CC BY
73
Сер. 9. 2007, Вып. 2. Ч. П
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
В.Д. Алтагиина
ЖАНРОВАЯ СПЕЦИФИКА РОМАНА МЕМУАРОВ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVIII в.
Воспоминания подлинные и вымышленные, строго следующие хронологии или идущие вспять, воспоминания «благовоспитанной девицы»1 или «необразумившегося молодого человека»2, «замогильные записки» (1848-1850) Шатобриана или «Антимемуары» (1967) Мальро. «Некоторые утверждают, что меня зовут Оскар Дюфрень; другие думают, что мое настоящее имя Фредерик Бегбедер. Порой мне самому трудно в этом разобраться»3, - пишет один из самых популярных современных французских писателей, складывающий во всех своих произведениях «лего из эго», заявляющий, что его жизнь «есть роман, основанный на реальных фактах»4.
Вся история литературы, особенно французской, доказывает популярность автобиографического жанра, художественного или документального, документально-художественного или художественно-документального, что призывает нас обратиться к тому времени, когда жанр делал свои первые, но твердые шаги. Кроме того, наблюдения над эволюцией мемуарного типа повествования чрезвычайно важны, для постижения интереснейшего этапа литературного процесса - формирования романа нового типа.
Для определения жанровой специфики романа-мемуаров необходимо сначала обратиться к подлинным воспоминаниям, ведь не вызывает сомнений тот факт, что, создавая художественное произведение, писатели ориентировались на знакомую и любимую читателями модель. Для исследования были выбраны следующие семь образцов мемуарной прозы, написанные в конце XVII в,: «История Генриетты Английской» (опубликована в 1720) и «Мемуары о французском дворе 1688 и 1689 гг.» г-жи де Лафайет; «Мемуары, рассказывающие историю Анны Австрийской» г-жи де Моттвиль; мемуары трех видных политических деятелей эпохи Фронды: Франсуа де Ларошфуко (Мемуары, 1662), Бюсси де Рабютена («Мемуары», 1696) и кардинала де Реца («Мемуары», 1717); «Мемуары» (1653-1689) мадемуазель де Монпансье, а также воспоминания двух писателей XVIII в. - «Мемуары» (1735) д'Аржана- первая проба пера - и Дюкло, написанные в конце 1760-х годов, и опубликованные в 1855г.
Мемуары XVII в. вырабатывают определенную повествовательную структуру: большинство мемуаристов обращаются к наиболее значимому жизненному этапу, насыщенному историческими и личными событиями, которые они пытаются осмыслить с высоты приобретенного опыта. По мнению психологов, активное участие в общественной жизни способствует сохранению воспоминаний, для которых сами исторические события дают опорные точки, что мы видим как на примере мемуаров политических деятелей, так
© В.Д. Алташина, 2007
и в произведениях, посвященных государственным особам. Как правило, к написанию мемуаров обращаются в тот момент, когда активное участие в истории сменяется почти полной бездеятельностью (Ларошфуко, Реп, Бюсси де Рабютен, Великая мадемуазель) или когда объект описания уходит из жизни (г-жа де Моттвиль и г-жа де Лафайет). Таким образом, будь то мемуары от первого или от второго лица, для них одинаково характерно разделение между героем и рассказчиком: в первом случае это разделение вызвано хронологическими причинами - умудренный опытом рассказчик с высоты прожитых лет оценивает события прошлого; во втором случае рассказчик смотрит на героя со стороны, но на героя, вызывающего его восхищение и любовь, т. е. между героем и рассказчиком существует определенная близость. Использование «двойного регистра» ведет к углублению психологизма: рассказчик не только вспоминает об исторических событиях, но, прежде всего, стремится осознать свое место, понять самого себя, и автор из хроникера превращается в автобиографа, пытаясь запечатлеть history, он создает story.
Несмотря на то, что большинство мемуаристов открыто заявляют о своем намерении придерживаться строгой хронологии и говорить чистую правду, но сам факт перенесения прошлого на бумагу, равно как и процесс воспоминаний приводит к неизбежным искажениям. Изображение событий во многом определяется задачами рассказчика: так, Рец обходит вниманием то, в чем он не играл особой роли, а м-ль де Монпансье с особым наслаждением и детальностью описывает собственным заслуги, не имевшие никакого значения с точки зрения историков, но важные в глазах рассказчицы. Это ведет к тому, что одни и те же события (например, Фронда) по-разному изображены в произведениях разных авторов.
