся подробно. Посмотрим, что они читали, при каких обстоятельствах и как их чтение воспринимали окружающие.
М.В. Батшев
Английская барышня воспринимала свою привычку к чтению не как что-то необыкновенное, а как просто один из способов времяпрепровождения. «Мне нравятся разные вещи, и я не так уж много читаю»24, - отвечает главная героиня романа Джейн Остен на упрек знакомых в пристрастии к чтению и презрении к карточной игре. Привычку к чтению героиням романа Дж. Остен прививает отец, а не мать, чье умственное развитие автор романа рисует очень невысоким.
Основу репертуара чтения барышень, что в Англии, что в России, составляли романы. В России это становилось распространенным с рубежа ХУШ-Х1Х вв. Для середины XVIII в. были характерны иные представления о чтении: «Ежели тебе будут предлагать книги какие-нибудь для прочтения, то не читай, пока не просмотрит мать твоя»25.
Если внимательно прочитать пушкинские строки, то можно понять литературные пристрастия Татьяны: «Теперь с каким она вниманьем / Читает сладостный роман, / С каким живым очарованьем / Пьет обольстительный обман! / Счастливой силою мечтанья / Одушевленные создания, / Любовник Юлии Вольмар, / Малек-Адель и де Линар, / И Вертер, мученик мятежный, / И бесподобный Грандисон, / Который нам наводит сон, - / Все для мечтательницы нежной / В единый образ облеклись / В одном Онегине слились»26. Как видно, у Татьяны сформировалось восприятие окружающего мира и противоположного пола под влиянием прочитанных произведений художественной литературы, и ее восприятие находится вполне в русле мировосприятия ее матери тоже сформированного под влиянием романов, хотя и непрочитанных: «Она любила Ричардсона / Не потому, чтобы прочла, / Не потому, чтоб Грандисона / Она Лавласу предпочла; / Но в старину княжна Алина, / Ее московская кузина, / Твердила часто ей об них».
Заметим еще, что Пушкин указывает на разницу между мужским и женским чтением. Причем разница эта, по мнению поэта, проходит не на каком-то высоком интеллектуальном уровне, а на уровне физиологического восприятия: «И бесподобный Грандисон, / Который нам наводит сон».
Авторы художественной литературы не обходят своим вниманием совместное мужское и женское чтение. При этом весьма любопытное указание на смешение женских и мужских культурных практик на почве совместного чтения можно встретить в уже упоминавшихся романах английской писательницы. Там представлен широкий спектр оценок женского чтения.
Женское чтение начала XIX столетия. Опыт прочтения источников
«Что вы думаете о книгах? - спросил он с улыбкой.
- О книгах? О нет, я уверена, что мы с вами одних и тех же книг не читали. И, уж во всяком случае, не испытывали при чтении одинаковых чувств.
- Мне жалко, что вы так думаете. Но даже если бы вы были правы, тем легче нам было бы найти тему для разговора. Мы могли бы сопоставить различные мнения»27.
«Но если бы его любила я, у меня сердце разбилось бы, едва я услышала бы, как мало чувствительности в его манере читать»28. И чуть раньше в том же произведении про необходимость одинакового подхода к чтению как одном из необходимых условий для счастливой супружеской жизни: «Я не могла бы найти счастье с человеком, чей вкус не во всем совпадал бы с моим. Он должен разделять все мои чувства. Те же книги, та же музыка должны ровно пленять нас обоих»29.
Похоже в «Евгении Онегине»: «Он иногда читает Оле / Нравоучительный роман, / В котором автор знает боле / Природу, чем Шатобриан, / А между тем две, три страницы / (Пустые бредни, небылицы, / Опасные для сердца дев) / Он пропускает покраснев»30. Отметим, что молодой человек, ухаживающий за понравившейся ему девушкой, считает себя вправе при совместном времяпрепровождении читать ей не весь роман, а только те его места, которые подходят по его мнению для чтения юным особам.
Еще в одном произведении Джейн Остен «Эмма» есть весьма подробный рассказ об отличии мужского чтения от женского. Здесь мы впервые встречаем критерии, по которым это чтение различается. Автор приводит пример типичного читательского репертуара мужского и женского чтения. «Он читает «Земледельческие ведомости» и другие книжки, сложенные на диванчики у окна, - эти он читает про себя. А по вечерам, прежде нежели нам садиться за карты, читает вслух «Извлечения из изящной словесности» - чудо как интересно. «Векфильдского священника» он читал, я знаю, а такие книжки, как «Лесной роман» и «дети аббатства», - нет. Про эти книги он и не слыхивал, покуда я не помянула их, но теперь непременно постарается раздобыть их как можно скорее»31. В приведенном фрагменте мы видим модель поведения английского джентльмена при совместном времяпрепровождении с дамами. В силу надобности он обязан быть в курсе различных земледельческих и агротехнических новинок, обязан знать классические произведения изящной словесности, но далеко не всегда успевает следить за современными ему модными романами.
М.В. Батшев
Как видим, эмоциональность и тонкая чувствительность являются обязательными чертами положительного (идеального) героя литературного произведения рубежа XVIII-XIX столетий, будь то произведение, написанное в России или Англии, женщиной или мужчиной.
В практике ухаживания молодого человека за понравившейся барышней литература и совместное чтение занимали устойчивое положение: «Мы часто проводили время вместе, когда матушка нуждалась в твоих нежных заботах. Вот таким образом мне открылись его нравственные понятия, его мнения о литературе, об истинном вкусе. И я возьму на себя смелость утверждать, что ум его превосходно образован, любовь к чтению глубока, воображение богато, суждения остры и верны, а вкус тонок и безупречен»32.
