CC BY
11Янина Карпенкина (Москва)
Запретить нельзя разрешить: советская религиозная политика в Западной Белоруссии по отношению к иудаизму в 1939-1941 гг.
Согласно Рижскому мирному договору, в 1921 г. западная территория Белоруссии вошла в состав Польской Республики. После начала Второй мировой войны и раздела Польши между Германией и СССР в сентябре 1939 г. эти земли были возвращены БССР. К тому моменту западно белорусское еврейское население1, в отличие от евреев, проживавших на территориях, где советская власть была установлена раньше, в полностью сумело сохранить все традиционные институции. Однако в сентябре 1939 г. началась активная советизация, и процесс превращения западнобелорусских евреев в «советских граждан еврейской национальности» был запущен.
Говоря об иудаизме на присоединенных осенью 1939 г. территориях, нужно начать с того, что, несмотря на отсутствие в 1939-1941 гг. каких-либо законодательных документов, запрещавших функционирование религиозных учреждений, в Западной Белоруссии наблюдалось постепенное падение религиозной активности среди местного населения. Фактически процесс, направленный на принудительную секуляризацию, который занял в БССР несколько лет, в присоединенных областях был реализован всего за 22 месяца.
Сразу после установления советской власти в Западной Белоруссии все местные еврейские общины (кагалы) были вынуждены прекратить свою открытую деятельность. При этом многие из этих сообществ оказались «обезглавленными» — общинные лидеры либо подверглись репрессиям, либо их деятельность была сильно ограничена. Так, с осени 1939 г. раввинские религиозные суды (бейс-дины) были признаны нелегитимными. Кроме судебных полномочий, с
раввинов также были сняты функции учета гражданского состояния (рождения, смерти, браков и разводов)2. Религиозному образованию был дан бой — в регионе были запрещены еврейские религиозные школы (хедеры и талмуд-торы3), на тот момент еще игравшие значительную роль в воспитании молодого поколения; изымалась и уничтожалась вся религиозная литература. Значительный удар по традиционному образу жизни нанес указ Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семид-а невную рабочую неделю...» [ГА РФ, Ф. Р7523. Оп. 3. Д. 265.
Л. 24], принятый 7 августа 1940 г., согласно которому обще-| государственным выходным днем назначалось воскресенье, а суббота же была объявлена рабочим днем, прогул которого § предусматривал административную ответственность4 в со-§ ответствии с п. 14 58-й статьи уголовного кодекса (контрреволюционный саботаж)5.
Однако основным методом советской власти в борьбе | против все еще официально разрешенной религии была ак-а тивная антирелигиозная пропаганда, особенно в учебных 1 заведениях. Среди учителей, на которых советская власть | возлагала особые надежды в деле атеистического воспита-| ния, были преподаватели естественнонаучных дисциплин: | биологии, химии, физики, природоведения [РГАСПИ, Ф. 17. Оп. 22. Д. 225. Л. 147]. Педагогов обязали проводить антирелигиозную пропаганду не только среди учеников, но и среди их родителей. Местная пресса также была полна атеистических публикаций. В еврейской печати на идише особенно большое количество антирелигиозных материалов публиковалось весной и осенью — во время главных праздников еврейского религиозного календаря — Пейсах (весна), Рош-га-Шана, Суккот и Йом Киппур (осень) [РтсЬик 1990, 67]. В число рекомендованных методов антирелигиозной пропагандисткой работы входили лекции (в том числе по радио), массовые доклады, беседы, читки антирелигиозной и естественнонаучной литературы, кружки антирелигиозного актива, работа докладчиков и беседчиков-антирелигиозни-ков, проведение антирелигиозных семинаров [НАРБ, Ф. 4П. Оп. 1. Д. 16737. Л. 2].
