CC BY
50
4. ЗайцевБ.К. Собр. соч.: в 5 т. Т. 9 (доп). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии. М., 2000. С. 17.
5. ЯрковаА.В. Жанровое своеобразие творчества Б.К. Зайцева 1922-1972 годов. Литературно-критические и художественно-документальные жанры: монография. СПб., 2002.
6. ШмелевИ.С. Собр. соч.: в 5 т. Т. 2. Въезд в Париж. Рассказы. Воспоминания. Публицистика. М., 2001. С. 289. Далее И.С. Шмелев цитируется по этому изданию с указанием номера тома и страницы.
7. Шмелев И.С. Письмо П.Б. Струве от 27 мая 1925 г. Цит. по: Струве Г. Из переписки И.С. Шмелева с П.Б. Струве и К.И. Зайцевым // Мосты. 1958. № 1. С. 401.
Koznova N.N. Traditions of the Russian spiritual culture in memoirs prose of writers-emigrants of the first wave. The article is devoted to religious beliefs and sights of the Russian writers-emigrants of the first wave: B.K. Zaytsev and I.S. Shmelev, expressed in various genres of the memoirs prose created by them. The author addresses the sources of orthodox outlook of each of the two writers, analyzes the books of memoirs by B.K. Zaytsev “Moscow”, “Far”, compares the books “Old Valaam” by I. Shmelev and “On rocks of Valaam” by B. Zaytsev. Special attention in the article is given to the “Christian implied sense”, colorful details, light symbolics, features of the author’s composite inclusion of a landscape, author’s generalizations-meditations in the general context of narration come to light.
Key words: spiritual culture; memoirs; writers-emigrants.
Поступила в редакцию і8.03.2008 г.
ЖАНР «ПИСЬМО ВОЖДЮ» В ЭПИСТОЛЯРНОМ НАСЛЕДИИ Е.И. ЗАМЯТИНА
О.Н. Игуменова
В статье рассматривается особый эпистолярный жанр «письмо вождю». Данный термин характеризуется автором статьи как послание высокопоставленным лицам, отличительными чертами которого являются иерархичность по отношению к адресату, публицистичность, установка на открытость. Работа проливает свет не только на зарождение этого жанра, но и на его место в эпистолярном наследии Е.И. Замятина.
Ключевые слова: Замятин, эпистолярное наследие, жанр «письмо вождю».
В эпистолярном наследии Е.И. Замятина особняком стоит письмо, адресованное И.В. Сталину. Это послание проливает свет на биографические и творческие события в жизни писателя, рисуя тем самым и социальную обстановку в стране. Письмо ярко отражает непростую судьбу писателя, приговоренного, по словам автора, к «высшей мере наказания» - невозможности писать.
Письмо Е.И. Замятина И.В. Сталину представляет собой образец особого эпистолярного жанра. Е.В. Суровцева в своей диссертационной работе вводит новый термин «письмо вождю», точно отражающий жанровую сторону письма писателя Сталину, восходящий в свою очередь к статье А.И. Солженицына «Письмо вождям Советского Союза» (1973). Но, необходимо отметить, в эпистолярном наследии Е. И. Замятина этот жанр «письмо вождю» представлен двумя письмами и впервые реализуется в письме
одному из ближайших соратников И.В. Сталина - А.И. Рыкову.
Жанр «письмо вождю» актуализируется в России в 1920-1950-е гг., но, безусловно. зародился этот особый эпистолярный жанр задолго до этого времени. Наиболее ранним и ярким примером жанра «письмо вождю» являются письма князя Андрея Курбского Ивану IV Грозному из польской Ливонии, куда наместник царя в городе Юрьеве бежал в 1504 г. В посланиях прослеживается инвек-тивная направленность по отношению к самодержцу, который, по мнению Курбского, виноват даже в его измене.
