CC BY
58
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2013. № 3
ЭТИКА
А.В. Прокофьев*
ЗАЩИТА ИНТЕРЕСОВ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ
В ПЕРСПЕКТИВЕ ДОГОВОРНОЙ ЭТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ**
В статье проанализированы возможности использования договорной этической теории в качестве теоретического основания защиты интересов будущих поколений. Автор показывает, что все способы расширения этой модели на межпоколенческий контекст оказываются лишены внутренней согласованности. Этот вывод касается как контракторной, так и контрактуалистской версий договорной этики.
Ключевые слова: социальная этика, будущие поколения, договорная этическая теория, контракторизм, контрактуализм, Д. Готиер, Дж. Ролз.
A.V. P r o k o f y e v. The protection of interests of future generations in prospect of contractual ethical theory
The paper aims at analyzing the possibilities of a contract theory in ethics as a basis for the protection of interests of future generations. The author demonstrates that all methods to extend this theory to the sphere of intergenerational relations lack coherence. This conclusion pertains to contractarianism and con-tractualism.
Key words: social ethics, future generations, contract theory, contractarianism, contractualism, D. Gauthier, J. Rawls.
Столетие назад рассуждения об интересах будущих поколений были или простой фигурой политической риторики, или частью идеологии радикально преобразовательских социальных движений, ориентированных на построение разных образцов «светлого будущего». Расхождение интересов будущих поколений с потребностями и запросами ныне живущих людей вне такой социально-трансформационной установки было минимальным. Сегодня складывается принципиально отличная ситуация. Горизонт последствий той человеческой деятельности, которая не направлена на сознательное формирование общества будущего, т.е. горизонт последствий текущих хозяйственных практик, военных приготов-
* Прокофьев Андрей Вячеславович — доктор философских наук, доцент, профессор кафедры этики философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: 8 (495) 939-20-55; e-mail.: [email protected]
** Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (исследовательский проект № 12-03-00057), тема «Принцип защиты интересов будущих поколений в экологической этике (теоретическое обоснование, нормативное содержание и практическая реализация)».
лений, научных исследований, расширился до самых отдаленных точек во времени. В отличие от середины XX в., это обстоятельство относится не только к вопросу выживания человечества в случае начала глобальной ядерной войны. Количественные и качественные особенности современных технологий создают целый ряд проблем, в связи с которыми будущие поколения могут впоследствии выставить нравственный счет своим предшественникам. Центральными вопросами такого рода являются вопросы экологической политики: сохранение благоприятной окружающей среды и биологического разнообразия. Сравнимую с ними значимость имеют сохранение человеческого генома и достаточного количества не-возобновляемых природных ресурсов.
Для этической теории проблема обоснования и содержательного прояснения обязанностей перед будущими поколениями является существенным вызовом в силу как серьезности связанного с ней общественного запроса, так и специфики этого практического контекста реализации нравственных ценностей. Отношения нынешнего поколения со своими отдаленными преемниками существенным образом отличаются не только от коммуникативных межличностных отношений, в которых мораль выступает в своих парадигмальных проявлениях, но и от сферы массовых и институционализированных взаимодействий между современниками, с которой имеет дело такой специализированный комплекс ценностей и принципов, как общественная мораль. Различные модели теоретической и нормативной этики пытаются дать ключи к обоснованию долга перед будущими поколениями. В данной статье предложен анализ тех возможностей, которыми в этой сфере располагает доминирующая в современной социальной этике договорная теория.
Модели договорной теории
Договорная этическая теория представлена двумя разными моделями. Для их обозначения часто используются понятия «кон-тракторная» и «контрактуалистская» этика (иногда их называют также договорными теориями «гоббсеанского» и «кантианского» типа). Первая рассматривает моральную нормативность, или одни только принципы справедливости, в качестве результата применения эгоистической рациональности (внеморальных посылок рационального выбора) к условиям долговременного взаимодействия с другими людьми. Она доказывает, что, с точки зрения эгоистического субъекта, следование моральным нормам является оправданной стратегией поведения, поскольку ведет к наибольшей выгоде в длительной временной перспективе. Моральная позиция в теоретической оптике контракторизма является выражением
практических установок такого типа личности, который самый известный представитель контракторной этики — Д. Готиер — называет «сдержанным максимизатором». «Сдержанный максимиза-тор» стремится реализовать свой интерес, однако принимает во внимание планы и благополучие тех, с кем он взаимодействует, и ограничивает в соответствии с ними свои претензии на те или иные блага. Выгодность такой позиции обеспечивается тем, что «сдержанные максимизаторы» легко выделяют друг друга в массе потенциальных участников взаимодействий и стараются взаимодействовать с себе подобными. В таких взаимодействиях легко преодолевается знаменитая «дилемма заключенных», затрудняющая взаимовыгодную кооперацию людей, не имеющих друг к другу достаточного доверия. Вместе с тем контракторизм представляет собой не только теорию оправдания морали, но и методологию ее рационального конструирования: для его сторонников моральными нормами являются только те нормы, на которые могли бы дать согласие «сдержанные максимизаторы» в ходе переговоров об условиях кооперации [D.P. Gauthier, 1986, p. 5—25].
