CC BY
99
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2016. №2(44)
УДК 821.133.1(470+571) «18»-9(045)
ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ КНИГИ А. ДЕ КЮСТИНА «РОССИЯ В 1839 ГОДУ»
© Светлана Любарец
GENRE SPECIFICS OF THE BOOK "RUSSIA IN 1839" BY MARQUIS A. DE CUSTINE
Svetlana Lyubarets
The paper considers the genre specifics of the book "Russia in 1839" by Marquis de Custine. His letters about Russia were published in 1843. Custine presented his record of the journey to Russia in the form of 36 letters. It is known that Custine left his native Paris and travelled to Russia to find the answer to the question: What it is preferable for France - a monarchy or representative bodies? As an advocate of monarchy, he wanted to find out if Russian Tsarism really was an enlightened monarchy, an example worth following. However, he returned, according to his own words, "the Partisan of Constitutions".
The paper makes an attempt to describe historical, social and cultural contexts of Russia of those times, but it is evident that the image of Russia, created by him, was influenced by stereotypes. The book "Russia in 1839" may be considered a traditional example of a travelogue. At the same time, this text contains elements of fiction, philosophical and lyric reflections, documentary sources, etc. The aphoristic character of this narrative makes this piece of writing unique and original. The use of heterogeneous elements enables us to determine Custine's travelling notes as a polygenre work.
Keywords: genre, image, travelogue, historical and cultural context, stereotype, Custine, Russia.
В статье рассматривается специфика жанра книги маркиза А. де Кюстина «Россия в 1839 году». Заметки о путешествии в Россию были напечатаны в 1843 году. Автор представил своеобразный отчет о поездке в виде 36 писем. Известно, что он отправился из Парижа в Россию в поисках ответа на волновавший его и современное французское общество вопрос о судьбах страны: что предпочтительнее для Франции - монархия или представительные органы власти. Будучи сторонником монархического типа власти, он хотел утвердиться в правоте тех просветителей, которые видели в русском царизме образец просвещенной монархии, однако вернулся убежденным приверженцем республиканского правления.
Эпистолярная форма повествования дала возможность автору не только запечатлеть хронологию путешествия, воспроизвести исторический и культурный контекст России, но и зафиксировать непосредственность впечатлений от знакомства с незнакомой страной. Влияние стереотипных представлений о России сказалось на специфике созданного им образа страны и ее народа. Афористичная манера авторского дискурса формирует стилистическое своеобразие текста. В целом книга Кюстина представляет собой типичный образец литературы травелога, однако наличие элементов публицистической речи и художественного нарратива не позволяет однозначно интерпретировать ее жанр. Особенность книги состоит в полижанровой структуре текста.
Ключевые слова: образ, жанр, исторический и культурный контекст, травелог, стереотип, Кюс-тин, Россия.
Поездка в Россию эпохи правления Николая I стала для французского литератора маркиза Ас-тольфа де Кюстина (1790-1857) в высшей степени судьбоносной. В 1839 году он предпринял путешествие по России и запечатлел свои наблюдения в дневниках, которые вышли в свет спустя 4 года - в 1843 году. Справедливо рассуждает один из исследователей: «Утонченный аристократ, легитимист и ультрамонтан, профессиональный путешественник, „читавший", по его
собственным словам, страны так, как другие читают книги, Кюстин приобрел литературную славу, о которой всегда мечтал, благодаря своему сочинению ,,Россия в 1839 году". Среди сотен описаний России, оставленных посетившими ее иностранцами, от записок Олеария и Гербер-штерна до путевых очерков Уэллса и многочисленных и столь похожих один на другой бестселлеров американских корреспондентов в Москве наших дней, книга Кюстина до сих пор яв-
ляется на Западе, быть может, произведением наиболее авторитетным и влиятельным» [Тем-пест].
