CC BY
87
В. А. Ншоеа, \Ю. И. Штакельберг (С.-Петербург)
«Записки о польских заговорах и восстаниях» Н. В. Берга (Судьба одного труда)
В декабрьском номере журнала «Библиотека для чтения» за 1873 г. сообщалось: «Мы имеем теперь специального корреспондента, Н. В. Берга, в польских заграничных землях. Он, по преимуществу, будет заниматься польским делом, но в течение года мы обещаем читателям корреспонденции Н. В. Берга из всех тех мест, где сосредоточится политический интерес»
Приглашая Н. В. Берга и предавая гласности этот факт, редактор журнала П. Д. Боборыкин рассчитывал возбудить интерес читателей и в результате увеличить число подписчиков. Журнал, перешедший в руки Боборыкина около года назад, совершенно захирел. Некогда весьма популярный, с начала шестидесятых годов он постепенно сдавал позиции, уступив первенство «Современнику» и «Отечественным запискам».
В отношении польского восстания редакция журнала пыталась придерживаться объективной позиции, во всяком случае, отмежевывалась от антипольской клики М. Н. Каткова. В том же самом декабрьском номере эта позиция излагалась в редакционной статье, основной мыслью которой было утверждение, что лозунг нынешнего восстания «Границы 1772 года или смерть» всего лишь выражает чаяния шляхты и духовенства, а не польского народа в целом.
Как бы то ни было, П. Д. Боборыкин позже подчеркивал в своих воспоминаниях, что он был единственным среди тогдашних редакторов «толстых» журналов, который во время восстания выслал специального корреспондента в Варшаву и Краков 2. И не случайно его выбор пал на Н. В. Берга, которого считали наиболее осведомленным в польском вопросе.
Николай Васильевич Берг был известен прежде всего как журналист и поэт-переводчик. Он родился 24 марта 1823 г. в Москве в небогатой семье обрусевших прибалтийских дворян. В детстве жил в Томске, где служил отец, затем в Тамбовской губернии. Учился в Тамбовской и Первой Московской гимназиях, а в 1844 г. поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Еще студентом начал печатать лирические стихи в журнале «Москвитянин», сблизился с его молодой редакцией: А. А. Григорьевым, А. Н. Островским и другими. Не окончив курса, ушел из университета, преподавал в Московском училище живо-
писи и ваяния, а с 1848 г. служил младшим помощником бухгалтера в Московской конторе Государственного банка. Статья Берга «Сельцо Захарове» («Москва», 1851, № 9-10) — одна из ранних работ о пушкинских местах. Во время Крымской войны Н. В. Берг служил при штабе главнокомандующего (сначала в казначейском отделе, затем — переводчиком). Его письма к М. П. Погодину печатались в «Москвитянине». Позднее в переработанном и дополненном виде они вышли отдельной книгой под заглавием «Записки об обороне Севастополя» (Москва, 1858) с приложением рисунков автора под названием «Севастопольский альбом».
После Крымской войны Н. В. Берг занялся исключительно литературным трудом, а летом 1858 г. как корреспондент журнала «Русский вестник» отправился в Италию к Джузеппе Гарибальди. Сиюня по октябрь того же года опубликовал в журнале цикл очерков, отличавшихся симпатией к гарибальдийцам. Два года, 1860 и 1861, Берг провел на Ближнем Востоке в качестве корреспондента журнала «Наше время». Его заметки о путешествии по Греции, Турции, Сирии, Палестине и Египту, озаглавленные «Мои скитания по белу свету», публиковались в «Современнике» (1863, № 1-2, 6,10; 1864, № 7) и «Русском вестнике» (1867, № 7-9; 1868, №3).
Помимо этого, еще в 40-е гг. под влиянием М. П. Погодина и С. П. Ше-вырева Берг занялся переводами славянской поэзии. Он впервые познакомил русских читателей с поэзией болгар, сербов-лужичан, словаков. Много переводил также с украинского (в частности, Т. Г. Шевченко), сербского, словенского, чешского. Позднее, в 70-е гг., помимо многих других произведений Адама Мицкевича, Берг полностью перевел его поэму «Пан Тадеуш», которая вышла в Варшаве в 1875 г. отдельным изданием без цензурных купюр.
Н. В. Берг выехал в Варшаву в феврале 1863 г. как корреспондент «Санкт-Петербургских ведомостей». Его корреспонденции в газете под общим заглавием «Варшавские письма» начали появляться с № 52 за 6(18) марта 1863 г. До 22 мая было опубликовано 56 «писем». В то же время в «Санкт-Петербургских ведомостях» появились еще две корреспонденции, подписанные Бергом:»«День Варшавы» (№ 74 от 6(17) апреля 1863 г.) и «Варшавская цитадель» (№ 76 от 7(19) апреля 1863 г.). Позже публикаций с его подписью уже не было, но можно предположить, что многие сообщения из Кракова и Варшавы также принадлежат перу Берга. По свидетельству П. А. Ефремова, именно Н. В. Берг был автором репортажей из Царства Польского, скрывавшимся под инициалом «Б». Так что читатели «Библиотеки для чтения» могли быть уверены, что получают информацию о последних событиях в Польше в изложении опытного журналиста.
Статьи Берга появились уже в январском и февральском номерах «Библиотеки для чтения» за 1864 г. Они содержали подробный обзор
событий, предшествовавших восстанию, — от первых манифестаций, до казни Людвига Ярошиньского. Третья по счету корреспонденция, названная «Краков и мои в нем похождения»3, знакомила читателей с деятельностью польской эмиграции в Кракове и с политикой австрийского правительства. Немало места автор уделил описанию собственного ареста и высылки из Кракова по распоряжению австрийских властей. Позднее Н. В. Берг подчеркивал, что причиной этого были интриги неких высших чинов из окружения наместника Цар&ва-йеякршшЫЬанных легким фельетонным стилем, Берг выражал свою точку зрения (последовательно отстаиваемую и позже) на политику царских чиновников в Польше, политику, которая, по его мнению, и послужила причиной восстания. Он приводил документы и факты, в первый, а зачастую и в последний раз предаваемые гласности в российской печати. К ним принадлежали, например, полный текст городельского «Протеста»5, а также тексты польских гимнов в собственном переводе Берга, которые позднее цензура систематически вымарывала из его статей6. Подробное описание городельской манифестации, приведенное автором «со слов некоего польского путешественника», также больше нигде не приводилось7. Эти обстоятельства, а также отсутствие в статьях Берга ярко выраженной полонофобии, с точки зрения «Московских ведомостей» обязательной для российской журналистики тех лет, привели к тому, что уже первую его корреспонденцию редакция «Библиотеки для чтения» снабдила соответствующим комментарием, предупредив читателей, что, желая сохранить колорит и стиль статьи, не вносит в нее никаких изменений, но не вполне разделяет мнение автора.
Главное управление цензурой также не скрывало своего недовольства статьями Берга, и в результате с марта 1864 г. они перестали появляться в журнале. Впрочем, помимо трений с цензурой, на разрыв отношений Н. В. Берга с «Библиотекой для чтения» повлияли и изменившиеся обстоятельства, которые не оставляли автору времени на сотрудничество с журналом.
