CC BY
8УДК 821.133.1 - 92Дютур.09
Е.Л. Фель (Харьков),
старший преподаватель кафедры украиноведения и латинского языка Харьковского национального фармацевтического университета, соискатель кафедры истории зарубежной литературы и классической филологии Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина
Жанровая специфика малых прозаических произведений Жана Дютура
Недавно ушедший из жизни (2011) французский писатель Жан Дютур (Jean Dutourd) оставил после себя обширное наследие, включающее в себя свыше семидесяти книг различной жанровой принадлежности: романы, повести, новеллы, басни, моралите, памфлеты, сборники публицистических и литературно-критических статей, сборники теле- и радиовыступлений. Член Французской академии с 1978 года, Национальной академии наук, Академии литературы и искусств Бордо, президент Ассоциации «Защиты французского языка», лауреат многих литературных премий, он до сих пор является полемической фигурой для французской литературной критики.
Левая критика обвиняет его как монархиста и последовательного гол-листа, правая же не прощает его нелицеприятные суждения о духовно-нравственной деградации и американизации современной французской буржуазии. В пылу журнально-газетных баталий творчество Дютура оказалось практически вытесненным из сферы научно-академического осмысления. Мы уже указывали, что во Франции первые небольшие монографические исследования о писателе появились лишь в середине 90-х годов прошлого века. Это «Жан Дютур» П. Гофмана (1994), «Несколько штрихов к статуе Дютура» Б. Леконта (1997) [14], «Неисправимый Дютур» А. Покара (1997) [16]. Последняя работа о писателе вышла уже после его смерти - это небольшая книжка размышлений писателя и критика Франсуа Тайандье «Отец Дютур» (2011) [17] о влиянии Дютура на свое творчество и о его влиянии на интеллектуальную жизнь Франции.
Книга П. Гофмана, окрашенная явной левизной, носит скорее обвинительно-полемический характер и практически не касается художественных особенностей творчества Дютура. Б. Леконт дает выдержанную в доброжелательном духе обзорно-ознакомительную картину написанных до середины 90 -х годов произведений Дютура. Книга «Неисправимый Дютур», принадлежащая перу писателя Алена Покара, друга и поклонника Дютура, посвящена наиболее ярким моментам жизни биографии писателя.
Отечественное литературоведение представлено пока что лишь работами А. Михилева, в частности, его большой вступительной статьей «Жан Дю-тур: меня начнут обожать после смерти» к первому на русском языке сборнику избранных произведений писателя, сделанных автором вступительной
© Фель Е. Л.
статьи [4, с. 7-22] и фрагментами его монографии [5, с. 35-40, 64-66], и ряда наших статей [3, 7, 8].
Данная работа посвящена рассмотрению жанрового разнообразия малой прозы Ж. Дютура, которая, как уже было отмечено выше, представлена в творчестве писателя довольно широким спектром жанровых форм - философские сказки, новеллы, басни, моралите, трактаты, эссе, сборники прописных истин, сатирическое учебное пособие и даже интимный дневник мертвеца. Рассмотрим следующие жанры: жанр философской сказки, жанр басни/сказки-моралите и жанр сатирического учебного пособия.
Первым по времени писатель опробовал жанр философской сказки, который был представлен в сборнике «Простофили» (1959) [12]. Сказки, по словам самого автора, написаны под влиянием и в жанре вольтеровских философских романов, о чем убедительно свидетельствует уже первая сказка этого сборника «Баба, или Существование». В ней дается остроумная и язвительная критика модной в то время экзистенциалистской философии в сартровском истолковании. Сказка «Баба, или Существование» («Baba, ou l'Existence») по своей структуре напоминает вольтеровскую повесть «Кандид, или Оптимизм». Следование образцу вольтеровской философско-сатирической повести заявлено уже в самом названии произведения - «Баба, или Существование». И здесь и там имя героя соотнесено с определенным философским учением с одной небольшой разницей: в вольтеровской повести, в которой высмеивается философия оптимизма Лейбница, оно дано имплицитно и раскрывается в процессе повествования, у Дютура же оно заявлено эксплицитно. Что касается имени заглавного героя, то оно значимо и комически окрашено: у Вольтера - «Кандид», что означает «ясный», «чистый», «простодушный», у Дютура - «Баба», что в просторечии означает «простодушный с оттенком «глупца», «недотепы».
В сюжетной организации повествования Дютур в целом следует за Вольтером, хотя и наполняет его оригинальными перипетиями. Баба - юноша из добропорядочной буржуазной семьи попадает, как и Кандид, под влияние некоего философа Меласса. Основные философские постулаты, потрясшие Баба, сводятся к следующему: «Мир таков, каким его делают, а люди есть то, чем они становятся» и, самое главное, «существование предшествует сущности» [12, с. 19]. Последний постулат он начертал в своей заветной тетради как высшую жизненную истину и руководство к действию.
