CC BY
104
Т. В. Кудрявцева
«ЖАЛОБА НА ПРОТИВОЗАКОНИЕ» В ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ АФИНАХ
Граф^ napavo^wv — жалоба на противозаконие (или обвинение в противозаконии), с которой мог выступить каждый афинянин против того, кто, по его мнению, предлагал (или уже провел) противозаконное (т. е. противоречащее демократической конституции и интересам государства) решение или закон. В афинском государстве тот, кто вносил законопроект, должен был сам позаботиться о том, чтобы он ни по форме, ни по содержанию не противоречил действующим законам. Эта мера была призвана остудить законодательный пыл чересчур рьяных или безответственных политиков и таким образом (в идеале) должна была служить одной из гарантий стабильности и прочности афинской демократии. Данная процедура давала также возможность демосу для ревизии собственных решений, причем ревизия эта происходила в наиболее безболезненной для народа форме, снимавшей с него всякую вину: ведь обвинялось не собрание, принявшее неверное решение, а политик, по недомыслию или злокозненности склонивший к этому экклесию. Оратор ввел народ в заблуждение или обманул его, он ответственен за неосведомленность демоса, что привело к ошибочному решению (Thuc., III, 43, 4-5; Dem., XXIII, 97). Против таких «зловредных умников» и была направлена ураф^ napavo^wv (Aeschin., III, 16). Жалоба на противозаконие была также способом блокирования нежелательного закона (декрета).
Уточним некоторые понятия. Греческое слово «у^фюуа», обычно переводимое как «декрет» или «постановление», использовалось для обозначения решения, принятого голосованием народного собрания. Для V в. до н. э. «у^фюуа» и «vop;» («закон») — частично совпадающие или взаимозаменяемые понятия: так, Аристофан называет мегарскую псефизму номосом (Ran., 761-764; Ach., 532), а в одной из надписей очевидный декрет об обеде в притании именуется законом (IG I3, 85, 2)1. Любой новый законопроект, принимаемый экклесией, мог быть назван либо vop; либо у^фюуа; в то же время какой-либо действующий закон Драконта или Солона всегда назывался vop; или бетр;2 (отсюда и восприятие «номоса» по сравнению с псефизмой как чего-то более существенного и постоянного, как проистекающего из боговдохновенного кодекса). Разницы в процедуре принятия псефизмы и закона в V в. не существовало — и то, и другое принималось голосованием народного собрания3. Оратор, защищая декрет, мог подчеркнуть его значимость, включив его в число законов, а нападая на него, не забывал именовать его псефизмой4. Таким образом, ураф^ napavo^wv — жалоба на противозаконие, появившаяся на свет в V в., могла быть направлена против любого постановления экклесии, будь оно названо псефизмой (декретом) или номосом (законом).
Когда именно была установлена процедура ypaф^ napavo^wv, кто был ее учредителем — неизвестно. У Виламовиц и Г. Бузольт считали, что она восходит ко временам Солона, при этом, по мнению первого, окончательное решение было за народным судом, а по мнению второго, — за Ареопагом5. Это предположение противоречит словам Геродота, утверждавшего, что Солон взял клятву с афинян хранить неизменными в течение 10 лет его законы (I, 29) — в этом не было бы необходимости, если бы существовала процедура
© Т. В. Кудрявцева, 2008
ypaф^ napavó^wv6. Очень многие исследователи считали жалобу на противозаконие делом рук Эфиальта и/или его команды. П. Клоше полагал, что она была придумана во времена Эфиальта либо вскоре после его гибели, дабы охранять демократический режим от всякого покушения, но до 415 г. до н. э. использовалась редко7. 4б2/4б1 год как предполагаемую датировку предлагали А. Джонс и Й. Бляйкен8. На соотнесенность во времени лишения Ареопага функций надзора за исполнением законов и появления жалобы на противозаконие указывали также Ю. Липсиус, Р. Боннер, Д. Стоктон, Дж. О’Нил: ypaф^ napavó^wv выступает как придуманная Эфиальтом альтернатива древнему ареопаговскому блюстительству законов ^орфи!