Появление «воображаемой конфигурации»5 неизбежно при попытке обрести «утраченное время», однако ее формы и значение в тексте могут быть самыми разными. Можно выделить «воображаемые конфигурации», имеющие объективное происхождение, то есть не зависящие от сознательной установки автора, и субъективные, зависящие от личности и целей рассказчика.
Первые связаны с художественными особенностями произведения, с тем, выбирает ли автор «показ» или «рассказ», отдает ли он предпочтение прямой или косвенной речи. В тех произведениях, которые находятся ближе к хронике, «воображаемые конфигурации» встречаются редко: в мемуарах Ларошфуко, Бюсси де Рабютена, г-жи де Моттвиль почти нет прямой речи, ярких запоминающихся сцен, мы не видим героев, не слышим их голоса. Иное дело воспоминания, в которых личность автора, его писательское мастерство проявляются в полной мере, в которых рассказчик не стремится к объективному изложению событий, но сам занимает центральное место. Тогда в повествовании в изобилии появляется прямая речь, яркие, трагические или забавные, приключения, рассказанные кратко, но с большим мастерством.
«Воображаемые конфигурации» второго типа проявляются в том, что в центре внимания рассказчика оказываются события, представляющие интерес скорее не для истории, но для самого героя, причем рассказчик позволяет себе некоторые вольности в их изложении, а также в том, каким образом автор изображает других - авторская симпатия и антипатия определенно проявляются в мастерски написанных портретах, являющихся неотъемлемым компонентом мемуарной прозы XVII века.
Наличие «воображаемых конфигураций», естественных и практически неизбежных в автобиографическом произведении, перебрасывает мостик от документальности к художественности, свидетельствует о том, что в центре повествования - не голые факты, но их субъективное видение, отражающее личность автора, а не ход истории.
Авторы мемуаров широко используют все возможные отношения между временем истории и временем повествования, что позволяет, с одной стороны, уместить в ограниченные рамки многие годы насыщенных исторических фактов, а с другой - сделать повествование живым и увлекательным, что в большей мере относится к тем произведениям, где показ превалирует над рассказом. Именно авторы таких мемуаров (Рец, Великая мадемуазель, г-жа де Лафайет, маркиз д'Аржан) проявляют наибольшее стилистическое разнообразие и мастерство, обращаются к разным типам текста и тональностям, насыщают свои творения эмоциональностью переживания.
Именно это субъективное восприятие действительности и составляет ценность воспоминаний. Если «Мемуары» Ларошфуко еще очень близки к хронике, а в воспоминаниях Реца появляется «воображаемая конфигурация», собственное восприятие событий, он пишет в основном о своем месте в истории, то Великая мадемуазель рассказывает уже не историю страны, но историю своего внутреннего развития.
Углубление субъективного ведет к изменению художественных особенностей произведения: мемуары становятся менее сухими, в них все меньше точных дат, детальных описаний баталий, документов разного рода. Если все это еще встречается у Ларошфуко, Бюсси, мадам де Моттвиль, то в «Истории Генриетты Английской» г-жи де Лафайет или в «Мемуарах» мадемуазель де Монпансье точность истории уступает место детальному анализу внутреннего мира героя.
Особое место в ряду мемуаристов XVII в. занимает кардинал де Рец, произведение которого, несмотря на все стремление к подробному изложению событий, представляет несомненный художественный интерес благодаря как яркости и оригинальности стиля, так и постоянному присутствию личности героя - рассказчика, выражающего свое отношение, делящегося размышлениями, рисующего захватывающие сцены.
В мемуарах XVII в. мы встречаем все три возможных типа точек зрения: здесь есть повествование о себе от первого лица - внутреннее фокусирование; рассказ от имени свидетеля событий (г-жа де Моттвиль, г-жа де Лафайет) - внешнее фокусирование, и попытка показать все непредвзятым взглядом постороннего третьего лица (Ларошфуко, говорящий о себе в третьем лице в большей части своих «Мемуаров»),
Наличие портретов, афористических высказываний, размышлений и отступлений, использование прямой и косвенной речи, вставные истории, обращение к читателю, использование «двойного регистра», рефлексия, анализ внутреннего мира - все это придает воспоминаниям оригинальность, намечает переход от документальной литературы к художественной и, безусловно, влияет на литературу следующего века.
Воспоминания Дюкло и маркиза д'Аржана представляют собой два основных варианта мемуарной прозы: если для Дюкло характерно отстранение от событий прошлого, тенденция к размышлению, превалирование рассказа над показом, то произведение д'Аржана, напротив, отличает эмоциональность, обилие ярких сцен и приключений.