Важным этапом развития жанра «письмо вождю» становится эпоха царствования Екатерины II. Например, русский просветитель
Н. И. Новиков, являясь главным редактором сатирических журналов «Трутень», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек», полемизировал с официальным органом «Всякая вся-
іЗб
чина», в котором под псевдонимом помещались материалы, написанные самой императрицей. Письма Н. И. Новикова-правдолюбца, носящие порой резкий и язвительный характер, приводили даже к закрытию сатирических органов. Хотя известно его послание тому же адресату, написанное в хвалебном тоне, где достоинства сочинения Екатерины «О, время!» явно преувеличены. Вероятно, литератор пытался примириться с императрицей.
Известным отправителем писем Екатерине II был и А.П. Сумароков. О его эпистолярном наследии, главная часть которого адресована императрице, Г.П. Макогоненко пишет: «Письма Сумарокова рассказывают о его ожесточенной борьбе за утверждение русского театра, за создание условий для его успешного развития, за творческую свободу драматурга от вмешательства невежественных чиновников. Его письма - это и летопись деятельности театров Петербурга и Москвы, своеобразная литературно-театральная энциклопедия...» [1].
Большой интерес представляют письма Пушкина Александру I (1825 г.) и Николаю I (1826 г.), заканчивающиеся просьбой отпустить его на лечение за границу или в столичные города. Но, увы, как часто бывало и с адресантами XX в., «вожди» очень редко удовлетворяют подобные просьбы.
Особняком стоят письма представителям власти великого писателя второй половины XIX в. Ф.М. Достоевского. Среди адресатов писателя - Александр II и будущий император Александр III, цесаревич Александр Александрович. В посланиях, помимо стандартных просьб о возможности поехать в Петербург лечиться и устроить пасынка в гимназию за казенный счет, Достоевский говорит о своих произведениях, философских взглядах.
В первой половине XX в. письма «наверх» шли потоком, большую часть которого составляли рапорты, приветствия, телеграммы, поздравления и, конечно же, примета тоталитарного режима - анонимные письма.
Особую историческую и культурную ценность представляет та часть этого потока, которая была написана представителями творческой интеллигенции, обращающейся к власти по разным причинам: творческая смерть, арест, эмиграция.
Е.В. Суровцева дает следующую характеристику эпистолярного жанра «письмо вождю», называя принципиальные отличия от других жанров писем: «Таким образом,
«письмо вождю», являясь жанром эпистолярным, имеет нередко помимо этого черты публицистического выступления, официального документа (например, заявления, ходатайства), юридической речи (с обвинительной или защитной функцией). Вместе с тем даже при установке автора письма на открытость, публикацию обращения к вождю (тем более без этой установки) в текстах такого рода неизменно сохраняется известная иерархичность, в них более или менее ощутимо присутствует образ адресата, они строятся и формируются таким образом, чтобы убедить, донести важные для автора мысли в первую очередь именно ему, адресату с особым статусом (будь то тиран или просвещенный меценат). Поэтому «письма вождям» существенно отличаются не только от текстов интимной переписки, но и от эпистолярных образцов дидактического направления, в которых адресат, как правило, размыт, условен или является коллективным» [2].
Говоря об этом эпистолярном жанре, Е.В. Суровцева очерчивает круг проблем, поднимаемых в письмах во власть: возмущение действиями властей и репрессиями; отчаяние из-за невозможности публиковать произведения и нищеты; попытки достучаться до властей и прояснить свои идейные и художественные позиции; лесть с целью «смягчить» тирана и бескомпромиссные заявления вплоть до готовности разорвать все связи с отечеством; мольбы о близких и т. д. Подводя итог сказанному, исследователь говорит о масштабах влияния писем такого рода: «. таков спектр настроений, отраженных в письмах к вождям. За каждым из них личная судьба незаурядной личности, а шире -судьба русской интеллигенции и русской культуры XX века» [2, с. 4-5].
Помимо жанра «письмо вождю» в научной литературе можно встретить термин «письма во власть». Он имеет принципиальные отличия от жанра «письмо вождю». А.Я. Лившин и И.Б. Орлов дают этому термину следующую характеристику: «Письма во власть», являясь одним из видов источников личного происхождения, безусловно, несут в себе определенный субъективизм, от-
ражая индивидуальные особенности каждого корреспондента, а не только экономические и политические интересы, свойственные социальной общности в целом. Но с другой стороны, сознание, совокупность ценностных установок и ориентации определенной социальной группы не является какой-то «суммой» индивидуальных «сознаний». На самом деле коллективное сознание заключает в себе типологически общее индивидуальных и групповых сознаний» [3].