ак£а), точнее как способ передать его народу9. Среди отечественных историков предположение о введение Эфиальтом процедуры жалобы на противозаконие высказывали А. Н. Гиляров, Р. А. Никольская и И. Е. Суриков10. Дж. Грот, Г. Глотц, В. П. Бузескул связывали возникновение данной процедуры с именем Перикла — она должна была заменить право вето на антиконституционные предложения, отнятое Эфиальтом у Ареопага11. Ч. Хиг-нет особенно подчеркивал связь ypaф^ napavó^wv с радикальной демократией и считал, что она скорее всего возникла во времена неоспоримого политического лидерства Перикла12. В последнее время наиболее популярна версия о появлении жалобы на противозаконие в годы Пелопоннесской войны: Г. Вольф, Р. Сили, У. Р. Коннор, В. Ведель, Й. Мартин, Дж. Обер, М. Хансен, Х. Юнис, К.-В. Вельвай считают, что это произошло примерно между 427 и 415 гг.13, М. Оствальд — ближе к 415 г.,14 Р. Баумэн — в 415 г., незадолго до процесса Леогора15. Данная версия кажется предпочтительной, ибо молчание наших источников о ypaф^ napavó^wv до 415 г., хоть его и можно счесть случайным, все же наводит на мысль, что жалоба на противозаконие появилась незадолго до этого.
В качестве аргумента в пользу датировки «незадолго до 415 г.» выдвигалось следующее соображение. В речи Антифонта об убийстве Герода napavo^la (противозаконие) занимает чуть ли не центральное место; в тексте неоднократно встречаются существительное, прилагательное, глагол, наречие с корнем napavo^-. Обвиняемый в убийстве афинянина Герода житель Милета Евксифей считает (и на этом строит свою защиту), что его привлекли к суду не по тому закону и вообще законам вопреки, ибо родственники Герода обвиняют его как гако^уо?, будто он вор или разбойник, перед судом гелиастов, а не как убийцу по Skn ф<^ои перед Ареопагом (V, 8-10). Оратор неоднократно упрекает в нарушении законов своих противников по тяжбе, например: «ты полагаешь, что твое противозаконие должно больше значить для них [судей], чем сами законы» (V, 12), но ни разу не угрожает им жалобой на противозаконие, он даже не упоминает о существовании таковой. Данная речь Антифонта датируется периодом времени между 41б/415 и 414/413 гг. до н. э.16 Вполне вероятно, процедура ypaф^ napavó^wv появилась незадолго до, примерно в одно время или вскоре после процесса Евксифея. Если верно первое предположение, то заключавшиеся в ней правовые возможности были еще до конца не осмыслены или не поняты17.
Возможно, существовала некая связь между сенсационным остракизмом 41б (или 415) года, по итогам которого в ссылку отправился «негодный» (p^Q^pó? — Thuc. VIII, 73) Гипербол, и началом активного применения графэ параномон. Как известно, Гипербол был последней жертвой остракофории, результат которой настолько обескуражил афинян (по версии Плутарха)18, что они вообще отказались от «суда черепков». В этих условиях новой эффективной мерой для устранения неугодных демосу политиков могла стать жалоба на противозаконие19. К разочарованию афинян из-за того, что жертвой остракизма оказался человек, недостойный этого почетного изгнания, прибавилась и весьма неудобная для проведения остракофорий внутри- и внешнеполитическая обстановка, в частности нехватка
«подходящих» кандидатов — ярких политических лидеров из старых аристократических родов; постоянное отсутствие в городе во время Пелопоннесской войны значительного количества граждан, занятых на военной службе (в основном на море), и тот факт, что в связи с этим было трудно набрать шеститысячный кворум (или даже число голосов «за»), необходимый для того, чтобы голосование состоялось, — все это в совокупности отвратило их от применения остракизма20. Эти же ситуация и сочетание факторов могли побудить их либо изобрести процедуру ураф^ napavó^wv, либо, в случае если этот институт действительно более раннего происхождения, достать припасенное оружие «из ножен» и активно пустить в ход в политической борьбе, используя его в том числе как механизм сдерживания чересчур зарвавшихся политиков. Как заметил П. Родс, именно после остракизма Гипербола те, кто хотел избавиться от политика, предпочитали подавать на него жалобу в суд, чем рисковать непредсказуемыми результатами остракофории21.