Погрузившись в чтение книг немецких философов, самая тонкая из которых насчитывала тысячу страниц, Баба проваливается на экзаменах по философии, порывает с семьей, поселяется у своего наставника господина Меласса и, терзаемый угрызениями совести (спал с его любовницей), отправляется в Испанию, чтобы определиться со своей сущностью. По неопытности едва не становится жертвой своего республиканского энтузиазма. Чтобы избежать смерти, записывается в сторонники Франко, принимает участие в параде фалангистов и с изумлением узнает, что в их рядах насчитывается 10 тыс. марокканцев, 20 тыс. немцев, 30 тыс. итальянцев и 47 испанцев. Убив на передовой немецкого капрала, перебегает к республиканцам, и содержится в тюрьме в опасном соседстве с марокканцами.
Философское образование молодого человека завершается в доме его учителя Меласса, который, угощая беглецов стаканом красного вина, кон-
статирует, что Баба начал себя определять, и сообщает, что работает над романом, где намерен развернуть историю «человека, который определяет себя по мере того, как существует», своего рода иллюстрацию к собственному «трактату о существовании и несуществовании» [12, с. 48].
Одним из наиболее излюбленных жанров малой прозы Дютура является жанр сказки/басни - моралите, нашедший отражение в ряде его сборников: «Конец краснокожих» («La fin des Peau-Rouges», 1964) [10], «Закат волков» («Le crépuscule des loups», 1971) [11], «Жемчужины и свиньи» («Les perles et les cochons», 2006) [13]. Жанровое своеобразие написанных Дюту-ром басен/сказок - моралите заключается в том, что он создал специфический синтез басни/сказки с акцентированным поучающим (морализаторс-ким) началом, которое сатирически окрашено и зачастую полемически переиначивает традиционно закрепившийся за прототекстом смысл. В качестве образца возьмем заглавное произведение из сборника «Закат волков», которое было обозначено как моралите (басня-моралите). В то же время в авторском послесловии на задней обложке сборника «Жемчужины и свиньи» помещенные в нем произведения названы «баснями в прозе». Однако по объему и сюжетно-композиционной структуре данное произведение больше тяготеет к короткой новелле, поскольку в отличие от басни имеет ярко выраженный парадоксальный сюжет, достаточно развернутые характеристики персонажей и размытый моральный вывод.
«Закат волков» представляет собой переосмысление сюжета известной басни Эзопа - Лафонтена - Крылова «Волк и Ягненок». В дютуровс-ком варианте мы наблюдаем иную структуру сюжета, характер переосмысления в котором определяется модусом комического, обусловленным прежде всего домыслом писателя (о чем говорит само название: «Закат волков» вместо «Волк и Ягненок») и переводом в комическую ипостась образа ягненка. В свою очередь это ведет к перевернутости сюжета и вытекающим из этого комическим ситуациям. Перевернутость традиционного сюжета заявляется уже в первой фразе дютуровской версии эзоповской басни. В ней не волк видит пьющего из реки воду ягненка, а, наоборот, жажду утоляет сам волк. Причем сообщение об этом сопровождается достаточно развернутым описанием персонажа: «Это был старый с белой шерстью волк, на счету которого числилось множество славных деяний. Возраст слегка утомил его, слегка отяжелил, но он по-прежнему был красив, с благородной осанкой, задумчивыми глазами и еще со всеми своими зубами» [11, с. 143]. (Здесь и далее перевод наш. - Е. Ф.).
Только после этой фразы на сцене появляется ягненок, описание которого дается в явно комическом плане, в котором подчеркнуто краткая контрастная характеристика внешнего портрета персонажа сопровождается насмешливым перечислением его достоинств: «Он был весь черный, поскольку происходил от черного барана и черной овцы (напомним, что волк - белый. - Е. Ф. ). Он состоял членом «Революционной ассоциации баранов» (РАБ), «Лиги прав овец» (ЛПО), «Объединенной партии баранов» (ОПБ). Это было юное животное с самым великим будущим» [11, с. 143-144].
Такая трансформация традиционного жертвенного персонажа в персонаж явно комический коренным образом меняет каноническую ситуацию. Возникает эффект парадокса. Уже не волк предъявляет нелепые об-
винения дрожащему ягненку, а с обвинениями на мирно настроенного волка обрушивается юный ягненок - пламенный борец за бараньи права.