р
сц
Безусловно, с самого начала тактика легитимизации религиозной жизни рассматривалась правительством исключительно как временное явление. Уже с осени 1939 г. советской администрацией принимались различные меры, направленные на ограничение влияния религии. Среди них — введение непосильно высоких налогов на деятельность раввинов и ра- | боту синагог [Bauer 2009, 42]. В результате этого количество ж действующих синагог и молельных домов значительно сокра- g тилось, ведь их содержание теперь стоило очень дорого. Так, § в январе 1941 г. еврейское население Пинска, где на тот момент насчитывалось 23 синагоги, обратилось в Горисполком § с просьбой «взять у них» несколько синагог, т.к. они больше g не в состоянии платить за них налоги [НАРБ, Ф. 4П. Оп. 1. f Д. 16737. Л. 56]. Раввины освобождались от уплаты налогов |' только в том случае, если они выступят в местной печати с § заявлением о прекращении религиозной деятельности [Pin- S chuk 1990, 66]. Учитывая огромные налоговые выплаты (от § тысячи до пяти тысяч рублей в год [Levin 1995, 156]), можно понять поступок пинского раввина А. Вурштейна, который ^ официально «отрекся от своего сана» в январе 1940 г. [НАРБ, § Ф. 4П. Оп. 1. Д. 16737. Л. 56]. f
Принимая во внимание все вышесказанное, важно отметить, что официально правительство порицало практику на- § сильственного прекращения работы религиозных заведений на присоединенных землях в 1939-1941 гг. На общем собрании Белостокской городской партийной организации в январе 1940 г. сотрудник НКВД Зубович (инициалы не указаны) отмечал: «Нельзя допускать нарушения революционной законности, а у нас есть такой факт занятия помещения синагоги. В закрытии религиозных мест нельзя администрировать, надо вести воспитательную антирелигиозную работу <...>. На этом классовые враги используют момент» [НАРБ, Ф. 4П. Оп. 1. Д. 15268. Л. 4]. В целом в ряде докладов и выступлений неоднократно отмечалось, что жесткая антирелигиозная политика может серьезно навредить авторитету советской власти в глазах местного населения [НАРБ, Ф. 4П. Оп. 1. Д. 16737. Л. 1].
Тем не менее ввиду крайней ограниченности жилого и нежилого фондов в западных областях БССР, советская
ж
администрация время от времени все же проводила национализацию религиозных зданий под видом удовлетворения желаний и потребностей местного населения. Так, согласно документам, исключительно «по просьбам рабочих» в го-S роде Столбцы здание главной синагоги было передано арте-§ ли по изготовлению перчаток [Pinchuk 1990, 69]. Известно, | что в Белостоке ряд синагог использовался в качестве складов — осенью 1940 г. под хранение 1500 тонн зерна в горо-§ де были отведены три еврейские синагоги [ГАГр, Ф. Р-292. а Оп. 1. Д. 2. Л. 39]. Нередко в зданиях синагог организовывай вали клубы. Таким образом проходило символическое за-| мещение религиозных центров на советские. М. Мардухо-а вич так вспоминает открытие в хоральной синагоге местеч-§ ка Желудок Дома культуры Красной армии6: «С появлением § летчиков появилась необходимость в клубе для военных. «Р Вскоре была национализирована синагога, превращенная 8 в Дом Красной армии. Атеисты и молодежь встретили это | благосклонно, но для верующих это был жестокий удар» >| [Мардухович 2013, 299]. Ссылку на одобрение еврейской | молодежью подобных изменений мы находим и в истории | преобразования синагоги на рыночной площади в Несви-| же в танцевальный клуб, когда администрация объяснила | местному еврейскому сообществу свои мотивы следующим § образом: «...это то, чего желает ваша еврейская молодежь» 04 [Levin 1995, 157]. Практика использования зданий синагог в качестве клубов, складов и артелей существовала в БССР еще в 1920-1930-е гг. Так, в хоральной синагоге Минска в 1923 г. был открыт клуб, где впоследствии разместился еврейский театр [Бемпорад 2016, 151-158].
