КОТКИН К. Я.
Застывшее воспоминание и визуализация повседневности в детских рисунках саамов рубежа 1920-30-х гг. (по архиву этнографа В. Чарнолуского)
K. YA. KOTKIN
Reminiscence and visualisation of everyday life in children's drawings of the Sami at the turn of 1920-1930s (by the archive of the ethnographer V. Charnoluskiy)
Сведения об авторе:
Коткин Константин Яковлевич, кандидат философских наук, научный сотрудник отдела фондов Мурманского областного краеведческого музея, ассоциированный научный сотрудник Центра арктических и сибирских исследований Социологического института РАН (Мурманск) kostyakotkin@rambler.ru Author:
Konstantin Yakovlevich Kotkin, PhD in Philosophy, Research fellow at the Murmansk Museum of Regional Studies, Department of Museum collections; Associate research fellow at the Sociological Institute of the Russian Academy of Science, Centre of Arctic and Siberian Exploration kostyakotkin@rambler.ru
Аннотация:
В статье исследуется коллекция рисунков саамских детей 1920-30-х гг. из архива В. В. Чарнолуского, которая хранится в Мурманском областном краеведческом музее. Анализируется связь рисунков с визуальной антропологией, антропологией детства, мемориальной культурой, а также традиция исследования индигенного рисунка, темы и сюжеты отдельных рисунков и всей коллекции. Рисунки отражают влияние коми-ижемской, ненецкой, поморской и советской индустриальной культур на саамов. Этот процесс осуществлялся через повседневные практики.
Abstract:
This paper examines the collection of Sami children's drawings of 1920s-1930s from archive of the ethnographer V. V. Charnoluskiy, which is stored in the Murmansk Museum of Regional Studies. Connection to visual anthropology, anthropology of childhood, memorial culture, as well as tradition of research of indigenous drawings, subjects and plots all collection and separate drawing is analyzed. Drawings reflect the influence of Komi-izhemtsy, Nentsi, Pomors and soviet industrialization culture on the Sami. This process looks at every day practices.
Ключевые слова:
Саамы, В. В. Чарнолуский, рисунки, антропология детства, визуальная антропология, мемориальная культура. Keywords:
Sami, V. V. Charnoluskiy, drawings, anthropology of childhood, visual anthropology, memorial culture.
Неизбежно уходит в прошлое многое из того, что несколько десятилетий назад было обыденным, близким, знакомым. Не исключение - повседневная жизнь коренных малочисленных народов Севера, практики, её сопровождавшие, элементы культуры, соседствовавшие с ней. Тем важнее исследования учёных, в которых зафиксированы различные элементы уходящего прошлого, и материалы этих исследований, хранящиеся в музеях. Статья знакомит с одной из таких коллекций - это детские рисунки саамов, собранные этнографом Владимиром Владимировичем Чарнолуским (1894-1969) на Кольском полуострове в 1926-1931 гг.
Детские рисунки, традиционно привлекающие внимание психологов и искусствоведов, совмещают в себе такие актуальные для современной антропологии темы, как визуальная антропология, антропология детства, мемориальная культура. Рисунок, постепенно замещаясь фотографией, тем не менее выступал важной частью методического инструментария для этнографов вплоть до 1950-60-х гг.1 Исследовательское внимание этнографов концентрируется на рисунке в первую очередь как на историографическом источнике и архивном материале, при этом большинство этнографических рисунков являются запечатлённым наблюдением
1 См., например: Громов Г. Г. Методика этнографических экспедиций. М., 1966. С. 21-22.
этнографа за другой культурой1. Проникновение исследователя в другую культуру - с карандашом и листом бумаги - заставляет задавать вопрос о месте в культуре запечатленного на рисунке. Объективность фото- и киносъёмки в сравнении с рисунком лишь кажущаяся: «Как бы ни был представлен визуальный текст -в кино, видео, фото, рисунке, предметной экспозиции, он читается от узнавания к гаданию, от знакомого к неизвестному»2. Рисунки представителей традиционных культур интересны в нескольких аспектах: присутствие/отсутствие тем и сюжетов на рисунках и в описаниях этнографов; соответствие, отличие и дополнение тем и сюжетов рисунка и информации, представленной в описании этнографов; повторяемость и важность тех или иных тем и сюжетов. Индигенный художник, создающий рисунок, выступает как говорящий сам о себе и происходящем вокруг. Однако вопрос «объективности» изображённого не снимается, т. к. любой источник, визуальный в т. ч., лишь частично отражает изображаемую реальность. На вопрос о месте отдельных зафиксированных образов в сознании художника и той культуре, представителем которой он является, очень сложно ответить без дополнительного материала (комментариев этнографа, глубинного интервью с исполнителем). Сразу оговоримся, что в случае анализируемой коллекции, к сожалению, такого дополнения нет (за исключением кратких подписей).