Именно в это самое время наместник Царства Польского граф Ф.Ф.Берг предложил Н.В.Бергу подготовить исторический очерк о последних событиях в Польше с использованием материалов, которыми располагал сам наместник8. Возможно, причиной этого предложения послужило личное письмо министра внутренних дел П. А. Валуева от 2 марта 1864 г. к наместнику Царства Польского и к генерал-губернаторам Северо-Западного и Юго-Западного края. Валуев просил прислать систематизированные и опирающиеся на материалы следствия данные об организации восстания с тем, чтобы с максимальной точностью вы-, явить его движущие силы, начало, развитие и распространение не только в границах Царства Польского, но и в западных губерниях Россий-
ской империи 9. Вскоре после этого не только Ф. Ф. Берг, но и М. Н. Муравьев предприняли попытки написания истории польского восстания. Муравьев доверил эту миссию генералу Б. Ф. Ратчу (известному своими статьями об А. А. Аракчееве и истории русской артиллерии), которому должен был помогать капитан Н. В. Гогель, член Виленской следственной комиссии 10. Ф. Ф. Берг, со своей стороны, счел Н. В. Берга наиболее подходящим кандидатом на роль личного историографа. Обстоятельства принятия этого предложения и последующие пять лет работы Н. В. Берга в архивах канцелярии наместника и следственных комиссий были подробно описаны в его «Посмертных записках» п.
В процессе работы, уже написав «Записки о польском восстании 1863 и 1864 года», Н. В. Берг предложил наместнику план очередного труда о предыдущих этапах польского национально-освободительного движения, от Ноябрьского восстания до 1861 г. С этой целью автора допустили в архив Варшавского военного округа12.
Итак, Н. В. Берг получил в свое распоряжение богатейшие материалы, в подобных условиях доступные лишь немногим историкам. Это были оригиналы следственных дел, иногда только что завершенных. Вероятно, автор имел возможность уточнять обстоятельства некоторых дел при непосредственном участии членов следственной комиссии, поскольку многие известные деятели восстания, такие как О. Авейде и 3. Янчевский, еще находились в Варшавской цитадели. Впрочем, это только предположение. Во всяком случае, заметки Оскара Авейде, Ка-роля Маевского и других передавались Н. В. Бергу для ознакомления непосредственно через наместника.
Путешествуя по землям Царства Польского, чтобы проверить и уточнить данные, содержавшиеся в «Журнале военных действий», Н. В. Берг собирал у воинских начальников нужную ему информацию, а заодно не упускал случая выслушать рассказы очевидцев об отдельных эпизодах подавления восстания. Как он сам вспоминал, его принимали за родственника наместника и «рассказывали все, заходя в искренности далее, чем это было допустимо» 13.
С другой стороны, живя в Варшаве, Н. В. Берг из года в год все теснее сходился с польским окружением, расширял контакты, которые уже завязал прежде, изучая славянскую литературу. Приняв в конце 1867 г. должность преподавателя русского языка и литературы в Варшавской главной школе, он еще более укрепил связи с польской средой, тем более что не скрывал своей симпатии к полякам. Даже после смерти Н. В. Берга представители черносотенного лагеря не переставали обвинять его в «ополячивании», в том, что он переехал на постоянное жительство в Варшаву, женился на полячке и, что самое главное, не разделял антипольских настроений, свойственных некоторым российским газетам и журналам.
Н. В. Берг был одним из немногих российских чиновников в Варшаве, кого охотно принимали в польских домах. Впрочем, не только в Варшаве (например, в салоне поэтессы Ядвиги Лушчевской-Деотымы), но и за границей, особенно в доме Ю. И. Крашевского, где Берга считали «своим человеком». Это обстоятельство помогло ему собрать такие факты о восстании, которые не были отражены в официальных документах. Тем более что он зачастую обращался к своим польским друзьям с просьбой прокомментировать тот или иной эпизод, известный ему по документам. Именно поэтому «Записки» Н. В. Берга становились подчас единственным источником для других исследователей, так же как и в тех случаях, когда он цитировал несохранившиеся воспоминания деятелей восстания, например К. Маевского. Даже записки О. Авейде, ставшие впоследствии библиографической редкостью, многими историками цитировались по Бергу.
По окончании работы (в конце 1868 г.) возник вопрос о ее публикации. Для этого было получено разрешение наместника Царства Польского. Вначале Н. В. Берг предполагал напечатать «Записки» в Варшаве. В марте 1869 г. он сообщил М. П. Погодину, что наместник, в принципе, не против публикации, но хотел бы еще раз просмотреть рукопись и отметить в ней сомнительные места, тем более что текст, который ему в свое время представляли, подвергся значительным изменениям. Одновременно Н. В. Берг предложил наместнику ознакомиться с новой работой «О восстаниях и заговорах 1831-1861 гг.»14. Обе части этого труда Берг читал наместнику и генералу Э. А. Рамзаю в середине апреля 1869 г. Наместник счел труд вполне приемлемым и предоставил в распоряжение автора одну из своих типографий. Определили стоимость издания, утвердили смету, набрали для пробы одну страницу, выбрали формат. Оставалось только напечатать книгу, но тут граф Ф. Ф. Берг посоветовал приостановить работу до вступления в силу нового закона о цензуре и до прибытия в Варшаву нового цензора: по мнению Ф. Ф. Берга, речь шла всего лишь о нескольких неделях отсрочки. Однако проект дополнений к закону о цензуре 1865 г., представленный Государственному совету 15 апреля 1869 г. министром внутренних дел, не предполагал издание в Варшаве книг без предварительной цензуры 15.
В конце того же 1869 г. Н. В. Берг передал рукопись своих «Записок о польских заговорах и восстаниях» редактору журнала «Русский архив» П. И. Бартеневу. Когда первый раздел работы, опубликованный в январском номере за 1870 г., прошел цензуру, Бартенев, соблюдая меры предосторожности, прежде чем пустить журнал в продажу, послал экземпляр графу Ф. Ф. Бергу в Варшаву с дипломатичным вопросом, не имеет ли граф каких-нибудь претензий к данному материалу. Наместник ответил, что со своей стороны не видит никаких препятствий к публикации и что
он сам посоветовал автору переслать в редакцию журнала цикл статей о событиях в Польше до 1856 г., если автор сочтет это нужным16.
Тем не менее Бартенев решил, что на всякий случай раздел четвертый, в котором рассказывалось о начальном периоде манифестаций 1861 г., тоже не мешает представить на рассмотрение вышестоящим начальникам.
На этот раз Бартенев обратился к обер-полицмейстеру Ф. Ф. Трепову, который 18 сентября 1870 г. ответил, что прочел вышеупомянутую статью, сверил ее в памяти с пережитыми событиями и находит их описание абсолютно правдивым. По мнению Н. В. Берга, этот акт политической мудрости со стороны Трепова был вполне понятен, ибо обер-полицмейстер заранее знал, что наместник разрешил печатать работу.
Просмотренная наместником еще в рукописи-часть «Записок» должна была, таким образом, пройти цензуру без особых нареканий. Однако содержащаяся в ней оценка политики правительства в Царстве Польском, а также характеристика наместников (особенно М. Д. Горчакова) вызвала недовольство в среде российских чиновников. Поэтому Ф. Ф. Берг в ноябре 1870 г. поспешил переслать в редакцию «Русского архива» специальное уведомление (опубликовано в январском номере за 1871 г.), в котором разъяснил, что не вполне разделяет выраженную в «Записках» позицию автора. В результате всех этих проволочек публикация первых семи разделов «Записок» растянулась почти на три года.
