CC BY
163Женщины — трудовые мигранты из Таджикистана (старшая возрастная группа) *
Наталья Зотова
Ключевые слова: адаптация, гендер, гендерные стереотипы, женская трудовая миграция, сети, Средняя Азия, Таджикистан.
Нельзя сказать, что трудовая миграция из Средней Азии в целом, из Таджикистана в частности, не привлекала внимание исследователей. Тем не менее данный феномен пока изучен слабо. Ещё хуже исследована женская миграция из стран Средней Азии в Россию. Как в 1998 году отметила Н. П. Космарская, изученность миграций с позиций гендерного подхода крайне слабая: «...нет ни монографий, ни обстоятельных статей, ни тем более журналов и специальных кон-ференций»1.
С того времени ситуация изменилась сравнительно мало. По-прежнему нет работ, в которых обстоятельно рассматривались бы различные аспекты женской трудовой миграции из Таджикистана, и, шире, из стран Средней Азии в Россию. Собственно говоря, это обстоятельство и послужило главным побудительным мотивом к проведению нашего исследования и написанию предлагаемой статьи. Но прежде чем переходить к изложению полученных нами результатов, вернёмся к ситуации, сложившейся в сфере изучения трудовой миграции из интересующего нас региона.
Что мы имеем на сегодняшний день
Прежде всего надо упомянуть несколько коллективных работ, в которых рассматриваются те или иные проблемы миграции в странах СНГ, в том числе трудовой миграции из Средней Азии в Россию2.
Наталья Александровна Зотова, научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук, Москва.
* Статья написана при поддержке РГНФ, грант № 06—01—00134а.
При их подготовке проводилась обработка доступных статистических материалов, изучались количественные показатели миграции — объёмы миграционных потоков из стран региона в Россию и их динамика. Авторы этих работ оперируют в основном макроэкономическими показателями, их в первую очередь интересует влияние миграции на рынок труда в России, величина и структура денежных переводов из России на родину мигрантов. Интересны выводы и прогнозы, сделанные С. А. Панариным в сборнике статей 2003 года, выделенные им основные тренды, особенности пространственного размещения мигрантов в России. Они продолжают находить подтверждение в дальнейшем развитии добровольной миграции из региона3.
Подробный анализ трудовой миграции из Таджикистана можно найти в одноименной публикации С. Олимовой и И. Боска4. Их исследование остаётся практически единственным, в котором феномен таджикской трудовой миграции проанализирован подробно и комплексно, в масштабах всей страны. В основу этого исследования была положена репрезентативная национальная выборка; авторами получены ценные данные по профилю мигрантов, типам трудовой миграции, особенностям формирования миграционных сетей, экономическому и социальному влиянию миграции на республику. В частности, отмечается, что в структуре трудовой миграции из Таджикистана на долю женщин приходится около 15%5.
Работа Т. С. Каландарова6 посвящена адаптации в России одной только части мигрантов из Таджикистана — памирцев: трудностям сохранения их этнорелигиозной идентичности в принимающем обществе, роли общины в жизни мигрантов. Освещается также история трудовой миграции памирцев в Россию, приводятся сведения о социальной композиции этого миграционного потока, основанные на полевых исследованиях автора.
Как уже отмечалось, гендерный аспект в работах исследователей постсоветских миграций представлен явно недостаточно, хотя по сравнению со временем, к которому относится оценка Космарской, положение немного улучшилось. Пожалуй, из того, что появилось в недавнее время, можно выделить книгу Е. В. Тюрюкановой и М. М. Малышевой7, исследование Д. Полетаева8 да ряд статей, опубликованных в одном из номеров журнала «Диаспоры»9. Еще хуже обстоит дело с изучением женской миграции из Средней Азии. В данном случае можно сослаться на работы по Узбекистану, опубликованные в сборнике «Миграция и рынок труда в странах Средней Азии»10. В них миграция рассматривается с точки зрения разви-
тия трудового потенциала женщин, приводится информация об организованных женщинами НПО и предприятиях мельчайшего и малого бизнеса,. Констатируется наличие значимого тренда к увеличению доли женской миграции в Узбекистане. Авторы резюмируют: «Миграция населения имеет в большей части мужское лицо, однако наметившиеся тенденции последних лет показывают оживление и среди женщин» 11.
