Научная статья на тему 'Жанровое своеобразие лирики Я. П. Полонского (1850-е гг. )'

Жанровое своеобразие лирики Я. П. Полонского (1850-е гг. ) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
783
87
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Федянова Галина Всеволодовна

Рассматриваются три стихотворения Я.П. Полонского: «Рыцарская ошибка», «На Чёрном море» и «На корабле». Делается вывод об их жанровом своеобразии: это баллады с некоторыми чертами драмы. Символичность образов сообщает этим произведениям определённую публицистичность.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Genre originality of Y.P. Polonsky's poetre

Three verses by Y.P. Polonsky: «Knight's mistake» (1854), «At the Black See» (1855), «On Shipboard» (1856) are analysed in the article. The author concludes about their genre originality. It is ballads with some drama items. Symbolism of the emages gives to these verses some publicitism. Nature images play special role in these verses.

Текст научной работы на тему «Жанровое своеобразие лирики Я. П. Полонского (1850-е гг. )»

Г.В. Федянова

ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ЛИРИКИ Я.П. ПОЛОНСКОГО (1850-е гг.)

Рассматриваются три стихотворения Я.П. Полонского: «Рыцарская ошибка», «На Чёрном море» и «На корабле». Делается вывод об их жанровом своеобразии: это баллады с некоторыми чертами драмы. Символичность образов сообщает этим произведениям определённую публицистичность.

В истории русской литературы имя Я.П. Полонского ставится в ряд с именами А. А. Фета и А.Н. Майкова. Но в этом «триумвирате» Полонского называют «наименее чистым» поэтом. «Он не мог уйти ни в резкость “отрицательного” направления, ни в отрешённую над-мирность “чистой поэзии”. В то же время он «не мог быть над схваткой» [1. С. 55-56]. О своеобразии поэтического мира Полонского писали критики различных направлений. В частности, они отмечали его особое восприятие природы. Так, Н.А. Добролюбов писал: «В стихах Полонского отражается необычайно чуткая восприимчивость поэта к жизни природы» [2. С. 140]. Вл. Соловьёв замечал, что природа «полна была для него таинственной жизни» и в той же связи «поэт даёт образ тайны» [3. С. 362].

В этом свете обращают на себя внимание мотивы водной стихии, возникающие во многих стихотворениях Полонского: «Маяк» (1845), «Качка в бурю» (1850), «Рыбак» (1851 или 1852), «Воспоминание» (1853), «Корабль пошёл навстречу тёмной ночи...» (1858 или 1859), «Чайка» (1860), «В дни, когда над сонным морем.» (1870-е гг.) и др. Среди них, на наш взгляд, особый интерес представляют стихотворения периода Крымской войны - «Рыцарская ошибка» (1854), «На Чёрном море» (1855), «На корабле» (1856). Их связывает мотив Корабля.

Заметим, что в русской литературе Х1Х в. драматические ситуации в жизни нередко выражались через образы, связанные с морской стихией - Корабля, Челна, Паруса. Так, например, «К кораблю» («Куда летишь? К каким пристанешь берегам?..») П.А. Вяземского (1819), «Арион» («Нас было много на челне.») А.С. Пушкина (1827), «Парус» («Белеет парус одинокий.») М.Ю. Лермонтова (1832), «Воздушный корабль» («По синим волнам океана.») его же (1840), «Пироскаф» («Дикою, грозною ласкою полны.») Е.А. Баратынского (1844). Полонский продолжал эти традиции. При этом в его произведениях проявлялось отношение к событиям того времени, что придавало им публицистичность. Вместе с тем своеобразие его образов, таинственность морского Тумана, Бури, Грозы, Чёрных волн, их мифопоэтичность сообщают стихотворениям балладность и символичность.

Отличительной жанровой особенностью рассматриваемых произведений Полонского является сочетание признаков баллады и драмы. Их заглавия играют роль авторской ремарки, а содержание представляет собой сценки на Корабле.