Взаимодействие субъективного уровня и среды в широком понимании обеспечивается через практики и повседневность, предметно-вещевой мир, институты и методы восприятия и вхождения в культуру. Ребёнок является для культуры своим и одновременно другим. А в случае культуры кольских саамов в 1920-30-е гг. детство как процесс интенсивной инкультурации сопряжено с аккультурацией и ассимиляцией, связанными с индустриальным освоением и начавшимся ещё ранее взаимодействием с культурами коми, ненцев и поморов. Ребёнок в данном случае воспринимает элементы уже уходящей в прошлое, изменяющейся и новой культуры. Тем важнее и интереснее становятся запечатлённые этим
1 См., например: Бутинов Н. А. Рисунки Н. Н. Миклухо-Маклая // Сборник Музея антропологии и этнографии. М.-Л., 1949. Т. 12. С. 213-231; Бежкович А. С. Этнографические рисунки Вл. Плотникова по быту казахов // Советская этнография. 1953. № 4. С. 113-119.
2 Головнёв А. О киноантропологии. Форум: Визуальная антропология // Антропологический форум. 2007. № 7. С. 21-32.
«другим» элементы: простота, схематизм и лаконичность в детском рисунке дополняются правдивостью памяти и остротой вос-приятия1.
Рисунок, выполненный ребёнком - представителем традиционной культуры, мало изучался исследователями. Классической работой, которая чаще всего указывается в качестве примера внимания к данной теме, является «Культура и мир детства» М. Мид, которая во время полевых работ 1920-30-х гг. собрала 35 тыс. рисунков детей арапешей, ятмулов и балийцев (народности Новой Гвинеи и Индонезии), поставила вопрос о специфике анализа индигенного детского рисунка2. Однако утверждение о том, что данная тема вовсе отсутствует в отечественной этнографии, было бы поспешным.
Детский этнографический рисунок стал предметом двух публикаций на материалах Сибири. Детские рисунки ольхонских бурят исследовал иркутский археолог и этнограф П. П. Хороших. Они стали итогом трёх экспедиций исследователя 1921-1923 гг. Он отмечал, что обращение к данной теме было случайным и привёл к нему интерес детей к чертежам и рисованию во время школьных экскурсий с автором статьи на места «доисторических стоянок». Статья интересна подробным описанием подготовки занятий по рисованию, представленной автором группировкой рисунков по «сюжетам и исполнению» и «программой для собирания детских рисунков»3. Позднее исследование данной темы на территории Сибири продолжил краевед и педагог П. Ф. Требуховский, обобщивший в своей статье данные по рисункам якутских, монгольских, бурятских, карагасских (тофаларских) и сойотских де-тей4. Исследователь подробно описал методы анализа рисунков, провёл сравнение около 20 тыс. хранившихся в тот период в Иркутском университете рисунков русских детей и «графически неграмотных взрослых». По мнению автора, который заимствует терминологию немецкого биолога М. Ферворна, рисунок эволюционирует от связанного с символизмом «идеопластического» к более натуралистичному «физиопластическому». В целом, следуя эволюционистскому естественно-историческому подходу,
1 Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. М., 1974. С. 65-66, 165.
2 Мид М. Культура и мир детства. Избранные произведения. М., 1988. С. 35-37.
3 Хороших П. П. Об изучении детских рисунков туземных племён Сибири: Опыт инструкции // Сибирская живая старина. Иркутск, 1925. Вып. 3-4. С. 401-416.
4 Требуховский П. Ф. Детский рисунок туземных народов Сибири // Сибирская живая старина. Иркутск, 1926. Вып. 2 (6). С. 113-164.