Гендерные стереотипы и их изменения
В традиционной системе распределения гендерных ролей в среднеазиатской семье получение дохода, необходимого для её существования и воспроизводства, — задача мужчины. Женщина же выполняет репродуктивные функции, начиная от рождения и воспитания детей и заканчивая ведением домашнего хозяйства, поддержанием жизнеобеспечения семьи. Подобное распределение ролей было жёстко закреплено на протяжении многих столетий, в том числе нормами ислама. Как вскоре после завоевания Средней Азии Россией отмечали В. Наливкин и М. Наливкина, «в домашнем быту сартов-ская12 женщина является хозяйкой и работницей лишь постольку, поскольку это вяжется с основными, касающимися её положениями религии, признающими мужа главой семьи <...> Муж должен добыть деньги или продукты, жена обязана приготовить из них пищу и одежду <...> Такие дела, как торговля, купля и продажа и пр., всегда лежат на мужчине...»13.
После установления в Средней Азии советской власти и проведения ею социальных, экономических, политических реформ наметился некоторый отход от традиционной патриархальной семьи — часть женщин продолжала образование после окончания школы и работала в общественном производстве. Так, например, в Таджикистане в 1995 году доля женщин в общей численности рабочих и служащих составляла 38,5%, причем такой их удельный вес оставался практически неизменным с 1970 года14. Интересно, что по этому показателю Таджикистан очень близок Турции, где доля женщин в экономически активном населении составляла 38% в 1965 году и 37 — в 197015.
Тем не менее среднеазиатское общество сопротивлялось модернизации; в советский период отчетливо проявились устойчивость и живучесть, особенно на бытовом уровне, традиционного образа жизни — иерархичных социальных связей, правовых отношений,
основанных на нормах обычного права и шариата. И в настоящее время большинство населения Средней Азии — это преимущественно сельские жители, воспроизводящие традиционный, во многом патриархальный уклад в быту16.
Вместе с тем население Средней Азии неоднородно, и водораздел внутри него проходит прежде всего по линии «город—село». Для постсоветского этапа развития региона характерны разнонаправленные процессы. В сельской местности отчасти происходило усиление традиционализма. Наиболее характерен данный феномен для современного Узбекистана. С другой стороны, масштабные социальные, экономические и другие потрясения дали старт процессам, ранее не фиксировавшимся в регионе. Во всяком случае, в Таджикистане лавинообразный рост числа мигрантов привел к значимым структурным сдвигам в организации общества, огромная волна мужской трудовой миграции повлекла за собой выезд женщин на заработки в чужую страну.
Наблюдаемое сейчас явление, когда женщина становится «добытчиком» в семье, беря на себя груз ответственности за достижение/поддержание достойного уровня существования её членов, заслуживает отдельного анализа. Хотя выезд женщин из Таджикистана на заработки в другую страну является крайне непривычным для среднеазиатского общества, в целом он укладывается в основные закономерности развития миграционных процессов в мире на рубеже ХХ—ХХ1 веков. Специалисты отмечают, что феминизация миграционных потоков с 1990-х годов становится характерной чертой новейшего этапа развития международной трудовой миграции17.
Феномен женской трудовой миграции ставит перед исследователем целый ряд вопросов. Каким образом происходит слом гендерных стереотипов у женщин Средней Азии? Что служит толчком для принятия решения о работе на выезде? Каким образом происходит адаптация женщин-мигранток в принимающей стране? Какие ресурсы они могут мобилизовать для решения собственных проблем в России? Каким образом складывается их жизнь «на два дома»? И многие другие...
Характеристики изучавшейся группы
В настоящей статье предпринята попытка описать группу жен-щин-мигранток из Таджикистана, торгующих на рынках Самары и Москвы. Группа эта достаточно однородная: состоит из женщин со
сходными жизненными обстоятельствами. Мной анализируются их экономическое положение, стратегии и планы, оценка собственного опыта работы и проживания в России. Были использованы собственные полевые материалы автора — около 20 интервью с женщинами в Москве, Подмосковье и Самаре, проведённых зимой-весной 2005 года. Поиск работающих мигранток осуществлялся на рынках, в мелких торговых точках.
Жизненные стратегии, способы адаптации в России и решения возникающих проблем у большинства проинтервьюированных женщин в Москве и Самаре схожи. Все эти женщины — выходцы из сельской местности, не имеющие хорошего образования и зачастую с малым опытом работы на родине, или без него. Нет в их распоряжении и значимых личных ресурсов для успешной адаптации в чужой стране, поэтому у них не остаётся другого выхода, как использовать ресурсы мигрантских сетей, уже сформировавшихся несмотря на то, что явление женской трудовой миграции — новое для стран Средней Азии. И действительно, при работе на выезде женщины из Таджикистана стремятся встроиться в существующие мигрантские сети, что хотя бы в некоторой степени повышает их защищённость в сложных обстоятельствах, в которые они попадают в России.