Как автор художественных опусов Кюстин не снискал писательской славы, не случайно Гейне называл его «un demi-homme des lettres» [Кен-нан]. Тем не менее он смог в полной мере реализовать свои литературные амбиции в жанре тра-велога. Известный американский историк Дж. Ф. Кеннан считал, что «как поэт, романист или драматург, Кюстин не обладал внутренними резервами, и лишь в одном направлении истинное вдохновение посещало его - при описании путешествий» [Там же]. Однако до публикации материалов о поездке в российскую империю его опыты в этом жанре (очерки о Швейцарии, Италии, Англии и Шотландии, Испании) не были оценены европейской читающей аудиторией. Именно книга о России принесла ему литературное признание: «Острая конфронтация с реалиями русской жизни, пробуждавшая и до него лучшие качества западных наблюдателей на протяжении столетий, подвигла маркиза бескомпромиссно заявить свое мнение. В этом ему помогло и нравственное чутье, и понимание соразмерности вещей и сущности истинной цивилизации. Способности Кюстина, понапрасну растрачивавшиеся в других жанрах литературы из-за неполноты таланта, здесь, в столкновении с николаевской Россией, получили, наконец, возможности для плодотворного применения» [Там же]. Книга под названием «Россия в 1839 году» стала апогеем в литературной деятельности Кюстина.
Жанр травелога представляет собой особый способ моделирования действительности, образ которой зависит от типа личности путешественника и принципов его мировосприятия. Авторское «Я», как правило, включает в себя путешественника и рассказчика в одном лице и реализует собственный тип повествования, характеризующийся индивидуальными чертами и свойствами. В центре книги «Россия в 1839 году» -личность самого Кюстина, его волеизъявлением определен отбор событий, выбор фактического материала, повествовательные стратегии. Своеобразие формы кюстиновского сочинения было отмечено издателем второго издания: «Причудливая чересполосица непосредственных впечатлений и продуманных выражений, снискавших автору хвалу одних читателей и хулу других» [Кюстин, с. 9]. В целом записки Кюстина представляют собой цельный, преимущественно мо-нологизированный текст, формирующий образ автора, который явлен читателю как личность искренняя и мыслящая, гордая и самодостаточ-
ная, способная не только к размышлениям, но и к аналитическим обобщениям.
Обращает на себя внимание тот факт, что Кюстин весьма ответственно подошел к предстоящей поездке, к рецепции русского мира. Заслуживает уважения его стремление получить информацию о России из различных научных и документальных источников. Знания французского путешественника о России раскрываются через многократные обращения к сочинениям европейских путешественников предшествующих эпох - З. Герберштейна, Л.-Ф. де Сегюра, мадам де Сталь, через апелляцию и к более серьезному исследовательскому материалу - французскому переводу «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Кюстин постоянно ссылается на авторитетные мнения, прибегает к историческим справкам и параллелям. Так что его осведомленность в сфере современной социально-политической жизни России, компетентность в вопросах истории страны и становления российской государственности не могут быть поставлены под сомнение.
Многочисленные личные контакты с русскими также обогатили представления Кюстина об империи и национальном характере русских людей. Считается, что именно русские знакомства, которые автор тщательно скрывает из-за боязни скомпрометировать, могли внушить ему негативное отношение и к властям, и к порядкам, царившим в России. Личности многих представителей светского общества, с которыми поддерживал связи автор, сегодня в основном известны. Так, профессор Р. Темпест дает ценную информацию о предстоящих в России встречах и визитах французского путешественника: «Александр Тургенев ввел Кюстина в наиболее избранные круги русского мыслящего общества. Отправляясь в Россию, Кюстин взял с собой письмо Тургенева Вяземскому, в котором Тургенев рекомендовал его как приятеля Шатобриана и мадам Рекамье и просил Вяземского препоручить французского гостя В. Ф. Одоевскому, А. Я. Булгакову - московскому директору почт, П. Я. Чаадаеву, а также Е. А. Свербеевой, хозяйке известного литературного салона в Москве ...» [Тем-пест]. Кюстином были использованы не все, но многие из запланированных коммуникативных возможностей. Предполагают, например, что в Петербурге он тайно встречался с князем Б. П. Козловским, который представлен в книге в образе князя К. - активного собеседника и наставника во время путешествия. Кроме того, он мог видеться и с другими передовыми и влиятельными людьми того времени, а значит - имел дополнительную возможность погрузиться в
культурно-историческую и духовную атмосферу жизни России первой половины XIX века.