Каков же «механизм действия» жалобы на противозаконие? Со времени внесения или принятия оспариваемого решения должно было пройти не более года. Если срок миновал, то автора закона уже нельзя было привлечь к суду, а вот сам закон — можно: так, в речи против закона Лептина об ателии, которую Демосфен написал в качестве синегора, оратор утверждает, что Лептину из-за истечения срока давности опасность не угрожает, и выступает с обвинением против его закона (Dem., XX, 144). Внося жалобу, обвинитель давал в народном собрании клятвенное уверение (ùnwpoia), что он тщательно взвесил свое обвинение. После этого действие декрета/закона приостанавливалось до вынесения судебного приговора. Иногда этого было достаточно, чтобы автор законопроекта, испугавшись, либо вовсе снимал его, либо «оставлял без движения» (Dem. XVIII, 103). Текст нового, предположительно противозаконного, декрета и текст законов, которым он противоречил, записывались рядом для наглядности и обозрения (Aeschin., III, 200).
Для рассмотрения жалобы собирался расширенный состав дикастов — не менее 500 человек; в важных случаях — несколько коллегий по 500 (в IV в. — 501) судей (Dem., XXV, 28). Обвинитель, получивший менее одной пятой голосов судей или оставивший дело после его возбуждения (вероятно, за определенную мзду), приговаривался к штрафу в 1000 драхм или мог быть подвергнут атимии (умалению гражданских прав), а также мог лишиться права в будущем выдвигать обвинения такого же рода. Жертве его обвинений грозило при неблагоприятном исходе процесса куда более тяжкое наказание: кроме обычного в таких делах штрафа приговором могла быть смерть. Так, в 382/381 г. был казнен Евдем за то, что он внес «неподходящий закон», а некоего Филиппа «едва не казнили», присудив по его собственному предложению к большому штрафу (Dem., XXIV, 138). Обвинители в процессах о противозаконии не раз требовали смертную казнь для своих жертв (например: Dem., XXII, 69; XXIV, 138; XXV, 187), но, видимо, не всегда добивались удовлетворения своих кровожадных чаяний.
Штрафы предлагались, как правило, значительные. Эсхин упоминает о требовании штрафа даже в 100 талантов (II, 14). Аполлодора, внесшего предложение о том, чтобы народное собрание само решало, использовать ли оставшиеся в казне деньги для военных целей или же тратить их на зрелища, обвинитель Стефан предлагал приговорить к штрафу в 15 талантов, но судьи согласились на предложение ответчика и присудили его к выплате одного таланта (Dem., LIX, 6-8). Штраф в 5 талантов дважды возлагался на «собаку демоса» сикофанта Аристогитона (Dem., XXV, 17, 19 68). За предложения, противоречащие законам, судьи оштрафовали на 10 талантов Смикра и Скитона, не пожалев, по словам Демосфена, «ни детей, ни друзей, ни родственников, никого вообще, кто за них просил» (Dem., XXI,
182 — пер. В. Г. Боруховича). В 323 г. Демад был оштрафован на 10 талантов за свой декрет, предлагавший признать Александра Македонского богом, а т. к. он в третий раз был осужден за внесение незаконного декрета, он на время лишился гражданских прав (Diod., XVIII, 18, 2; Athen., 251b; Plut. Phoc., 26). В случае неуплаты штрафа в надлежащий срок обвиненный вносился в список должников с последующей продажей имущества и умалением в гражданских правах, причем штраф при этом удваивался (Dem., XVIII, 15; LIX, 7; Lib. hyp. Dem., XXV, 3). Очень редко судьи довольствовались символическим штрафом, как в случае с Полиевктом, оштрафованным на 25 драхм (Hyp., IV, 18). Если кто-то трижды осуждался по жалобе на противозаконие, следовала обязательная атимия, в том числе лишение права вносить предложения в собрание (Dem., LI, 12; Diod., XVIII, 18, 2).