Настоящие проблемы с цензурой начались только с восьмого раздела, редакцию которого автор завершил в декабре 1872 г., а в феврале 1873 г. передал Бартеневу17. Раздел этот готовился для июльского номера, и 8 июня 1873 г. его передали в цензуру. На следующий день цензор Ф. И. Росковшенко рапортовал Главному управлению по делам печати, что июльский номер задержан 18. Мотивацию этого решения содержал прилагаемый протокол Московского цензурного комитета. Основу протокола составил рапорт ответственного за «Русский архив» цензора Ф. И. Рахманинова, в котором утверждалось, что в восьмом разделе «Записок» содержатся революционные по сути своей документы, принадлежащие перу польских бунтовщиков и отстаивающие право народа на восстание против высшей власти и на убийство царя; помимо этого, цензора насторожило подробное описание вербовки в революционную организацию. По мнению Ф. И. Рахманинова, документы, приведенные автором, являлись «в высшей степени неуместными» и, в случае их изъятия, работа не утратила бы своей научной и исторической ценности. Через неделю из Главного управления по делам печати по приказу начальника этого управления М. Н. Лонгинова Бартеневу было отправлено частное письмо, в котором разъяснялось, что причиной закрытия июльского номера были те фрагменты «Записок» Н. В. Берга, в которых
содержались высказывания предводителей польского бунта о правительстве и личности высочайшей особы, излагалась теория справедливости цареубийства и, наконец, сообщались конфиденциальные сведения об обстоятельствах, предшествовавших назначению великого князя Константина Николаевича на пост наместника Царства Польского. Автор письма отмечал, что подобные сведения дозволено публиковать лишь с соизволения тех высоких особ, о которых идет речь в соответствующих фрагментах, в то время как разрешение нынешнего наместника Ф. Ф. Берга может касаться лишь круга вопросов, относящихся к его компетенции 19. Ни к чему не привели и личные объяснения Бартенева в Главном управлении по делам печати. В конце концов восьмой раздел «Записок» переслали для просмотра великому князю Константину Николаевичу, который сделал несколько малозначительных замечаний, имевших целью оправдать его собственную политику на посту наместника Царства Польского. И только в начале сентября с учетом этих замечаний (без указания их автора), после замены двух страниц, повествующих о покушении Людвика Ярошиньского на великого князя (они были перепечатаны мелким шрифтом и вклеены), июльский номер наконец увидел свет 20.
Но еще прежде, чем начались все эти неприятности, в конце 1872 г., Н. В. Берг и П. И. Бартенев решили издать отдельной книгой первые восемь разделов как первую часть «Записок». Бартенев брал на себя все расходы по изданию, а чистый доход предполагалось поделить пополам между издателем и автором. Тираж запланировали 2400 экземпляров (в действительности было напечатано 1820), с включением восьмого раздела, если до начала 1873 г. он будет опубликован в журнале. Однако на тот момент восьмой раздел еще не увидел свет, а подготовка предыдущих разделов для отдельного издания заняла почти полгода. Только 23 июля 1873 г., т. е. в самый критический момент, когда И. И. Бартенев боролся с цензурой за выход в свет июльского номера журнала, Н. В. Берг передал ему готовый том. Текст почти не отличался от журнального варианта, — опущена была характеристика поляков как «усмиренных чеченцев», подробности дела Марцелия Ольшиньского и сделаны кое-какие стилистические правки. Замечания редакции журнала не были приняты к сведению: Берг заметил Бартеневу, что в книге, изданной под фамилией автора, не может быть никаких редакционных изменений или дополнений, а если какой-нибудь фрагмент не устраивает издателя, его лучше просто выбросить. В книгу, в отличие от журнальной публикации, было включено 12 приложений — документов польского национально-освободительного движения. Посылая их Бартеневу, Берг писал, что эти документы не должны возбуждать никаких сомнений, поскольку они принадлежат истории и утратили всякое значение, кроме значения истори-
ческого документа, который необходимо сохранить для потомства. Тем не менее именно эти документы вызвали недовольство цензора. 27 сентября 1873 г., сразу по получении экземпляра «Записок», напечатанных без предварительной цензуры, как издание объемом в 10 листов, Московский цензурный комитет наложил на них арест21. В своем рапорте Управлению по делам печати Ф. И. Росковшенко, припомнив инцидент с публикацией восьмого раздела «Записок» в «Русском архиве», обвинил автора в «опасной, а в лучшем случае, неосторожной пропаганде» 22.
В результате начальник Главного управления по делам печати М. Н. Лонгинов в письме к П. И. Бартеневу от 2 сентября 1873 г. категорически отказался взять на себя ответственность за выход в свет подобного издания23. В ответном письме Бартенев уверал, что не видит в книге ничего, что следовало бы из нее изъять и замечал, что большая часть документов в свое время публиковалась в газетах и особенно напирал на то, что книга вызвала положительные отзывы высочайших особ и что противники ее издания сыграют на руку полякам, поскольку последние получат лишнее подтверждение того, что в России нельзя говорить и писать правду 24. Примерно то же самое писал Лонгинову и Н. В. Берг, подчеркивая, что книга, в которой нет «ни единого непатриотического слова», лишь повторяет то, что уже было опубликовано и разошлось по России в тысячах экземпляров25.
После подобного обмена письмами Ф. П. Еленев, сообщая П. И. Бартеневу о конфликте с М. Н. Лонгиновым, писал, что не сомневается в благонамеренности книги Н. В. Берга и в ее положительном влиянии на поляков «в смысле разоблачения их повстанческих иллюзий», но, чтобы книга успешно прошла цензуру, необходимо отказаться от публикации приложений, о чем уведомить в специальном прошении министра внутренних дел 26.
В отправленном через несколько дней (13 сентября 1873 г.) прошении П. И. Бартенев вновь подчеркивал, что «Записки» издаются с согласия наместника Царства Польского и что автор использует документы повстанческого периода лишь как «объективный неангажированный хроникер». Бартенев не упустил случая напомнить, что восьмой раздел «Записок» не только был благосклонно принят великим князем Константином Николаевичем, но был им лично дополнен27. После этого Московский цензурный комитет получил распоряжение просмотреть книгу самым внимательнейшим образом, чтобы устранить все, что может послужить препятствием для ее издания, а в личном письме к П. И. Бартеневу М. Н. Лонгинов указал на те места, которые следует изъять28. Н. В. Берг согласился на сокращения текста еще раньше, как только конфисковали книгу. Он даже предлагал (в письме от 21 октября 1873 г.), чтобы в случае, если цензура потребует дальнейших сокращений в приложениях,
вообще от них отказаться, но за основной текст воевать до последней возможности. Откровенно говоря, когда писалось это письмо, судьба книги (а вернее, приложений) была уже предрешена; вышеупомянутое письмо Лонгинова, по сути дела, являлось директивой, которой Бартенев должен был следовать неукоснительно. Изъяли два воззвания Польского комитета в Париже к польским повстанцам и русскому народу за 1832 г. и сочинение ксендза Петра Сцегенного, распространявшееся в 1844 г., «Послание Папы Григория к земледельцам, ремесленникам, крестьянам, мещанам и солдатам, к лакеям, писарям и экономам, присланное из Рима». Кроме того, в начале основного текста (где сократили фрагменты с оценкой следствия по делу о Ноябрьском восстании) пришлось две страницы изъять вовсе, а две следующие перепечатать, поэтому книга начиналась с седьмой страницы. Наконец, в таком урезанном виде, в конце ноября 1873 г. «Записки» вышли из печати 29, а в декабре появились в продаже не только в Москве и Петербурге, но также в Варшаве и в Дрездене.