Контрактуализм, в отличие от контракторизма, нацелен не на поиски внеморальных посылок моральной нормативности, а на выяснение аутентичного практического выражения таких концептов, как «уважение к другому», «беспристрастность», «честность». В современной этике центральными фигурами этого течения являются Дж. Ролз и Р. Скэнлон. В дальнейшем (с учетом того, как развивалась в последние годы этика отношения к будущим поколениям) я буду обсуждать по преимуществу ту версию контрактуализма, которая разработана Дж. Ролзом. Предложенная им методология предполагает, что ответ на вопрос, какое общество могло бы по праву называться справедливым, можно получить, только смоделировав в воображении условия беспристрастного выбора нормативных основ системы общественных институтов. Никто из реальных участников социальной жизни не находится в этих условиях, никто из них не отвечает требованиям, которые предъявляются к субъектам выбора, поэтому и параметры ситуации выбора (заключения договора), и свойства осуществляющих его субъектов должны быть сконструированы в виде отправных посылок специального мысленного эксперимента.
Этой задаче отвечает идея «исходного положения». В нем задействованы воображаемые индивиды, обладающие двумя свойствами: чувством справедливости и способностью формировать рациональный жизненный план. Данные индивиды после заключения договора будут существовать в обществе, построенном на основе избранных ими принципов. Однако на момент выбора они находятся за «занавесом неведения», т.е. не знают своего будущего
положения в нем. Каждый из них может с равной вероятностью занять любую из существующих в нем позиций, получив соответствующую ей долю распределяемых благ, в том числе индивидуальных свобод и властных полномочий. Таким образом, субъекты выбора (участники «исходного положения») что-то знают, а что-то не знают о себе и о мире. Их незнание определяет беспристрастность выбора принципов, а знание делает его рациональным и квалифицированным.
Центральную роль в рамках той информации, которая известна участникам «исходного положения» играют юмовские «обстоятельства справедливости». Д. Юм вел речь о четырех факторах, делающих уместным применение понятия справедливость: 1) умеренной нехватке благ и ресурсов; 2) ограниченной благожелательности человека; 3) равной уязвимости людей друг для друга; 4) взаимной зависимости людей друг от друга (наличие кооперативных отношений)» [Д. Юм, 1996, с. 189—198]. Дж. Ролз принимает этот список с определенными поправками и подчеркивает, что он соблюдается лишь для индивидов, «сосуществующих вместе в одно и то же время на одной и той же территории» [Дж. Ролз, 1995, с. 120].
С концепцией обстоятельств справедливости тесно связана мысль Дж. Ролза о том, что единственным субъектом справедливости является «базисная структура общества». Базисная структура, в его понимании, «это публичная система правил, определяющих схему деятельности, которая приводит людей к совместным усилиям для произведения большей суммы выгод и приписывания каждому признаваемых требований в дележе продукта» [там же, с. 85]. Только при наличии «базисной структуры» оказывается возможна фундаментальная посылка распределительной справедливости, которую Дж. Ролз формулирует следующим образом: «...благосостояние каждого зависит от схемы социальной кооперации, без которой никто не мог бы иметь удовлетворительной жизни» [там же, с. 97].
Отношения между не пересекающимися и в особенности удаленными друг от друга во времени поколениями имеют такой характер, что, пытаясь установить основания их морального регулирования, договорная этическая теория сталкивается с серьезными трудностями. Будущие поколения не находятся с нами в отношениях взаимности. Они не способны оказывать влияние на наше положение. Они не могут обсуждать с нами распределение благ, потерь и рисков, выдвигая те или иные претензии. Однако их благосостояние и сама жизнь самым фундаментальным образом зависят от действий предшественников и от сегодняшних общественных дебатов. Отсюда следует, что действия, затрагивающие интересы будущих поколений, для сторонников обеих моделей договорной этики легко могут оказаться за пределами ограничений, наклады-
ваемых принципами справедливости или даже морали в целом. Ведь здесь нет ситуации, которая более или менее точно соответствовала бы «дилемме заключенных», находящейся в центре исследовательского внимания Д. Готиера. Нет и «обстоятельств справедливости» или «базисной социальной структуры» Дж. Ролза.