П. Требуховский приходит к выводу об общности строго определённых законов эволюции рисунка у всех людей, всех времён и народов, которые заключаются в последовательном прохождении одних и тех же фаз развития. Эта несколько упрощённая позиция заставляет понимать образы рисунка как результат зависимости от развития и образования и культурного состояния народности, рассматривать как норму русскую и городскую культуру, которая обладает цивилизаторским воздействием на «туземные» народности. Для детского индигенного рисунка автор выделяет следующие особенности: динамизм изображений, чувство цвета, отсутствие образов индустриальной культуры вследствие незнания о них. Автор статьи отмечает значение рисунка для изучения «туземной жизни» и «производительных сил страны», перечисляя основные темы и сюжеты рисунков (жилища, средства передвижения, утварь, дикие и домашние животные, занятия, игры и обычаи).
Неясно, знал ли В. Чарнолуский об изучении детского индигенного рисунка учёными-современниками из Сибири. Однако показательно само внимание исследователей различных регионов к теме. В. Чарнолуский включал детские рисунки в свои публикации как иллюстрацию жизни саамов1, известны были данные источники и другому исследователю саамов Н. Н. Волкову2. Но, к сожалению, рисунки не стали самостоятельной темой в работах В. Чарнолуского как в период активных полевых исследований (1920-30-е), так и на этапе систематизации полевых материалов и публикации результатов работ (1950-60-е)3.
Внимание В. Чарнолуского к изобразительному искусству объясняется склонностью самого исследователя к этому виду творчества. Наряду с учёбой в коммерческом училище в 1906-1914 гг. он посещал классы Центрального училища технического рисования
1 Чарнолуский В. В. Материалы по быту лопарей: Опыт определения кочевого состояния лопарей восточной части Кольского полуострова. Л., 1930. С. 11, 57, 59, 69.
2 Волков Н. Н. Российские саамы. Историко-этнографические очерки. СПб., 1996. С. 23.
3 В 1938 г. успешная научная деятельность Владимира Владимировича трагически прервалась: он был необоснованно арестован и осуждён по 58-й статье. После освобождения и получения паспорта в 1945 г. он работал художником-оформителем. В 1958 г. В. В. Чарнолуский вышел на пенсию, что позволило ему обобщить свои исследования, подготовить ряд публикаций, связанных с саамской культурой. Здесь и ниже биографические данные даются по: Лукьянченко Т. В. В. В. Чарнолуский: певец Земли Саамской // Репрессированные этнографы. М., 2003. Вып. 2. С. 128-146, а также по биографии этнографа, составленной женой Екатериной Васильевной Смирновой и сыном Владимиром Владимировичем Чарнолуским: Мурманский областной краеведческий музей. Основной фонд (МОКМ. ОФ). 20593.
(ныне - Академия им. А. Л. Штиглица) и частную школу-студию С. М. Зайденберга (Зейденберга) с целью подготовки к поступлению в Академию художеств. Начавшаяся мировая война не дала осуществиться этим планам. Но искусство художника-графика соединилось с научным интересом в процессе экспедиционных исследований 1922, 1926-1936 гг., когда он фиксировал на рисунках и схемах культуру поморов, саамов и ненцев полуостровов Канин и Кольский.
Именно изобразительные источники составляют одну из важнейших частей архива этнографа, хранящегося в Мурманском областном краеведческом музее1. В неё же входит коллекция рисунков саамских детей, которые были собраны В. Чарнолуским в 1927, 1930-1931 гг., когда он проводил исследования саамских погостов в центре и на востоке полуострова (в частности, в Йоканьге и Ло-возере). Коллекцию составляют две группы - рисунки, объединённые в тетради, и отдельные рисунки. Они приняты в фонды музея в 1973-1974 гг. Основная часть их была сдана заведующей отделом досоветской истории края Людмилой Александровной Кучугуровой в 1973 г.2, а другая3 - этим же сотрудником музея в 1974 г. Если исключить незавершённые и сюжетно неясные, то рисунков, содержащихся в тетрадях, сделанных с обеих сторон листов, насчитывается 105. Они дополняются 70 отдельными рисунками. Большинство рисунков выполнено на листах и фрагментах тетрадных листов в линейку (для прописей) или в клетку, реже - на более плотных нелинованных листах. Размеры рисунков: от 5,2 до 22,0 см по высоте; от 14,2 до 16,5 см по длине. Рисунки в подавляющем большинстве сделаны простым карандашом, иногда авторами использовалась акварель.