Наученный горьким опытом, не ожидая, пока Н. В. Берг закончит девятый раздел, целиком посвященный наместничеству великого князя Константина Николаевича, Бартенев заранее обратился к последнему с просьбой выразить принципиальное согласие на публикацию. В конце сентября 1873 г. адъютант великого князя А. А. Киреев сообщил, что Константин Николаевич выразил согласие на публикацию глав о польских событиях 1862 г. в «Русском архиве», но предупредил, что лично просмотрит корректуру этих глав, чтобы предварительно ознакомиться с их содержанием. Н. В. Берг закончил раздел в октябре 1873 г., а в январе 1874 г. корректура через князя А. Б.Лобанова была отправлена в Мраморный дворец. Спустя месяц, в конце февраля, тот же А. Б. Лобанов вернул Бартеневу корректуру, не сообщив, читал ли ее великий князь (в действительности Константин Николаевич прочел ее 28 февраля 1874 г., но, не пожелав выразить своего veto письменно, отложил решение до запланированной встречи с Бартеневым). Озадаченный Бартенев поспешил в Петербург, где в середине марта встретился с Лонгино-вым и с великим князем. Беседа касалась девятого раздела «Записок». Константин Николаевич ни за что не соглашался на публикацию текста в том виде, в каком ему этот текст представили. Ведь главной причиной задержки девятого раздела была явно прослеживающаяся в нем мысль, что именно политика, проводимая великим князем на посту наместника Царства Польского, и привела к последнему взрыву. Утверждалось, что наместник сознательно обострял ситуацию, надеясь либо разоблачить и арестовать заговорщиков, либо спровоцировать их на открытое выступление, иными словами, намеренно приближал начало восстания. Позднее Константин Николаевич в частной беседе с Анджеем ЗамОйским рассказывал, что П. И. Бартенев сразу понял безнадежность своих попы-
ток спасти девятый раздел «Записок», прервал публикацию и «счел инцидент исчерпанным»30.
На самом деле П. И. Бартенев не сразу отказался от публикации «Записок». Из разговора с великим князем он понял, что от него требуется, и предпринял попытку исправить ситуацию. Текст с замечаниями Бартенева переслали Н.В.Бергу, и 18 марта 1874 г. Берг отправил в Москву новый вариант девятого раздела со всеми требуемыми исправлениями. Но и этот вариант не устроил великого князя, который соглашался на публикацию, если автор заменит целые куски текста вставками, написанными рукой самого Константина Николаевича, в которых он характеризовал свою политику в Царстве Польском как антирепрессивную. В таком виде раздел снова был отправлен Н. В. Бергу, который, естественно, не мог принять сделанных «поправок». Сообщая об этом Бартеневу 1 мая 1874 г., Берг резюмировал, что о продолжении публикации нечего и думать: честь редактора и автора не позволяли принять условия, поставленные великим князем, поскольку рекомендуемые вставки были сделаны непрофессионально, бесцветным, сухим языком. Берг заявил, что не согласится на них «ни за что на свете, даже в том случае, если бы это была чистейшая правда, хотя здесь ведь и этого нет»31. П. И. Бартенев, вероятно, ожидал подобной реакции автора: ведь еще 26 октября 1873 г., отправляя в журнал рукопись девятого раздела, Н. В. Берг понимал, что не удастся избежать цензуры великого князя и заранее предлагал «свернуть паруса, вернуться в порт и безнадежно ждать у моря погоды»32.
И все-таки Бартенев был настолько уверен, что Берг согласится на поправки великого князя и тем самым обеспечит публикацию девятого раздела, что даже заготовил соответствующий комментарий от редакции, где сообщал, правда, не называя имени, о причастности к этому фрагменту «Записок» некой высокопоставленной особы. Бартенев не учел, что если бы Берг пошел на компромисс, то и следующие разделы подверглись бы аналогичным «поправкам», если не Константина Николаевича, то какого-нибудь другого облеченного властью «редактора».
Но и получив категорический отказ Берга, Бартенев еще пытался договориться с Мраморным дворцом. В результате 11 мая 1874 г. он узнал от А. А. Киреева, что великий князь в ответ на новые предложения редактора «Русского архива», связанные с публикацией труда Н. В. Берга, сообщил, что не желает больше иметь ничего общего с этой историей, а если Бартенев предполагает печатать «Записки» и дальше, то пусть сам принимает на себя ответственность за последствия этого деяния. Тут Киреев с наивной миной прибавил: «Вот письменный ответ, который, ■вероятно, развяжет Вам руки»33. Бартенев, естественно, понял, что подобное «разрешение» из уст царского брата равносильно запрещению.
Поэтому на предложение Н. В. Берга в июне 1874 г. проигнорировать поправки великого князя и просто вычеркнуть не понравившиеся ему места никак не отреагировал. Таким образом, девятый раздел «Записок» так и остался неопубликованным, и сотрудничество Берга с журналом «Русский архив» закончилось.
Только в 1879 г. Берг снова предпринял попытку напечатать «Записки», на этот раз в Петербурге, в журнале «Русская старина». Здесь он некогда напечатал свои воспоминания о Н. В. Гоголе и несколько биографий писателей и поэтов (в том числе биографический очерк об Адаме Мицкевиче). Журнал давно предлагал Бергу постоянное сотрудничество. Еще в мае 1873 г. в письме к М. Н. Погодину Берг изложил свое намерение уйти из «Русского архива», если Бартенев вновь начнет «выкручивать руки» и перейти с оставшимися разделами «Записок» «под другие знамена», в Санкт-Петербург, где его давно уже ждут и предлагают лучшие условия34. Конечно, дело было не только в лучших условиях. С редактором журнала «Русская старина» у Н. В. Берга тоже были столкновения на финансовой почве, на него он жаловался в письмах к знакомым и от него тоже хотел уйти, предложив свои «Записки» А. С. Суворину, но... не ушел. Финансовые проблемы автора с редактором-издателем — это одно, а идейная направленность журнала «Русская старина», близкая взглядам Берга, — это совсем другое. Когда позже М. И. Семевский защищал в Цензурном комитете работы Берга (не только «Записки о польском восстании»), он делал это не столько с позиции редактора, но и как человек, взгляды которого совпадали со взглядами автора статей. Здесь царили совсем иные взаимоотношения, чем у Бартенева, который с одинаковой легкостью помещал на страницах своего журнала как «Записки» Н. В. Берга, так и статейки жандарма В. А. Рот-кирха, и готов был при малейшем нажиме пойти на любую замену, согласиться на любое сокращение, если кому-то из сильных мира сего текст показался не вполне приемлемым. Часто он делал это и по собственной инициативе, заранее предвидя, что и кому может не понравиться. В то же время Семевский защищал авторский текст, как свой собственный. Идейная близость Берга с Семевским и их теплые дружеские взаимоотношения привели не только к переходу Берга в «Русскую старину», но и положили начало его многолетнему сотрудничеству с этим журналом. Переход этот произошел в 1877 г., когда автор переслал в Петербург оставшиеся разделы «Записок».