Так, стихотворение «Рыцарская ошибка» - баллада, посвящённая одному из походов крестоносцев. В его заглавии выражена ирония автора по отношению к «наивному неведению» Сынов Клермона. Автор здесь опирается на реальные исторические факты, связь с которыми выражена через эпиграф:

Когда глазам пилигримов представлялся какой-нибудь город или замок, они, в своём наивном неведении, спрашивали, не Иерусалим ли это.

Мишо. «История крестовых походов» [4. С. 137].

Эпиграф создаёт здесь обобщающий подтекст, благодаря которому изображаемое происшествие не воспринимается как случайное. Это усиливает и лейтмотив произведения - заблуждение Сынов Клермона. Исходная сюжетная ситуация здесь подразумевается: крестоносцы отправляются на кораблях в Иерусалим. Художественное пространство - морской простор - и художественное время - длительность плаванья - изображены панорамно, с птичьего полёта, через удвоение точек зрения:

Видит чайка, утром рано,

С криком по морю порхая,

Как выходит из тумана Кораблей каких-то стая.

Видит аист, Божья птица,

Глядя с башни, как заливом Кораблей плывёт станица...

Мотив заблуждения рыцарей достигает своей кульминации в концовке стихотворения: пилигримы не узнали христианских храмов и колокольного звона: Словно чудо вырастает Яркий купол над волною,

- Крест ли там над ним сияет Путеводною звездою?

«Здесь султанов нет! - невольно Вскрикнул кормчий - Се Акрополь!»

«Что? - И грек самодовольно Произнёс: Константинополь!»

[4. С. 138].

Заключительная ситуация здесь, по балладному принципу, противоположна исходной: крестоносцы своей цели не достигли. И, как свойственно балладе, её финал является и её кульминацией. Заметим, что в концовке стихотворения проявляются и признаки драмы: движение сюжета здесь в процессе диалога. Так проявляется жанровое своеобразие этого произведения.

Отметим и то, что мотив заблуждения в рассматриваемом стихотворении выражен символически, через ситуацию «Бурей смяты их знамёна, / Вера их неодолима».

Подобные мотивы во время Крымской войны были не случайны. Тогда в русской журнальной поэзии тема измены христианским идеалам европейскими государствами, вступившими в войну против России на стороне Турции, была особо актуальна. Уже 3 ноября 1853 г. Ф.Н. Глинка писал: Теперь же вздрогни, вся природа!

Во сне не снилось никому:

Два христианские народа На нас грозятся за чалму...

В 1855 г. в сентябрьской книжке «Современника» было опубликовано стихотворение Полонского «На Чёрном море». В самом тексте его слов «Чёрное море» нет. Заглавие является поясняющей авторской ремаркой. Образ Чёрного моря символизировал тогда севастопольскую трагедию.

Подобные мотивы возникали и в произведениях других поэтов, например в стихотворении Анастасии Марченко «Бегут по-прежнему толпой холодной волны.» [6].

Мотив «стона» Чёрного моря возникает в стихотворении Н.В. Берга [7]:

О чём ты стонешь, сине море?

Что пасмурно твоё чело?

Здесь «оживлены» и Сине Море, и Знакомые Корабли. В стихотворении Полонского Волны превратились в Сердитый Вал, Корабли - в Тяжко стонущий Пароход. Эти образы не только мифопоэтичны, но и символичны. «Тяжкий стон» Парохода как бы передаёт страдания возвращающихся на родину смертельно раненных французских солдат. Образ «Сердитый вал нам в люки бьёт» выражает двойную трагедию - и Севастополя, и французов. Для создания такой картины, вероятно, были необходимы особые личностные качества. Именно о них писал Некрасов: «<...> произведения г. Полонского кроме достоинства литературного постоянно запечатлены колоритом симпатичной и благородной личности, что придаёт им ту внутреннюю прелесть, чистоту и теплоту, которые, независимо от степени дарования, располагают читателей к ним и к автору их» [8. Отд. 4. С. 32].