Обстоятельства, сложившиеся в западных областях в начале Второй мировой войны, стали причиной того, что чаще всего синагоги присоединенного региона использовались именно в качестве ночлежек для беженцев7. Например, из 28 имеющихся в Слониме синагог 27 были заняты беженцами [НАРБ, Ф. 4П. Оп. 1. Д. 16737. Л. 73-74]. На вопрос интервьюера о том, можно ли было посещать синагоги в этот период, С. Маковер, проживавший тогда в Белостоке, отвечал: «Да. Но было сложно молиться, потому что очень много
людей спали в синагогах. В городе людям не хватало места, и все синагоги были заняты беженцами» [Makower, Samuel. RG-50.462*0041. USHMM, Washington, D.C.].
Таким образом, новая власть, не налагая официального запрета на религию, все же всячески давала понять, что религи- S озности нет места в советском обществе новых западных об- § ластей БССР. Достаточно агрессивная антирелигиозная по- Ж литика наводила местных жителей на мысль о том, что при- g держиваться религиозного образа жизни при новой власти § значит дискредитировать себя и своих близких. Синагоги g постепенно опустели, так как открытое соблюдение религи- § озных обрядов неформально приравнивалось к выступлению fg против советской власти. Поэтому религиозные заведения f посещали преимущественно пожилые люди, которым было | нечего терять. Молодежь, особенно те ее представители, ко- § торые планировали сделать карьеру, все меньше соблюдали S религиозные традиции, во всяком случае — открыто [Pin- § chuk 1990, 68-70]. Некоторые из них со временем и вовсе 1 прекращали всякое соблюдение религиозных предписаний 1 [Heifetz, Fania. RG-50.929*0002. USHMM, Washington, D.C.]. g В начале июня 1941 г. в докладной записке «О деятельности f церковников и сектантов на территории Вилейской области» f отмечалось, что «кроме стариков и старух» местное населе- § ние не посещает богослужений, а синагоги и вовсе стоят пу- | стыми [НАРБ, Ф. 4П. Оп. 1. Д. 16737. Л. 298-316]. №
Судя по всему, в Западной Белоруссии не наблюдалось поляризации и острых столкновений между сторонниками и противниками секуляризационной политики властей, как это было в начале 1920-х гг. в БССР [Бемпорад 2016, 149151]. Советские реформы шли одновременно с разворачиванием прежде невиданных в регионе репрессий, поэтому, как пишет М. Мардухович, «никто открыто не возмущался, к этому времени все осознали, что нужно помалкивать, если не хочешь угодить в НКВД» [Мардухович 2013, 299]. Люди были запуганы.
В целом трудно дать точную оценку степени влияния атеистических мероприятий на местное население. На партийных собраниях в 1939-1941 гг. неоднократно отмечалось, что
в западно белорусском обществе все еще «сильно внедрен религиозный дурман» [РГАСПИ, Ф. 17. Оп. 22. Д. 229. Л. 78, 160]. Очевидно, со временем советская антирелигиозная политика все же возымела определенный эффект: больший — § среди молодежи, и меньший — среди представителей стар-§ шего поколения. Впрочем, в нашем распоряжении есть мно-| гочисленные сведения, указывающие на то, что антирелигиозная агитация далеко не всегда велась на должном уровне, а
0 значит не была результативной. Например, в протоколе засе-« дания бюро Барановичского обкома партии говорится о неудовлетворительной работе Слонимского и Столбцовского
| районных комитетов антирелигиозной пропаганды, которые а до текущего момента (заседание проходило в апреле 1941 г.) § не организовали проведение антирелигиозной пропаганды § среди поляков и евреев на их родных языках [РГАСПИ, Ф. 17. Оп. 22. Д. 225. Л. 147]. Поэтому не стоит полагать, что советская антирелигиозная пропаганда была ведущим фактором, | влиявшим на снижение религиозности местного населения. ■g Не стоит забывать и о том, что процессы секуляризации
1 затронули польских евреев задолго до 1939 г. Так, Д. Фель-| сон из местечка Глубокое рассказывал в своем интервью о | том, что люди в этот период, хотя и считали себя религиоз-§ ными, но «практически были вне религии» [Felson, Don. RG-
50.477*0552. USHMM, Washington, D.C.]. Многие очевидцы вспоминают еврейское общество как религиозное, но «без фанатизма» — религиозность ограничивалась соблюдением кашрута, семейными праздничными застольями, посещением синагоги с целью социализации [Kaleska, Nina. RG-50.030*0101. USHMM, Washington, D.C.]. По этому же поводу бывший житель Новогрудка Дж. Каган вспоминал: «Каждое еврейское профессиональное объединение имело свою синагогу. И посещение синагоги было, прежде всего, способом общения. Не было никакого религиозного фанатизма» [Ka-gan, Jack. RG-50.149*0022. USHMM, Washington, D.C.]. Таким образом, можно сказать, что в межвоенные годы в формировании этнической идентичности восточноевропейского еврейства религия играла хотя и важную, но уже далеко не определяющую роль. Это обстоятельство значительно уси-
р
cq
ливало эффект советской антирелигиозной агитации среди еврейского населения присоединенного региона.