М. Хансен, отвечая на вопрос, что побуждало афинян лишать народ его суверенной власти и возлагать окончательное решение по поводу нового постановления на орган, состоящий из 500, 1000, 1500 и более человек, отмечает следующие обстоятельства: во-первых, судьи давали клятву и они были старше 30 лет (а грекам было свойственно уважение к клятвам и зрелому возрасту); во-вторых, «двойное» рассмотрение (в собрании, когда постановление принималось, и в суде, когда оно оспаривалось) давало определенные гарантии того, что будет принято наиболее обоснованное и оптимальное решение. Тайное голосование давало более точный и независимый результат, чем хиротония (голосование поднятием рук) в экклесии. В последнем случае толпа могла оказывать психологическое давление (Thuc., VI, 24, 3-4), а должностных лиц, навскидку считающих голоса (точнее, руки), можно было подкупить (Aeschin., III, 3)22.
Частое оспаривание принятых в гелиэе псефизм народного собрания можно объяснить острой внутриполитической борьбой в афинском государстве: группировка, потерпевшая поражение при голосовании в экклесии, могла взять реванш в суде, подав жалобу на противозаконие; посему последняя нередко становилась орудием политической борьбы и наряду с исангелией — самым распространенным в Афинах видом политического процесса. Именно из-за этих процессов суды в IV в. стали полем битвы афинских политиков23. Поскольку с законодательной инициативой в народном собрании выступали главным образом ораторы, публичные политики, называемые в источниках риторами, естественно, они являлись главной мишенью обвинений в противозаконии. Аристофонт (современник Демосфена) хвастался тем, что 75 раз оправдывался по обвинениям в противозаконных действиях24, а другой ритор — Кефал — гордился тем и почитал за свою уникальность то, что против его многочисленных предложений ни разу не вносилась жалоба на проти-возаконие (Aeschin., III, 194).
Нервозность афинского демоса, резко усиливавшаяся в моменты острых кризисов и неудач, приводила к увеличению в это время количества политических процессов. Демосфен сокрушался, что после битвы при Херонее он первое время чуть ли не ежедневно привлекался к суду, отбиваясь от жалоб на противозаконие, требований отчетов, исангелий и проч. (XVIII, 249-250). То, что ураф^ napavö^wv являлась прежде всего орудием политической борьбы, а не средством защиты конституционного строя, доказывает анализ известных нам из источников процессов по жалобам на противозаконие, проведенный М. Хансеном25. Из 38 псефизм, атакуемых как неконституционные, относительно 6 ничего не известно, 19 представляли собою почетные декреты (в том числе дарование гражданских прав), 5 касались вопросов внешней политики. Две жалобы на противоза-коние выдвигались по поводу смертного приговора — в одной отмечалось нарушение процедуры (жалоба Евриптолема во время суда над стратегами-победителями в Аргинусской
битве), в другой оспаривалась возможность предать казни без суда обвиненного в краже священных гиматиев Гиерокла (Lib. hyp. Dem. XXV). По одной в каталоге Хансена представлены жалобы по поводу заключения под стражу (дело Леогора), назначения номофетов (Dem., XVIII, 102-107), бюджетного вопроса (иск против Аполлодора), изыскания средств на оказание государственной помощи сиротам (декрет Феозотида), против постановления о взыскании 9,5 талантов с триерархов (Dem., XXIV, 11-15, 117), в связи с общественным водопроводом (Din., fr. XVII) и т. п.