Заметим, что о подобных же качествах характера Полонского свидетельствуют и его современники: «Доброты он бесконечной и умён. <...> Он никогда не рисуется и не играет никакой роли» [9. С. 123].

Главный герой, смертельно раненный французский солдат, обращается к своему товарищу, не зная, что он уже умер:

Отрадней сна, товарищ мой,

Мне побеседовать с тобой.

Не спас меня хирурга нож, Но ты меня моложе, брат, И ты меня переживёшь .

А-га! Да ты уж умер, брат!

Это - концовка стихотворения и одновременно его кульминация. Заключительная ситуация здесь противоположна исходной. Но можно говорить и о другом сюжете, заключённом в воспоминании героя. Его «перелом» - в напоминании Брату о штурме Севастополя. Эта обрывистая, экспрессивная речь героя (как бы пародирующая «исповедь» лермонтовского Мцыри), создаёт кульминацию сюжета:

Вслед за громами вдруг настал Как бы последний страшный Суд. Неслыханная тишина,

Тоски и ужаса полна,

Распространившаяся вдруг,

Казалось, говорила нам,

Что небеса пришли в испуг,

Что страшно даже мертвецам.

Здесь возникает мотив противостояния Небес -христианских идеалов - и земли - «труды кровавых тел». Здесь как бы неявный параллелизм со словами героя «Туда, где я не мог любить.».

Туда, где я не мог любить .

И где, казалось бы, не след Мне умирать в чаду побед.

Но - умираю .

Здесь можно видеть и исходную, и заключительную ситуации сюжета в сюжете. Оба сюжета связывают образы Сердитого Вала и Тяжко стонущего Парохода: Сердитый вал к нам в люки бьёт,

Фонарь скрипит над головой;

И тяжко стонет пароход,

Как умирающий больной

[8. № 9].

Эти строки можно рассматривать как ремарку, характеризующую состояние Мира. Его трагизм усиливается параллелизмом образов Парохода и героев. Образ Сердитого Вала, изгоняющего «победителей», как бы удваивается. Это и севастопольский Вал, и Вал морской. Этот образ символизирует мотив сочувствия севастопольцам Природы и Высших Сил. Следовательно, именно исходная ситуация придаёт всему стихотворению трагическую тональность и философский настрой.

Таким образом, своеобразие этой баллады проявляется в присутствии в ней черт драмы, в особой роли природных образов, в её публицистичности.

После окончания Крымской войны наиболее актуальным поэтическим мотивом становится мотив возрождения России. Он возникает в стихотворении Полонского «На корабле» (1856). Точная дата его создания не установлена, но сопоставление его с другими, тогда увидевшими свет, даёт возможность говорить о том, что оно обобщает предшествующие ему стихотворения со связующими мотивами. Это, например, «В.А. Кокореву» П.И. Григорьева [10] и «Стансы по случаю мира» В.Г. Бенедиктова. [11]. Их лейтмотивы -необходимость всеобщей работы для России.

Так лирический герой стихотворения Григорьева обращается к русскому народу:

К трудам, к добру для родины священной Шаг исполинский предстоит!

А нашему народу всё возможно,

Когда ему укажут верный путь.

Царь молодой, наш Ангел - утешитель...

Эта риторика соответствовала официальной пропаганде того времени. Бенедиктов стремится «смягчить» риторику жанровыми возможностями стансов. Мотив работы он противопоставляет мотиву сна, переосмысливая евангельскую притчу о Девах разумных и неразумных. В его стихотворении Девы уступили место Братьям:

Не время спать, о братья - нет!

Не обольщайтесь настоящим!

Жених в полунощи грядет:

Блажен, кого найдёт неспящим.

Как и в стихотворении Григорьева, здесь возникает мотив Царя, который

Зовёт нас к внутренней борьбе Со злом, с домашними врагами.

Заметим, что образ каждого Труженика здесь метафоричен. Кроме того, все они как бы развиваются из одной, общей метафоры [12. С. 83-103].