Мемуары двух писателей XVIII в. свидетельствуют о том, что традиции предыдущего столетия прочно укрепились в умах и художественной практике, что нашло отражение в документальном жанре и в романе.
Семь романов, отобранных для анализа, показательны для литературного процесса во Франции на протяжении всего XVIII в.: первый роман датируется 1731 г. (именно в эти годы роман во Франции получает заслуженное признание), последний - 1786-1789 гг.: «Английский философ, или История г-на Кливленда» (1731-1739) аббата Прево; «Мемуары графа деКомминжа» (1735) г-жи деТансен; «Жизнь Марианны» (1731-1741) Мариво;
«Заблуждения сердца и ума, или Мемуары г-на де Мелькура» (1735) Кребийона; «Исповедь графа де***» (1741) Дюкло; «Тереза-философ» (1748) маркиза д'Аржана; «Любовные приключения Фобласа» (1786-1789) Лувэ де Кувре.
На основании проделанного анализа, можно выделить следующие жанровые характеристики французского романа-мемуаров XVIII в.: повествование ведется от первого лица, хотя рассказчик совпадает с героем, но не с автором; широко обыгрываются все возможности «двойного регистра», который позволяет не только воссоздать момент прошлого, но и прояснить то, что было непонятым прежде, поскольку, вспоминая прошлое, рассказчик стремится понять самого себя и все с ним произошедшее. В центре повествования находится психология героя, его внутренний мир, становление личности, что постепенно ведет к сужению рамок повествования: от нескольких десятилетий («История Кливленда» Прево)до нескольких дней юности, ставшими переломными в жизни героя («Заблуждения сердца и ума» Кребийона). Рассказ ведется в прошедшем времени, в хронологическом порядке, рассказчик обращается к тем событиям, участником которых был сам, то забегая вперед, то откатываясь назад. В тексте используется прямая и косвенная речь, создаются сцены, рассказ чередуется с показом, что придает живость повествованию, ибо главная цель автора - не наскучить, сочетать приятное с полезным. Все эти качества в той или иной пропорции были отмечены нами и при анализе подлинных воспоминаний, что является подтверждением того, что роман-мемуары сформировался под непосредственным влиянием документального жанра, столь популярного на рубеже ХУП-ХУШ вв.
Попытка расположить романы по мере их все большего отдаления от документального источника и по мере увеличения доли вымысла, привела к почти хронологическому порядку, за исключением романа маркиза д'Аржана, в котором используются реальные факты.
Роман аббата Прево еще очень близок к подлинному мемуарному произведению и по своей структуре, и по использованию в качестве имен героев подлинных исторических персонажей, и по включенности их личной жизни в исторические события эпохи, и по заявке на достоверность воспоминаний в предисловии к роману. Однако, несмотря на строгое следование сложившемуся канону, писателю удается создать новаторское произведение - один из первых философских романов во французской литературе, в котором автор использует оригинальные и новые для своего времени художественные приемы (множественность точек зрения, субъективное восприятие одних и тех же событий, символика, сочетание авантюрного сюжета с глубоким философским смыслом и т. п.), широко востребованные последующей литературой.
«Жизнь Марианны» Мариво и не претендует на историческую точность и документальность: здесь мы не найдем ни подлинных имен, ни точных географических или исторических сведений. Но сам стиль произведения со свойственной для Марианны болтливостью, страстью к отступлениям и размышлениям, вниманием к мелким деталям быта и одежды вполне соответствует женскому менталитету, ярко выраженному в воспоминаниях Великой мадемуазель.
Произведения Прево и Мариво представляют собой развитие в художественной литературе двух основных типов подлинных мемуаров, представленных, кстати сказать, и в мемуаристике ХУШ в.: произведение Прево использует структуру с насыщенным сюжетом и широким охватом действительности, как, например, у Реца или д'Аржана, Мариво же в своем романе создает произведение камерное, с явным доминированием частного, с усилением роли рассказчика со свойственным ему стремлением к анализу и рассуждению, как это было представлено в произведениях мадемуазель де Монпансье или Дюкло.
Оба писателя используют разные пути для достижения достоверности: если у Прево правдивость подкрепляется историей и географией, то Мариво рассчитывает на убедительность психологического портрета Марианны, стремясь использовать для этого как специфику памяти, так и особенности женского характера.