Приезд наших респонденток в Россию был обусловлен экономическими причинами — стремлением заработать на неотложные нужды собственной семьи и родственников. Иными словами, они следовали стратегии выживания. Схожим образом формулирует причины приезда Е. В. Тюрюканова18:
«Для трудовых мигрантов “работа на выезде”, как правило, ключевая стратегия, направленная на выживание или поддержание достойного уровня существования для себя и своей семьи».
Женщины, вынужденные зарабатывать в России самостоятельно, в основном относятся к возрастной группе старше 40 лет. Они имеют взрослых детей; есть среди них вдовы, но большинство — замужем. Их семья — родители, мужья, дети — как правило, остаются на родине. Только у некоторых женщин взрослые дети тоже работают в России или собираются в неё приехать. Мужья по разным причинам либо не работают по найму, будучи в основном заняты в собственном хозяйстве и в лучшем случае ограничиваясь случайными несистематическими подработками, либо имеют работу в Таджикистане, но зарабатывают крайне мало. У некоторых женщин мужья
тяжело болеют. Как отметили некоторые респондентки, дома доход их семьи составляет менее 100 сомони в месяц (1000 рублей).
Образование у опрошенных женщин — среднее (8 или 10 классов школы) или среднее специальное (например, медицинское училище). Опыт работы по найму на родине разный, некоторые никогда не работали, вели домашнее хозяйство. У ряда женщин есть опыт работы в больницах в качестве младшего медицинского персонала или на фабрике. Как правило, мигрантки владеют таджикским или узбекским и русским, а зачастую — всеми тремя языками. Те из них, кто недавно приехал в Россию, разговорный русский язык знают плохо, потому что даже во время существования Советского Союза таджички и узбечки крайне редко выезжали за пределы кишлака, в котором вели домашнее хозяйство, а если и работали вне дома, то не в тех трудовых коллективах, где можно было услышать русскую речь.
Решение о выезде женщины принимали, руководствуясь советами и рекомендациями родственников и знакомых. Благо трудовая миграция в Таджикистане настолько распространена, что сейчас в любом кишлаке найдутся люди, работающие или имеющие опыт работы в России. Решившись на отъезд, женщины направляются в те места, где уже работают их земляки, причём не имеет значения, мужчины это или женщины. Другими словами, используются — и с каждым вновь прибывшим расширяются — неформальные миг-рантские сети.
Следует заметить, что эти сети играют чрезвычайно важную роль в жизни мигрантов из самых разных стран и практически в любой стране пребывания. Вот что пишет о них Е. В. Тюрюканова19:
«В последние годы традиционный этнический ресурс, выступающий в форме диаспоры (т. е. некоего общественно-административного института), заменяется похожим по смыслу, но несколько иначе организованным и более гибким сетевым ресурсом. Приезжие все чаще опираются не на помощь диаспоры <...>, а на иммигрантские сети, сложившиеся в основном в последние годы и часто не имеющие стабильного характера <...> Иммигрантские сети — гораздо более подвижное (по сравнению с диаспорой. — Н. З.), неформальное и безличное образование. Обращение к этому сетевому ресурсу сопряжено со значительно большим риском, чем к помощи диаспоры, например, при трудоустройстве».
Не во всем можно согласиться с такой характеристикой сетей. По крайней мере для женщин-мигранток описанного мной типа моби-
лизация сетевого ресурса, даже если она сопряжена с несколько большим риском, чем мобилизация возможностей диаспоры, — самый доступный способ решения проблем адаптации в России. Именно при помощи мигрантских сетей они находят работу и жильё, а в их круг общения в России вовлекается значительное число людей. Во-вторых, вряд ли правильно назвать мигрантские сети безличным образованием. На мой взгляд, они строятся по принципу сот, когда один человек имеет свою «соту» — ближний круг знакомых, земляков и родственников, но эта «сота» обязательно соприкасается с несколькими более дальними, а при необходимости опосредованно через них — с ещё большим количеством мигрантских кругов. В целом ми-грантские сети, в которых действует настоящая система поддержки мигрантами друг друга, формируются по авлодному принципу, достаточно подробно описанному в книге Олимовой и Боска20:
«Огромную роль в принятии решения о выезде, выборе направления миграции, сборе средств для выезда, переправке, поиске работы на выезде, поддержке мигрантских домохозяйств на выезде принадлежит авлоду. До сих пор пережитки авлода — кровнородственной патрилинейной родовой общины — очень сильны в таджикском обществе, особенно в сельской местности. В настоящее время авлод представляет собой патронимическую группу, совокупность родственников, восходящих к одному предку, имеющих общие интересы, нередко совместно используемое имущество и, зачастую, консолидированный бюджет либо согласованные бюджеты».