При расставании барышня и ее возлюбленный вспоминали совместно прочитанные ими книги: «В книгах, как и в музыке, она искала мук, которые приносит сравнение счастливого прошлого с горьким настоящим. Она не читала ничего, кроме того, что они читали вместе»33.
особая ценность художественной литературы как исторического источника заключается в том, что ее авторы, решая локальные художественные задачи, иногда сообщали определенные детали, которые самые образованные мемуаристы подчас сочтут незначительными или неприличными.
Покажем это на примере творчества дяди А.С. Пушкина - Василия Львовича. Речь пойдет о его знаменитой поэме «Опасный сосед». В содержащемся там описании московского веселого дома отметим один момент, который до этого не встречался нам ни в художественной литературе, ни в мемуарных источниках: обитательницы веселого дома, явно происходившие не из благородных слоев общества, в ожидании клиентов предавались чтению художественной литературы: «Лежали на окне Бова и Еруслан. / Несчастный Никанор, чувствительный роман, / Смерть Роллы, Арфаксад, Русалка, Дева Солнца»34. Приведенный репертуар чтения московских жриц любви начала XIX столетия говорит о многом. В первую очередь, отметим, что женщины, даже находящиеся на самом дне общества, читают. Понятно, что не стоит ожидать от таких барышень чтения, аналогичного репертуару воспитанниц института благородных девиц. Книги, с которыми барышни коротают время, - это произведения народной лубочной литературы: «Знатная сказка о славном и храбром витязе Бове королевиче», «Сказка о царевиче Еруслане Хиразовиче, сильно могучем богатыре».
Женское чтение начала XIX столетия. Опыт прочтения источников
Как видим, русская женщина первой трети XVIII в. была довольно активно вовлечена в современное ей «литературное поле» в качестве потребителя литературного продукта. Наиболее продвинутые производители книжной и литературной продукции начинали рассматривать дамскую аудиторию как отдельную целевую группу и, соответственно, ориентироваться на удовлетворение потребностей этой аудитории. Это еще не специальная женская литература, но уже начинается осмысление того, что читательская масса в России неоднородна.
При этом женщины, принадлежавшие к разным социальным слоям, если они обучены грамоте, могли проводить свободное время за чтением. Отметим, что и репертуар их чтения крайне различен, он принадлежит к двум параллельным дискурсам русского литературного поля (дискурсу «народной (лубочной) литературы» и дискурсу литературы для благородного сословия, (высокой) литературы). Для того чтобы узнать, что читательницы при этом чувствовали и при каких обстоятельствах читали те или иные книги, нам приходится обращаться к произведениям художественной литературы того времени. наряду с этим необходимую информацию можно почерпнуть и в источниках личного происхождения (письмах, дневниках, мемуарах).
Примечания
1 Остен Д. Гордость и предубеждение. М., 2005. С. 39.
2 Дмитриев М.А. Московские элегии: Стихотворения. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1985. С. 152.
3 Цит. по: Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении. М., 2001. С. 17.
4 Там же. С. 174.
5 Лихачева Е. Материалы для истории женского образования в России (1796-1828). СПб., 1893. С. 265.
6 Остен Д. Указ. соч. С. 7.
7 Цит. по: Литературное наследство. М., 1939. Т. 33-34. С. 76.
8 Озерецкая Ф.С. Женское образование в XVIII в. // Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР, XVIII - первая половина XIX века. М., 1973. С. 133-143.
9 Пушкин и его современники. Пг., 1918. Вып. 29/30. С. 30-31.
10 Капнист-Скалон С.В. Воспоминания / / Записки и воспоминания русских женщин XVIII - первой половины XIX века. М., 1990. С. 296.
11 Там же. С. 321.
12 Керн А.П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1989. С. 122.
13 Там же.
14 Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М., 1988. С. 127.
М.В. Батшев
15 Керн А.П. Указ. соч. С. 113.
16 Мемуары графини Потоцкой, 1794-1820. М.; Жуковский, 2005. С. 36.
17 Смирнова-Россет А.О. Указ. соч. С. 158.
18 Керн А.П. Указ. соч. С. 109.
19 Смирнова-Россет А.О. Указ. соч. С. 123.
20 Там же. С. 130.
21 Воспоминания русских крестьян XVIII - первой половины XIX в. М., 2006. С. 101.
22 Бестужев А. Ответ на критику «Полярной звезды» // Сын Отечества. 1823. № 48. С. 174-175.
23 Венок граций. М., 1829. С. 6.
24 Остен Д. Указ. соч. С. 37.
25 Сабанеева Е.А. Воспоминания о былом // История жизни благородной женщины. М., 1996. С. 37.
26 Пушкин А.С. Сочинения. М., 1958. Т. 3. С. 51.
27 Остен Д. Указ. соч. С. 94.
28 Она же. Чувство и чувствительность. М., 2005. С. 21.
29 Там же.
30 Пушкин А.С. Указ. соч. С. 75.
31 Остен Дж. Эмма. М., 2004. С. 26.
32 Она же. Чувство и чувствительность. М., 2005. С. 24.
33 Там же. С. 99.
34 Михайлова Н.И. Поэма Василия Львовича Пушкина «Опасный сосед». Очерки о дяде и племяннике. М., 2005. С. 14.