Д. Готиер в этой связи указывает на следующий возможный вывод из собственной этической теории: «Люди не совершают несправедливости по отношению к своим наследникам тем, что не заботятся о них. Если мир окажется неприспособленным для их обитания, а тем более благосостояния, это будет характеристикой тех обстоятельств, в которые они попадут, но не нарушением их прав» [D.P. Gauthier, 1986, p. 298]. У Дж. Ролза присутствует похожая линия рассуждения. Наиболее обоснованной, с его точки зрения, является та интерпретация «исходного положения», в которой все его участники являются современниками, живут в одном времени. «Занавес неведения» скрывает место данного поколения в цепи сменяющих друг друга поколений, но участники выбора точно знают, что будут существовать вместе. Отсюда логично следует предположение, что если «стороны знают, что они современники... у сторон нет причин соглашаться на накопление вообще» [Дж. Ролз, 1995, с. 120].
Если признать подобные выводы окончательными, то возникает существенный разрыв между общераспространенными моральными убеждениями и выводами нормативной этической теории. Утверждение о том, что у нас нет обязанности способствовать благополучию будущих поколений, не отвечает даже преобладающим на сегодняшний день нравственным убеждениям, не говоря уже об очевидной тенденции современного общественного сознания к формированию новой, ориентированной на будущее этической чувствительности (что ярко отражает рост популярности концепции устойчивого развития). Если рассуждать с точки зрения ролзовой теории справедливости, то этот разрыв прямо противоречит ее центральной методологической установке — поиску «рефлективного равновесия» между моральными убеждениями и этической теорией. Отсюда следует императивная потребность контрактуа-лизма в создании теории справедливых сбережений, соединяющей в себе набор принципов, определяющих масштаб сберегательных фондов, и систему обоснования их обязательности. При этом сближение теории и интуитивно очевидных убеждений должно быть внутренне согласованным и логически непротиворечивым.
Способна ли договорная этическая теория реализовать такое сближение? Положительный ответ на этот вопрос совсем не предрешен. И если у нее нет такой возможности, то это служит весомым аргументом против любых попыток строить этику будущего
на договорной основе. Опыт дискуссий последних четырех десятилетий по поводу договорного обоснования долга перед будущими поколениями показывает, что у контрактуализма в этом отношении больше перспектив, чем у контракторизма. Именно поэтому в центре нашего внимания будет находиться контрактуалистская этика будущего, ориентированная на использование теоретических схем Дж. Ролза. Ее контракторный аналог будет затрагиваться лишь в связи с тем, что используемые им аргументы в пользу существования обязанностей по отношению к будущим поколениям отчасти совпадают с более богатым теоретическим арсеналом рол-зианства.
Видоизменение обстоятельств справедливости
Одним из способов приспособления контрактуалистской этики к межпоколенческому контексту является видоизменение формулировок, фиксирующих обстоятельства справедливости. Интересное усилие в этом направлении предпринял Б. Бэрри. Он предложил парадоксальную формулировку, что юмовские обстоятельства справедливости являются «достаточными, но не необходимыми». Это значит, что мы формулируем принципы справедливости в их полноте именно в связи этими условиями. Однако применять такие принципы можно и к тем случаям, где эти условия не соблюдаются. Переосмысление юмовских обстоятельств, предложенное Б. Бэрри, требует рассматривать взаимную уязвимость в перспективе мысленной смены мест, а это предполагает, что каждый человек должен рассматриваться как способный разрушить жизненные планы любого другого. Отсюда следует возможность переноса принципов справедливых отношений между людьми из контекста, где участники взаимодействия приблизительно равны по своим возможностям, в контекст, где присутствует неустранимое неравенство сил. Такой перенос тождествен искусственному созданию одного из обстоятельств справедливости [B. Barry, 1977, p. 224].
Нельзя не согласиться с тем, что по отношению к уязвимости людей друг для друга, т.е. к третьему из юмовских обстоятельств, эта логика работает довольно эффективно. Его искусственное создание (т.е. уравнивание возможностей воздействия людей друг на друга с помощью специальных институтов) в данном случае совсем не кажется абсурдным. Этой идее довольно точно соответствует проект введения института представителей интересов будущих поколений. Наличие полномочных представителей, наделенных юридическими правами и возможностью воздействовать на политический процесс, устраняет бессилие людей будущего. Гораздо сложнее обстоит дело с четвертым юмовским обстоятельством —
наличием кооперативного взаимодействия. Если взаимную уязвимость можно искусственно сконструировать, то кооперация таким процедурам не поддается. Сложно представить себе институциональную структуру, которая обеспечивала бы вклад будущих поколений в благосостояние нынешних. Это значит, что предложенное Б. Бэрри решение не ведет к искомому результату. Отношения поколений остаются вне пределов этики справедливости, поскольку для функционирования принципов справедливости необходимо сочетание всех четырех обстоятельств.