Авторство, место создания и точная датировка конкретных рисунков не всегда ясны. Авторы чётко устанавливаются для рисунков в тетрадях и отдельных рисунков по подписям к ним. На тетрадях с рисунками, однако, не указано место создания. Датируются они, как и некоторые отдельные рисунки, по данным учётных документов музея 1927 г. В этом году этнограф посетил Ловозеро,
1 Коткин К. Я. О составе архива В. В. Чарнолуского в фондах Мурманского областного краеведческого музея // XI Масловские чтения: сборник научных статей. Мурманск, 2014. С. 29-36.
2 МОКМ. ОФ 13898/122-147, 149-180. Документ МОКМ. ОФ 13898/148 не входит в коллекцию рисунков, т. к. является дневником полевых наблюдений В. Чарнолуского 1961 г., когда он совершил последнюю экспедицию на Кольский полуостров.
3 МОКМ. ОФ 13951/1-8.
Семиостровский, Каменский и зимний Йоканьгский погосты, деревню Каневку и село Поной, а на обратном пути - погост Кильдин и Пулозеро1. Школы к концу 1927 г. имелись в Ловозере, Ивановке и Поное2. Вероятно, в этих населённых пунктах (одном или нескольких) и могли быть собраны рисунки. Пометки В. Чарнолуского говорят о том, что 18 рисунков3 было сделано детьми из села Йо-каньга (восточная часть Кольского полуострова). Другими населёнными пунктами, где были собраны рисунки или проживали авторы рисунков, являются поселения в центральной части полуострова - Кильдинский погост и Ловозеро. Есть рисунки, датированные по пометам В. Чарнолуского 1930 г.4 Наконец, на некоторых рисунках (их оборотах), выполненных на фрагментах листов со школьными упражнениями, самими авторами поставлены точные даты5, которые позволяют отнести их к концу февраля - апрелю 1931 г. Возраст авторов рисунков установлен по пометам В. Чарнолуского и составляет от 8 до 15 лет, хотя указан он только на 17 рисунках. Часть рисунков сделана взрослыми людьми6, о чём свидетельствуют исполнение и подписи (включение отчества). Не до конца ясен вопрос о степени участия взрослых (учитель, этнограф, родственники?) в выполнении рисунка, но в целом он выполнялся детьми самостоятельно. Об этом говорят изображение мелких деталей, пространственное расположение изображённого и соединение различных сюжетов на рисунке.
Тетради с рисунками представляют собой интересный документ, передающий эпоху благодаря печатной графике на их обложках. На первом листе обложек повторяется сюжет, когда рабочий и крестьянин пожимают друг другу руки. На заднем плане по краям - изображения фабрики и деревни, выступающие как символы занятий рабочих и крестьян. Выше фигур рабочего и крестьянина в обрамлении колосьев расположены портреты М. И. Калинина7 и И. В. Сталина8. На обороте листов приводятся
1 Чарнолуский В. В. Материалы по быту лопарей. С. 4.
2 Киселёв А. А., Киселёва Т. А. Советские саамы: история, экономика, культура. Мурманск, 1987. С. 88.
3 МОКМ. ОФ 13898/129-130, 132-147.
4 Там же. 13898/151, 152.
5 См., например: МОКМ. ОФ 13898/159, 160, 163, 163 об.
6 На некоторых рисунках (МОКМ. ОФ 13898/153, 154) стоят пометы В. Чарнолуского «20 (?) лет».
7 Там же. 13898/122-124, 127-129.
8 Там же. 13898/126.