Из 19 почетных декретов только два были действительно весьма важными: декрет Фрасибула (403 г. до н. э.) о предоставлении гражданских прав метекам и рабам, участвовавшим в деле восстановления демократии, и предложение Гиперида после Херонейской битвы освободить рабов и предоставить гражданство метекам, — а еще один имел определенное политическое значение (псефизма Аристократа о почестях для предводителя наемников Харидема — Dem., XXIII). Остальные постановления, очевидно, оказались жертвой межпартийных склок. Судебный процесс затевался не столько против самой псефизмы, сколько против политика (или стоявшей за его спиной политической группировки), предложившего ее, или против того политика, которому оказывались почести, будь то ритор, как Демосфен, или стратег, как Хабрий. Самый известный случай — внесение Эсхином жалобы на противозаконие против предложения Ктесифонта наградить Демосфена золотым венком (Aeschin., III; Dem., XVIII). Мы должны либо признать странную неполноту и тенденциозность наших источников, злокозненно вознамерившихся лишить нас информации о жалобах на противозаконие в связи с действительно серьезными нарушениями демократического законодательства, либо мы должны согласиться с тем, что в реальной политической жизни афинского государства обвинение в противозаконии являлось не столько гарантом незыблемости демократического конституционного строя, сколько плодом сиюминутной политической ситуации и мощным средством политической, точнее межпартийной, борьбы. Интересно, что когда Ликург в своей речи против Леократа сравнивал два главных типа государственного процесса — жалобу на противозаконие и исангелию, говоря о первой, он отметил не ее роль как стража законов или конституции, а именно — ее способность предотвратить нанесение ущерба государству, т. е. ее политическое содержание он ставил выше правового: «вы [т. е. судьи] препятствуете этому делу соразмерно тому, какой вред должна была бы нанести псефизма государству» (...raúr^v r^v npa^iv kw1ú£T£, Ka0’oCTOv av to у^фюуа ßXanrav r^v nóXiv — I, 7).
Несмотря на активное использование жалобы на противозаконие во внутриполитической борьбе, в афинском общественном мнении ураф^ napavó^wv неразрывно связывалась с демократией — вероятно, из-за того что во время олигархического переворота 411 года победившие противники демократии едва ли не в первую очередь отменили процессы по противозаконию как препятствие на пути изменения государственного строя (Thuc., VIII, 67; Aristot. Ath. pol., 29, 4; Dem., XXIV, 154; Aeschin., III, 191). Восстановленная после свержения олигархического правительства Четырехсот ураф^ napavó^wv была упразднена Тридцатью тиранами и вторично воскрешена после реставрации демократии в 403 г. (Aeschin., III, 191). Ощущение афинянами связи демократии и жалобы на противозаконие и возникшую на его основе идеологему охотно использовали судебные ораторы, утверждая, что уничтожение ypaф^ napavó^wv означает уничтожение демократии (Dem., LVIII, 34; Aeschin., III, 5). Пример рассуждений на эту тему дает Эсхин: тирания и олигархия управляются в соответствии с нравами правителей, демократия — по установленным законам; если в государстве соблюдаются законы, то и демократия сохраняется; те, кто
вносят противозаконные предложения, должны вызывать у судей — хранителей демократии — ненависть, ибо они угрожают демократии, а следовательно, и свободе слова (III, 6-7). Вообще обвинители на процессах по ураф^ napavo^wv традиционно примеряли на себя роль защитников демократии (Aeschin., III, 1-8; 190-202). Символично, что жалоба на противозаконие погибла вместе с афинской демократией и независимостью по-видимому, она была упразднена в 317 г. Деметрием Фалерским (Philochor., FgrHist. F 64)26.
Список сокращений
УЗ БГУ — Ученые записки Белорусского государственного университета
BIDR- Bullettino dell’ Istituto di diritto romano
CJ — Classical Journal
ClPh — Classical Philology
GRBS — Greek, Roman and Byzantine Studies
JHS — Journal of Hellenic Studies
OUCS — Odense University Classical Studies
REA — Revue des Études Anciennes
1 В IV в. до н.э. после введения номотесии — усложненной процедуры принятия закона — афиняне уже гораздо более ясно осознавали различие между законами и постановлениями.