Срок пребывания в России у женщин разный: от двух до десяти лет. Те из них, кто уже обустроился в стране, помогают советом или делом вновь приезжающим. Так, в Самаре по собранным мной на месте сведениям на городских рынках и стройках работает большое количество мужчин и женщин — выходцев из крупного узбекского селения Кучкак Канибадамского района Согдийской области Таджикистана. И все женщины, с которыми в Самаре проводилось интервью, оказались жительницами одной махалли21 — соседками и родственницами. Они поддерживают друг друга в сложных ситуациях, вместе снимают жильё и решают бытовые проблемы.
Все мои респондентки работали продавцами на рынках; торговали они в основном лимонами, овощами и сухофруктами. Продавцом лимонов устроиться нетрудно; значительно сложнее попасть на «стационарную» точку по продаже сухофруктов. На ней продавщицы работают на себя, то есть являются хозяйками «точки» и платят
администрации рынков только за аренду торгового места. Правда, значительные денежные средства приходится выделять на выплату «дани» тем, кто контролирует рынки — милиции и представителям криминальных структур.
Две подгруппы женщин-мигрантов
В общей массе мигранток-продавщиц они выделяются при внимательном рассмотрении, хотя и с известной долей условности. Между собой эти подгруппы различаются по целому ряду характеристик. Во-первых, по сроку пребывания и работы в России. Во-вторых, по величине заработка, структуре доходов и расходов, величине накоплений. В-третьих, по степени адаптации в принимающей стране и участия в самоорганизующихся мигрантских сетях (иными словами, широтой круга земляков и знакомых в городе проживания). В-четвертых, по оценкам собственного опыта работы в России и по прямо связанными с этими оценками дальнейшими жизненными стратегиями. Причём наиболее важными представляется две первые характеристики; прочие настолько от них зависят, что, зная время пребывания мигрантки в принимающей стране, можно, например, почти безошибочно определить степень её адаптации. Равным образом, имея представление о величине и структуре дохода, нетрудно представить, какая стратегия — отказаться от дальнейших поездок или продолжить их — будет избрана после окончания торгового сезона. Ибо в России начинающим мигранткам выжить в буквальном смысле этого слова, без кавычек, очень непросто, и все их планы на будущее зависят от того, насколько успешными им представляются их первые сезоны.
Соответственно одну подгруппу моих респонденток образуют женщины, приехавшие на заработки в Россию недавно. Чаще всего они работают здесь лишь второй сезон. В структуре торговых должностей, как и в любом месте, существует собственная иерархия, и мигрантки данной подгруппы находятся на низшей ступени своеобразной социальной лестницы.
Чтобы выехать на заработки в Россию, надо иметь деньги на дорогу. Их берут в долг — пусть у родственников и/или знакомых, но отдавать занятое всё равно придётся. А доход от торговли на рынке у первой подгруппы очень низкий. Так, для продавщиц лимонов, торгующих без места, прямо из коробок, чистая выручка в 100 рублей в
день уже считается хорошей. Работают они без выходных, следовательно, их максимальный месячный доход может достигнуть всего лишь 3000 рублей — около 100 долларов.
Существенное значение имеет и то, в каком конкретно городе женщина-мигрант стремится добиться своих целей. Собранные мной материалы показывают, что в целом в этом отношении Самара оказывается для мигранток более выгодным местом приложения их труда, чем Москва. Это в первую очередь объясняется тем, что в регионах потребительские расходы значительно ниже, чем в столице. Во всяком случае, вывод справедлив применительно к начинающим торговкам, о чём свидетельствует вполне типичная для «новосёлов» структура доходов и расходов продавщицы лимонов (49 лет, таджичка, приехала в конце мая 2005 года из кишлака в Курган-Тюбинской области), работающей в Москве на рынке в Тёплом Стане.
1. Деньги на проезд заняла (видимо, у родственников или знакомых) — образовался долг, который предстоит отдать.
2. Дохода от продажи лимонов пока нет: «Когда будет получаться 100 рублей в день — уже хорошо».
3. Живет у знакомых, которые сами снимают квартиру, платит за жильё 1500 рублей в месяц.