Под воздействием антирелигиозных мероприятий по секуляризации представителей западно белорусского еврейства в 1939-1941 гг. углубились ранее наметившиеся тенденции разделения религиозной и светской сфер жизни. Как отмечает А. Штерншис, стремление принять и совместить н
Ьо
о
антирелигиозные нормы (в профессиональной сфере) с религиозными (в интимной, домашней сфере) было ничем иным, "о
а
ж
как одним из способов адаптации евреев к новым условиям й насаждаемого атеизма [БМегшЫз 2006, 41]. В это время про- § исходит возрождение идеи маскилов8 — быть евреем дома и человеком на улице.
Практика сохранения религиозных ритуалов, официально вытесненных из общественной жизни, продолжила свое существование неформально. Как и в БССР в 1920-1930-е гг., так и в Западной Белоруссии в 1939-1941 гг. были распространены нелегальные хедеры. В Пинске раввин Ш.-Х. Ро-зенцвайг организовал подпольную группу по изучению Талмуда, он же организовал в городе несколько нелегальных хедеров для детей и подростков (в каждом было по 30-40 учеников) [Розенблат, Еленская 1997, 31-32]. В июле 1940 г. состоялось три нелегальных совещания бывших руководи- но телей еврейских общин Западной Белоруссии [Розенблат, Еленская 1997, 32-33]. Были случаи, когда раввины публично призывали еврейское население следовать религиозным нормам, обещали, что трудные советские времена пройдут (таким образом, по-видимому, отражая в своих выступлениях надежды представителей общины). Например, раввин Фрейдин (Поставский район) накануне Песаха в 1941 г. во время богослужения в синагоге заявил:
Не смотрите на то, что мы сейчас в изгнании и терпим беду. Мы были избранным народом, и мы останемся избранниками. Вскоре придет время, и мы будем освобождены от изгнания. Не смотрите на то, что нас, евреев, так угнетают. <...> Пусть каждый старается крепко держаться еврейства, ибо каждый должен знать, что власть большевиков временна и мы будем освобожде-
ны от них так же, как были освобождены от Египта [НАРБ, Ф. 4П. Оп. 1. Д. 16737. Л. 305].
В отношении еврейского населения СССР в 1923-1939 гг. А. Штерншис заключает, что его религиозность так и не была преодолена. Основная причина — недостаточная антирелигиозная пропаганда и нехватка пропагандистских материалов [Б^егшЫз 2006, 36]. Применительно к ситуации в Западной Белоруссии следует учитывать и то, что форма и повседневного мышления не могла измениться за пару лет. § Приведенные в данной статье факты указывают на то, что ^ религиозные идеи продолжали жить среди западнобелорус-§ ского еврейского населения в 1939-1941 гг., хотя отход от о иудаизма под воздействием советской антирелигиозной по-| литики в это время значительно усилился.