2 Кажется, именно словом «0sap5ç» изначально обозначались древние законы Драконта и Солона (Sol. Fr. 24, 18-20; Aristot. Ath. pol., 4, 1; Plut. Sol., 19, 3-4). Подробнее обо всех проблемах, связанных с этим понятием, и о постепенном вытеснении «0sap5ç» и замене его на «vopoç» см.: Ostwald M. Nomos and the Beginnings of the Athenian Democracy. Oxford, 1969. Р 3-56.
3 О разнице между vo^oç и и о словоупотреблении этих понятий в V и IV вв. см., например: Harrison A. R. W. Law-making at Athens at the End of the Fifth Century B. C. // JHS. 1955. Vol. 75. P. 26-27; Ostwald M. Nomos... P. 1-3; Quass F. Nomos und Psephisma. München, 1971. S. 30-39; Laix R. A. de. Probouleusis at Athens. A Study of Political Decision-Making // University of California Publications in History. 1973. Vol. 83. P. 56-59; MacDowellD. The Law in Classical Athens. London, 1978. P. 45^6; Sealey R. On the Athenian Concept of Law // CJ. 1982. Vol. 77. P. 289-302; Hansen M. H. Nomos and Psephisma in the Athenian Ecclesia // The Athenian Ecclesia: A Collection of Articles 1976-1983. Copenhagen, 1983. P. 161-176.
4 Пример с декретом Исотимида в речах Андокида (I, 8, 86) и псевдо-Лисия (Lys., VI, 29, 52) приводит: Dover K. J. Anapsephisis in Fifth-Century Athens // JHS. Vol. 75. 1955. P. 18.
5 Wilamowitz-Möllendorff U. von. Aristoteles und Athen. Berlin, 1893. Bd. II. S. 193-194; Busolt G. Griechische Geschichte. Gotha, 1897. Bd. III. S. 279-280, Anm. 3; S. 282.
6 Этот аргумент приводит: Hignett C. A History of the Athenian Constitution to the End of the 5th Century B. C. Oxford, 1962. Р. 211.
7 Cloché P Remarques sur l’emploi de la graphè paranomôn // REA. T. 38. 1936. P. 401.
8 Jones A. H. M. Athenian Democracy. Baltimore, 1986. P. 123; Bleiken J. Die athenische Demokratie. Paderborn, 1991. S. 146.
9 Lipsius J. H. Das attische Recht und Rechtsverfahren. Hildesheim, 1966. S. 36; Bonner R., Smith G. The Administration of Justice from Homer to Aristotle. Chicago, 1938. Vol. 1. Р. 264-265; Stockton D. L. The Classical Athenian Democracy. Oxford, 2002. Р. 45; O’Neil J. The Origins and Development of Ancient Greek Democracy. Boston, 1995. Р. 66.
10 Гиляров А. Н. Греческие софисты, их мировоззрение и деятельность в связи с общей политической и культурной историей Греции. М., 1888. С. 52; Никольская Р. А. Государственное устройство афинской демократии // УЗ БГУ Серия историч. 1956. Вып. 30. С. 13; Суриков И. Е. Остракизм в Афинах. М., 2006. С. 388 (несколько расплывчато — «в период реформ Эфиальта и Перикла»).
11 Grote J. A History of Greece. London, 1849. Vol. 5. P. 499; Glotz G. The Greek City and its Institutions / Tr. by N. Mallinson. London, 1969. Р. 125; Бузескул В. П. Перикл. Историко-критический этюд. Харьков, 1889. С. 118.
12 Hignett C. Op. cit. Р. 211-212. К его мнению присоединяется: Griffith G. T. Isegoria in the Assembly at Athens // Ancient Society and Institutions: Studies Presented to V. Ehrenberg / Ed. E. Badian. Oxford, 1965. P. 130.