Данное определение понятия «письма во власть» рисует образ адресанта, простого, рядового человека со своими обыденными проблемами, представителя массы, в отличие от отправителей писем, характеризующихся как жанр «письмо вождю».
Кроме того, исследователи отмечают: «Условным термином «письма во власть» можно обозначить различные формы апелляции граждан к государству: письма, заявления, жалобы, предложения, доносы, проекты и т. д.» [3, с. 5].
Таким образом, «письма во власть» - это всего лишь объединение под одним понятием однородных явлений: различных форм письменного общения народа с сильными мира сего, которые, конечно, нельзя назвать «полноценным» эпистолярным жанром. Следует отметить, что и А.Я. Лившин, И.Б. Орлов акцентируют внимание на условности термина.
Возникновению образцов жанра «письмо вождю» Е. И. Замятина способствовала широкая кампания против писателя, начавшаяся после публикации осенью 1929 г. в пражском журнале «Воля России» сокращенного варианта романа «Мы». Открытые нападки на писателя начались в мае 1929 г.: в «Литературной газете» публикуется эпиграмма Александра Безыменского на Е.И. Замятина, носящая название «Справка социальной евгеники». В эпиграмме перечисляются далеко не лицеприятные «статусы» писателя: буржуй, кулак, враг. Эпиграмма Безыменского будет еще несколько раз опубликована в газете, причем в номере от 8 июля будет напечатана еще и жесткая по отношению к Замятину статья.
А уже в конце августа 1929 г. открывается массированная травля, направленная против писателя. На страницах нескольких газет («Литературная газета» от 26 августа; «Ве-
черняя Красная» от 26 августа; «Комсомольская правда» от 27 августа) рапповские деятели обвиняли Е.И. Замятина в его связи с «белой прессой» и публикации романа «Мы» за рубежом.
Вместе с Е. И. Замятиным обвинялся и Б.А. Пильняк за публикацию повести «Красное дерево» в зарубежном коммерческом издательстве «Петрополис». Все эти нападки, вылившиеся впоследствии в многочисленные обсуждения на собраниях Союза Писателей, получили название «Дело Пильняка и Замятина».
Несмотря на все возражения Е.И. Замятина и бесконечные разбирательства в исполнительном бюро Союза Писателей, на собраниях московского и ленинградского отделений Всероссийского Союза Писателей, он, наряду с Б.А. Пильняком, обвинялся во вредительстве интересам советской литературы и всей советской страны.
Е. И. Замятин не мог согласиться со столь громкими и не имевшими под собой почвы заявлениями. В «Литературной газете» от 7 октября 1929 г. было опубликовано его «Письмо в редакцию», в котором писатель подробно излагал факты, опровергающие все принятые по его делу резолюции.
В конце письма после изложения своей позиции Е.И. Замятин сделал заявление: «Принадлежность к литературной организации, которая хотя бы косвенно принимает участие в преследовании своего сочлена -невозможно для меня, и настоящим я заявляю о своем выходе из Всероссийского Союза Писателей» [4].
Об этом важном событии в своей жизни он упомянул в письме жене от 28 сентября 1929 г.: «Ну, вот - вчера, наконец, был у Горького. Сидел у него долго - сначала так, потом за обедом. Он был очень мил и любезен - я был тоже мил - по случаю выспанно-сти. Вручил Горькому два документа: свое письмо в редакцию «Литературной Газеты» и заявление - мотивированное - о выезде заграницу. Дня через три об этом заявлении он будет говорить с разными высокими особами.
Мое «письмо в редакцию» уже новое и более обширное (написанное в четверг) -кончается моей декларацией об уходе из Союза. Есть сегодня сведения, что как будто Волин не хочет его печатать в газете - ибо оно ставит Волина в неловкое положение. Писательским кругам - письмо уже известно» [5].