Положение иудаизма в 1939-1941 гг. в Западной Белоруссии не отличалось от положения других конфессий в регионе. В этот период в религиозной жизни всех местных жителей наблюдался значительный спад. Несмотря на то, что новая власть официально не запрещала религию, на протяжении 1939-1941 гг. велась агрессивная антирелигиозная политика: были запрещены религиозные школы, а в общеобразовательных учебных учреждениях введены уроки атеизма, поощрялось создание антирелигиозных сообществ, имела место практика отчуждения зданий синагог и молитвенных домов. Таким образом, при отсутствии формального запрета на религию местная администрация создавала в регионе крайне неблагоприятные условия для ее сохранения и развития. В результате этого соблюдение религиозных обрядов перешло в домашнюю сферу жизни, разрыв между общественным (ставшим светским) и интимным (где присутствовало религиозное), наметившийся в начале ХХ в., при новой советской власти резко усилился. Религиозная жизнь в это время фактически ушла в подполье. Это, однако, нисколько не означает, что под воздействием атеистической пропаганды за-паднобелорусские евреи вместе с привычным религиозным образом жизни утратили и свою этническую идентичность. В данном случае скорее можно говорить о трансформации
р
р
сц
еврейской идентичности. Можно заключить, что, несмотря на ряд сложившихся противоречий в общественно-политической сфере присоединенного региона, в том, что касается религиозной сферы, процесс превращения местных евреев в «советских граждан еврейской национальности» в 19391941 гг. проходил достаточно успешно.
По подсчетам Ю. Туронка, накануне Великой Отечественной войны ев- g рейское население Западной Белоруссии составляло не менее 8% от мест- § ного населения. См. [Туронак 1993, 42]. о'
Согласно распоряжению НКВД СССР, с 15 февраля 1940 г. в присоеди- § ненном регионе повсеместно должны были начать работу органы ЗАГС, g в также утратить юридическую силу все записи актов гражданского со- § стояния, производимые служителями религиозного культа [ГАГр, Ф. 159. о Оп. 1. Д. 10. Л. 2]. g
Любопытно, что еврейские высшие религиозные учебные заведения (ие- о шивы) были восприняты советской властью как религиозные учрежде- R ния, и поэтому так же, как и синагоги, не были закрыты. Подробнее об 3 этом см. [Levin 1995, 165]. С
Некоторым религиозным евреям в 1939-1941 гг. удавалось избежать на- о рушения в соблюдении шаббата. Они устраивались на подходящие по ра- ^ бочему графику должности. Например, многие из строго соблюдающих g религиозный образ жизни в это время работали в артелях, где график § был более гибким. Подробнее см. [Levin 1995, 154-155]. §
Согласно статье 58 (п. 14) Уголовного кодекса РСФСР 1937 г.: «...контрре- ^ волюционный саботаж, т.е. сознательное неисполнение кем-либо опре- о деленных обязательств или умышленно небрежное их исполнение <...> | влечет за собой лишение свободы на срок не ниже одного года, с конфискацией всего или части имущества», а при отягчающих обстоятельствах — вплоть до высшей меры наказания — расстрела с конфискацией имущества [Уголовный кодекс РСФСР 1937, 31].
В настоящее время клуб городского поселка Желудок (Щучинский район, Гродненская область) все еще находится в помещении бывшей хоральной синагоги, хотя фасад здания перестроен.
При этом национализация здания, как правило, не проводилась, потому что иудейские религиозные здания использовались для помощи беженцам-евреям.
Маскил — представитель еврейского просветительского движения Гас-кала, выступавшего против культурной обособленности еврейских общин и за распространение среди них светского образования и образа
4
Источники
ГА РФ — Государственный архив Российской Федерации. | Ф. Р7523 (Верховный Совет СССР). Оп. 3 (Опись № 3 доку-§ ментальных материалов сессий Верховного Совета СССР
| первого созыва за 1938-1945 годы). Д. 265 «Законы (под-
линные), принятые Верховным Советом СССР на VII сес-| сии / 2 августа — 7 августа 1940 г.».
и ГАГр — Государственный архив Гродненской области.