Итак, снова возникла проблема с девятым разделом, и снова, уже через Семевского, текст был передан для просмотра Константину Николаевичу. И снова, как и раньше, великий князь поставил свое veto. О разговоре с Константином Николаевичем, состоявшемся уже после принятия решения о продолжении публикации «Записок» с десятого раздела (с про-
пуском девятого), Семевский пишет в своих воспоминаниях. В декабре 1879 г. великий князь еще раз подтвердил, что ни в коем случае не согласится на публикацию девятого раздела «из-за его странного и даже неприличного» содержания. В своих воспоминаниях М. И. Семевский пишет, что в конце беседы Константин Николаевич поинтересовался, кто, собственно, такой этот Берг и какой пост он занимает. Семевский ответил, что Берг является редактором газеты «Варшавский дневник». Через несколько дней после встречи с великим князем Семевский получил лаконичное письмо от Берга, в котором тот сообщал, что в связи с изменениями в составе редакции «Варшавского дневника» ему предложено подать в отставку35.
Раздел десятый, содержавший описание первых повстанческих выступлений (до диктатуры Лянгевича), без особых затруднений прошел цензуру и был опубликован в февральском номере журнала «Русская старина» за 1879 г. Не принесла неприятностей и публикация одиннадцатого раздела, но уже с двенадцатым снова начались проблемы. 24 апреля 1879 г. ответственный за журнал цензор Н. А. Ратынский, стяжавший репутацию либерала, отправил в Цензурный комитет рапорт, в котором сообщал, что наместник Царства Польского Ф. Ф. Берг представлен в этом разделе как человек, «хотя и не лишенный гражданского мужества, но одновременно хитрый, не выбирающий средств для достижения поставленной цели»; кроме того, по мнению цензора, автор сообщал интимные подробности из жизни графа, «которые особенно неуместны сейчас, когда не прошло и пяти лет после его смерти, когда жива еще его вдова и родственники»36. В результате было сделано столько сокращений, что пришлось перепечатать целых четыре страницы (с. 75-76 и с. 87-88). Указав в своем рапорте на нелестную характеристику Ф. Ф. Берга, которую следовало изъять, Н. А. Ратынский не вспомнил о многих куда более рискованных фрагментах «Записок», где говорилось о слабости и бесхарактерности российского правительства, а также о стиле правления великого князя Константина Николаевича, который, по мнению автора, с каждым днем все более доказывал свою несостоятельность 37. По правде говоря, даже упоминаемые в рапорте отрывки были направлены не столько против графа Ф. Ф. Берга, сколько против всего чиновничьего аппарата. Описывая, например, назначение графа на пост наместника, автор отмечал, что никому из тех, кто принимал это решение, не пришло в голову, что будущий наместник — «человек, не получивший достойного образования, не знающий ни истории, ни географии Польши, не имеющий никакого понятия ни о литературе европейской, ни даже о своей родной немецкой». Никто об этом даже не задумался, «да и на что все эти знания российскому чиновнику, генерал-губерна-тору, наместнику»38.
Публикация третьей части двенадцатого раздела столкнулась с еще большими трудностями39. Вначале ее планировали поместить в июньском номере журнала, но в конце мая 1879 г. по распоряжению даже не Цензурного комитета, а министра внутренних дел из нее пришлось изъять 54 строки, вследствие чего ее напечатали только в июльском номере. Одновременно была опубликована заметка Н. В. Берга об обстоятельствах назначения М. Н. Муравьева на должность генерал-губернатора Северо-Западного края, в которой подобным же образом подверглись сокращению фрагменты, содержащие острую критику Муравьева-вешателя. Эта заметка опиралась на факты, приведенные самим Муравьевым в его «Записках об управлении Северо-Западным краем», копия которых попала в руки Н. В. Берга40. По словам Берга, Муравьев был человеком, «уважать которого было трудно даже в России»41, Как основание для подобной характеристики Муравьева Берг приводил рассказ его начальника штаба: «Он подписывал приговор за приговором один суровее другого... Слова „повесить, расстрелять" выходили у него четче остальных, как будто выписанные с особым удовольствием» 42.
Но и этих сокращений оказалось недостаточно, и позже, изъяв все фрагменты, не устроившие министра внутренних дел, шеф Санкт-Пе-тербургского цензурного комитета А. Г. Петров потребовал согласовать с министром двора или с самим великим князем Константином Николаевичем отрывок об обстоятельствах смещения архиепископа Зигмунда Фелиньского с поста члена Государственного совета. М. И. Семевский был в это время в отъезде и, не желая откладывать публикацию, поручил просто сократить 24 строки и произвести соответствующие изменения на страницах 517-51843. Только после этого изуродованная цензурой третья часть двенадцатого раздела увидела свет.
В том же самом номере оказалась и последняя часть этого раздела (по нумерации М. И. Семевского — седьмого), в которой цензура сократила два фрагмента. Оба они касались положения в Варшаве летом 1863 г., то есть ситуации фактического двоевластия.
Следующий номер журнала привел к новым столкновениям с цензурой, однако недовольство вызвал не сам текст «Записок», а приложения к нему: письмо архиепископа Фелиньского Александру II от 15 марта 1863 г. и депеша Жонда Народового Владиславу Чарторыйскому от 15 августа 1863 г. М. И. Семевский считал эту депешу особенно интересной, поскольку она была ответом на дипломатическую ноту князя А. М. Горчакова, посвященную польскому вопросу, и обнажала всю подоплеку польского бунта с точки зрения его главных вдохновителей. Но цензура не решилась выразить согласие на публикацию этих ценных с исторической точки зрения материалов в журнале, вполне заслуженно пользовавшемся репутацией объективного. Семевский обратился с просьбой разре-
шить печатание этих документов к министру внутренних дел Л. С. Макову, который, не желая брать на себя ответственность за принятие решения, направил рапорт Александру II, наложившему окончательный запрет, ибо царь полагал, что не стоит будоражить «совершенно успокоенную» Польшу неприятными воспоминаниями о недавних событиях44. В конечном итоге и письмо Фелиньского, и депеша Жонда Наро-дового были изъяты (всего исключили 12 страниц текста)45.
После этой истории М. И. Семевский сильно обеспокоился судьбой оставшихся разделов труда Н. В. Берга. Но Л. С. Маков держался корректно, и Семевский с удовлетворением отметил, что сентябрьский и октябрьский номера журнала «Русская старина», где продолжали публиковаться «Записки», благополучно прошли цензуру ."В этих номерах оказался раздел тринадцатый (по нумерации Семевского восьмой и девятый). В нем сократили лишь некоторые цитаты из брошюры «В тыл» и оценку Н. В. Бергом действий властей во время событий 7(19) сентября 1863 г. (покушение на наместника Ф. Ф. Берга и разгром дома Замойских).
Ноябрьский и декабрьский номера с окончанием раздела тринадцатого и последним, четырнадцатым, а также письма А. Вашковского и X. Киркор и декреты Жонда Народового, помещенные в приложении, счастливо прошли цензуру. Таким образом, в течение года в «Русской старине» завершили публикацию «Записок о польских заговорах и восстаниях». Берг и Семевский имели право считать, что им повезло, поскольку именно 1879 год был годом самых жестоких репрессий, какие когда-ли-бо обрушивала цензура на российскую журналистику. Количество публикаций, изъятых из периодических изданий по цензурным соображениям, достигло максимума 4б. В то же время «Русская старина», печатая «Записки», поплатилась, как мы видим, всего несколькими десятками перепечатанных страниц.