биографии указанных политических деятелей. Образы и биографии призваны продемонстрировать идеологические основания Советского государства - союз двух классов, которые стали основой создания страны, и закрепить в сознании образы её руководителей. Другим сюжетом, отражённым на одной из обложек тетрадей и непосредственно связанным с образованием, стало изображение «первого подлинно народного писателя» А. С. Пушкина рядом с избой-читальней и занятиями в школе1. На оборотные листы обложек помещены в сравнении традиционные русские и метрические меры, а также приведён перечень художественных книг о тяжёлой жизни крестьян до революции, гнёте самодержавия и борьбе революционеров против него. Помещена на обложках и общественно-политическая литература, призванная пояснить в популярной форме вопросы крестьян о сельском хозяйстве, налогообложении и кооперации в деревне2. Пропаганда разрыва с дореволюционным прошлым и пояснение проводившейся тогда государственной политики - вот те задачи, которые выполняли такие, казалось бы, далёкие от политики предметы, как школьные тетради.
На рисунках зафиксировано более 40 различных тем и сюжетов: вещи (предметы крестьянского быта, посуда), животные (дикие, домашние, в т. ч. олени (отдельно, в стаде) и, в частности, колоколовый олень3, птицы (в т. ч. водоплавающие) и рыбы); жилище, здания, хозяйственные постройки (амбары, вежи, дома (избы), здания, кувак-са (чум)); занятия и повседневные действия (заготовка леса и дров, игры, в т. ч. зимние, имание (ловля) оленя, мытьё рук, умывание, гигиена, оленеводство, охота, перенос воды, рыболовство, торговля); инструменты (приборы, орудия охоты, рыболовства - пила, топор, ружьё, капкан, сеть, ярус, часы); одежда (головные уборы, женская одежда, малица, мужская одежда, обувь), политическое воспитание, идеология, природа, средства передвижения, транспорт (лодка,
1 МОКМ. ОФ 13898/125.
2 Там же. 13898/125, 129.
3 Это бык или важенка, исполнявший роль вожака в стаде. Его задачей было привлечение внимания других оленей, для того чтобы те не расходились на большое расстояние. Колоколовые олени выступали посредниками между оленем и человеком (Чарнолуский В. В. Заметки о пастьбе и организации стада у лопарей // Кольский сборник. Труды антрополого-этнографического отряда Кольской экспедиции. Л., 1930. С. 56; Словарь лексики традиционных промыслов и хозяйственных занятий кольских саамов (на материале кильдинского диалекта саамского языка) / Авт.-сост. О. Н. Иванищева, А. М. Эрштадт. Мурманск, 2014. С. 41-42).
вьючный олень, ёла1, нарты отдельно, нарты с оленем в упряжке, поезд, пароход, корабль, ледокол); школа, образование, школьная повседневность.
Чаще всего на рисунках представлено несколько тем и сюжетов, не образующих единой композиции. Основные тематические блоки связаны с изображением животных (прежде всего оленей), жилища, одежды и средств передвижения (в первую очередь нарт). Подписи к рисункам, часто их сопровождающие, помогают точнее определить изображённое.
Наиболее многочисленны на рисунках коллекции изображения оленя (рис. 1). Он запечатлён одиночно и в стаде, часто запряжённым в нарту и иногда навьюченным. Это животное нарисовано всегда в движении и индивидуально (рога, разные по форме и количеству ветвей). У запряжённых в нарту оленей более сильной штриховкой или красным цветом выделялась упряжь. В последнем случае подчёркивается её праздничный характер. Такая упряжь отличалась от повседневной -её украшали полосками цветного сукна, золотой тесьмой, кисточками, расшивали бисером и перламутровыми пуговицами2. На приведённом рисунке отмечен также хорей - длинный (до 5 м) шест для управления оленем3. Выделяются особенности устройства нарт. Это косокопыльные нарты, название которым дано по поставленным наклонно внутрь и назад копыльям (вертикальным брускам, соединяющим полозья и настил). Копылья - важная этнографическая деталь, подчёркивающая заимствование саамами ижемско-ненецкого типа нарт с косыми копыльями,
1 Этнограф и фольклорист И. М. Дуров приводит следующее определение: «Ёла, ёлы; ёлы, ёл; ж. (слово норвежское). Один из наиболее распространённых видов промыслового судна у рыбаков-поморов на тресковых промыслах. Ёла строится по образцу норвежских морских лодок: на ней устанавливается одна мачта с шта-фок- и кливер-парусами, нос и корма очень заострены. Ёла - судно гребное, на четыре весла; приспособлена она для промысла артелью в 3-4 рыбака. За последнее время в промысле вводится тип ёлы моторной, снабжённой 5-6-сильным двигателем простейшей конструкции. На ёле, как и на всяком промысловом судне, имеются: 1) будка-каюта, устроенная на корме, для отдыха рыбаков во время лежанки на ярусе и для защиты от непогоды во время шторма; 2) балластный ящик, в который, когда ёла порожняя, для придачи ей устойчивости на воде обычно накладывают груз камней и пр.; по мере нагрузки ёлы рыбой груз этот выбрасывается; 3) чердак с двумя отделениями для пойманной рыбы и для укладки снасти со всеми к ней принадлежностями» (Дуров И. М. Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении / Отв. ред. И. И. Муллонен. Петрозаводск, 2011. С. 111).