4. Если месячный заработок всё же поднимется до 3000 рублей, из ожидаемого остатка в 1500 рублей значительная часть всё равно будет уходить на продукты питания. Сложно представить себе, как в Москве можно питаться на эту мизерную сумму и ещё что-то откладывать! Вдобавок, хотя временная регистрация у респондентки есть, какая-то денег часть уходит на взятки милиции. Как выразилась сама женщина: «Всё равно с милицией проблемы — есть регистрация, нет регистрации. Много денег на них уходит».
5. У этой женщины умер муж, осталось шесть детей. Две старшие дочери вышли замуж, младшие дети — школьники. Причина приезда в Россию проста: «Кормить детей». Она — единственный работающий член семьи. В прошлом году работала подряд 11 месяцев; за этот срок удалось скопить 500 долларов, после чего она уехала домой. На скопленные деньги устроила дочери свадьбу. Как она сама считает, положение её не такое уж и плохое, ей, можно сказать, повезло. Некоторые её знакомые на том же рынке работают уже по три года, а домой съездить не получается — не удаётся отложить денег даже на дорогу, всё съедают повседневные траты.
Оценки мигрантками этой подгруппы собственного опыта работы в России варьируются. Чаще всего они нейтральные, то есть поло-
жительные и отрицательные моменты уравновешивают друг друга, или скорее отрицательные. В качестве примера можно привести высказывания респонденток: «Тяжело, конечно; не очень нравится, а что делать?Русские не очень хорошо относятся, кому мы тут нужны на их голову?»; «Скучаю по дому, дом снится, дети снятся. Очень хочу уехать, если сыну заплатят. Здесь не нравится, проблемы. Жизнь такая, жизнь заставляет».
Если удалось выдержать первый сезон, побывать дома и вернуться обратно в Россию, настроены более радужно. На собственном опыте женщины убедились, что многочисленные проблемы можно преодолеть, хотя это и тяжело, поэтому нацелены на продолжение работы на выезде. Приехавшие впервые (два-три месяцев назад), колеблются, продолжать им работать в России или нет. Жизнь здесь представляется им крайне тяжелой (высокие расходы, низкие доходы), возвращение на родину рассматривается как очень вероятный сценарий.
Переместимся теперь в Самару, где в основном были собраны данные о мигрантках, принадлежащих ко второй подгруппе. Торгуя на рынке станционарно — за прилавком, на торговой точке, они стоят на более высокой ступени в мигрантской «табели о рангах». Устроиться на станционарное место можно только через знакомых, а обрести их помогает время, и у этих женщин стаж работы в России обычно более длительный — пять-десять лет. В первые годы многие из них прошли путь, описанный выше, — торговали лимонами, фруктами и овощами «без места». А одна мигрантка после приезда в Самару работала поначалу переборщицей на базе сухофруктов. Впоследствии знакомые из её кишлака, также работавшие в Самаре, помогли ей устроиться на маленький рынок в центре города.
На московских рынках, где торговые точки по продаже сухофруктов гораздо более крупные и оборудованные, чем в провинции, представлены исключительно мужчины. Самостоятельно торгующих женщин я здесь не обнаружила, разве что некоторые помогают иногда продавцам-мужчинам. Доходность таких торговых точек, по всей видимости, высокая. В любом случае заработок от продажи сухофруктов на стационарном рыночном месте выше, чем у представительниц первой подгруппы. К этому несомненному превосходству второй подгруппы над первой добавляются ещё накопленный её членами большой опыт работы и вообще адаптации в России. Поэтому их оценки своего положения выглядят достаточно оптимистичными.
В Самаре примерная схема доходов и расходов «женщин со стажем» выглядит следующим образом.
1. Чистый заработок — 200—250 рублей в день или 6000—7000 рублей в месяц. Подневные выплаты за место на рынке, «крыше» и милиции — порядка 450 рублей. А вот взятки милиционерам за нарушения режима регистрации в структуре расходов отсутствуют, поскольку у всех моих респонденток этой подгруппы была легальная временная регистрация.
2. Плата за жилье (обычно это койко-место в частном доме) — от 20 до 30 рублей в день, значит, 600—900 рублей в месяц, что значительно меньше, чем в Москве.
3. Расходы на питание и бытовые нужды не очень высокие, так как стараются экономить буквально на всем. К тому же в Самаре стоимость продуктов питания ниже, чем в Москве. Экономия достигается и за счёт того, что зачастую несколько женщин-землячек ведут совместное хозяйство.
