CC BY
204
УДК-809.1
ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ В ТЕТРАЛОГИИ Ф.А. АБРАМОВА «ПРЯСЛИНЬЬ КАК ПРОДОЛЖЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ТРАДИЦИОННОГО ОБРАЗА «ВЕЛИЧАВОЙ СЛАВЯНКИ»
К.М. Карасева
В статье рассматривается вопрос о женских образах в тетралогии Ф.А. Абрамова «Пряслины» как продолжении и развитии традиционного образа «величавой славянки». Последовательно доказывается возможность выстраивания семантико-ассоциативных параллелей между изображенными Абрамовым женскими характерами и типом «величавой славянки», художественно воплощенным в творчестве Н.А. Некрасова. Обозначается концептуальное положение об абрамовских героинях как органичном продолжении и развитии традиционного образа «величавой славянки», в которых слились такие черты, как доброта, самоотверженность, способность к самоограничению и состраданию, жертвенный склад души, несгибаемость характера.
Ключевые слова: «величавая славянка», жертвенность, аскетизм, «внутренняя правда», трудолюбие, конь-судьба.
О русской женщине Ф.А. Абрамов неизменно высказывался восторженно, став единственным русским писателем XX века, предложившим вернуться к матриархату: «Многое, очень многое держится в России на женщине. И не только в деревне, но и в городе. И у меня иной раз даже дерзкая мысль возникает: а не вернуться ли нам к матриархату? Ей-богу!» [1, с. 44].
По нашему мнению, созданные Абрамовым в тетралогии «Пряслины» женские образы, вдохновленные его благоговейным отношением к русской женщине, уникальны. Его женщины-героини подчас обнаруживают нравственное и интеллектуальное превосходство над мужчинами-героями.
Считаем небезосновательным утверждать, что целый комплекс этических проблем в тетралогии «Пряслины» раскрывается посредством изображения женской души. Абрамовские героини, как правило, ведут обыкновенный деревенский образ жизни, который оказывается сродни жертвенному служению. Они имеют твердые нравственные ориентиры - традиционные представления о добре, человечности, совести, долге, самоотверженны, духовно сильны.
Учитывая изложенное, предпримем попытку рассмотреть женскую характерологию в тетралогии Ф. Абрамова «Пряслины» с целью последовательного обоснования утверждения о том, что женские образы Абрамова восходят к традиционному типу «величавой славянки», художественно воплощенному в творчестве Н.А. Некрасова.
Женские образы в изображении Ф.А. Абрамова притягательны не внешней красотой, но внутренней. За внешней простотой героинь тетралогии «Пряслины» скрывается веками накапливаемая мудрость народа, тайна загадочной русской души. Исходя из обозначенного, обратимся к эпизоду «соревнования» между Анфисой Мининой и Марфой Репишной. Именно в этом эпизоде дается такое изображение героини, ряд компонентов которого позволяет выявить как внутренний мир этой женщины, так и ее внешний облик. Внешний облик Марфы Репишной подается главным образом через восприятие другого героя - Лукашина, наблюдающего за необычным «соревнованием» между женщинами. Элементы портретной характеристики героини вводятся в текст порциально: сначала Лукашин видит «величественную Марфу, с непокрытой головой вышагивающую под палящим солнцем», затем ее «угловатое, шелушившееся от загара лицо», наконец, ее фигуру, выпрямленную «во весь богатырский рост».
Отметим расхождения впечатлений Лукашина от фигуры, движений этой женщины и чувств и мыслей, вызванных монологом-исповедью Марфы. Внутренний мир абрамовской героини запечатлен посредством введения в структуру эпизода ее монолога-исповеди. В сменяющих друг друга воспоминаниях, впечатлениях, в воссозданных воображением Марфы картинах предстает «другая» Марфа Репишная. Это не та Марфа, о которой Варвара уверенно говорит: « - Нет, с Марфой земной бабе не тягаться <...> Она идет - земля колыбается, а трава, чего уж, сама со страху клонится» [2, с. 145].
Перед нами предстает женщина, пожертвовавшая собой ради семьи: «<...> К сену надо ехать, а в доме соли ни щепотки. Поглядела я на братьев - хоть бы слово кто сказал: сидят, глаза от
меня воротят. Ладно, говорю, пойду, не маленькая, понимаю - без соли вам не страда...» [2, с. 147]. В такой жертвенности проявляется широкая русская душа.