В современной теории справедливости существуют попытки ослабить жесткость требований, связанных с четвертым обстоятельством. Часть их сформулирована теоретиками для решения проблем глобальной распределительной справедливости (долга представителей «золотого миллиарда» в отношении бедствующих жителей «глобального Юга»). Так, политолог Ч. Бейц предположил, что принципы справедливости применимы не только там, где присутствует полноценная кооперация, в рамках которой улучшение положения всех участников является осознаваемой каждым из них целью (где без взаимодействия никто не мог бы иметь удовлетворительной жизни), но и там, где имеет место простое воздействие одного человека на другого, приносящее воздействующему лицу выгоду. Получение выгод в этой перспективе является основанием для вмененного в обязанность стремления улучшить положение своего даже невольного партнера по взаимодействию [Ск. Бв1Ц, 1999, р. 131].
Однако отношения с будущими поколениями невозможно представить себе как подлинное взаимодействие сторон, порождающее выгоды. Во-первых, между ними нет прямого практического соприкосновения, в котором что-либо приобреталось бы сторонами. Во-вторых, «выгоды» нынешнего поколения состоят лишь в том, что оно не жертвует собственным интересом ради интересов другого или жертвует меньше, чем могло бы. Его приобретения формируются исключительно за счет того, что оно расходует там, где могло бы сберегать. Другими словами, оно ничего не приобретает в ходе взаимодействия, а значит, и не попадает под действие обязанности компенсировать потери тому, кто целенаправленно или по стечению обстоятельств способствовал приобретению выгод.
Еще одной попыткой выйти из затруднительной ситуации является не видоизменение, а дополнение юмовского списка обстоятельств справедливости. Взаимная уязвимость и кооперация могут рассматриваться в качестве таких обстоятельств, которые в случае их отсутствия могут быть замещены чем-то другим, не менее важным. По этому пути пошла контрактуалистская этика феминизма. К примеру, философ-феминист Э.Ф. Киттей предложила расши-
рить список обстоятельств в связи с игнорируемым Д. Юмом и Дж. Ролзом фактом, что каждый человек в течение своей жизни оказывается с необходимостью зависим от чужой заботы: он не может без нее сформироваться как человек и в целом ряде случаев не может без нее существовать в качестве уже сформировавшейся личности. Такая зависимость — универсальное условие человеческого существования, которое должно быть известно участникам выбора принципов за «занавесом неведения» [Е^. Kittay, 1999, р. 102].
Однако можно ли перенести предложенный Э.Ф Киттей подход из области борьбы за обеспечение полноценного социального статуса лицам, осуществляющим заботу, в межпоколенческий контекст? Представляется, что такие возможности серьезно ограничены. Ведь хотя каждый человек нуждается в том, чтобы предыдущие поколения позаботились о нем, т.е. оставили ему достаточное для жизни и процветания количество ресурсов, эта потребность не реализуется в рамках непосредственного межличностного взаимодействия, подразумеваемого Э.Ф. Киттей, она не вплетена в ткань индивидуального опыта каждого человека.
Уплотнение «занавеса неведения»
Другой способ избежать разрыва задан самой структурой кон-трактуалисткой этической концепции, которая нацелена на преодоление различных проявлений неоправданной пристрастности за счет введения информационных ограничений в ситуации гипотетического выбора. Как и в других случаях распространения теории справедливости Дж. Ролза за пределы отношений между одновременно существующими членами национального сообщества (т.е. случаях глобальной и экологической справедливости), существует возможность изменить плотность «занавеса неведения», что автоматически увеличивает количество тех позиций, в которых мог бы оказаться участник гипотетического соглашения после того, как занавес будет поднят. Тот же самый теоретический прием может быть описан как расширение круга участников гипотетического соглашения. Применительно к вопросу о справедливых сбережениях это означает отказ от интерпретации «исходного положения» в перспективе настоящего момента. Можно предположить, что в выборе принципов справедливости должны участвовать люди, которые после выбора могут оказаться представителями разных поколений. В рамках интерпретации «исходного положения», предложенной Дж. Ролзом, стороны не могут договориться о межпоколенческой взаимопомощи, поскольку могут оказаться в лучших или худших условиях, но исключительно все вместе, в одном времени. Именно поэтому их выбор склоняется в пользу принципа «никто не обязан
копить для потомства». В рамках иной интерпретации они договариваются о том, что если одни участники выбора принципов окажутся представителями более раннего поколения, имеющего возможность растранжирить общее достояние, они все же не будут этого делать, поскольку уже взяли на себя обязательства перед теми участниками, которые окажутся представителями более поздних поколений.