Публикация «Записок» вызвала многочисленные отклики, в большинстве случаев от людей, вовсе не разделявших позицию автора. Писали друзья и защитники М. Н. Муравьева, адъютанты Ф. Ф. Берга47. Некоторые письма печатались в «Русской старине», а на особенно острые выступления Н. В. Берг сам отвечал на страницах журнала.
Было объявлено о подготовке к печати второй части «Записок», но Н. В. Берг вдруг прервал работу над ней. В начале 1880 г. он переплел вырезанные из журнала части «Записок», вставил в них чистые листы, на которые вписал изъятые цензурой фрагменты, снабдив их собственными замечаниями.
В ноябре 1883 г. Берг предпринял еще одну попытку опубликовать девятый раздел «Записок» (в несколько измененном виде), переслав его С. И. Шубинскому, редактору журнала «Исторический вестник», но раздел вновь не был опубликован.
Всю эту работу Н. В. Берг проделал, намереваясь издать «Записки» отдельной книгой в значительно расширенном виде. Он предполагал не только вернуть загубленный цензурой девятый раздел, но и доработать те фрагменты, которые из-за недостатка материала казались ему неполными, иначе осветить некоторые факты на основе документов, найденных в Кракове, Львове и в других европейских городах, привести все в порядок, напечатать без цензуры, а потом передать в высшие инстанции по делам печати в России.
Выход «Записок» отдельной книгой в 1873 г. вызвал в Польше одобрительную реакцию. 7 января 1874 г. Н. В. Берг с удовлетворением отмечал, что поляки находят книгу откровенной и объективной, хотя и обращают внимание на недостаток «некоторых подробностей». Берг считал, что если книгу перевести на польский язык, «то и десять тысяч экземпляров разойдутся»48. И в самом деле, уже 19 марта 1874 г. Берг сообщил Бартеневу, что познанский издатель Я. К. Жупанский обратился к автору с предложением подготовить польский перевод «Записок». В ответ Н. В. Берг поместил в варшавских газетах объявление, что права на перевод книги оставляет за собой. На этом дело и приостановилось.
Однако в 1880 г. в Кракове издали первую часть «Записок» (разделы с первого по седьмой, которые появились отдельной книгой на русском языке еще в 1873 г.) в переводе А. Жищевского (В. Ралекса)49. И вот 8 ноября 1880 г. Н. В. Берг обратился в Главное управление по делам печати с совершенно невероятной просьбой: запретить распространение на территории России польского перевода «Записок», поскольку он намеревается в самое ближайшее время выпустить новое, исправленное и дополненное издание, в переводе, сделанном под наблюдением автора, так как краковский перевод сделан, по его мнению, «торопливо и небрежно, без достаточного знания языка и предмета и может повредить репутации книги»50.
Просьба бцда столь необычна, что Главное управление по делам печати дало ответ только через месяц, сообщив, что в связи с отсутствием закона, запрещающего перевод на другие языки книги, изданной в России, удовлетворить требование автора невозможно.
Получив ответ, Н. В. Берг немедленно отправил начальнику Главного управления по делам печати Н. С. Абазе частное письмо, в котором выражал опасение, что появление в Царстве Польском краковского перевода «Записок» перечеркивает его собственные планы, касающиеся как распространения оставшихся экземпляров издания 1873 г., так и планируемого переиздания. Берг просил Абазу в виде исключения позволить напечатать «Записки» без предварительной цензуры в Варшаве, где автору было бы удобнее всего наблюдать за ходом работы. По существовавшему тогда порядку книги объемом свыше десяти листов
могли быть напечатаны без предварительной цензуры, но только в Петербурге и в Москве. Н. В. Берг особенно напирал на то, что издание книги дало бы ему определенный материальный доход и обеспечение на старость. Об этом письме Н. С. Абаза уведомил свое начальство, после чего министр внутренних дел М. Ф. Лорис-Меликов 5 января 1881 г. направил варшавскому генерал-губернатору П. П. Альбединскому письмо, в котором спрашивал о возможности опубликования в Варшаве «Записок» Н. В. Берга, добавив, что со своей стороны допустил бы издание труда в виде «особой монаршьей милости» — в оригинале или в переводе на польский язык без предварительной цензуры. Казалось бы, министр принял сторону Берга, но на полях этого письма имеется помета: «Приказано ответа не требовать», — похоже, Лорис-Меликов вовсе не был уверен, что Альбединский поддержит просьбу Берга51.
Позднее, в условиях реакции, начавшейся в связи с убийством народовольцами Александра II, даже сама мысль о каких-либо исключениях из цензурных правил стала невозможной, поэтому Н. В. Берг стал искать другой путь. По его собственным словам, осенью 1881 г. он решил напечатать «Записки» за пределами Российской империи. Воспользовавшись приятельскими отношениями с Ю. И. Крашевским, Берг обратился в познанскую типографию доктора философии Владислава Лебиньского (на титульных листах печатавшихся там изданий значилось: бывшая типография Крашевского). Издание книги Берга растянулось на несколько лет. Корректорский экземпляр печатали на очень тонкой бумаге и посылали в Варшаву по пять страниц в обычных почтовых конвертах52. Только в 1884 г. напечатали три первых тома, содержавших основной текст; четвертый том с приложениями вышел из печати уже после смерти автора в 1885 г.
Смерть Н. В. Берга 16 июня 1884 г. явилась причиной того, что издание не сразу попало в Россию. Возможно, весь тираж остался в типографии, поскольку ее хозяин не был заинтересован в продаже книги, издававшейся за счет автора. Кроме того, можно предположить, что тираж был невелик, хотя Берг и решился на это предприятие в известной степени из финансовых соображений53.
Только в 1888 г. в руки российских цензоров впервые попал экземпляр книги Берга. Сначала он оказался в Комитете цензуры иностранной, из чего можно сделать вывод, что книга была конфискована за границей. 21 мая 1888 г. председатель комитета А. Н. Майков передал книгу Цензурному комитету в Петербурге, желая уточнить, может ли данное издание быть допущено к распространению на территории Российской империи. Книга попала в руки цензора С. И. Донаурова. 7 июня 1888 г. Донауров представил свое заключение, в котором писал, что, несмотря на увлекательную форму повествования и ярко выраженную патриота-
ческую направленность, книга представляет собой памфлет против высших российских чиновников, действовавших на территории Царства Польского и вообще в Западном крае. Говоря о них, автор позволяет себе не только критиковать их общественную деятельность, но и вмешиваться в их частную жизнь, предавая огласке собранные на улице сплетни и непристойные анекдоты. Кроме того, автор пишет о высокопоставленных особах в недопустимо фамильярном тоне, приписывает им поступки, слова и даже мысли и намерения, о которых в действительности не мог иметь никакого понятия54. Донауров резюмировал, что «Записки» Н. В. Берга ни в коем случае не могут быть допущены к распространению в границах империи. Петербургский цензурный комитет 15 июня 1888 г. подтвердил это заключение и 30 июня 1888 г. в письме в Комитет цензуры иностранной сообщил, что книга Н. В. Берга, вышедшая в Познани под заглавием «Записки о польских заговорах и восстаниях 1831-1864» (четыре тома) «подлежит запрещению к распространению среди общественности» 55. Итак, с 1889 г. это издание было включено в индекс запрещенных книг.