2 Лукьянченко Т. В. Саамы. Глава 6. Материальная культура // Прибалтийско-финские народы России / Отв. ред. Е. И. Клементьев, Н. В. Шлыгина. М., 2003. С. 98.
3 Историко-этнографический атлас Сибири / Под ред. М. Г. Левина, Л. П. Потапова. М.-Л., 1961. С. 11.
1 МОКМ. ОФ 13898/125. Л. 2 об. (фрагмент).
2 МОКМ. ОФ 13898/131.
расположенными преимущественно в задней части и круто загнутыми спереди полозьями1.
Тесная связь человека традиционной культуры с природным окружением - общее место. Но взаимодействует с природой и современный человек. Отличие заключается в специфических адаптивных практиках и широких знаниях саамов о земле, на которой они жили. Один из рисунков является ярким подтверждением этой мысли (рис. 2). Несмотря на кажущуюся невзрачность, он очень важен для понимания темы восприятия саамами природы. Этнограф Д. А. Золотарёв отмечал, что саамы «чрезвычайно хорошо разбираются в карте»2. Своеобразная карта и предстаёт перед зрителем. Изображено два озера, река, которая впадает в одно из них. На другом, вероятно, схематично обрисована поставленная для рыбы сеть. Подписи указывают на изображения болота и тундр (сопки-возвышенности на заднем плане). Также нарисовано жилище - чум. Глаз художника отмечает подробности природного окружения, виденные много раз и ставшие родными: деревья на возвышенностях, деревья без листьев (но с птицами) около чума, берега озёр с мысами. Именно устья рек и мысы - это места, богатые рыбой. Их и отметил автор. Рисунок жилища тоже показывает приспособление к природным условиям. Оно расположено под защитой болота и леса, близко к озеру - месту, где водится рыба.
На рисунках многочисленны изображения хозяйственных построек, жилищ и зданий: вежи, амбары, куваксы (чумы), избы и административные здания (возможно, школа-интернат или сельский совет). Древнейший известный по этнографическим данным тип жилищ - вежу - с уверенностью можно определить только на двух рисунках с подписями3. Наиболее многочисленны (39 единиц) рисунки домов (изб), что показывает постепенный переход к осёдлости
1 Историко-этнографический атлас Сибири / Под ред. М. Г. Левина, Л. П. Потапова. М.-Л., 1961. С. 20; Конаков Н. Д., Котов О. В. Этноареальные группы коми. Формирование и современное этнокультурное состояние. М., 1991. С. 137.
2 Золотарёв Д. А. Лопарская экспедиция (11/1-11/У 1927 г.). Л., 1927. С. 44.
3 МОКМ. ОФ 13898/129. Л. 7 об. (здесь и далее для рисунков в тетрадях указаны листы); 13898/144. Т. В. Лукьянченко указывает, что вежа была широко распространённым типом жилища ещё в конце XIX в., в то же время уже на рубеже 1960-70-х гг. данный тип жилища окончательно выходит из употребления (Лукьянченко Т. В. Саамы. Глава 6. Материальная культура // Прибалтийско-финские народы России / Отв. ред. Е. И. Клементьев, Н. В. Шлыгина. М., 2003. С. 79-85). Хотя упоминания о вежах на рубеже 1920-30-х гг. довольно часто встречаются в литературе. См., например: Золотарёв Д. А. На Западно-Мурманском побережье летом 1926 г. // Кольский сборник: Труды антрополого-этнографического отряда Кольской экспедиции. Л., 1930. С. 19.
