CC BY
164
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 17 (232).
Филология. Искусствоведение. Вып. 55. С. 118-122.
о. и. налдеева
жанрово-стилевые особенности баллады в творчестве поэтов мордовии
В статье рассмотрены основные тенденции развития баллады в литературе Республики Мордовия. Обозначена художественная специфика мордовской баллады в контексте русской баллады. Выявлены ее жанрово-стилевые особенности в творчестве поэтов Мордовии. Определены литературно-фольклорные взаимодействия в пределах данной поэтической формы.
Ключевые слова: баллада, жанр, стиль, поэтический язык, характер, лирический герой.
Зрелость и богатство любой национальной литературы определяются не только глубиной идейно-эстетического содержания, но и многообразием жанровых форм. Стремление ярче и глубже изобразить действительность, раскрыть нравственный и гражданский опыт, соединив сюжет и чувство, напряженность коллизий и остроту переживаний, заставляет художников слова обращаться к таким жанрам, в которых сильны романтические тенденции, в частности к балладе. Термин ‘баллада’ вошел в употребление в период романтизма. Поэты-романтики (в Англии - Р. Бернс, В. Скотт, в Германии - Г. Бюргер, Ф. Шиллер, И. В. Гете) восприняли не только композиционные и мелодические приемы, но в первую очередь драматические темы и конфликты фольклорной баллады. Излюбленными в романтической поэзии стали истории о благородных разбойниках и таинственных превращениях, простодушных верованиях и семейных трагедиях.
Историю русской литературной баллады отсчитывают со стихотворения Н. М. Карамзина «Раиса» (1791). Однако более предметно о данном жанре заговорили с момента появления баллад В. А. Жуковского, затем А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Для их балладного творчества характерно использование народнопоэтических сюжетов и художественных средств, что дало основание для употребления данного термина. Но не всякое повествовательное стихотворение в литературе - баллада, обычного обозначения здесь явно недостаточно, многое зависит от сюжета. Он должен отличается повышенной событийностью, фа-бульностью. Конфликт героя и обстоятельств
- ядро балладного жанра. Сильный, решительный, мужественный и отважный характер балладного героя раскрывается только в исключительных условиях. Балладные события оцениваются читателями как сенсационные, из
ряда вон выходящие или, напротив, как периодически повторяющиеся - в зависимости от того, какова жизненная ситуация героя, а она бывает на пороге трагедии, на взлете, на высшей точке напряжения. Балладные персонажи прикасаются к тайне, совершают неожиданные героические поступки. Балладное действие обязательно имеет кульминацию. Своеобразие баллады - в непредсказуемом повороте событий, иногда коренным образом меняющем первоначальную расстановку сил.
Сюжет в балладе - самое сильное средство обострения и разрешения нравственных проблем. Именно он является доминантой баллады. Представления о целях, пафосе и функциях жанра со временем менялись. В начале XIX века, по выражению В. Г. Белинского. баллада «была передовою колонною юного романтизма»1, который начинался с обработки фольклорных баллад, стилизации или же кардинального их переосмысления при непременном воспроизведении национальных нравов и обычаев. Фольклорная баллада утверждала, что духовности, трагизма, загадочности не лишена жизнь даже самых обыкновенных людей. К середине XIX века литература все больше обращается к действительности, что не могло не отразиться на характере и судьбе баллады. В реалистической поэзии баллада фактически превращается в стихотворный рассказ, фельетон или очерк. В советскую эпоху, сразу же после Гражданской войны и в годы Великой Отечественной войны, ее воспламеняют героические события современности. Необычное поэты находят рядом, идеал - в действительности. Отныне не фантастическое предание значительнее повседневной жизни, как это представлялось романтикам прошлого, наоборот, сама действительность встает вровень с легендой, а подчас и превосходит ее. Непридуманная, небывалая мощь, которая от-
личает деяния балладных героев советской литературы, воодушевляет читателей, побуждает их к нравственным исканиям.
Несмотря на достаточную степень изученности, до сих пор в русском и мордовском литературоведении нет единства в вопросе родовой принадлежности баллады. Большинство исследователей при определении жанра солидарны лишь в том, что ее природа носит синкретический характер, представляя собой сложный сплав эпического, лирического и драматического начал.
Драматическими диалогами богата фольклорная баллада, сохранившая связь с древним синкретическим творчеством. В литературной балладе диалоги сокращаются, свертываются, порой исчезают совсем. Там же, где они все-таки есть, их роль весьма далека от той, какую выполняет диалог в драме. Драматическое построение на поверку оказывается лироэпическим. Сочетание лирического и эпического начал в балладе неоспоримо. Вопрос в том, какое из них лежит в ее основе. Если в 40-е годы XIX столетия главенствовало лирическое изображение, то у поэтов периода Великой Отечественной войны преобладает эпическое. Баллада вне эпоса, без повествования немыслима. По А. Н. Соколову, в балладе основным фактором стиля можно считать сюжет2. Созданию остроконфликтности, кульминаци-онности, стремительности балладного сюжета способствует целый комплекс выразительных средств, динамичность и экспрессивность. Со временем баллада выработала тот драматически напряженный тон, по которому иногда с одной строфы узнается жанр.