Готовя последний вариант «Записок» к печати, Н. В. Берг не только восстановил все изъятые цензурой фрагменты, но и значительно расширил и переработал текст, включив в него все свои статьи, посвященные польским событиям и написанные до 1879 г. Целые главы были изменены с учетом новых данных, появившихся в прессе, а также устных воспоминаний участников подавления восстания.
Дополнения, кроме прочего, касались событий, происходивших в тех частях Польши, которые отошли к Пруссии и Австрии, а также европейской дипломатической кухни. Говоря, например, о 1848 годе, Берг подробно останавливался на восстании в Познани и на революции в Германии. В предыдущем издании он уделил этой теме лишь несколько слов. Кроме того, он детально описывает обстановку в Австрии, чему прежде вообще не уделял внимания. Здесь же он говорит об австрийском правительстве, особенно о К. Меттернихе как главном виновнике «галицийской резни», тогда как в предыдущем издании лишь позволил себе намеки на представителей власти, подбивавших крестьян на выступления. Заговор Далевских, который в издании 1873 г. был охарактеризован Бергом как единичный случай, здесь представлен в связи с общей ситуацией в Европе и особенно с венгерским восстанием. Автор подробно рассказывает о поведении польской эмиграции во время Крымской войны, особенно подчеркивая то, что поляки не воспользовались поражением России как благоприятной ситуацией для начала восстания. Рассказывая о начале повстанческого движения на Украине, Берг дополняет свое повествование описанием событий в Галиции и в Познани.
Если же речь шла о европейской политике, то Берг, помимо сообщения о нотах европейских государств России, о политике французского правительства, добавляет рассказ Ю. И. Крашевского о политике Бисмарка и о его намерении включить Польшу в состав Германии.
Кроме того, Берг дополнил текст «Записок» новыми документами: воззванием к жителям Варшавы по случаю прибытия великого князя Константина Николаевича и рядом распоряжений, касавшихся постепенного распространения с мая 1863 по август 1864 г. права на утверждение смертных приговоров командирами отрядов и войсковых соединений. Особенно следует отметить, что в этом издании впервые появилась информация о провокации царского правительства в связи с возникновением «Жон-да Даниловского-Звежховского». Хотя Н. В. Берг и говорит обо всей этой истории очень неясно, скорее всего, не имея в своем распоряжении документов, но, тем не менее, он пишет, что варшавяне чувствовали подвох в сообщениях об этом «Жонде» и смеялись над ними.
Независимо от этих добавлений, Берг составил весь четвертый том из приложений, отобрав свыше пятидесяти различных документов и комментариев. Среди них оказались материалы, включенные им прежде в приложения к изданию 1873 г. и к разделам, опубликованным в «Русской старине» (за исключением письма Д. Гарибальди, прежде не публиковавшегося). Естественно, Берг, не боявшийся цензурных ограничений, вернул все фрагменты, изъятые из предыдущих публикаций, а также добавил несколько новых документов: выдержки из следственных дел, адрес Жонда Народово-го папе Пию IX от 26 июня 1863 г. и другие. Одновременно Берг поместил в приложение ряд своих комментариев к различным эпизодам восстания.
В то время как «Записки», опубликованные в «Русской старине», обрывались в момент подавления восстания, теперь Н. В. Берг добавил большой раздел о последующих событиях в Царстве Польском, о реформах Н. А. Милютина и его ближайших соратников, В. Д. Черкасского и Ю. Ф. Самарина — их Берг характеризовал как людей, ничем не отличавшихся в своей политике от своих предшественников, только более цивилизованных.
Однако главной отличительной чертой познанского издания от всех предыдущих был его тон. Теперь, не опасаясь никакой цензуры, автор обвинял царских чиновников в том, что лишь отсутствие системы и порядка в правительственных учреждениях явилось причиной как восстания 1863 г., так и всех проявлений народного возмущения до того. Берг обвинял Константина Николаевича и Л. Мерославского в том, что они сами спровоцировали восстание объявлением рекрутского набора.
В заключение Н. В. Берг добавил небольшой раздел «Несколько слов об итогах восстания 1863 года». В нем он подчеркнул, что отношение поляков к русскому правительству совершенно не изменилось, что по-
ляки никогда не перестанут быть поляками и никакие неудачи, ссылки и казни не смогут их усмирить.
Помимо того, что «Записки» Н. В. Берга представляют ценность как достаточно объективный труд, выражающий взгляды и симпатии автора, это еще и исторический источник, не потерявший своего значения и по сей день. Причиной этого является включение в текст большого количества документов либо вообще утраченных, либо труднодоступных.
Книга проникнута если не симпатией к повстанцам, то, по крайней мере, ярко выраженным сочувствием к ним, — и в этом еще одна причина не только использования ее польскими историками позднейших лет, но и высказываемой ими высокой оценки труда Н. В. Берга. С этой точки зрения интерес представляет мнение бывшего секретаря Жонда Народового Ю. К. Яновского, высказанное в письме к В. Пшиборовско-му от 14 ноября 1907 г. Критикуя Пшиборовского за тенденциозность его «Истории двух лет», Яновский пишет о книге Берга: «Труд этот, особенно для русского автора, весьма беспристрастный и объективный и при этом серьезный исторический источник. Если кто-нибудь когда-нибудь будет писать подлинную историю этих дней, то не сможет обойтись без него. А ведь он опирался почти на те же материалы, что и автор „Истории двух лет". Он имел в своем распоряжении показания Авейде, Маевского, Ляндовского и сотен других. Все следственные дела, какие только существовали, были ему доступны. В этом труде множество ошибок, но, опираясь на следственные показания, автор не мог их не сделать, поскольку во время следствия очень немногие говорят правду. Что характерно и что пойдет на пользу его последователям, к своим соотечественникам Берг подчас бывает беспощаден, а о поляках говорит с большим тактом и знанием дела»56. Подобное мнение в устах одного из руководителей восстания 1863 г. имеет особый вес.
Ничего удивительного, что, помимо двух вышеупомянутых изданий первой части «Записок», известно еще три перепечатки их перевода, вышедшего в Познани57.
Российская историография почти не обращалась к познанскому изданию «Записок» из-за его редкости и из-за отсутствия разрешения цензуры, — причинам, по сути дела, взаимосвязанным. Одновременно почти все российские историки, авторы работ, посвященных Январскому восстанию либо польскому национально-освободительному движению 1830-1863 гг., ссылались на разделы «Записок», опубликованные в журналах «Русская старина» и «Русский архив», или на издание 1873 г.
И это не случайно. Все, имеющие какую-то ценность статьи, записки, воспоминания, появившиеся вскоре после восстания, авторы которых либо принимали в нем непосредственное участие с той или другой стороны, либо являлись наблюдателями, оказавшимися в самом центре со-
бытий, можно разделить на две группы. С одной стороны, это произведения, вышедшие из-под пера людей, оказавшихся в рядах повстанцев и даже в большей или меньшей степени повлиявших на судьбу восстания. С другой стороны, это работы функционеров полиции, оставивших свои исторические заметки, статьи и воспоминания, основанные на доступных им материалах следственных комиссий, и рассматривавших события с точки зрения III отделения. Это произведения таких авторов, как член Виленской следственной комиссии Н. В.Гогель, жандарм В.А.Роткирх, член Варшавской следственной комиссии П. Г. Цугаловский и другие.