Вместе с тем необходимо отметить, что в способности героини Абрамова к самопожертвованию можно усматривать возможность реализации личностного потенциала. Такая характерологическая черта абрамовской героини, по нашему мнению, имеет органичную, естественную природу.
В характере Марфы Репишной просматривается одно из коренных свойств национального характера - смиренность, восходящая к народной мудрости. В монологе-исповеди Марфы не выражена мысль о предначертанности жизненного пути. Однако это вполне очевидно: героиня Абрамова исполняет родительскую волю, тем самым принимая судьбу, выбранную для нее родителями. Даже то обстоятельство, что Марфа получает письмо от «старого жениха», в котором он просит ее оставить мужа, не может изменить ее решение.
Отметим, что тяжкая участь Марфы не истощила ее душу, не разрушила неповторимо личное в ней. В этой женщине, напоминающей богатыря, угадывается человек, не растративший себя в суете и мельтешении, сохранивший способность чутко и остро переживать происходящее: «Лукашин сидел не двигаясь. <...> глядя на ее необъятно широкие плечи, на какое-то мгновение заслонившие от него солнце, он вдруг подумал: вот сейчас в этой бабе, такой суровой и непокладистой с виду, ему приоткрылось что-то столь большое и важное, без чего невозможно понять ни русского человека, ни того, что было и будет еще на русской земле.» [2, с. 148].
В контексте обозначенного подчеркнем, что упоминание о сходстве фигуры Марфы с фигурой богатыря несет особую смысловую нагрузку. На наш взгляд, акцентирование такой черты наружности абрамовской героини предстает как симптом ее «внутренней» жизни. Как показывает анализ различных составляющих текста тетралогии «Пряслины», физическая сила Марфы гармонично сочетается с силой духовной.
В данном случае представляется возможным выстроить ассоциативную параллель, которая заставляет соотносить образ Марфы Репишной и традиционный образ «величавой славянки», художественно воплощенный Н.А. Некрасовым: «В беде не сробеет, - спасет, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!». Много испытаний выпало на долю абрамовской героини, но она осталась верна собственным жизненным принципам, в совокупности составляющим народную систему нравственно-этических установок, непреложных жизненных ориентиров.
Нераздельность с природой, чистота помыслов и любовь ко всему окружающему предопределяют внутренний космос абрамовских героинь. Чувством сопричастности природному миру и любви ко всему живому наделена Лиза Пряслина: «<...> За рекой всходило солнце. И Лизка сперва смотрела на солнце из мокрых, сверкающих кустов, а потом выбежала на поле, привстала на носки и радостно, по-детски протянула к нему руки. Давай, давай, красное, разгорайся! Приводи скорее новый день» [2, с. 395].
В портретной зарисовке героини Абрамова выражена «природность» ее натуры: «<...> Глаза зеленые блестят, сарафан морошковый колоколом - сама удаль спустилась на луг» [2, с. 291]. Неоднократно повторяются на протяжении тетралогии «Пряслины» упоминания о зеленых глазах Лизы, которые «сродни всякой лесовине».
С учетом изложенного вполне правомерно говорить о благообразном облике абрамовской героини: зеленоглазая, светловолосая, с мягкой улыбкой и особым взглядом, излучающим свет. Оговорим, что элементы «света» доминируют во внешнем облике Лизы, являясь своего рода ключом к открытию ее внутреннего мира. В одной из глав романа «Две зимы и три лета» находим строки: «Он [Михаил] посмотрел на мать, посмотрел на светлую голову сестры. Лизка еще ниже опустила голову. Светлые и крупные, как дробь, слезы катились по ее пылающим щекам» [2, с. 428 - 429].
Не случайно в данном эпизоде автор использует эпитет «светлый». Функция эпитета такова, что он незримо указывает на невиновность героини в сложившейся ситуации. Михаил смотрит на склоненную светлую голову сестры. Речь идет, конечно же, о цвете волос. Если исходить из того, что действие разворачивается в вечернее время и героиня занимает положение возле окна, то последние лучи солнца, возможно, падают на ее склоненную голову, делая цвет волос ярче.
В словосочетании «светлые слезы» визуализируется одно из значений лексемы «светлый» -«яркий, прозрачный». Общеизвестно, что слезы представляют прозрачную жидкость. Но автору важно сделать акцент на то, что это искренние, «чистые» слезы. В этом случае контекстуальным синонимом слова «светлый» может стать слово «искренний».