13 Wolff H. J. “Normenkontrolle” und Gesetzesbegriff in der attischen Demokratie: Untersuchungen zur graphe paranomon. Heidelberg, 1970. S. 15-22 (творец данной процедуры — скорее Никий, чем Перикл); Wedel W. von. Die politischen Prozesse im Athen des fünften Jahrhunderts: Ein Beitrag zur Entwicklung der attischen Demokratie zum Rechtsstaat // BIDR. Terza serie. Milano, 1971. Vol. 13. S. 167, Anm. 267; Sealey R. Op. cit. P. 300; Connor W. R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971. Р. 125-126, n. 66; Martin J. Von Kleisthenes zu Ephialtes // Demokratia. Der Weg zur Demokratie bei den Griechen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1995. S. 196-197; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens: Rhetoric, Ideology, and the Power of the People. Princeton, 1989. Р. 95; Hansen M. H. The Athenian Democracy in the Age of Demosthenes: Structure, Principles, and Ideology. Norman, 1999. Р. 205; Yunis H. Law, Politics, and the Graphe Paranomon in Fourth-Century Athens // GRBS. Vol. 29. 1988. Р. 380-381, n. 59; Welwei K.-W. Die Entwicklung des Gerichtswesens im antiken Athen. Vom Solon bis zum Ende des 5. Jahrhunderts v. Chr. // Große Prozesse im antiken Athen / Hrsgg. von L. Burckhardt, J. von Ungern-Sternberg. München, 2000. S. 26.
14 Ostwald M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Berkeley; Los Angeles, 1986. Р. 136.
15 Bauman R. Political Trials in Ancient Greece. London; New York, 1990. P. 95-96.
16 Dover K. J. The Chronology of Antiphon’s Speeches // ClQu. Vol. 44. 1950. P. 44-48 (хронологическая таблица — Р. 55).
17 Наиболее подробно эта точка зрения изложена в работе: Ostwald M. From Popular Sovereignty... Р. 122-125, 135-136. См. также замечание Д. МакДауэлла (Andokides: On the Mysteries / Ed. D. M. MacDowell. Oxford, 1962) по поводу Andoc., I, 17 (о процессе Леогора), поддержанное Вольфом (Wolff H. J. Op. cit. S. 22).
18 Главная причина негодования общественности — «низость» Гипербола (Plut. Nic., 11). В отечественной историографии наиболее подробное изложение всех проблем, связанных с остракизмом Гипербола вообще и с его хронологией в особенности, а также перечень работ последних лет на эту тему — см. в: Карпюк С. Г. Гипербол, «человек негодный» // Общество, политика и идеология классических Афин. М., 2003. С. 80-81; Суриков И. Е. Указ. соч.
C. 141-152; 381-400.
19 См.: Карпюк С. Г. Указ. соч. С. 93; Yunis H. Op. cit. Р. 380-381, note 59.
20 Причины прекращения применения остракизма блестяще исследовал и подытожил в своей монографии И. Е. Суриков (СуриковИ. Е. Указ. соч. С. 381—408) — мы упомянули выше лишь часть из них; образ оружия «в ножнах» — один из любимых у московского историка по отношению к остракизму, мы позаимствовали для -ураф^ napavo^wv.
21 Rhodes P J. The Ostracism of Hyperbolus // Ritual, Finance, Politics: Athenian Democratic Accounts Presented to
D. Lewis / Eds. R. Osborne, S. Hornblower. Oxford, 1994. P. 98.
22 Hansen M. H. The Sovereignty of the People’s Court in Athens in the Fourth Century B. C. and the Public Actions against Unconstitutional Proposals // OUCS. Vol. 4. 1974. P. 50.
23 См.: Glotz G. The Greek City and its Institutions. Р. 329; Hansen M. H. The Sovereignty... Passim; Sinclair R. K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge, 1993. Р. 153.
24 Цифру, приведенную Эсхином, оспорил Оост (Oost S. I. Two Notes on Aristophon of Azenia // ClPh. Vol. 72. 1977. P. 238-242). Он полагает, что число 75 фантастично и вообще является любимым «круглым числом» оратора. Вайт-хед, хотя и выражает сомнение, не столь категоричен и допускает изрядную политическую и судебную активность Аристофонта, которая и дала Эсхину повод привести его в качестве примера (Whitehead D. The Political Career of Aristophon // ClPh. Vol. 81. 1986. P. 318).
25 Hansen M. H. The Sovereignty... P. 62; также каталог: Р. 28-43.
26 Ibid. P. 55.