Очевидно, что у этой подгруппы мигранток доходы значительно выше, чем у предыдущей, благодаря чему первым удаётся скопить куда больше, чем вторым. Кроме того, сравнительно с работающими в Москве работающие в Самаре обладают тем преимуществом, что жизнь здесь дешевле, а территориально они находятся ближе к Таджикистану, да и поездов, направляющихся в Среднюю Азию, через Самару проходит много. Для мигранток в Самаре это делает путевые расходы меньшими, чем у их товарок в Москве, и в результате они ежегодно, нередко и по два раза в году, бывают на родине, привозя с собой заработанные средства. Одна из женщин рассказала, что за 11 месяцев работы ей удалось скопить тысячу долларов; эта сумма пошла на устройство свадьбы дочери. Кроме заработка на выезде, её семья имеет небольшой доход на родине — арендуют абрикосовый садик и муж там работает. Жена же приезжает летом на сбор урожая и может позволить себе оставаться дома по два-три месяца.
И всё же, хотя материальное положение у второй подгруппы лучше, чем у первой, говорить о том, что оно полностью (или даже в основном) удовлетворяет, вряд ли оправданно. Ибо обычно параллельно накоплению сбережений от работы в России происходит накопление требующих значительных расходов семейных проблем в Таджикистане. В результате деньги, с трудом собранные за сезон, быстро тратятся дома на разные семейные нужды. «Собрать на свадьбу, туй, дом — всё деньги нужно». Если дети собираются поступать после окончания школы в институт, то это также требует дополнительных расходов: взятка за проходные баллы на вступительных экзаменах колеблется в пределах от 300 до 400 долларов.
Выводы и перспективы
Среднеазиатские женщины из сельской местности, ранее даже не помышлявшие о том, чтобы покинуть дом, семью, детей и отправиться на выездные заработки, начали ездить в Россию, нашли свою трудовую нишу, обретают опыт успешной адаптации и работы в принимающей стране. Они могут дать совет и предоставить какую-то помощь родственницам, друзьям и землячкам — и так вовлекают новых женщин (как, впрочем, и мужчин) в сферу трудовой миграции.
Правда, возможности трудоустройства в России у женщин из Средней Азии, в том числе из Таджикистана, в отличие от возможностей мужчин ограничены. Если представить эти возможности в виде своеобразной лестницы занятости, то у мужчин она окажется довольно протяжённой. На ступеньках в нижней её части будут располагаться бесправные подсобные рабочие и грузчики на рынках, а также мигранты, занятые на тяжёлых строительных работах. Ближе к середине увидим дворников, работников предприятий питания, владельцев торговых точек по продаже сухофруктов. На самый же верх поднялись мигранты, нашедшие место в бизнесе и криминальных структурах («смотрящие» и приближенные к ним и входящие в систему наркоторговли).
Согласно предварительным выводам, полученным в результате исследования, женская лесенка совсем короткая — всего-то из трёх ступенек. Нижнюю занимают «новобранцы» — мигрантки, торгующие лимонами, продуктами питания и горячими напитками вразнос на рынках, продающие и/или выпекающие лепешки и самсу на тех же рынках. (Пожалуй, все видели такую женщину с колёсной тележкой и термосами.) Вторую ступень занимают мигрантки с длительным стажем пребывания в России, которые арендуют мелкие торговые точки по продаже сухофруктов. (Как отмечалось выше, это значительно проще сделать в провинции, не в Москве.) И на верхней ступени стоят женщины-мигранты, сумевшие устроиться в бизнес-структуры или негосударственные организации. Хотя автор вполне отдаёт себе отчет в том, что представленная здесь схема — во многом условна и несовершенна. По мере накопления эмпирического материала в неё могут добавиться и иные виды женской занятости 22.
В Таджикистане стратификация общества — один из главных факторов, выталкивающих людей в трудовую миграцию. Она от-
чётливо проявляется и при изучении гендерного аспекта миграции. На одном полюсе миграции концентрируются девушки и молодые женщины, имеющие некоторый «исходный задел» или капитал, — из обеспеченных семей (но не только из них), представители «золотой молодёжи» Таджикистана, получившие высшее или неоконченное высшее образование на родине. Многие из них учатся в вузах России и параллельно работают. Это люди с активной жизненной позицией, очень мобильные, отдающие себе полный отчет в том, что они обладают значительными возможностями для трудоустройства и самореализации. В сущности, карьера, заработок, жизненная стратегия — в их собственных руках.