Дж. Ролз обсуждает такую возможность и соглашается с ее нормативными следствиями. Однако он не считает данное изменение характеристик «исходного положения» удачным способом сближения моральных убеждений и этической теории. По мнению Дж. Ролза, оно недостаточно обосновано: «Исходное положение... это не собрание всех реальных или возможных людей. Если бы мы понимали исходное положение таким образом, концепция лишилась бы своего интуитивного содержания и не имела бы ясного смысла»1.
Что это может означать? Некоторые интерпретаторы Дж. Ролза полагают, что ситуация обсуждения принципов справедливости людьми, которые будут жить за сотни лет друг от друга, настолько удаляется от реального положения каждого человека, что это исключает обязывающий эффект мысленного эксперимента [H.P. Visser't Hooft, 1999, р. 73—74]. Об этом, возможно, свидетельствует фраза Дж. Ролза о том, что «исходное положение должно быть интерпретировано так, чтобы можно было в любое время принять его перспективу» [Дж. Ролз, 1995, с. 129]. Есть и другое, более убедительное основание. Межпоколенческая ассамблея может пониматься как собрание либо реальных людей, которые жили и будут жить на разных этапах истории человечества, либо тех людей, которые могли бы появиться на свет при разных ее сценариях. На фоне того обстоятельства, что количество людей зависит от используемых ими принципов межпоколенческой справедливости, это создает существенные проблемы для обоих подходов. В первом случае состав ассамблеи заранее отражает те принципы, которые ассамблея только еще должна избрать. Во втором случае некоторые из тех потенциальных людей, которые принимают принципы за «занавесом неведения», оказываются в результате своего выбора «навечно нерожденными». Последнее обстоятельство подмечает Д. Хейд, утверждающий, что у нас нет критериев, позволяющих оценивать риск
1 В русском переводе этого фрагмента присутствует ошибка: вместо «всех» — «каких-то» ([Дж. Ролз, 1995, с. 128] ср. [/. Rawls, 1971, р. 139], [/. Rawls, 1999, р. 120]) Для дальнейшего обсуждения существенно, что русский перевод «Теории справедливости» соответствует не первому изданию книги 1971 г., а исправленному тексту, по которому был сделан ее перевод на немецкий язык. Этот текст опубликован на английском языке в 1999 г.
оказаться нерожденным, нет отправных посылок для обсуждения такой ситуации [Б. Heyd, 2009, р. 173]. А если предположить, что такие критерии все же есть, то они будут препятствовать «самоубийственному» решению. Участникам «исходного положения» придется принять такие принципы, при которых все потенциально возможные люди должны стать действительно живущими. Справедливость в таком случае потребует предельной максимизации численности населения с помощью любых политических и экономических мер. А это чрезвычайно сомнительный вывод, противоречащий двум известным принципам справедливости Дж. Ролза.
Дополнительная мотивационная посылка и межпоколенческие
цепи моральных обязательств
Альтернативой межпоколенческой интерпретации «исходного положения» является введение дополнительной мотивационной посылки, характеризующей участников гипотетического выбора. В первом издании «Теории справедливости» (1971) этот прием является единственной отправной посылкой принципа справедливых сбережений. Дж. Ролз полагает, что участники гипотетического договора, принадлежащие к одному поколению, рассматривают себя как главы семей и вследствие этого обладают стремлением содействовать благосостоянию, по крайней мере, своих непосредственных потомков. Отсюда следует, что каждый представитель выбирающего поколения озабочен судьбой хотя бы одного человека в последующем ближайшем поколении, и это создает своего рода непрерывную цепь заботы [/. Rawls, 1971, р. 128—129].
Слабость подобного решения состоит в том, что «мотивацион-ное допущение» Дж. Ролза серьезно меняет его же собственную характеристику участников гипотетического соглашения. Каждый из них изначально был охарактеризован Дж. Ролзом как незаинтересованный в других людях, а теперь ему приписана не только способность к кооперации на справедливых основаниях, но и независимая от нее добрая воля. По сути, это вменение ему определенной концепции блага, включающей в себя продолжение рода и заботу о потомках в качестве части полноценной и достойной человеческой жизни. Однако пафос договорной теории справедливости состоит именно в том, чтобы избежать подобного вменения, найти основания для согласия между людьми, расходящимися в понимании параметров полноценного и достойного человеческого существования. Кроме того, по замечанию Б. Бэрри, дополнительная мотивационная посылка создает порочный круг. В ответ на вопрос, почему сегодняшнее поколение должно заботиться о будущих поколениях, возникает ответ: потому что оно уже заботится
о них в силу привязанности внутри «семейных линий» [B. Barry, 1977, p. 279].