По нашему мнению, в облике Лизы Пряслиной воплощен духовно-нравственный народный идеал: «<...> Еще Макаровна, покойница, нахвалиться не могла Лизаветой: «И такая уж у Пряслиных девчушечка совестливая да работящая [подчеркнуто мной. - К.К.]. Золото девка.» [2, с. 433].
В выделенной нами конструкции репрезентированы векторные доминанты воплощения женского характера в деревенской прозе. Как уже отмечалось, герои Абрамова отмечены развитым чувством причастности к общей жизни, роду, стержнем которого является совесть. Полагаем, что категория «совесть» может быть отождествима с категорией «правда», в которой заключен смысл и оправдание человеческого существования. Лиза Пряслина - одна из абрамовских героинь, наделенных потребностью жить «по внутренней правде». И это убедительно доказывает то обстоятельство, что Лиза не смогла отказаться от поступка, диктуемого душевной потребностью, заглушить голос совести в момент подписания письма в защиту Лукашина.
Как нам представляется, в акцентировании чрезмерной работоспособности героини Абрамова подспудно выражена мысль о том, что женское начало непосредственно связано с трудом. От многих поколений предков Лиза унаследовала самозабвенность в труде: «<...> Вот так со всеми этими делами - с мытьем пола, с приборкой стариковского угла, с перебивкой перины -она и проваландалась до двух часов ночи, а там уж и спать некак <...> Лиза привыкла начинать свой трудовой день с первыми дымами на деревне - такая уж работа у доярки <...>» [2, с. 529 -530]. Каждый трудовой день Лизы наполнен множеством дел и в доме, и на колхозной ферме.
Следует отметить, что Лиза Пряслина наделена характером аскетического склада, привычным к скудости условий существования, безмерно выносливым. Достаточно вспомнить эпизоды пребывания Лизы на лесозаготовках в Ручьях. Оказавшись дома, Лиза вспоминает об этом времени следующее. «Лизе вспомнились Ручьи, барак, лесная жизнь. В делянку идешь в потемках, в барак возвращаешься в потемках. Ватник скрипит, как шлея на лошади, - задубел, заледенел: поброди-ка целый день в снегу до пояса. Нет, нет, не сахарная жизнь была у нее на Ручьях» [2, с. 331].
В этой героине Ф. Абрамова визуализируется коренной русский человек, женщина, обладающая несгибаемой силой духа: «<...> Все, все она [Лиза Пряслина. - К.К.] пережила, все вынесла: измену мужа, смерть взрослого сына, немилость старшего брата, позор за
незаконнорожденных детей. Лиза сняла с головы плат, вытерла зажарелое, разъеденное потом и слезами лицо, встала. Нельзя давать волю слезам. Не затем пошла она на Синельгу, чтобы сидеть в лесу да лить слезы» [3, с. 379].
Бесконечная самоотверженность, способность к состраданию, жертвенный склад души отличают Лизу. Через многое пришлось пройти ей в военные и в послевоенные годы, но не очерствела ее душа. По-прежнему героиня излучает внутренний свет, который озаряет дома, поля -все, к чему она прикасается. Самое главное - сердца других людей: «Весть о своем возвращении Лиза подала еще с улицы <...> И что тут поделалось в избе! <...> Все это давно и хорошо
было знакомо Михаилу, и если он кому и удивлялся сейчас, так это себе. Тоже вдруг встряхнулся. <.> Спичка вспыхнула в ту минуту, когда Лиза появилась на пороге. И неизвестно еще, от чего больше посветлело в избе - то ли от пятилинейки, то ли от ее сверкающих зеленых глаз» [2, с. 465].
Забота, сопряженная с самоотдачей, доброта и ласка - с самопожертвованием характеризуют отношение Лизы к семье, дому. С одной стороны, в любви Лизы к Егорше много неожиданного. Михаил Пряслин удивляется тому, как его сестра Лиза - человек удивительной духовной цельности - могла полюбить Егоршу: «<.> Сколько раз Михаил наблюдал за сестрой, когда та начинала говорить о Егорше, а все равно не мог привыкнуть! Лицо вмиг разгорится, разалеется, глаза заблестят <.> Он тысячу раз задавал себе вопрос: чем взял ее этот кабель? За что она его так любит? Неужели за то, что предал ее на другой же день после свадьбы?» [2, с. 465]. С другой стороны, чувства Лизы вполне естественны: она принимает Егоршу чистотой и цельностью собственной натуры, идет навстречу распутному Егорше, движимая потребностью душевной самоотдачи.