На другом полюсе находится большинство женщин — трудовых мигрантов. И как раз при изучении возможностей для трудоустройства, имеющихся у этого большинства, громко заявляет о себе традиционализм таджикистанского общества. Ибо в иерархии занятости на рынках действующим самостоятельно женщинам — не членам семей вписанных в структуру рынков мужчин путь наверх закрыт: они не могут подняться выше положения продавщицы, скажем, стать владелицами нескольких торговых точек или снабженцами, которые закупают на оптовых базах фрукты и овощи для розничной реализации их на торговых точках.
Каковы дальнейшие перспективы трудовой миграции женщин из Таджикистана? Можно полагать, что масштабы женской трудовой миграции будут увеличиваться.
С. Олимова, описывая положение на рынке труда в Таджикистане, отмечает23:
«Сокращается занятость в социальной сфере, что, с одной стороны, способствует снижению общего уровня занятости трудовых ресурсов в общественном секторе, особенно женского трудоспособного населения, и обуславливает рост безработицы. С другой стороны, не осуществляется заявленная социальная направленность реформ, уменьшается доступ к системе социальной помощи, ухудшается социальное положение трудящихся, резко ослабла социальная защита населения».
Традиционные факторы, долго сдерживавшие миграцию вообще, женскую в особенности, перестают работать в той сложной экономической ситуации, в какой, несмотря на наметившийся экономический рост, пребывает Таджикистан. Но Таджикистан в этом плане — отнюдь не исключение. Сходные изменения происходили и
происходят во многих странах Востока. Вот как формулирует их суть С. Панарин24:
«Важнейшими ограничителями миграции следует считать социокультурный, ресурсный и политический <...> Под социокультурным фактором подразумеваются наследуемые по рождению социальные связи и нормативные образцы поведения. В Центральной Азии ими очень сильно определяется возможность вовлечения человека в миграционное движение, само его внутреннее отношение к территориальной мобильности. Ограничительное воздействие этого фактора всего сильнее сказывается в среде традиционно земледельческих народов... Но опыт (Египта. — Н. З.) говорит о другом: когда гнёт безработицы и пауперизации становится невыносимым и одновременно снимаются внутриполитические ограничители выезда, социокультурные барьеры опрокидываются с исключительной легкостью. Более того, связи и нормы, прежде мешавшие миграции, сами становятся одним из факторов бурного разрастания миграционных сетей».
При изучении трудовой миграции женщин из Таджикистана мы можем наблюдать на практике справедливость теоретического положения об изменении социокультурных норм. По мере и по причине развития миграционных сетей всё большее количество женщин в них вовлекается. Сейчас это в основном женщины, вынужденные зарабатывать самостоятельно в силу личных и семейных причин; но вполне можно прогнозировать, что женщины начнут выезжать в миграцию не от безысходности, а под влиянием примеров успешной мобильности знакомых и родственников. Как полагает Нермин Абадан-Унат, ускоряющаяся миграция в Западную Европу женщин-работниц из развивающихся стран Средиземноморского региона определённо вызвала цепную реакцию; под её воздействие попадают и женщины, работающие за границей, и женщины — занятые и незанятые, — входящие в круг близких родственников мигранток25. Издавна установившеееся распределение гендерных ролей, в соответствии с которым только мужчина мог заниматься отходничеством, искать заработка на выезде, а женщина управляла хозяйством дома, меняется. Всё больше молодых женщин не видят никаких преград к тому, чтобы выехать на заработки вместе с мужем, а иногда и со всей семьёй, с детьми. Поток женской трудовой миграции из Таджикистана очень значим, поскольку демонстрирует значительные сдвиги в системе традиционного общественного устройства социальной жизни в республике, хотя в численном измерении он пока не велик.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Космарская Н. П.«Женское измерение» вынужденной миграции и миграционное законодательство России / Московский центр гендерных исследований. М., 1998. С. 27.