Безусловно, после этого письма в редакцию «Литературной газеты» судьба не благоволила Е.И. Замятину. Об этом тяжелом времени в жизни писателя говорит в своей книге «Дневник моих встреч» Ю.П. Анненков: «Положение Замятина в Советском
Союзе становилось все тягостнее, все трагичнее. Печатанье его произведений было прекращено. Пьеса «Блоха» была снята с репертуара. Новая пьеса Замятина, над которой он работал около трех лет, «Атилла», была запрещена к постановке. РАПП, то есть -Российская Ассоциация Пролетарских Писателей, потребовала и, конечно, добилась исключения Замятина из состава правления Союза Писателей. «Литературная Газета», в свою очередь, написала, что книгоиздательства следует сохранять, «но не для Замятиных», и т. д. Замятину пришлось заняться исключительно переводами. Судьба Бориса Пастернака, судьба Анны Ахматовой и многих других. Переводы Замятина с английского языка были, кстати сказать, исключительно высокого качества. Но Замятин, в конце концов, не вытерпел и написал, в июне 1931 г., личное письмо Иосифу Сталину с просьбой выдать разрешение на выезд за границу» [4, с. 273-274].
Но прежде чем написать письмо этому высокопоставленному лицу, Е.И. Замятин обратился с письмом-просьбой 30 сентября 1929 г. к другому влиятельному человеку -А.И. Рыкову, председателю Совнаркома. «Письмо председателю совета народных комиссаров А.И. Рыкову» во многом перекликается с опубликованным к тому моменту «Письмом в редакцию» и с будущим «Письмом Сталину».
Это небольшое по объему письмо открывается не обращением к облеченному властью адресату, а развернутым оригинальным сравнением, характеризующим сложное положение писателя: «В Англии я видел такое развлечение: негр из окна будочки высунул голову, все время вертит ею, а публика издали швыряет в эту голову мячами - по одному пенсу за мяч.
Последние восемь лет я состою в должности такого негра для советской прессы. Из написанного мною за все эти годы не было ни одной вещи, не прошедшей цензуру - и не было ни одной вещи, которая бы не вызвала газетной травли» [5, с. 434].
Необходимо отметить, что тон письма не совсем соответствует принятому эпистолярному этикету при обращении во власть. Замятин использует довольно резкие и грубые фразы.
В письме к А. И. Рыкову, как и в будущем «Письме Сталину», писатель говорит о печальной судьбе «Атиллы»: «Над этой пьесой я работал больше двух лет - и я думал, что после этой пьесы я найду общий с советской общественностью язык. Думать так я имел основания: когда пьеса, принятая к постановке Ленингр. Большим Драматическим Театром, была прочитана на Художественном Совете Театра в присутствии рабкоров -представителей 18-ти ленинградских заводов, представители эти единодушно высказались за постановку пьесы, как подлинногероической и революционной. Мне известно аналогичное об этой пьесе мнение М. Горького. Тем не менее по настоянию Ленинградского Обл. Реперткома, постановка пьесы была сорвана (хотя театр уже затратил немалую сумму на постановку)» [5, с. 434].
Но главным в письме А.И. Рыкову является, безусловно, обсуждение «ожесточеннейшей» кампании против писателя, вызванной зарубежной публикацией романа «Мы»: «Когда вытаскивается из архива вещь девятилетней давности; когда основой для суждений служит статья (Волина), построенная на очень искусных умолчаниях; когда в военно-полевом порядке выносятся жесточайшие резолюции без выслушания моих объяснений - это иначе, как травлей назвать нельзя. Последствия этой травли таковы, что для меня в дальнейшем исключена всякая возможность литературной работы» [5, с. 435].