Поскольку материалы о России не были опубликованы сразу после возвращения из путешествия, то очевидно, что Кюстин в течение ряда лет серьезно трудился над записями, осмысляя факты и события, изложенные в них, корректируя и нивелируя замечания, зафиксировавшие ощущения и чувства, вызванные первыми впечатлениями. Следовательно, текст его мемуаров постулирует достаточно продуманные суждения, посвященные особенностям современного уклада жизни России и обзору ее исторического прошлого. Надо отдать должное автору, так как ему удалось сохранить стилистические особенности записок, передающие живость и непосредственность эмоциональных реакций, сопровождавших процесс его знакомства с русскими реалиями. Невозможно не заметить старания Кюстина преодолеть укрепившиеся в сознании стереотипные представления о России, сохранить непредвзятость суждений, создать собственную концепцию. Знания, обогащенные впечатлениями «философа-наблюдателя», как называет себя Кюстин, в конечном итоге помогли ему обозначить собственные ориентиры в восприятии России и русских.
Помимо автора-повествователя, функционально значимыми фигурами в тексте книги являются собеседники, которым уделяется пристальное внимание. В частности, введение в структуру текста такого персонажа, как князь К., позволяет перейти от монологической речи к диалогу и тем самым обогатить и разнообразить повествовательную стратегию. Как посредник в межкультурном диалоге, князь К. наделен особыми полномочиями - оказать помощь французскому путешественнику в освоении незнакомой страны, он выстраивает определенный формат общения, указывая французу ракурс наблюдения, формируя его первоначальные представления о русском государстве и народе. Так, он говорит: «Я хочу обратить ваше внимание на самое важное обстоятельство; я хочу дать вам ключ ко всему, что вы увидите в России. Имея дело с этим азиатским народом, никогда не упускайте из виду, что он не испытал на себе влияния рыцарского и католического; более того, он яростно противостоял этому влиянию» [Кюстин, с. 76]. Реакция на слова собеседника характеризует автора как человека тонкой душевной организации, склонного к рефлексии: «Признания его заставили меня задуматься, а раздумья вселили в мою душу страх» [Там же, с. 77].
По содержанию и форме организации материала авторский нарратив напоминает политиче-
скую публицистику: все внимание сконцентрировано на социально-политических и религиозных сторонах жизни России, формирующих, с его точки зрения, нравственный облик русской нации. Четкую проявленность авторской позиции демонстрирует эпиграф, которым Кюстин предваряет рассказ о России:
Каков правитель народа, таковы и служащие при нем; и каков начальствующий над городом, таковы и живущие в нем.
Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, 10, 2 [Там же, с. 10].
Библейское выражение становится квинтэссенцией воззрений автора, очевидна направленность его мысли - против деспотизма самодержавной власти и рабской покорности народа. Кюстин убежден в том, что на природу власти и образ жизни в России оказало влияние русское православие: именно оно подготовило идеологическую базу для царского произвола и закабаления народа. Отсутствие свободы в обществе, смирение, покорность и рабское сознание русских людей - вот печальный результат многовекового гнета власти и церкви, выступающих в едином союзе. «Удивительная страна, рождающая рабов, коленнопреклонно повторяющих чужие мнения», - пишет он [Там же, с. 92]. В России Кюстин не нашел подтверждения просветительского тезиса об особом типе русской просвещенной монархии, российский вариант самодержавия оказался неприемлемым для его политических воззрений, поэтому книга стала своего рода обличительным памфлетом на царский режим, религиозные и общественные порядки России. Автор признавался, что русские заставили его взглянуть на монархическую идею по-новому и предпочесть деспотизму парламентскую республику: «Я ехал в Россию, дабы отыскать там доводы против представительского правления, я возвращаюсь сторонником конституций» [Там же, с. 17].
Политические предпочтения, религиозная доктрина и стереотипные представления не позволили Кюстину внимательно рассмотреть, объективно оценить и воспроизвести в книге культурный контекст России. Как и следовало ожидать, его суждения зиждутся на убежденности в культурном невежестве современной России, он создает образ страны, далекой от цивилизацион-ных и культурных процессов. Отсюда, в понимании автора, склонность русских к заимствованиям, к подражанию более развитым в культурном отношении странам и народам: «Ум этого народа-подражателя питается чужими открытиями»
[Там же, с. 81]. Дискурс о состоянии русской культуры ведется с позиции превосходства, высокомерия, что было свойственно европейскому и, в частности, французскому сознанию по отношению к России. Он пишет: «Куда ни посмотри, Россия во всем отстала от Европы на четыре столетия» [Там же, с. 90]. Писатель обосновывает свою точку зрения несколькими причинами. Согласно первой, своеобразие исторического пути России - вне куртуазно-рыцарского средневековья, а значит, вне цивилизационных тенденций - определило ее культурное отставание. Вторым аргументом в защиту тезиса о культурном вакууме России стала ее особая религиозная - православная (не католическая) - идеология, подчинившаяся властям и поэтому не поощряющая свободу проявления духа народа. Третий тезис основывается на бинарной оппозиции «мы» -«они» в плане западно-восточной топики и, следовательно, ментальности. Кюстин убежден, что Россия генетически предрасположена к восточным традициям, что русские - это «переряженные китайцы»:
Как ни старайся, а Московия всегда останется страной более азиатской, нежели европейской. Над Россией парит дух Востока, а пускаясь по следам Запада, она отрекается от самой себя [Там же, с. 157].