Этого противоречия стремятся избежать теоретики, пытающиеся сохранить цепь взаимной межпоколенческой заботы, без внесения каких-либо конкретных моральных убеждений за «занавес неведения». Так, Д. Хьюбин предположил, что привязанность к собственному потомству — это не моральная обязанность и не продукт доброй воли, а психологический факт, который должен быть известен, несмотря на «занавес неведения». Каждый участник гипотетического соглашения может со значительной вероятностью оказаться в реальной жизни привязанным к своим детям и внукам. Оценивая этот риск, он никогда не изберет правила, по которому его дети и внуки лишились бы поддержки предыдущего поколения как единого целого [D.C. Hubin, 1976/1977, p. 70—83]. Если же вслед за устранением «занавеса неведения» конкретный участник выбора не окажется привязанным к кому бы то ни было в будущем, он лично потеряет сравнительно немного. Правда, в этом случае принцип справедливости во времени (т.е. принцип «справедливых сбережений») должен быть сконструирован так, чтобы от каждого конкретного представителя нынешнего поколения не требовалось слишком больших жертв.
Однако и в рамках этого подхода, замещающего мотивацион-ную посылку более логичным для контрактуализма обоснованием нашей озабоченности положением людей будущего, присутствует несколько существенных противоречий.
Во-первых, если мы допускаем за «занавес неведения» знание о том, что людям свойственна благожелательность к каким-то одним лицам, непонятно почему мы не должны допустить знание о благожелательности к другим (т.е. ввести какие-то другие дополнительные мотивационные посылки или учесть знание о других «рисках», кроме риска оказаться любящим родителем или прародителем). А в этом случае будет уже непонятно, как эти разнородные проявления благожелательности должны влиять на итоговый выбор, как они должны соотноситься между собой. Дж. Ролз выстраивал свою договорную методологию в надежде на то, что любой рациональный человек, обладающий чувством справедливости, примет результаты ее применения. Однако введение дополнительных мотивационных посылок или наделение участников гипотетического соглашения знанием о разного рода человеческих привязанностях такую надежду уничтожают.
Во-вторых, в качестве отправной посылки для рассуждения Д. Хьюбина, обращенного ко всему историческому пути человечества, взято свойство заботы о родственниках, историческая универсальность которого не может быть исчерпывающим образом доказана.
В-третьих, опирающаяся на естественные родственные чувства связь поколений не может в достаточной мере мотивировать сбережения ради людей, принадлежащих к отдаленным периодам будущего. Даже если участники выбора принципов справедливости знают, что их правнуки, благосостояние которых служит предметом их беспокойства, будут озабочены благосостоянием собственных правнуков, это не делает автоматически заботу о положении столь отдаленных преемников сколько-нибудь приоритетной целью. Кроме того, следует учитывать, что сами семейные линии «размываются» со временем.
В-четвертых, даже если рассуждение об эстафете привязанности генерирует какие-то обязанности справедливости, такие обязанности не являются обязанностями перед представителями будущих поколений. Это обязанности представителей нынешнего поколения перед своими современниками, имеющими цели, простирающиеся в будущее. Почему это обстоятельство может оказаться существенным? Как справедливо замечает А. Де-Шалит, среди обязанностей перед современниками всегда найдутся более значимые (более сильные) обязанности, чем те, которые связаны с тем, что они являются представителями семейных линий, ведущих в отдаленное будущее. Значение нравственного долга, защищающего интересы будущих поколений, постоянно находится под угрозой маргинализации. И только в том случае, когда сталкиваются обязанности перед разными людьми (одни из которых являются современниками, а другие — людьми будущего), возникает возможность эффективного самоограничения [A. De-Sкalit, 1995, р. 106—107].
Иной способ замещения мотивационной посылки в рамках контрактуализма опирается на тот факт, что представители разных поколений не только сменяют друг друга, но и одновременно существуют в пределах единого сообщества. При этом они, без сомнения, нуждаются друг в друге. В категориях теории справедливости Дж. Ролза эта мысль может быть выражена так. Участники выбора за «занавесом неведения», знающие, что они принадлежат к одному и тому же поколению, не знают своего возраста на момент, когда занавес будет поднят. Поэтому безрассудное расходование ресурсов обездоливает не просто тех, кто еще не рожден, а тех, кто сейчас находится в младенческом возрасте и, значит, через некоторое время будет обеспечивать благосостояние нынешних стареющих взрослых. Они имеют полное право отказать взрослым в сотрудничестве в ответ на отсутствие заботы об их интересах. В свою очередь, нынешние дети оказываются связанными двухсторонней кооперативной схемой со своими ближайшими преемниками и т.д. Это обстоятельство, как и дополнительная мотивационная посылка, создает цепь взаимной зависимости во времени. Контракторная
этика Д. Готиера обходится при этом без «занавеса неведения». «Взаимовыгодная кооперация прямо включает представителей различных, но пересекающихся во времени поколений, — утверждает Д. Готиер, — и это создает непрямую кооперативную связь, простирающуюся через всю историю» [D.P. Gauthier, 1986, p. 299].