Маркиз д'Аржан, заставляя свою героиню философствовать, продолжает и развивает линию Марианны в литературе, а, обратившись к реальной истории отца Диррага в своем произведении о Терезе, придает реальную основу своему творению, стремясь завлечь читателя нашумевшей историей, чтобы сделать тем убедительнее рассуждения героини. Несмотря на все различие данных произведений и авторских позиций, у Марианны и Терезы много общего: их обеих можно отнести к типу «естественного человека», они обе, подобно Простодушному, попадают в чуждый им мир, в котором они многого не понимают, но постепенно познают его законы.
В романах о Марианне и Терезе авторы отходят от традиционного для мемуарной традиции повествования о большом периоде жизни: тенденция рассказывать лишь о важном для формирования личности этапе будет поддерживаться и в дальнейшем, в романах г-жи де Тансен, Кребийонаи Луве де Кувре. Однако и в этом мы видим преемственность по отношению к мемуарам XVII в.: ведь для Реца или Бюсси не было более важного периода, чем их политическая карьера, а для Великой мадемуазель - ее придворная жизнь.
Еще более сокращается временной отрезок в романе Кребийона, счет в котором идет не на годы и даже не на месяцы, но на дни. Однако для Мелькура эти две недели его жизни - почти как Фронда для Реца: из неопытного героя он превращается в рассказчика-либертена. События юности служат лишь материалом для глубокого психологического анализа, который касается не только Мелькура, но и других персонажей - г-жи де Люрсе, Версака, Таким образом, рассказчик в романе, несмотря на использование первого лица, претендует на всеведение, характерное для повествования от третьего лица. Сочетание в романе двух основных точек зрения - субъективной и объективной - дает автору возможность делать общие выводы на примере частных случаев. По такому пути пойдет развитие французского психологического романа в XIX в., когда синтез личного и общего будет достигаться в основном при помощи несобственно-прямой речи.
Обратный процесс - превращение либертена в порядочного человека - мы видим в романе Дюкло, герой которого, как и сам автор, склонен к наблюдениям. В романе большее место занимают описания нравов и рассуждения рассказчика, нежели анализ внутренних переживаний. Несмотря на явную близость автора и героя (судить об этом можно на основании мемуаров Дюкло), предшествовавшую тому «непрямому самонаблюдению», которое будет характерно для романтической литературы, этот роман открывает путь всестороннему социальному анализу.
Роман г-жи де Тансен, занимающий около тридцати страниц, и роман Луве де Кувре, растянувшийся на несколько сотен, представляют два крайних варианта, характеризующих разные манеры повествования. В романе о Комминже рассказ превалирует над показом, в то время как Фоблас описывает три года своей жизни, как бы проигрывая их на сцене в режиме реального времени. Если г-жа де Тансен является наследницей лаконизма г-жи де Лафайет, то Луве де Кувре открывает путь многотомным романам А. Дюма с характерным для них обилием авантюр, быстрой сменой событий, преимущественным использованием диалога. В романе о Фобласе автор использует смешение жанров (романов психологического и нравоописательного, трагедии, комедии, фарса и т. д.) и даже родов литературы (эпоса, лирики, драмы), обращается к юмору, иронии и сатире. Многочисленные аллюзии,
скрытые или явные цитаты делают его произведение интертекстуальным и отсылают нас к известным героям и ситуациям французского романа XVIII в.
Постепенно подлинные события и имена уходят из романа-мемуаров, которому уже не нужно привлекать интерес достоверностью внешней, поскольку главным становится убедительный показ внутренней жизни, психологический анализ, в ранних произведениях еще нуждавшийся в прочной опоре на реальность, что проявляется и в названиях и в предисловиях, За вымышленными именами и событиями скрывается правдивое изображение внутреннего мира и нравов эпохи, ирония приходит на помощь серьезности, остроумная игратонко сочетается с назидательностью - новаторство или возрождение лучших традиций мемуаристов XVII в., стремившихся передать многообразие и живое биение жизни.
1Бовуар С. де. Воспоминания благовоспитанной девицы. М., 1958. гБегбедер Ф. Воспоминания необразумившегося молодого человека». М., 1990. 3 Beigbeder F. L'égoïste romantique. P., 2005. P. 31. "Ibid. P. 42.
jCm.: Рикер П. Время и рассказ. M., 2000. С. 302.-См. также: Алташина В.Д. Воображаемая конфигурация в мемуарах XVII века // Материалы XXXV международной филологической конференции. СПб., 2006. С. 90-92.
Статья принята к печати 8 ноября 2006 г.