Заслуга Н. В. Берга в том, что, отступив от официальной точки зрения на польское восстание, он старался быть объективным и связать официальные документы царского правительства с документами повстанческих организаций, с фактами, заимствованными из воспоминаний участников восстания. Наивно было бы ожидать от Н. В. Берга политической оценки происшедших событий. Однако богатейший фактический материал, содержащийся в его «Записках», не утратил своей ценности до сих пор, несмотря на то, что со времени издания книги прошло уже более ста лет.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Библиотека для чтения. 1863. № 12. С. 3, 7 (о подписке на журнал).
2 Боборыкин П. Д. За полвека. М.; Л., 1929. С. 262.
3 Библиотека для чтения. 1864. № 3. С. 1-53.
4 Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом) (далее: ИРЛИ). Ф. 265. Оп. 2. Д. 212. Л. 11.
5 Библиотека для чтения. 1864. № 2. С. 32-33.
6 Там же. С. 19-21. 1 Там же. С. 29-32.
8 ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 292. Л. 1.
9 Российский государственный исторический архив (далее: РГИА). Ф. 1282. Оп. 1. Д. 227. Л. 1-1 об.
10 Мосолов А. Н. Виленские очерки, 1863-1865 гг. СПб., 1898. С. 196-197.
" Русская старина. 1892. Т. 73. С. 633-649. Опубликованы с цензурными сокращениями. Полный текст хранится в ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 202. Л. 1-25.
12 Подробности о работе Берга над «Записками о польских заговорах и восстаниях 1831-1862» содержатся в его письме к М. П. Погодину от 21 апреля 1869 г., см.: Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (далее: ОР РГБ). Ф. 231. П. 427/4. Л. 4 об.-5 об.
13 Русская старина. 1892. Т. 73. С. 637.
14 ОР РГБ. Ф. 231. П. 427/1: Письмо Н. В. Берга М. П. Погодину от 3 марта 1869 г.
15 Материалы, собранные особой комиссиею, высочайше утвержденной 2 ноября 1869 г., для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати. Ч. 1. Законодательные работы с 1864 по 1870 г. СПб., 1870. С. 648-741.
16 РГАЛИ. Ф. 48. Оп. 8. Д. 6. Л. 1.
17 Там же. Ф. 46. On. 1. Д. 565. Ч. I. Л. 169, 183.
18 РГИА. Ф. 776. Оп. 3. Д. 155. Л. 156-160.
19 РГАЛИ. Ф. 46. On. 1. Д. 565. Ч. И. Л. 21-22. [Ф. П. Еленев] П. И. Бартеневу 16 июня 1873 г.
20 РГИА. Ф. 776. On. 1. Д. 155. Л. 172-173. Материалы, на основе которых можно было бы восстановить цензурные сокращения, не сохранились. Судя по замечаниям великого князя, исключенные фрагменты содержали описание его поведения в момент покушения и непосредственно после него.
21 РГИА. Ф. 776. Оп. 21. 1873 г. Д. 126. Л. 2, 4-f>. Просматривал книгу цензор П. К. Федоров; его замечания повторил Ф. И. Росковшенко в рапорте Центральному управлению по делам печати.
22 Там же. Ф. 777. Оп. 2. 1873 г. Д. 73. Л. 1-2.
23 РГАЛИ. Ф. 46. On. 1. Д. 565. Ч. И. Л. 99.
24 ИРЛИ.Д. 23113/С1 XVI б 10. №53. Л. 106-107.
25 Там же. Б. 11. В. 3/3.
26 РГАЛИ. Ф. 46. On. 1. Д. 565. Ч. И. Л. 132-133.
27 РГИА. Ф. 776. On. 11. 1873 г. Д. 126. Л. 8-8 об.
28 Там же. Л. 9-10.
29 Записки Н. В. Берга о польских заговорах и восстаниях 1831-1862 гг. М., 1873.
30 ИРЛИ. Ф. 274. Оп. 1.Д. 16. Л. 99 об.-100. По записи М. И. Семевского за 1879 г.
31 РГАЛИ. Ф. 46. On. 1. Д. 566. Ч. II. Л. 10-10 об.
32 Там же. Д. 565. Ч. II. Л. 187-188.
33 Там же. Д. 566. Ч. I. Л. 387-387 об.
34 ОРРГБ.Ф. 231. П. 431/18.
35 ИРЛИ. Ф. 274. On. 1. Д. 16. Л. 98-98 об.
36 РГИА. Ф. 777. Оп. 2. 1879 г. Д. 65. Ч. I. Л. 156.
37 ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 204. Л. 137, 156.
38 Там же. Л. 166.
39 Двенадцатый раздел М. И. Семевский разделил на четыре части, в связи с чем обозначил его как разделы четвертый-седьмой по своей нумерации (Русская старина. 1879. Т. 25. С. 55-58, 515-566).
40 ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 2500. Л. 1. Письмо Н. В. Берга М. И. Семевскому от 10 декабря 1882 г.
41 ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 204. Л. 178 об.
42 Там же. Л. 180 об.
43 РГИА. Ф. 777. Оп. 2. 1879 г. Д. 65. Ч. I. Л. 158-159, 161-162.
44 ИРЛИ. Ф. 274. On. 1. Д. 16. Л. 68 об.
45 В результате этого одна страница получила пагинацию 710-722 (РГИА. Ф. 777. Оп. 2. 1879 г. Д. 65. Ч. I. Л. 163-165).
46 Евгеньев-Максимов В., Максимов Д. Из прошлого русской журналистики. Л., 1930. С. 278-279.
47 ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 207, 1706, 1710. В этих последних делах, помимо заметки В. В. фон Валя, бывшего адъютанта Ф. Ф. Берга, имеется и текст коллективного письма-протеста, составленного группой бывших сослуживцев Ф. Ф. Берга,
48 РГАЛИ. Ф. 46. On. 1. Д. 566. Ч. I. Л. 27 об., 172, 295.
49 Berg N. W. Pami?tniki о polskich spiskach i powstaniach 1831-1862 / Przelozyl W. Ralex. Krakow, 1880. В 1894 г. вышло второе издание (также в Кракове), скорее всего, на основе первого набора, поскольку сохранило его пагинацию и даже типографские ошибки.
50 РГИА. Ф. 776. Оп. 11. Д. 126. Л. 15-15 об.
51 Там же. Л. 19-20 об.
52 ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 202. Л. 30.
53 В российских библиотеках обнаружен только один экземпляр: в Государственной Публичной исторической библиотеке России (поступил из бывшей библиотеки А. П. Бахрушина). Кроме того, два отдельных тома хранились в бывшей Библиотеке Института славяноведения РАН и в частных собраниях. По данным библиографии В. Гонсеровского, издание в свободную продажу не поступало.
54 РГИА. Ф. 77. Оп. 4. 1888 г. Д. 3. Л. 20-20 об.
55 Там же. Оп. 2. 1888 г. Д. 4. Л. 93.
56 Яжембовский Ю. Говорят люди 1863 года. Лондон, 1963. С. 277-278.
57 Перепечатки представляют собой почти полный (с небольшими сокращениями) перевод разделов с четвертого по четырнадцатый познанского издания «Записок». В приложениях представлены только документы, связанные с этими разделами, добавлены письма Александра II и наместников Царства Польского с 26 февраля 1861 г. по 16 июня 1862 г., доклад об осужденных в 1863-1866 гг. и еще несколько документов.