В соответствии с исконным народным воззрением смысл и цель супружества в продолжение жизни через физически и духовно здоровое потомство, воспитать которое можно лишь при взаимной поддержке и согласии супругов и в том общем неустанном труде, который диктуется осознанием долга перед детьми [4, с. 91]. С этой позиции показателен следующий эпизод. «Самую желанную, самую радостную картину увидела она [Лиза. - К.К.]: сын и отец. И оба за работой. <.> Самовар шумит, стол накрыт, перина, на которой валялся Егорша, вынесена в
сени. Еще чего? Она то и дело воровато из глубины избы посматривала на заулок. Сидят. Все сидят. И о чем-то, кажется, разговаривают - Егорша даже палец большой поднял. <.>» [3, с. 379].
Сцена, увиденная Лизой Пряслиной, - одна из сцен идиллического семейного бытия. По нашему мнению, в приведенном эпизоде абрамовская героиня предстает как жена и как мать - как женщина в двух характерных для нее ипостасях, для которой вышеобозначенная сцена является «самой желанной», «самой радостной».
Отметим в структуре данного эпизода следующую деталь: находясь в доме, Лиза «воровато <.> посматривала на заулок», где находились муж и сын. Присутствие в «пространстве» текста лексемы «воровато» контекстуально оправдано. Здесь реализуется одно из значений номинации «воровато» - опасливо, осторожно. Такой «осторожный» взгляд Лизы вполне естествен. Она боится разрушить семейную гармонию. И в этом, как нам представляется, следует усматривать утверждение положения героини Ф. Абрамова как женщины, оберегающей семейную гармонию, обусловленного нравственной сущностью женщины.
Как уже отмечалось, образ «величавой славянки» являет собой образ женщины, физически и духовно сильной, самоотверженной, выносливой, женщины, которая «в беде не сробеет, - спасет, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!». В свете вопроса о женских образах в тетралогии «Пряслины» как продолжении и развитии традиционного типа «величавой славянки» концептуально значимым видится образ коня.
Образ коня с древних времен воспринимался многозначительно. В образно-поэтическом строе славянской мифологии конь был советчиком и спасителем человека, провидцем, это был конь-судьба, каждый шаг которого являлся значимым.
«Судьба» - понятие весьма неоднозначное. Мы говорим о судьбе, имея в виду стечение обстоятельств, не зависящих от воли человека, с одной стороны. С другой стороны, мы говорим о судьбе как о доле, участи каждого человека. Но, пожалуй, что бы мы ни имели в виду, главным является независимость происходящего от самого человека. В понимании судьбы как участи, уготованной каждому человеку, актуализуется связь с мифопоэтической традицией.
Традиционно в русской литературе образ коня символизирует судьбу человека. На страницах тетралогии «Пряслины» образ коня сопровождает образы главных героев, поскольку абрамовские герои - крестьяне. Невозможно представить крестьянина, шагающего вдоль пожни, без лошади. Издавна в народном сознании крестьянин, работающий на земле, и его лошадь неотделимы друг от друга.
Именно поэтому образ коня - это символический образ судьбы героев Ф.А. Абрамова. Подчеркнем, что мифологический образ коня как судьбы человека является одним из основных в образной системе тетралогии. Конь, который, всхрапывая, бредет вдоль поля, конь, бегущий рысцой, - все это символизирует разные судьбы разных людей.
Так, Лукашин, бывший фронтовик, прибывший в Пекашино, чтобы агитировать людей, и Анфиса Минина - люди, судьбы которых периодически соприкасаются и обязательно должны пересечься: «Кобылка Анфисы идет нога в ногу с конем Лукашина. Иногда колено Лукашина коснется ее колена. Она наклоняет голову, краснеет. и посылает лошадь вперед» [2, с. 143].
Исходя из вышеобозначенного представляет интерес финальная сцена тетралогии «Пряслины»: попытка поднять и водрузить вырубленного из лиственницы коня с тяжелым охлупнем на свод крыши пряслинского дома стала трагедией - старая веревка не выдержала и конь рухнул на подпиравшую его снизу Лизу. На наш взгляд, в данной сцене обнаруживает себя имплицитная связь между микрообразом деревянного коня и судьбой Лизы Пряслиной: микрообраз коня - это символический образ судьбы абрамовской героини.