Комический модус повествования повлек за собой и трансформацию финального басенного элемента - морали. У Дютура эта часть достаточно развернута и пространна, она оставляет широкий простор для раздумий и неоднозначных выводов, которые затрагивают широкий спектр современных реалий, как социально-политических, так и философских.
И, наконец, жанр трактата своего рода сатирического пособия с оригинальным названием «За bouge dans le рШ-а-роПег. Traiffi du journalisme» (1989) [9], которое можно перевести как «Распродажа готового платья идет полным ходом. Трактат о журнализме» или «Дела идут в индустрии готовой одежды. Трактат о журнализме». Насмешливо-сатирическая интенция произведения по отношению к журналистике заложена уже в самом названии, где журналистика уподоблена поточно-шаблонному производству одежды.
Трактат состоит из шестнадцати глав, каждая из которых затрагивает одну из сторон журналистской профессии, и приложения, завершающего книгу в виде «Письма господина Жоржа Аннетона, профессора Школы журналистики, автору данного произведения». Модус насмешливости заявлен не только в названии трактата, где журналистика подается как сфера ширпотреба или, точнее, готовой одежды (ргй-а-ройег), но и в названиях некоторых глав («Мир Коко», «Синтиментальный километр», «Мэтры страшилок»). Дютур обозначает мир журналистики как специфический мир «стариков» (в оригинале «Le monde de Coco»). Слово «коко» во французском языке имеет множество значений («кокосовый орех», «яйцо», и ласкательное «мой цыпленок», и в разговорном «тип», «кокаин»), а во французскую журналистику, по мнению Дю-тура, вошло с легкой руки легендарного издателя и главного редактора популярной газеты «Frarne Soir» («Вечерняя Франция») Пьера Лазарева. Так Лазарев обращался к своим ближайшим помощникам и секретарям с присущей ему добротой, чтобы не ошибиться в именах своих служащих.
Дютур приводит красочную иллюстрацию отношений, весьма характерных для редакций масс-медиа. Например: заведующий отделом поручает сотруднику подобрать удачную фотографию к определенному материалу или, другой вариант - придумать броское название к статье. Представшему перед ним через полчаса с результатами своих поисков сотруднику завотделом, бросает: «Это не клеится, Коко!», другими словами: «Это не привлекает внимания, в этом нет ничего такого, что могло бы удивить публику, чтобы она ощутила «удар под вздох» [9, с. 30]. Речь идет о характерной черте современной журналистики - сенсации или так называемом информационном поводе, это чаще всего события из сферы скандальных происшествий или несчастных случаев.
Одним из важнейших достоинств дютуровского трактата заключается в том, что его насмешливо-иронический, а порой и откровенно саркастический анализ принципов, нравов и стилистических клише французской журналистики второй половины ХХ века выявил одновременно характерные черты, присущие современной журналистике в целом.
Не ставя перед собой задачу детального рассмотрения всего трактата, отметим, что в нем Дютур проявил себя как подлинный сатирик, избрав
объектом своего насмешливого пафоса изъяны такого социально значимого явления, как журналистика, представляющая обширную сферу общей и политической культуры современного мира. Для этой цели он использовал жанр трактата с элементами учебного пособия, придав присущей этим жанрам рассудительно-назидательной манере повествования сатирическую и насмешливо-ироническую окраску, что позволило ему создать яркое и остроумное произведение.
Таким образом, рассмотрев лишь три жанра малой прозы Жана Дю-тура, можно сделать вывод, что писатель в каждом из них, опираясь на предшествующую традицию, модернизирует их, значительно обновляет, наполняя их соответствующим духу современной эпохи содержанием.
Анализ жанровой специфики данных малых прозаических произведений французского писателя Жана Дютура расширяет представление о творческом диапазоне писателя, однако есть необходимость в более обширном исследовании других произведений, рассмотрении многообразия используемых писателем других жанровых форм.
Список использованной литературы
1. Менар Р. Мифы в искусстве старом и новом / Рене Менар : [пер. с франц.; послесловие А.Н. Грешных]. - М. : Гелеос, 2007. - 368 с.
2. Мифы народов мира : В 2 т. - Т. 2. - М. : Советская энциклопедия, 1982. - С. 312.
3. Михилев А.Д. Античные сюжеты и темы в интерпретации Жана Дютура / А.Д. Михилев, Е.Л. Фель // «Науковi записки» Харшвського национального педагогичного утверситету iм. Г.С. Сковороди. Серiя : Лпера-турознавство. - Вип. 1 (69). Ч. 1. - Х., 2012. - С. 124-132.