Рис. 3. Лазарь Яковлев. Чотка, ящик, мыло. Кольский полуостров, 1927 г.1
1 МОКМ. ОФ 13898/122. Л. 3.
и взаимодействие с деревенской культурой. Так, на одном из рисунков изображён заштрихованный силуэт дома с самоваром внутри (рис. 3). Высокие стены, покатая крыша говорят о том, что перед зрителем не жилище, связанное с кочевым образом жизни (кувакса или вежа), а постоянное жилище - тупа (пырт) или дом северорусского типа1. Большой самовар, почти равный по размерам самому дому, является дополнительным маркером оседлости. Также на рисунке автор постарался изобразить предметы, с которыми он ежедневно сталкивается в быту. Вероятно, сложно было бы определить по плотно заштрихованным овалам и прямоугольникам, что подразумевал под ними художник, если бы не подписи «чотка» (щётка), «ящик», «мыло», «рукамойник» (умывальник), «утиральник» (полотенце), «таз». Изображения демонстрируют закрепление в сознании детей образов тех вещей, которые были связаны с гигиеной в советской деревне.
Рисунки отражают не только элементы традиционной культуры. Закрепившимся элементом действительности саамских детей с 1920-х гг. становится школьное образование. «Ликвидация безграмотности» - одна из главных задач, которую Советское государство решало в 1920-30-е гг. Непосредственно касалась она традиционного населения. Вводилось всеобщее обязательное бесплатное обучение в объёме не менее четырёх классов. Школа-четырёхлетка работала в Ловозере. Учебный год длился с 1 марта по 15 декабря. Затем из-за морозов и ветреной погоды наступали каникулы. К 1928 г. грамотность жителей ловозёрской тундры составляла 34%. Однако стремление создать письменность обернулось неудачей, и к 1936 г. обучение стало вестись на русском языке2.
Школьная повседневность в той или иной степени зафиксирована на 12 рисунках: иногда отдельные предметы (школьная доска с примерами, «резинка»-ластик)3, факты и образы, с которыми познакомились на уроках (схема земного шара с осью экватора или полюсами
1 Тупа (пырт) - рубленая постройка, довольно распространённая в зимних погостах саамов с конца XIX в. Как указывает Т. В. Лукьянченко, «первое упоминание о сруб-ных постройках саамов, живущих в районе озера Имандра, принадлежит Н. Озерец-ковскому и относится к концу XVIII в.». См.: Лукьянченко Т. В. Материальная культура саамов (лопарей) Кольского полуострова в конце XIX - XX в. М., 1971. С. 96. В. Чарнолуский отмечает, что дом - большое, просторное жилище - выступает в сказках синонимом дворца. Тупа могла рассматриваться как жилище более низкого статуса, чем изба (дом). См.: Чарнолуский В. Материалы по быту лопарей. С. 44-45.
2 Киселёв А. А. Родное Заполярье: Очерки по истории Мурманской области (19171972) / Под. ред. д. и. н. Ю. Н. Климова. Мурманск, 1974. С. 240-242; Ушаков И. Ф., Дащинский С. Н. Ловозеро. Мурманск, 1988. С. 120-121.
3 МОКМ. ОФ 13898/125. Л. 3 об, 13898/126. Л. 3 об, 13898/159, 162 об.
или портрет Роберта Фултона - американского механика и инженера, создателя первого практически использовавшегося парохода). Присутствие на рисунке учёного вполне объяснимо процессами промышленного освоения Кольского Севера в 1920-30-е гг. Поезд и пароход стали символами этих процессов. Связанные с ними образы присутствовали в памяти жителей края и отражались в рисунках, которые сопровождают записи классных работ, в частности, по арифметике.