Восприятие культурного пространства России в негативном свете может быть объяснено и другими причинами. Так, вполне приемлемой представляется точка зрения американского исследователя, утверждающего, что взгляды Кюс-тина манифестируют приверженность романтическим принципам: «Эстетическое чувство Кюс-тина сформировалось в контексте французского романтизма, поэтому совсем не удивительно, что из своего путешествия он вынес впечатление о России как о варварской и экзотической стране» [Кеннан].
Кюстин облек хроники своего путешествия в эпистолярную форму, представив 36 писем, формально адресованных другу, а фактически обращенных к сознанию современников, прежде всего французов. Во втором письме имеется указание автора на жанр - «мои путевые заметки суть мои мемуары». Эпистолярная модель повествования избрана не случайно: она как нельзя лучше подходит для воплощения авторского замысла. Он пишет:
Способ, который я употребляю для изображения местностей и описания характеров, кажется мне если не самым удачным для писателя, то по крайней мере самым удобным для читателя, которого я веду за со-
бой, позволяя ему самостоятельно судить о ходе моих мыслей [Кюстин, с. 16].
Ежедневные послания предусматривают наличие живых реакций и впечатлений, непосредственных эмоций, что, в свою очередь, призвано придать тексту естественность и достоверность:
Я описываю увиденное по свежим следам; я пересказываю услышанное в течение дня вечером этого же дня [Там же, с. 17].
Кроме того, автор имеет возможность зафиксировать маршрутные точки поездки, обстоятельно все описать, поделиться с адресатом сокровенными чувствами и мыслями. Однако композиционный каркас в виде писем книги «Россия в 1839 году» выглядит несколько условно и тем самым производит неоднозначное впечатление. Так, по объему послания излишне длинны, перегружены информационно и эмоционально, будто предназначены не конкретному лицу, а обобщенному читателю, для публичного прочтения. Тем более, отметим, что адресат не назван - это некий воображаемый друг, практически отсутствуют обращения к нему, поэтому нет теплоты, искренности и доверительности настоящего дружеского общения, никак не обозначены «горизонты ожидания» будущего реципиента и т. п. Текст в большей степени тяготеет к травелогу -путевым заметкам, дневникам или очеркам, в которых скрупулезно регистрируются даты, числа, перечисляются пункты маршрута, документируются основные события, фиксируются подробности. Это своего рода развернутый монолог, стилизованный под эпистолярный жанр.
Обращает на себя внимание и тот факт, что каждое послание снабжено краткой аннотацией, вводящей в суть предстоящего сообщения, которую можно обозначить как экспозицию сюжета в духе художественной прозы XVIII века. Этот авторский прием следует интерпретировать как своеобразный элемент беллетризации письма.
Сочинение Кюстина изобилует многочисленными и многообразными вкраплениями: здесь представлены биографические сведения, анекдоты, вставные пересказы и сюжеты, комментарии, документальные материалы, экскурсы в историю, обильное цитирование, поэтические и фольклорные фрагменты и т. п. Подобная гибкость формы позволяет значительно расширить хронотоп путешествия, однако при этом жанровые границы текста оказываются размытыми, что серьезно препятствует его четкой жанровой классификации. Например, в научных кругах Франции книга Кюстина оценивается как фило-
софский труд о государственном строе и ставится в одном ряду с книгой А. де Токвиля «О демократии в Америке».