Жанр «письмо вождю», реализованный впервые в письме А.И. Рыкову, находит свое развитие в письме И.В. Сталину. Это письмо Е.И. Замятина И.В. Сталину имеет жанровую разновидность. Е.В. Суровцева выделяет несколько разновидностей этого жанра: письмо-инвектива, письмо-декларация, письмо-памфлет, письмо-жалоба (просьба) и письмо-дифирамб. По оценке исследователя, письмо Евгения Замятина представляет собой письмо-просьбу: «Такие письма обращены, как правило, к высшей инстанции, Сталину, иногда - его ближайшим соратникам; в них рисуется картина беспощадной и унизительной травли, приводящей художника на грань ни-
щеты и душевной болезни, лишающей его возможности писать и доводить свой труд до читателя в СССР; выражается надежда на восстановление справедливости, нередко содержится просьба о выезде за пределы страны» [2, с. 56].
Письмо Сталину является важным не только биографическим, но и историческим, политическим документом. В этом послании Евгения Замятина рассматривается важнейшая для писателя тема - невозможность писать на Родине и просьба о выезде за границу.
Рассматривая письмо Е. И. Замятина И.В. Сталину в контексте жанра «письмо вождю», Е.В. Суровцева пишет: «Обреченный на творческое молчание, Замятин в июне 1931 г. обратился с письмом на имя Сталина с просьбой выпустить его за границу. Решение далось ему нелегко. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, по его собственным словам, «в реакционном лагере» ему будет тяжело уже в силу его бывшей принадлежности к РСДРП(б) и перенесенных в царское время репрессий, что на Западе на него будут смотреть «как на большевика». Но другого выхода он не видел. Он понимал, что в Советской России он не сможет творить, так как привык «писать по совести, а не по команде», а за границей «даже при самых трудных условиях» будет «в состоянии писать и печататься - хотя бы даже и не по-русски» [2, с. 107].
Письмо Е. И. Замятина И. В. Сталину представляет собой послание, превышающее по объему и достаточно обстоятельное его «Письмо в редакцию». Открывается письмо официальным обращением адресанта «Уважаемый Иосиф Виссарионович», а продолжается искусной игрой слов: «Приговоренный к высшей мере наказания - автор настоящего письма - обращается к Вам с просьбой о замене этой меры другою» [6]. А далее «расшифровывает» данное заявление: «Мое имя вам, вероятно, известно. Для меня как для писателя именно смертным приговором является лишение возможности писать, а обстоятельства сложились так, что продолжать свою работу я не могу, потому что никакое творчество немыслимо, если приходится работать в атмосфере систематической, год от году все усиливающейся, травли» [6, с. 550].
Каламбуры, свойственные всему эпистолярному наследию Е.И. Замятина, используются писателем еще несколько раз в послании И.В. Сталину. Почти в начале письма, говоря о развернувшейся кампании против него, писатель находит очень емкое и удачное сравнение: «С тех пор, по разным поводам, кампания эта продолжается по сей день, и в конце концов она привела к тому, что я назвал бы фетишизмом: как некогда христиане для более удобного олицетворения всяческого зла создали черта - так критика сделала из меня черта советской литературы. Плюнуть на черта - засчитывается как доброе дело, и всякий плевал, как умеет. В каждой моей напечатанной вещи непременно отыскивался какой-нибудь дьявольский замысел» [6, с. 550-551].
Рассуждая далее над своей незавидной судьбой, Е.И. Замятин приводит еще один очень меткий каламбур: «Недавно, в марте месяце этого года, ленинградский Облит принял меры к тому, чтобы в этом не оставалось уже никаких сомнений: для издательства «Академия» проредактировал комедию Шеридана «Школа злословия» и написал статью о его жизни и творчестве: никакого моего злословия в этой статье, разумеется, не было и не могло быть - и тем не менее Облит не только запретил статью, но запретил издательству даже упоминать мое имя как редактора перевода» [6, с. 551].
Как уже отмечалось выше, вопрос, связанный с пьесой «Атилла», волновал Е.И. Замятина больше остальных. Остроумную игру слов по этому поводу, окрашенную, правда, печальными нотками, встречаем чуть дальше: «Гибель моей трагедии «Атилла» была поистине трагедией для меня.» [6, с. 552].
Но после этой части письма, довольно свободной и игривой, под чертой начинается официальная часть письма, лишенная всякой вольности. В этой части письма, меньшей по объему (занимает чуть больше страницы), Е.И. Замятин излагает просьбу о выезде за границу, мотивируя ее не только газетной травлей, но и хронической болезнью.