4. Михилев А.Д. Жан Дютур : меня начнут обожать после смерти / А. Михилев // Дютур Ж. Воспоминания Мэри Ватсон : романы, рассказы : пер. с фр. / Ж. Дютур. - Х. : Фолио, 1999. - С. 7-22.
5. Михилев А.Д. Французская сатира второй половины ХХ века : социально-идеалогический аспект и поэтика / А.Д. Михилев. - Х. : Вища школа, изд-во при Харьк. гос. ун-те, 1989. - [184 с.] - С. 35-40, 64-66.
6. Словарь античности : [пер. с нем.]. - М. : ЭллисЛак ; Прогресс, 1994. - С. 428.
7. Фель Е.Л. Новелла Жана Дютура «Закат волков» как образец комического переосмысления традиционного сюжета / Е Л. Фель // «Шсник» Харювського национального утверситету iм. В Н. Каразша. - 2011. - № 963 : Фшолопя. Вип. 62. - С. 160-164.
8. Фель Е.Л. Специфика интерпретации традиционных сюжетов в новеллистике Жана Дютура / Е.Л. Фель // Свгтова литература на перехресп культур i цившзацш. Збiрник наукових праць. Вип. 4. - Омферополь : Кримський арх1в, 2012. - [360 с.] - С. 288-296.
9. Dutourd J. За bouge dans le ргё^а-роПег. Traité du journalisme / J. Dutourd. - P.: Flammarion, 1989. - 181 p.
10. Dutourd J. La fin des Peau-Rouges / J. Dutourd. - P. : Gallimard, 1964. -202 p.
11. Dutourd J. Le crépuscule des loups / J. Dutourd. - P. : Gallimard, 1971. -234 p.
12. Dutourd J. Les Dupes, contes / J. Dutourd. - P. : Gallimard, 1959. - 162 p.
13. Dutourd J. Les perles et les cochons / J. Dutourd. - P. : Plon, 2006. - 218 p.
14. Leconte B. Quelques coups de burin pour la statue de Dutourd / B. Leconte. - P. : Plon, 1997. - 135 p.
15. Lemaotre H. Dictionnaire Bordas de littérature française et francophone / H. Lemaotre. - P. : Bordas, 1985. - [850p.] - P. 262-263.
16. Paucard A. Dutourd incorrigible / A. Paucard. - P. : Flammarion, 1997. -154 p.
17. Taillandier F. Le père Dutourd / F. Taillandier. - P. : Stock, 2011. - 86 p.
УДК.809.1.
М.М. Чобанюк (Самбiр),
кандидат фшолопчних наук, доцент кафедри мовно! та мiжкультурноl комушкацп
Дрогобицького державного педагопчного ушверситету iм. I. Франка
Гумашзм та епоха постмодершзму: критерн зггкнення
Метою статп е аналiз поняття «гумашзм» та проблеми гумашстично! спрямованост лгтератури завдяки сво!й контроверайност до теорп i практики постмодершзму, що позначений деструктившстю i е виявом дегума-шзацшних процесiв у сучасному суспiльствi.
Минуле столiтгя - це цiлiсна епоха, в якш простежуеться своя культуро-формуюча iдея. Це iдея гуматзму, котра, втiм, у мистецтвi i в лiтературi виявляеться не тшьки в глибокому iнтересi до людсько! особистосп, що роз-глядаеться у найрiзноманiтнiших ракурсах, а й, хоч як це парадоксально на перший погляд, у зникненн людини з поля зору митця. «З одного боку - це прагнення гумашзацп людського буття i творчостi, з шшого - гiпертрофiя форми, зростання ролi прийому у таких масштабах, коли прийом iз засобу перетворюеться на мету. На змiну оргашчному образу прийшов ввдвертий конструктивiзм, геометря стилю, яка витiснила зi змiсгу людину» [2].
Людина е такою, якою И зробила iсторiя. Литература й мистецтво без духовного простору, сакральних таемниць, традицп, так само, як людина без води i сонця, може жити лише у формах iмiтацil. «Що бшьше я думаю, то бiльше переконуюсь, що нема нiчого художнiшого за любов до людей» [11] - щ слова видатного французького живописця Ван Гога мiцно пов'язу-ють категорп - «гуманiзм» i «лгтература».
Немае сумнiву у тому, що одним iз базових змютових критерив вiчностi лiтератури е и гуманiстичний потенцiал. «Можна зiбрати докупи все кра-ще, що створено художниками за ва вiки, ^ користуючись науковим методом, вловити те загальне, що робить !х подiбними один до одного i що обумовлюе !хню цiннiсть. Це загальне i буде законом. У творах, як назива-ють безсмертними, загального дуже багато; якщо з кожного iз них викину
© Чобанюк М. М.