Из всего вышесказанного следует, что баллада - это прежде всего лироэпический жанр, возвышенный пафос которого воплощен в острофабульном, напряженно-динамически окрашенном кульминационном сюжете. Все эти особенности характерны и для мордовской баллады, которая, наряду с общностью многих моментов, имеет и ряд особенностей. Так,
В. В. Горбунов считает, что, «в отличие от русского и западноевропейского, балладное творчество мордвы почти не испытывало влияния письменной литературы. Балладные произведения мордвы имели более массовое распространение и остро ставили этические, социальные, философские и семейно-бытовые проблемы. В сюжетной основе баллады всегда лежат конкретное событие, индивидуальная судьба человека, совершающего необычный посту-
3
пок в напряженно-драматических ситуациях»3. Литературовед также отмечает, что мордовские баллады бывают разными по сюжету, но их поэтика, как правило, избегает многоконфликт-ности. В отличие от баллад других народов, баллада авторов Мордовии имеет склонность к подробностям, показу примет времени, места и характера совершающегося действия, чтобы все было правдоподобным, не вызывающим сомнений в достоверности происходившего. В балладах мордвы, по справедливому мнению исследователя, большое значение придается диалогу, символике, аллегориям, загадочности и романтической окрашенности повествования.
Анализируя развитие балладных традиций, С. Г. Девяткин подчеркивает, что мордовская баллада генетически уходит корнями к национальной балладной традиции устнопоэтического творчества. За многие века бесписьменного существования мордовский народ создал прекрасные образцы балладных песен, отличающихся исключительным драматизмом, тонкостью словесного материала, ярким отображением психологии народа, философским проникновением в сложный мир жизненных противоречий4.
Жанр баллады привлек внимание мордовских авторов уже в период зарождения поэзии. В 1922 году выходит баллада А. Бухарева «Невтьсыть ли заветазь кечетнень?» («Укажешь ли ковши заповедные?»), вслед за которой появляется множество стихотворений балладного характера: «Оля» К. Петровой, «Кулыця як-стереармеец» («Умирающий красноармеец») М. Налимова, «Сыре пиче» («Старая сосна») Т. Наумова, «Пекшень дудкине» («Липовая дудочка») А. Моро и другие. Эти произведения были еще незрелы по своей форме, но в них поэты ставили серьезные проблемы народной жизни, которые волновали читателя.
В 30-е годы ХХ века были созданы героические баллады А. Зинькова «Баллада сисем аля-до» (Баллада о семи молодцах»), Я. Григошина «“Иневеденть” бороцизь» («Победили водную стихию») и другие. Молодой исследователь Н. Ф. Голованова отмечает, что в балладах 30-х годов неизменно присутствуют острый драматизм ситуаций, динамическое развитие действия, задушевно-лирическая окрашенность повествования, но в центре внимания не трагизм сюжета, а романтически приподнятый пафос борьбы героя за новую правду, апофеоз которой составляет идейное содержание этих
баллад мордвы5. Поэтому они и по стилю, и по настроению, и по идейно-художественной сущности героические, а трагический колорит, который составляет основу сюжетнокомпозиционной организации повествования, лишь подчеркивает грандиозность новой правды, в борьбе за торжество которой погибают герои, обнаруживающие великую силу характера, идущие на смерть во имя свободы.
Большой скачок в развитии мордовской баллады произошел в годы Великой Отечественной войны, когда каждый день приносил богатейший материал о массовом героизме народа. В этот период баллады создают А. Щеглов («Гайкстак, бандура!» - «Звени, бандура!»), П. Гайни («Сазорка» - «Сестра»), М. Бебан («Мокшень церат да Инекуйсь» -«Мокшанские парни и змей»). В них «обязательно присутствие незамысловатого, но драматически острого сюжета, в основе которого лежит ошеломляющее своей необычностью событие, контрастный прием изображения, когда простой человек совершает героический дерзкий поступок во имя Родины и удивляет всех своим духовным величием, традиционный для баллады прием трехкратного нарастания действия, реалистические детали повествования и романтически окрашенный пафос»6.