Изображены также классные комнаты с большими окнами, шкафами с книгами, учительским столом, на котором лежит шахматная доска1. Эти рисунки вводят зрителя в мир сельской школы рубежа 1920-30-х гг. на Кольском Севере. Элементами повседневности Советского государства были разнообразные лозунги и агитационные плакаты, что отмечает карандаш художника в изображениях транспаранта и плаката «Ученье - свет, а неученье - тьма» и «Кооперация путь к коммунизму» (рис. 4). Культурно-просветительская работа в Советском государстве не обходилась без агитации и политического просвещения, местом проведения которых стали находившиеся и в школах красные уголки2. На одном из рисунков изображения животных и бытовых предметов с переводом слов на саамский язык дополнены рисунком В. И. Ленина3. Ленин - самый массовый образ из числа советских руководителей, присутствовавший на различных предметах советской эпохи. С течением времени стремящееся походить на реального человека изображение замещалось схематичным, стандартным, повторяющимся образом советского вождя - символом власти государства4. Истоки этого процесса можно видеть в перерисованном (а не нарисованном самостоятельно!) профиле. Ленин занимал место в памяти уже взрослых людей, в т. ч. и саамов: в воспоминаниях саама Ивана Архиповича Конькова (родился в 1903 г.) есть и такие строки: «Помню, когда умер Владимир Ильич Ленин, мы с учительницей ходили в лес, чтобы сделать ему [траурный] венок»5.
Интенсивное индустриальное освоение Кольского Севера в 192030-е гг. нашло непосредственное отражение в коллекции. Пароход и ледокол, столбы с проводами и продуктовые киоски - элементы
1 МОКМ. ОФ 13898/133, 134, 136.
2 «Красный уголок» - подпись к рисунку, вероятно, изображающему В. И. Ленина. См.: МОКМ. ОФ 13898/125. Л. 4.
3 Там же. 13898/173.
4 Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. М., 2014. С. 125-135.
5 Керт Г. М. Образцы саамской речи (материалы по языку и фольклору саамов Кольского полуострова (кильдинский и иоканьгский диалекты). М.-Л., 1961. С. 26.
Рис. 4. Сергей Матрёхин. Ученье - свет, а неученье - тьма. Йоканьга, 1927 г.1
1 МОКМ. ОФ 13898/134.
Рис. 5. С[ергей?] Матрёхин. «Красин» - ледокол. Кольский полуостров, начало 1930-х гг.1
1 МОКМ. ОФ 13898/176.
городской культуры, которые, пусть в меньшей степени в сравнении с образами традиционного быта, встречаются на рисунках. Например, на одном из рисунков изображены вагоны поезда, а ниже - дом с пристройкой и столбы с проводами1. Что конкретно стремился показать автор рисунка - линии телеграфа, телефона, радио или электричества, остаётся неясным. Но понятно, что колонизация территории и начало масштабного промышленного освоения приводили к неизбежному влиянию на традиционную культуру саамов, что символично представлено на рисунке.
Показателен один из рисунков, изображающих суда, на котором совмещаются элементы, характерные для парусных и моторных судов: высокий вертикальный форштевень ёлы и труба судов на паровой тяге. С 1920-х гг. ёлы и большие поморские промысловые лодки - шняки (суда «кустарного рыбацкого промысла») - постепенно стали замещаться «новейшими промысловыми судами» - рыболовными траулерами2. С 1920-х гг. Советское государство рассматривало ледокольный флот как одну из основ освоения Арктики. В памяти одного из художников запечатлелся ледокол «Красин», что, несмотря на неточности в изображении (отсутствие одной трубы), показывает знакомство с легендарным судном и, вероятно, с событиями, связанными с ним (спасение экспедиции У Нобиле 1928 г.) (рис. 5).
В непосредственности рисунков лаконично схвачена суть переломного времени 1920-30-х гг., когда культура охоты, оленей и нарт заменялась культурой электричества, торговли и колхозов. Наряду с визуальным рядом, отражающим быт и хозяйство саамов, зафиксированы образы культур коми и поморов, а также индустриальной культуры и советской действительности. Взаимодействие разных культур приводит к замещению одних элементов другими, происходящему через повседневные практики и закрепляющемуся в памяти детей, что отражено в рисунках коллекции.
1 МОКМ. ОФ 13898/124. Л. 2.
2 Развитие рыбной промышленности Мурманской области 1920-1985: Сборник документов и материалов в 2 т. Т. 1: 1920-1945 / Сост. Н. Н. Галактионова, К. С. Задвор-ная, Г. Ф. Клочкова и др., гл. ред. М. И. Каргин, авт. вст. ст. А. А. Киселёв. Мурманск, 1986. С. 30.