Симптоматично, что деревянный конь, некогда украшавший ставровский дом, давно одинок в Пекашино, равно как и сама Лиза. Связь с офицером-постояльцем и рождение детей стало обстоятельством, кардинально изменившим жизнь Лизы. Лиза стала жертвой суда «пекашинской толпы», заклеймившей ее. Брат Михаил и его жена Раиса - самые близкие Лизе люди - отвергли ее.
В разрезе интересующего нас вопроса о женских образах Абрамова как продолжении и развитии традиционного типа «величавой славянки» целесообразно рассмотреть образ Анфисы Мининой. Анфиса - честная, смелая, прямодушная женщина, на хрупкие плечи которой была возложена ответственность за всю деревню: «<.> только теперь она поняла, всем сердцем почувствовала, какой груз взвалили ей на плечи. С этого дня она, малограмотная баба, в ответе за весь колхоз.» [2, с. 42]. Единодушным решением пекашицев был изгнан на колхозном собрании из председателей сталинист Лихачев и избрана главой артели Анфиса Петровна - настоящий
«мирской радетель». Непривычные мысли занимают ее теперь. Назревающие перемены будоражат сознание Анфисы. Как будто ничего и не изменилось в ее жизни, но «шибче бежала по жилам кровь»; «порой даже совестно: у всех война, горе неслыханное, а у нее - наперекор всему - через край хлещет жизнь, и старый, с годами потускневший мир сияет перед ней, как в первой молодости» [2, с. 143].
Подчас Анфисе как руководителю сложно принять решения, идущие вразрез с ее жизненной позицией, которая являет собой исконную жизненную позицию крестьянина. Как сложно начать сев там, «где земля - званье одно <.>». Однако в сознании Анфисы постоянно звучит один и тот же вопрос: «<.> А сколько сверх плана, председатель?» [2, с. 136]. И никто, кроме сеявших, не вспомнит, что «из глотки вынимали да сеяли».
Увидев Анфису работающей в поле, Лукашин возмущается: «<.> И потом эти рассуждения. Запряглась в плуг, а за колхоз дядя будет думать? <.>» [2, с. 53]. Он забывает о том, что Анфиса, прежде всего, представитель крестьянского мира, на протяжении всей истории собственного существования находящегося во «власти земли». Крестьяне как хранители земли не имеют права ослушаться ее повелений.
Как уже отмечалось, Анфиса Минина - настоящий «мирской радетель». В собственных действиях героиня Абрамова руководствуется нормами народной этики. Она осознает собственную органичную связь с деревней, с народом, с землей: «<.> За день она успевала побывать на всех полях и всюду с жаром принималась жать, вязать снопы. И ее присутствие - она это видела - как-то успокаивало, приподнимало людей. <. .>» [2, с. 187].
В таком единении с деревней, с народом, с землей, на наш взгляд, следует усматривать источник жизнестойкости и духовной силы Анфисы и других абрамовских героинь.
Насыщенность жизни Анфисы общественными событиями отнюдь не означает, что она баловница судьбы. Не всегда судьба щедро одаривает человека: «Она хотела только такого -самого простого, самого обыкновенного бабьего счастья, каким обделила ее судьба» [2, с. 164]. Часто воображение Анфисы рисует сцены идиллического семейного бытия: «<.> И ее разгоряченному воображению начали рисоваться картины, одна заманчивее другой. То она видела себя возвращающейся поздним вечером с работы. Навстречу ей бегут босоногие ребятишки. Ее дети! <.> А вот и муж. <.> он взглядом ласкает ее, по-отцовски треплет по головкам детей. Их детей.» [2, с. 164]. Как нам представляется, в таком искреннем желании абрамовской героини утвердить себя в качестве жены, матери, в созданных ее воображением сценах идиллического семейного бытия отражена квинтэссенция трактовки семьи в крестьянской эстетике.
Подчеркнем, что сразу же обращает на себя внимание предельная серьезность и ответственность Анфисы Мининой. Однако никто из ее окружения не может предположить, что эта монашески строгая, гордая женщина мечтает о любовно-семейном счастье.
С приездом уполномоченного райкома Лукашина кардинальные перемены возникают в жизни Анфисы Петровны. Незримая духовная связь возникает между Лукашиным и Мининой. При этом оба всячески сопротивляются натиску любви, столь неожиданно ворвавшейся в их жизнь.