Богатство и комбинация различных вставок в книге Кюстина формируют особое композиционное пространство. Так, своеобразный пласт составляют литературные портреты и пейзажные зарисовки, сближающие текст с художественными сочинениями. Здесь можно найти детализированные индивидуальные портретные характеристики (князя К., цесаревича, царя Николая 1, А. Тургенева, Чаадаева и др.), собирательные образы (русских женщин, мужиков, казаков и т. п.).
Пейзажи, представленные в повествовательной структуре кюстиновских записок, перекликаются с эстетическими установками романтиков, активно использующих явления природы для описания состояния внутреннего мира героев. Тревожным ожиданием, мрачными предчувствиями наполнены нарисованные Кюстином картины русской природы:
Тусклые пустынные воды Балтийского моря омывают столь же пустынные берега: климат здесь суровый и неблагоприятный для людей. Бесплодная суша и холодное море, печальные просторы земли и неба -все здесь леденит душу странника [Там же, с. 97].
Он убежден в том, что суровые северные пейзажи России соответствуют не менее суровым социально-политическим обстоятельствам жизни людей. Скромная природа Севера поражает воображение европейского путешественника своей монотонностью и безликостью. Так, он пишет:
Нет ничего печальнее, чем природа в окрестностях Петербурга [Там же, с. 99].
Особенность кюстиновского нарратива состоит в высокой доле рефлексии, реализующей себя через многочисленные лирические отступления, философские размышления, восклицательную и вопросительную риторику. Складывается впечатление, что для автора важнее не описать увиденное, а раскрыть его внутренний смысл, понять истинный дух, уловить особенное. В этом смысле более значимыми становятся чувства, ощущения, настроения интуиция, помогающие проникнуть в суть вещей и явлений, поэтому автор не скупится на проявление ярких, искренних и зачастую противоречивых эмоций -от восхищения и восторга до ярости и гнева. Способность Кюстина выводить на первый план не события и факты, а эмоциональные реакции на них становится основным приемом письма, преобладающей манерой вести рассказ. Все эти
черты роднят текст записок о путешествии в Россию с сентименталистской и раннероманти-ческой художественной прозой. Подчеркивая эмоциональность прозы Кюстина, отечественный критик, литературовед В. Кожинов назвал его «восхищенным созерцателем России» [Кожи-нов].
При этом нельзя отрицать наличие достаточно сильного аналитического начала в кюстинов-ском сочинении. Автор демонстрирует хорошие исследовательские способности, умение логически мыслить, дает примеры научных обобщений, иллюстрирует мысли «наглядным» материалом, стремится к доказательности выдвинутых тезисов, как, например, в случае с дискурсом о культуре России.
Многие исследователи отмечают в качестве особенности авторского стиля пристрастие Кюс-тина к морализаторству, использованию афоризмов, фраз-сентенций, которые не только определили популярность записок, но и стали источником их долголетия [Мильчина, с. 717]. Для наглядности приведем несколько оригинальных выражений из книги: «Россия - империя бесполезных формальностей» [Кюстин, с. 103]; «Чтобы жить в России, следует быть русским» [Там же, с. 132]; «Россия - страна мнимостей, где все вызывает недоверие» [Там же, с. 407]; «Другие народы терпели гнет, русский народ его полюбил» [Там же, с. 407]; «Мне кажется, я воочию вижу, как из всех ворот Кремля выходят пороки и заполняют Россию» [Там же, с. 407] и т. п. Резкость и безапелляционность суждений, часто высокомерный тон послужили поводом для обвинения Кюстина в русофобских настроениях и привели к запрету публикации книги в России на долгие годы. Его высказывания и сегодня цитируются у нас, особенно в тех случаях, когда оппонентам необходимо доказать, что Западная Европа всегда пыталась дискредитировать политические, теологические и культурные основания России. Объективности ради заметим, что это не совсем справедливо. Так, В. Кожинов полагал, что негативизм Кюстина по отношению к России сильно преувеличен, что в сочинениях многих русских авторов содержатся гораздо более резкие суждения, чем ставшая символом «антирус-скости» книга французского путешественника [Кожинов]. Представляется, что позиция антагониста по отношению к русским традициям и порядкам - это типичная романтическая поза, маска, помогающая Кюстину максимально сосредоточить внимание на пороках российской жизни. Как шатобриановский герой, странствующий в поисках идеала и истины, он, путешествуя по малоизвестной стране, болезненно переживает
несовершенство этого мира и главный его недостаток - отсутствие свободы. Все остальное, за редким исключением, воспринимается им достаточно объективно и в целом благосклонно. Автор допускает неточности, ошибается, судит поверхностно о тех или иных вещах, но он пытается быть честным и справедливым по отношению к себе и к другим. Так, он не скрывает глубокого уважения к русскому человеку, к нации в целом, и сохраняет уверенность в том, что потенциальные возможности русского народа огромны и в будущем он сможет их реализовать. Он убежден, что «сумел разглядеть под политической маской, вот уже несколько веков искажающей исконный характер русской нации, ее превосходные задатки» [Кюстин, с. 18].