Является ли этот подход более удачным, чем построение цепи обязательств на основе факта взаимной привязанности представителей ближайших друг к другу поколений? Некоторые из перечисленных выше возражений, таким образом, действительно можно снять. Доброжелательность по отношению к определенным группам людей не выступает в данном случае в качестве посылки. Цепь обязательств поддерживается не ею, а возможностью того, что более позднее, но сосуществующее с более ранним поколение откажется от кооперации с ближайшими предшественниками. Оно может принять решение не продолжать инициированные ими начинания, не поддерживать их благосостояние в старости, не признавать неприкосновенными их личные накопления и т.д. Неуниверсальность семейных привязанностей перестает в этом случае играть свою деструктивную для договорной теории роль, поскольку даже те поколения, ко времени существования которых институт семьи может исчезнуть, будут нуждаться в кооперации с ближайшими преемниками. Убывание интенсивности семейных привязанностей с течением временем также теряет свое значение. А вот возражение, связанное с субъектом, перед которым существуют обязательства, сохраняет свою силу. Создание сбережений оказывается обязательством перед младшими современниками, которые могут понести потери в будущем, если их преемники откажут им в кооперации. А это значит, что другие обязательства перед теми же людьми могут оказаться гораздо более весомыми, связанными с более важными потребностями и более существенными угрозами.
Возникает и дополнительное, довольно сильное возражение, проявляющее себя в случае проекции этого способа обоснования долга перед будущими поколениями на так называемую «ситуацию мины замедленного действия», являющуюся парадигмальной для экологической этики. Представим себе, что действия нынешнего поколения, создающие угрозу интересам людей отдаленного будущего, не ухудшают положение нескольких ближайших поколений. Непосредственным потомкам они даже выгодны, для положения более отдаленных — безразличны. Лишь далекое от сегодняшнего момента поколение N почувствует на себе негативные последствия сегодняшних решений. Может ли возникновение таких последствий служить основой для отказа поколения N от кооперативных взаимодействий с ближайшим старшим поколением, в особенности если последнее в пределах своих ограниченных возмож-
ностей пыталось смягчить участь своих ближайших потомков? Вряд ли. Тем самым обратный отсчет в цепи межпоколенческого отказа от кооперации оказывается прерванным. Поколение, избравшее пагубную для своих отдаленных преемников линию поведения оказывается застраховано от потерь2. Значит, необходимы другие способы спасения договорной этики будущего.
Условие всеобщего исполнения принципов
Еще одна стратегия решения вопроса о долге перед будущими поколениями предложена Дж. Ролзом в исправленном издании «Теории справедливости» (1999) в качестве ответа на критику со стороны Дж. Инглиш, Т. Нагеля, Д. Парфита. В нем он ведет речь о двух «постулированиях», «подходящей комбинацией... [которых] все поколения могут быть связаны в единую цепь». Первое соответствует дополнительной мотивационной посылке. Второе представляет собой требование к сторонам «исходного положения» «согласиться на принципы при том ограничении, что, с точки зрения сторон, было бы желательно, чтобы все предшествующие поколения следовали этим принципам» [Дж. Ролз, 1995, с. 121; I. Rawls, 1999, р. 111]. В «Политическом либерализме» и последующих работах он отказывается от комбинирования двух подходов и провозглашает второе «постулирование» достаточным основанием для обязанности делать сбережения ради будущих поколений [/. Rawls, 1996, р. 274].
Этот теоретический ход отвечает выдвинутому в «Теории справедливости» тезису о том, что избирающие принципы, незаинтересованные друг в друге участники «исходного положения» должны отталкиваться в своем рассуждении от того обстоятельства, что в том обществе, в которое они попадут после выбора, принципы справедливости будут выполняться всеми и притом добровольно. Еще одним способом выражения этой мысли является то, что принципы справедливого сбережения относятся к «идеальной», а не к «неидеальной» теории справедливости. Первая исходит из «строгого согласия» членов общества с принципами справедливости, вторая — занимается разработкой институтов и практик, реагирующих на их нарушение. В сфере неидеальной теории оказываются справедливая война, самооборона, наказание, гражданское неповиновение и т.д. Идеальная теория создается в первую очередь и определяет параметры создания неидеальной [Дж. Ролз, 1995, с. 219].