В разрезе вопроса о способности к самопожертвованию как возможности реализации личностного потенциала представляет интерес следующее обстоятельство. Анфиса Петровна терзается вопросом о том, имеет ли она право на любовь, в то время как остальные страдают. Абрамовская героиня терзается сомнениями в правильности, справедливости происходящего: несправедливым видится Мининой то, что именно ей дано испытать настоящую любовь. В данном случае необходимо оговорить, что такие перемены возникают для героини Абрамова уже в зрелом возрасте.
Кроме того, положение Анфисы усугубляется тем, что она является законной супругой Григория, находящегося на фронте. Несомненно, любовная связь Мининой и Лукашина в крестьянском окружении будет расценена как преступная: «<.> Нет, не встречи с мужем она боялась. <...> Но бабы, бабы.. Что скажут ей бабы, с которыми она прошла через все муки войны? Поймут ли ее? Нет, не поймут. <.>» [2, с. 238].
Обретя любовь, счастье, которого Анфиса была лишена, она выказывает равнодушие к власти, данной ей, к карьерному росту - к тому, от чего у нее некогда «шибче бежала по жилам кровь». Для героини Абрамова оказываются предпочтительными иные «роли» - хранительницы домашнего очага, верной спутницы жизни, идеальной матери.
Вместе с тем, как показывает анализ различных сюжетообразующих ситуаций, Анфиса не перестает быть «мирским радетелем», подтверждение чему обнаруживаем, в частности, во
внутреннем монологе Михаила Пряслина: «<...> И, завидев этот знакомый, сверкающий своей белизной платок, Михаил опять удивился Анфисе Петровне. <...> Да, он об этом забыл, а она не забывала. Она помнила [имеется в виду первый сенокос Пряслиных - К.К.] <.> Лизка права была тогда, после собрания, на котором Анфису Петровну сняли с председателей: кабы не она <...>, еще неизвестно, что было бы с ихней семьей. А нынешний выезд на сенокос? Кому они обязаны? Да все ей же.» [2, с. 398].
Оскорбительны наставления Анфисы для Лукашина - председателя колхоза. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что действия абрамовской героини заданы ее исключительной жизненной позицией: «<...> Всю жизнь она за людей своих стояла. С начальством из-за них всегда лаялась, мужа постоянно пилит из-за них <...>» [2, с. 510].
Подводя итоги нашим изысканиям в вопросе о женских образах Абрамова как продолжении и развитии традиционного типа «величавой славянки», считаем правомерным обозначить следующее концептуальное положение. В литературной традиции имеется образ, воплощающий народное представление о русской женщине, - «тип величавой славянки». Образ многострадальной, но не теряющей надежду, измученной, но не сломленной горестями крестьянки восходит к некрасовскому образу русской женщины. На наш взгляд, и Марфа Репишная, и Лиза Пряслина, и Анфиса Минина являют собой органичное продолжение и развитие традиционного в русской литературе образа «величавой славянки», художественно воплощенного в творчестве Н.А. Некрасова. В абрамовских героинях слились воедино такие черты, как доброта, самоотверженность, способность к самоограничению и состраданию, жертвенный склад души, несгибаемость характера.
The question of feminine images in tetralogy «Pryasliny» by Ph.A. Abramov as a continuation and development of traditional image of «majestic Slavic woman» is considered in the article. The possibility is proved of building semantic-associative parallels between the feminine characters depicted by Abramov and the type of «majestic Slavic woman» which was artistically embodied in the poetry of N.A. Nekrasov. Denoted is conceptual attitude about Abramov’s heroines as an organic continuation and development of traditional image of «majestic Slavic woman», in which such features as kindness, selflessness, capability for self-restriction and compassion, sacrificial turn of mind and unbending character are merged.
The key words: «majestic Slavic woman», sacrificiality, asceticism, «inner truth», diligence, the horse-destiny
Список литературы
1. Абрамов Ф. О хлебе насущном и хлебе духовном. М.: Молодая гвардия, 1988.
2. Абрамов Ф. Пряслины: Трилогия. Л.: Лениздат, 1978.
3. Абрамов Ф.А. Пути-перепутья. Дом: Романы: 3-я и 4-я книги тетралогии «Братья и сестры». Ижевск, 1985.
4. Новожеева И.В. Концепция человека в деревенской прозе 1960 - 1980-х годов. Брянск,
2007.
Об авторе
Карасева К.М. - аспирант Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского. 241016, г. Брянск, ул. Кирова, д. 37, кв. 3. [email protected].