Книга Кюстина «Россия в 1839 году» является примером удачного соединения традиций жанра травелога, тяготеющего к форме документальной публицистики, с элементами художественной прозы и являет собой некое полижанровое образование, цельность которому придает единство мысли автора и мастерство его стиля. Резонно завершить словами одного из зарубежных исследователей: «Астольф де Кюстин не был великим писателем; тем не менее его „Россия в 1839 году" есть своего рода flawed masterpiece - несовершенный шедевр. Какая часть этого двусоставного выражения весит больше, история еще не решила» [Темпест].
Список литературы
Кеннан Дж. Ф. Маркиз де Кюстин и его «Россия в 1839 году». URL: http://www.litmir.co/br/?b=202737 (дата обращения: 27.04.2016).
Кожинов В. Маркиз де Кюстин как восхищенный созерцатель России. URL: http://russia-west.ru/ viewtopic.php?id=476 (дата обращения: 05.05.2016).
Любарец Светлана Николаевна,
кандидат филологических наук, доцент,
Удмуртский государственный университет, 426034, Россия, Ижевск, Университетская, 1 lub-sv@yandex.ru
Кюстин А. де. Россия в 1839 году (основной том) / Пер. с фр. О. Гринберг, С. Зенкина, В. Мильчиной, И. Стаф. СПб.: Крига, 2008. 704 с.
Мильчина В. Несколько слов о маркизе де Кюсти-не, его книге и первых русских читателях / Мильчина В. А., Осповат А. Л. Комментарий к книге Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». СПб.: Крига, 2008. 368 с.
Темпест Р. Философ-наблюдатель маркиз де Кю-стин и грамматист Николай Греч. Отвергнутый маркиз о раболепии реакционера: взвешивая уязвленность. URL: http://gefter.ru/archive/14273 (дата обращения: 05.05.2016).
References
Kennan, Dzh. F. Markiz de Kiustin i ego «Rossiia v 1839 godu» [Marquis de Custine and His "Russia in 1839"]. URL: http://www.litmir.co/br/?b=202737 (accessed: 27.04.2016). (In Russian)
Kiustin, A. de. (2008). Rossiia v 1839 godu (osnovnoi tom) [Russia in 1839] / Per. s fr. O. Grinberg, S. Zenkina, V. Mil'chinoi, I. Staf. 704 p. St. Petersburg, Kriga. (In Russian)
Kozhinov, V. Markiz de Kiustin kak voskhishchennyi sozertsatel' Rossii [The Admiring Contemplator of Russia]. URL: http://russia-west.ru/viewtopic.php?id=476 (accessed: 05.05.2016). (In Russian)
Mil'china, V. (2008). Neskol'ko slov o markize de Kiustine, ego knige i pervykh russkikh chitateliakh [A Few Words about Marquis de Custine, His Book and Its First Russian Readers] / Mil'china V. A., Ospovat A. L. Kommentarii k knige Astol'fa de Kiustina «Rossiia v 1839 godu». 368 p. St. Petersburg, Kriga. (In Russian)
Tempest, R. Filosof-nabliudatel' markiz de Kiustin i grammatist Nikolai Grech. Otvergnutyi markiz o rabole-pii reaktsionera: vzveshivaia uiazvlennost' [Philosopher-Observer Marquis de Custine and Grammarian Nikolay Gretsch]. URL: http://gefter.ru/archive/14273 (accessed: 05.05.2016). (In Russian)
The article was submitted on 06.05.2016 Поступила в редакцию 06.05.2016
Lyubarets Svetlana Nikolaevna,
Ph.D. in Philology, Associate Professor, Udmurt State University, 1 Universitetskaya Str., Izhevsk, 426034, Russian Federation. lub-sv@yandex.ru