С точки зрения взаимосвязи устнопоэтического и авторского творчества заслуживает внимание баллада М. Бебана «Мокшень це-рат да Инекуйсь», которая включена в сборник избранных стихотворений поэта, вышедший в 1983 году. Баллада напрямую перекликается с народной песней «Ош пакся» («Городищенское поле»), где повествуется о том, как змеи упросили одного охотника помочь им выйти из реки, обещая за это награду, а когда охотник выполнил их условия, - погубили его. М. Бебан сохраняет фабулу народной песни, но изменяет ее концовку - герои-победители смеются в ответ на уговоры Змея: не затем они боролись против него, чтобы вытащить из трясины. Баллада имеет множество отличительных черт, которые делают ее довольно оригинальной. К чисто внешнему стилевому своеобразию произведения относится использование поэтом диалектных слов и выражений. Например, ‘аргон’ (‘плесень’), ‘доен’, ‘доин’ (‘мутный’), ‘лебонь’ (‘грязь’) и т. д., просторечно-грубых выражений: ‘штралкснень-марьхнень теть-
кить’ (‘выпученные глаза свои раскрой пошире’). В мордовском фольклоре образ змея соответствует русскому Кащею, Змею Горынычу.
Исследователь фольклора А. Н. Маскаев отмечает, что «он сильный, коварный, возможно, олицетворяющий стихийные явления природы или враждебный человеческий род, поэтому он изображается как носитель зла, угнетатель»7. Страх мордвы перед смертоносным жалом этого пресмыкающегося сказался в выборе змеи на роль отрицательного героя. В балладе Инекуй олицетворяет фашизм. Радость победы над страшным врагом показана М. Бебаном в шутливой обрисовке поведения Змея: «Эстокиге сисем прянзон вачкодсь,/Сур кенжензон - лык-штор! - пувордазень,/Сисем прянзон доинти прдазень»8 («В тот же миг схватился он за свои семь голов, / Ногти свои заломил, / Семь своих голов в тину спрятал») [перевод здесь и далее подстрочный наш. - О. Н. ]. В данном случае автор включает традиционные народные приемы описания отчаяния, немного корректируя их в соответствии с ситуацией: обычно глагол ‘вачкодсь’ (в переносном значении - ‘всплеснуть’) относится в фольклоре к рукам, тогда как Бебан заставляет Змея «всплеснуть» головами. Анализ баллады показывает, что использование элементов устно-поэтического творчества помогает автору создать свое оригинальное произведение.
В начале 1950-х годов в мордовской поэзии появляются баллады «Тядя» («Мать») М. Бебана, «Пиже давол» («Зеленый вихрь») Н. Эркая, «Сура леесь Волгас пры» («Сура впадает в Волгу») В. Вечканова и др. В них от традиционной народной баллады сохранилась символико-аллегорическая структура образов и многоступенчатое нарастание действия.
Во второй половине ХХ века к балладному жанру обращаются многие поэты: А. Тяпаев («Келуня» - «Березка»), В. Волков («Вечнай часовой» - «Вечный часовой») и другие. Из современных мокшанских поэтов создают баллады В. Кригин («Баллада пушкать колга»
- «Баллада о пушке»), И. Носиков («Баллада учительть колга» - «Баллада об учителе»), П. Алешина («Мекольце уроксь» - «Последний урок»), М. Аникина («Солдатть колга баллада» - «Баллада о солдате»), эрзянские поэтессы Р. Дулкина («Лисьмапря» - «Родник»), А. Сульдина («Кизэнь баллада» - «Летняя баллада»). В этих произведениях гармонично сочетаются опыт узкоиндивидуальный и общечеловеческий, сюжет и чувство.
И. Л. Гринберг считает, что «главным отличием баллады, ее движущей силой является переживание, слитое с сюжетом, рас-
крытое в сцеплении характеров и событий»9. Спецификой балладного жанра считается также особая сжатость, сконцентрированность действия, динамичность развития сюжета и сосредоточенность на его наиболее напряженных моментах. Все эти отличительные черты мы находим в балладе А. Тяпаева «Келуня», где рассказывается о том, что старая бабка Проса спустя много лет после войны все еще ждет сына Ивана, поэтому часто выходит на берег Мокши. Береза, что помнит ее сына, посылает искать пропавшего воина свою младшую сестру - березоньку, выросшую уже после войны. Найдя памятник Ивану в Германии, она остается рядом с ним, передав лишь весточку с ветром старшей сестре. Такова внешняя сторона баллады. Основным художественным приемом передачи чувств лирического героя служит иносказание, которое является одним из отличительных средств фольклора как самобытного искусства. Так, березка у А. Тяпаева олицетворяет девушку, которая с гибелью солдата теряет и свое счастье. Использование в художественном тексте иносказательности позволило автору углубить эмоциональность баллады, полнее передать ее художественный замысел.