Таким образом, в обоих произведениях мотивы Царя и всеобщей работы переплетены. Царь - вождь Тружеников. В стихотворении Полонского их соотношение несколько иное.

Как и два рассмотренные выше, стихотворения Полонского, «На корабле» - баллада с признаками драмы. Это сценка, происходящая на Корабле. Его заглавие играет роль авторской ремарки. Его герой зовёт Друзей к работе. Его речь драматична, наполнена краткими, но экспрессивными фразами.

Лаконичен и сюжет произведения. Одну его ситуацию -Ночь - неожиданно сменяет другая - Заря. Такая лаконичность придаёт произведению и драматизм и лиризм. Двум ситуациям соответствуют две части стихотворения:

Стихает. Ночь темна. Свисти, чтоб мы не спали!.. Ещё вчерашняя гроза не унялась...

Наш капитан впотьмах стоит, раздумья полн

Заря!.. друзья, заря! Глядите, как яснеет -И капитан, и мы, и гребни чёрных волн.

Но - не погибли мы!..

Смена ситуаций происходит под влиянием внутренне противоречивых сил природы, во власти которых находится Корабль.

«Стихает», но «Ночь темна»; «Гроза» - «Вчерашняя», но «Ещё не унялась»; «Волны бурные, Не закачав», - «Ещё качают».

Силы природы одушевлены, их образы мифопоэтичны. В их внутренней борьбе выражается отношение к Кораблю. Соотношение этих сил отражается и в поступках главного героя.

Кроме того, обобщённость образа Корабля придаёт ему, а значит, и всему стихотворению символичность, которая усиливается и чертами драмы.

В этой связи прежде всего заметим неоднозначность его заглавия. С одной стороны, оно играет роль поясняющей авторской ремарки. Но в то же время в нём проявляется и некоторая нарочитость: место действия понятно и без уточнения - об этом говорят такие корабельные атрибуты, как «мачты» и «паруса». Благодаря этому символичность стихотворения усиливается. Раскрытию её способствует образ Капитана. Не случайно его местоположение - на границе частей. С одной стороны, Капитан оказывается как бы в центре борьбы и победы Зари над Ночью. В связи с этим возникает мотив прозрения Капитана («впотьмах стоит» -«яснеет»), а следовательно, и готовности его вести Корабль «дальше в путь».

Мотив сна здесь, как и в стихотворении Бенедиктова, противостоит мотиву работы, но он переосмыслен. Его можно рассматривать здесь как выражение состояния русского общества под влиянием трагических военных событий.

Интересно здесь и соотношение мотивов Царя и Всеобщей работы. Лирический герой сочувствует Капитану и зовёт Друзей «мачты укрепить» и «паруса подтянуть», очевидно, поддерживая Капитана.

Таким образом, можно говорить о различных уровнях символики в стихотворении Полонского «На корабле». Это произведение воспринимается и как философский символ жизни человечества в мировом Океане.

Анализ стихотворений Полонского показывает, что драматизм общественных событий отразился в его лирике. Это проявилось в их жанровом своеобразии - в сочетании признаков баллады и драмы.

ЛИТЕРАТУРА

1. Русские писатели 1800-1917: Биографический словарь. М., 2008. Т. 5.

2. Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9 т. М., 1962. Т. 5.

3. Энциклопедический словарь / Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1894. Т. 24.

4. Поэзия второй половины XIX века. М., 2001. Т. 2.

5. Северная пчела. 1854. № 1.

6. Русский инвалид. 1854. № 104.

7. Москвитянин. 1855. № 12.

8. Современник. 1855.

9. ШтакеншнейдерЕ.А. Дневник и записки (1854-1886). М.; Л., 1934.

10. Русский инвалид. 1856. № 65.

11. Сын Отечества. 1856. № 6.

12. Поэтика. Л., 1927.

Статья представлена научной редакцией «Филология» 8 сентября 2008 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.