Ф. 159 (Исполнительный комитет Домбровского районного | совета депутатов трудящихся Белостокской области). Оп.
а 1 [б.н.]. Д. 10. «Диррективные указания Белостокского
§ облисполкома /24 марта 1940 — 22 ноября 1940».
§ РГАСПИ — Российский государственный архив социально-«р политической истории.
8 Ф. 17. (ЦК ВКП(б)). Оп. 22. (Организационно-инструктор-| ский отдел. 1940 — 1941 гг.). Д. 225 «Протоколы №№ 80-91
>а заседаний бюро Барановичского обкома КП(б)Б / 3 марта
1 1941 — 26 апреля 1941 г.».
| Ф. 17. (ЦК ВКП(б)). Оп. 22. (Организационно-инструкторский | отдел. 1940-1941 гг.) Д. 225 «Протокол Первой Белостокской
| областной конференции КП(б)Б. / 18-21 апреля 1940 г.».
§ НАРБ —Национальный архив Республики Беларусь. 04 Ф. 4П (Фонды бывшего Партархива «Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии, 1818-1991 гг.). Оп. 1 (Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии, 1918-1941 гг.). Д. 16737 «Стенограмма совещания секретарей Райкомов КП(б)Б и начальников РО НКВД пограничных районов БССР / 19-20 сентября 1940».
Ф. 4П (Фонды бывшего Партархива «Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии, 1818-1991 гг.). Оп. 1 (Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии, 1918-1941 гг.). Д. 15268 «Протоколы собраний партийного актива Белостокской парторганизации / 1940».
ГАГр — Государственный архив Гродненской области. Ф. Р-292 (Исполком Белостокского городского Совета депутатов
Литература
трудящихся г. Белосток). Оп. 1 [б.н.]. Д. 2 «Документы о работе Белостокской железной дороги / 1939-1940 гг.». РГАСПИ — Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. (ЦК ВКП(б)). Оп. 22. (Организационно-инструкторский отдел. 1940-1941 гг.) Д. 229 «Протокол Первой Белостокской областной конференции | КП(б)Б. / 18 — 21 апреля 1940 г.». g
Felson, Don. RG-50.477*0552. United States Holocaust Memorial !
Museum, Washington, D.C. 00:10:41. 1
Heifetz, Fania. RG-50.929*0002. United States Holocaust Memo- g, rial Museum, Washington, D.C. 00:20:10. §
Kagan, Jack. RG-50.149*0022. United States Holocaust Memorial
Museum, Washington, D.C. Part 1. 00:18:50. §
Kaleska, Nina. RG-50.030*0101. United States Holocaust Memo- | rial Museum, Washington, D.C. 00:07:26. »
Makower, Samuel. RG-50.462*0041. United States Holocaust g Memorial Museum, Washington, D.C. 00:08:50. |
! I
s
ж
Бемпорад 2016 — Бемпорад Э. Превращение в советских евреев: Большевистский эксперимент в Минске. М., 2016. g
Мардухович 2013 — Мардухович М. Местечко Желудок // § Желудок: память о еврейском местечке. М., 2013. w
Розенблат, Еленская 1997 — Розенблат Е., Еленская И. Пинские евреи: 1939-1944 гг. Брест, 1997.
Туронак 1993 — Туронак Ю. Беларусь пад нямецкай акупацы-яй. Мн., 1993.
Уголовный кодекс РСФСР 1937 — Уголовный кодекс РСФСР. М., 1937.
Bauer 2009 — Bauer Y. Death of the Shtetl. New Heaven, 2009.
Levin 1995 — Levin D. The Lesser of Two Evils: Eastern European Jewry under Soviet Rule, 1939-1941. Philadelphia, 1995.
Pinchuk 1990 — Pinchuk B.-C. Shtetl Jews under Soviet Rule: Eastern Poland on The Eve of The Holocaust. Oxford, 1990.
Shternshis 2006 — Shternshis A. Soviet and Kosher: Jewish Popular Culture in The Soviet Union, 1923-1939. Bloomington, 2006.