Главная идея баллады - прославление воинов, павших в годы Великой Отечественной войны. А. Тяпаев называет их героями, потому что ценой своей жизни они «согрели» нашу планету. Теперь же этих воинов согревает солнце: «Серцек якасть бойс, / И удыхть сер-цек/Калмоса аф моли кашт... / Руст и мокшет, армянитт и татархт... / Вельхксозост шись валд-ста, валдста стясь»10 («Вместе в бой ходили / И вместе спят. / В могиле тишина... / Русские и мокшане, армяне и татары... / Яркое, яркое поднялось над ними солнце»). Используя повтор в последней строке, поэт усиливает чувство любви, заботы природы о своих сыновьях.
В другой балладе, «Алена», А. Тяпаев обращается к одноименному образу героини мордовского народа. В произведении много лирических красок, используется народная символика - серый камень на месте гибели героини, на котором поутру выступают росинки, символизирующие слезы Алены.
В 1983 году в коллективном сборнике мокшанских поэтов «Праздникть ушедомац» («Начало праздника») выходит «Баллада пуш-кать колга» В. Кригина. Она посвящена воспоминаниям о тяжелых днях войны, когда по всей линии фронта гремели пушки. О пушке
поэт говорит как о живом существе: «Етась сон пичефкснень ланга, / Зарятненнь стяфтсь масторбес. / Ломаттне няезь-дивандасть, / Валдомкшнесь инголест весь»11 («Прошла она сквозь нужды, / Кругом поднимала зарева. / Люди смотрели-дивились, / Перед ними светлела ночь»). Образ пушки стал символичным в нашей литературе, о ней пишут многие поэты.
«Баллада учительть колга» И. Носикова свидетельствует о росте мастерства мордовских поэтов. В балладе наблюдается стремление поэта видеть в обыкновенном необыкновенное, глубже понять истоки характера, нравственного и эстетического идеала своего народа. И. Носиков рассказывает об учителе, который отдал много сил детям, обустройству школьной территории. Но он умер, школу снесли, вырубили посаженный им сад. Автор с горечью говорит о том, что неоправданно быстро забываются люди, которые сделали для других очень многое: «Но етась иттненди сонь пароц: / Од школать перьф од марлюфт панчсть...»12 («Но ушло его добро для детей: / Вокруг новой школы цвели новые яблони...»). Художественно своеобразной делает балладу сюжет, который является не событийным, а мыслительным, построенным на ассоциациях, пересечениях в развитии мысли. Такое размышление позволяет по-новому осмыслить природу вещей, расширить диапазон поэтического мировосприятия.
Рассмотрев некоторые баллады мордовских поэтов, следует отметить, что форма и степень влияния фольклора на балладу претерпели существенные изменения. Можно предположить, что для современной баллады важны не столько вопросы жанра, композиции, стиля, что было характерно для периода ее формирования, сколько проблемы создания героического характера, передачи национального своеобразия, отношения к жизни, гуманизм. Усвоение фольклорного балладного опыта происходит на более широкой основе и характеризуется исключительным разнообразием оттенков. Фольклорная и литературная баллады активно взаимодействуют друг с другом главным образом по той причине, что литературная баллада возникла на основе устно-поэтической традиции и продолжает существование, полностью не оторвавшись от нее. Исторический срез развития баллады показывает, что данный жанр способен адаптироваться к различным эпохам, персонажам и событиям, сохраняя при этом особенности своей поэтики и эстетики.
Примечания
1 Белинский, В. Г. Полн. собр. соч. : в 13 т. Т. 2. М., 1953. С. 198.
2 См.: Соколов, А. Н. Теория стиля. М., 1968. С. 47.
3 Горбунов, В. В. Признание : литературнокритические статьи. Саранск, 1984. С. 99-100.
4 См.: Девяткин, С. Г. Развитие балладных традиций // Современная мордовская литература. 60-80-е годы : в 2 ч. Ч. 2. Саранск, 1993. С. 25.
5 См.: Голованова, Н. Ф. Эволюция жанра баллады в эпической поэзии : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Ульяновск, 2009. С. 16-17.
6 Горбунов, В. В. Признание. С. 112.
7 Маскаев, А. И. Мордовская народная эпическая песня. Саранск, 1964. С. 232. 8Бебан,М.А.Видептьфборазда(=Выпрямленная борозда). Саранск, 1983. С. 92.
9 Гринберг, И. Л. Три грани лирики : (Современная баллада, ода и элегия). М., 1985. С. 90.
10 Тяпаев, А. П. Эрек ведь (=Живая вода). Саранск, 1978. С. 109.
11 Кригин, В. Баллада о пушке // Празникть ушедомац (=Начало праздника). Саранск, 1983.
С. 24.
12 Носиков, И. Кевня мархта суркс (=Перстень с камнем). Саранск, 1982. С. 6-7.