Однако именно здесь кроется серьезный подводный камень. Идеальную теорию справедливости можно сформулировать только
2 Ср.: [X ОаМпег, 2009, р. 105; О. ЛггИетш, 1999, р. 25—35].
на основе предположения, что в обществе существуют и могут эффективно работать механизмы, позволяющие минимизировать нарушения принципов. Неидеальная теория развернуто отвечает на вопрос, какими они должны быть по своему содержанию. Однако само наличие таких механизмов должно предполагаться заранее. Если же они вообще не могут быть построены, то становится непонятно, как участники «исходного положения» могут избирать принципы, стремясь в максимальной степени реализовать свои жизненные планы и ограничивая себя исключительно использованием честных средств их продвижения?
Возьмем для примера «принцип различия» Дж. Ролза, который гласит, что «социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы они были к наибольшей ожидаемой выгоде наименее преуспевших [членов общества]» [там же, с. 84]. Как участник «исходного положения» я могу согласиться на него, поскольку точно знаю, что если я в результате стечения обстоятельств окажусь в числе «наименее преуспевших» членов общества, то действительно выиграю от существования неравенств. Другими словами, посылкой моего выбора является уверенность в том, что общество в силах создать такую перераспределительную систему, которая, несмотря на противодействие безбилетников, не желающих участвовать в ее работе, не даст складываться несправедливым неравенствам. Несмотря на то что инструменты борьбы с безбилетничеством при этом прямо не обсуждаются, они не являются концептуально невозможными. В случае с взаимодействием между поколениями они имеют именно такой характер [ср.: J. English, 1977, p. 97—98]. Это означает, что согласие участников «исходного положения» на принцип, требующий создавать сбережения ради будущих поколений, не может быть получено.
Итак, мы увидели, что все основные способы приспособления договорной этической теории к межпоколенческому контексту являются внутренне противоречивыми. Значение этого обстоятельства для социальной этики определяется тем, что договорная теория выступает как один из наиболее органичных способов обоснования прав, ограничивающих стремление увеличивать суммированное благосостояние тех или иных коллективов. Утилитаристская этика, выражающая и обосновывающая это стремление, обеспечивает лишь некоторые из аспектов защиты интересов людей будущего. Вне ограничений, выражаемых с помощью идеи прав будущих поколений, она приходит к сомнительным в нравственном отношении выводам [А.В. Прокофьев, 2012, с. 139—150]. Отсюда следует, что если договорной вариант обоснования прав будущих поколений теоретически безнадежен, то социально-этическая теория должна попытаться разработать такое обоснование, не прибегая к договорной методологии.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Прокофьев А.В. Защита интересов будущих поколений: утилитаристская перспектива // Философия и культура. 2012. № 9 (57).
Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995.
Юм Д. Исследование о принципах морали // Юм Д. Соч.: В 2 т. М., 1996. Т.2.
Arrhenius G. Mutual advantage contractarianism and future generations // Theoria. 1999. Vol. 65.
Barry B. Justice between generations // Law, morality and society / Ed. by P.M.S. Hacker, J. Raz. Oxford, 1977.
Barry B. Circumstances of justice and future generations // Obligations to future generations / Ed. by B. Barry, I. Sikora. Philadelphia, 1978.
Beitz Ch. Political theory and international relations. Princeton, 1999.
De-Shalit A. Why posterity matters: Environmental policies and future generations. N.Y., 1995.
English J. Justice between generations // Philosophical Studies. 1977. N 2. Vol. 31.
Gardiner S.M. A contract on future generations? // Intergenerational justice / Ed. by A. Gosseries, L. Meyer. N.Y., 2009.
GauthierD.P. Morals by agreement. N.Y., 1986.
Heyd D. A value or an obligation? Rawls on justice to future generations // Intergenerational justice / Ed. by A. Gosseries, L. Meyer. N.Y, 2009.
Hubin D.C. Justice and future generations // Philosophy and Public Affairs. 1976/1977. Vol. 6.
Kittay E.F. Love's labor: Essays on women, equality and dependency. N.Y., 1999.
Rawls J. A Theory ofjustice. Cambridge, 1971.
Rawls J. Political liberalism. N.Y., 1996.
Rawls J. A Theory ofjustice: Revised edition. Cambridge, 1999.
Visser't Hooft H.P. Justice to future generations and the environment. Dordrecht, 1999.