Письмо И.В. Сталину завершается словами довольно покорного адресанта, надеющегося на понимание власти: «Исключительное внимание, которое встречали с Вашей стороны другие обратившиеся к Вам
писатели, позволяет мне надеяться, что и моя просьба будет уважена» [6, с. 554].
Таким образом, жанр «письмо вождю». имеющий довольно глубокие корни, находит свое отражение и развитие в эпистолярном наследии Е. И. Замятина. В «письмах вождю» писателя, с одной стороны, заметны характерные тенденции жанра: иерархичность,
некоторая напряженность по отношению к адресату, черты официального документа и юридической речи, установка на открытость. Но, с другой стороны, в этих посланиях находим и оригинальные стороны жанра «письмо вождю». Это, прежде всего, свободная манера изложения, вольный тон послания и лексика, «раскрашенная» каламбурами.
1. Макогоненко Г.П. Письма русских писателей XVIII века. М., 1980. С. 6.
2. Суровцева Е.В. Жанр «письма вождю» в тоталитарную эпоху: дис. ... канд. филол. наук. М., 2006. С. 33.
3. Лившин А.Я., Орлов И.Б. Письма во власть. 1917-1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. М., 1998. С. 11.
4. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч: Цикл трагедий: в 2 т. М., 1991. Т. 1. С. 272-273.
5. Рукописное наследие Евгения Ивановича Замятина // Рукописные памятники. СПб., 1997. Вып. 3. С. 358.
6. Замятин Е.И. Собр. соч.: в 5 т. М., 2003. Т. 2. С. 550.
Поступила в редакцию 16.05.2008 г.
Igumenova O.N. Genre «letter to leader» in Zamyatin’s epistolary heritage. The article deals with special epistolary genre «letter to leader». The author of article defines this term as letter to high-ranking persons. The distinctive features are hierarchy, publicistic traits, character of «opened letter». The article casts a new light on the problem of the rise of the genre and its place in Zamyatin’s epistolary heritage.
Key words: Zamyatin, epistolary heritage, genre «let-ter to leader».
ТЕНДЕНЦИИ СОВРЕМЕННОГО ЗАМЯТИНОВЕДЕНИЯ (ПО СТРАНИЦАМ НОВЕЙШИХ РАБОТ)
О.В. Толмачева
Дан обзор новейших, наиболее значимых публикаций, посвященных исследованию творчества Е.И. Замятина. Рассматриваемые издания свидетельствуют, что диалог о «возвращенном» писателе ведется в русле актуальных тенденций литературоведения ХХ-ХХ! вв.
Ключевые слова: современное отечественное замятиноведение, творческий метод, традиция.
Современное отечественное замятинове-дение ведет свой отсчет со второй половины 1980-х гг., когда впервые с конца 1920-х гг. в России (Воронеж) вышел сборник прозы писателя, а на страницах журнала «Знамя» был опубликован роман «Мы» [1, 2]. За последние двадцать лет созданы многочисленные работы о писателе как общего, так и частного характера. Прежде всего это монографические исследования Т.Т. Давыдовой, В.Н. Евсеева, Н.Ю. Желтовой, Н.Н. Комлик, Л.В. Поляковой, И.М. Поповой, Е.Б. Скоро-спеловой и др. [3-14].
Можно сказать, уже позади то время, когда писали: «Роман «Мы» - самое читаемое произведение Евгения Замятина. По роману
судят обычно о мировоззрении писателя, его творческом методе и художественной манере» [15]. Сегодня российских и зарубежных замятиноведов все больше привлекают вопросы, связанные с теоретическими аспектами всего творческого наследия, с прояснением философских и эстетических взглядов писателя. Об этом свидетельствуют работы о Замятине последних 2-3 лет.
Предметом исследования в монографии М.А. Хатямовой «Творчество Е.И. Замятина в контексте повествовательных стратегий первой трети ХХ в.: создание авторского мифа» [16] является многообразие повествовательных форм в творчестве Е.И. Замятина: «характерный» и орнаментальный сказ, сти-
ібі