2 См.: Перспективы миграции коренных народов Центральной Азии в Россию. Сб. науч. тр. / Под ред. В. А. Ламина, Г. С. Витковской / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2003; Трудовая миграция в СНГ: социальные и экономические эффекты / Отв. ред. Ж. А. Зайончковская / Центр изучения проблем вынужденной миграции в СНГ. Независимый исследовательский совет по миграции стран СНГ и Балтии. Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН. М., 2003; Миграция населения. Вып. 2. Трудовая миграция в России / Под. ред. О. Д. Воробьевой (приложение к журналу «Миграция в России»). М., 2001; Миграция и рынок труда в странах Средней Азии / Под ред. Л. П. Максаковой / Независимый исследовательский совет по миграции стран СНГ и Балтии. Центр изучения проблем вынужденной миграции в СНГ. Центр эффективной экономической политики Минмакроэкономстата Республики Узбекистан. Москва — Ташкент, Брейд-Стайл, 2002; Принудительный труд в современной России. Нерегулируемая миграция и торговля людьми / Руковод. авт. кол-лект. Е. Тюрюканова / МОТ. М., Права человека, 2004; Миграции и национальное государство / Под ред. Т. Бараулиной и О. Карпенко / Центр независимых социологических исследований (ЦСНИ). СПб., ЛЕМА, 2004.
3 Панарин С. А. Перспективы миграции коренных народов Центральной Азии в Россию: основные стимулы и ограничители // Перспективы миграции коренных народов... С. 33—34.
4 Олимова С., Боск И. Трудовая миграция из Таджикистана / Межд. орг. по миграции — НИЦ «Шарк». Душанбе, 2003.
5 Олимова С., Боск И. Указ. соч. С. 27.
6 Каландаров Т. С. Памирские мигранты-исмаилиты в России. Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 178 /Ин-т этнологии и антропологии РАН. М., 2005.
7 Тюрюканова Е. В., Малышева М. М. Женщины. Миграция. Государство. М., Academia, 2001.
8 Полетаев Д. Женщины-мигранты из зарубежных стран в России // Вестник Евразии, 2005. №1. С. 18-31.
9 Имеется в виду № 1 за 2005 год, в первую очередь предисловие «От составителя», написанное Н. Космарской, и статья Е. Тюрюкановой «Гендерные аспекты трудовой миграции из стран СНГ в Россию».
10 См.: Миграция и рынок труда в странах Средней Азии... Это статьи Н. Рахимовой, Х. Хотамовой и Х. Атаджановой «Миграция как фактор развития трудового потенциала женщин» (с. 128-133) и А. Гонорской «Трудовая миграция, женское предпринимательство и НПО в Узбекистане» (с. 134-144). В некоторых других статьях сборника также есть сведения о трудовой миграции женщин.
11 Рахимова Н, Хотамова Х, Атаджанова Х.Указ. соч. С. 133.
12 То есть принадлежащая к осёдлому туземному населению, собирательно назвавшемуся сартами.
13 Наливкин В., Наливкина М.. Очерк быта женщины оседлого туземного населения Ферганы. Казань, 1886. С. 109.
14 Соколова Л. П. Таджикистан: демографическая ситуация и миграция населения // Современные этнополитические процессы и миграционная ситуация в Центральной Азии / Под ред. Г. Витковской / Моск. Центр Карнеги. М., 1998. С. 208.
15 Abadan-UnatN. Implications of migration on emancipation and pseudo-emancipation of Turkish women // International Migration Review, 1977. Vol. XI. No. 1. P. 35. В действительности доля женщин — рабочих и служащих была в Таджикистане скорее всего выше, чем в Турции, поскольку категория экономически активного населения включает и самозанятых.
16 Брусина О. И. Социальные традиции в жизни новых независимых государств Центральной Азии как фактор выталкивания русскоязычного населения // Современные этнополитические процессы...С. 46—47.
17 См., например: Castles S., Miller J. The Age of Migration. International Population Movements in the Modern World. Lrndon, Macmillan, 1998.
18 Тюрюканова Е. В. Гендерные аспекты трудовой миграции из стран СНГ в Россию // Диаспоры, 2005. № 1. С. 49
19 Там же. С. 61.
20 Олимова С., Боск И. Трудовая миграция из Таджикистана... С. 51—55. Ср.: В. И. Бушков. Таджикский авлод тысячелетия спустя // Восток, 1991. № 5. С. 72—81.
21 Во многих среднеазиатских селениях существовало очень древнее деление на жилые кварталы, называвшиеся махалля или гузар. Такой квартал был не только территориальной, но и административной и социальной единицей, его жители объединялись в своеобразные соседские общины. См.: Сухарева О. А. Квартальная община позднефеодального города Бухары. М., 1976. С. 13—41.
22 Добавим, что в настоящем исследовании не ставилась задача рассмотреть такой хорошо известный, но весьма специфический вид женской занятости, как проституция.
23 Олимова С. К. Внешняя миграция таджиков: традиции и современность // Перспективы миграции коренных народов... С. 127.
24 Панарин С. А. Указ. соч. С. 29.
25 Abadan-Unat N. Op. cit. P. 54.
