ЗАПИСКИ О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ. МИФЫ И ПРАВДА ИСТОРИИ. СТАТЬЯ ВТОРАЯ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Status rerum

Записки о Гражданской войне

Мифы и правда истории. Статья вторая

© Левин Л. Г. © Levin L.

Записки о Гражданской войне. Мифы и правда истории. Статья вторая Notes about the Civil War. Myths and the truth of history. The second article

Аннотация. Проживающий в США писатель и публицист в серии статей разбирает и опровергает стереотипные представления о Гражданской войне в России начала ХХ в., которые десятилетиями навязывались российской и международной общественности. Анализируя перипетии войны на различных ее участках и в разные периоды, автор основывается на свидетельствах ее непосредственных участников с обеих противостоявших сторон. Широко использованы им практически не известные в России мемуары деятелей и военачальников белого движения, мизерными тиражами изданные в странах пребывания русской эмиграции. В результате картина складывается далеко не одномерная, развеиваются многие укоренившиеся мифы и легенды о войне.

Annotation. In a series of articles, the US-based writer and publicist analyzes and refutes the stereotypical ideas about the Civil War in Russia at the beginning of the 20th century, which were imposed on the Russian and international community for decades. Analyzing the vicissitudes of the war in its various sections and in different periods, the author is based on the testimonies of its direct participants from both opposing sides. He widely used memoirs of leaders and military commanders of the White movement, practically unknown in Russia, published in scanty copies in the host countries of the Russian emigration. As a result, the picture is far from one-dimensional, many ingrained myths and legends about the war are dispelled.

Ключевые слова. Гражданская война, «красный» и «белый» террор, Добровольческая и Красная армии, Николай II, Керенский, Корнилов, Граббе.

Key words. Civil War, red and white terror, Volunteer and Red Armies, Nikolas II, Kerenskiy, Kornilov, Grabbe.

Сто лет назад разразившаяся в России братоубийственная Гражданская война подходила к концу. На европейской части страны в 1920— 1921 гг. кровопролитная национальная трагедия практически завершилась. Лишь на Дальнем Востоке власть продолжала переходить из рук в руки. Да на Кавказе и в Средней Азии еще кое-где шли бои. И, как это нередко случается после войны, ее история сразу же стала обрастать легендами и мифами, многие из которых оказались очень живучи.

Понять логику Гражданской войны, на первый взгляд столь ясную и прямолинейную (белые против красных, свои против врагов), практически невозможно. Смысл войны, напротив, предельно ясен, несмотря на идеологический флер. Этот смысл кровав и циничен до предела — захват и удержание власти любой ценой. Тем более, что оплачивается эта цена людьми, и близко к власти не подпускаемыми.

ЛЕВИН Леонид Григорьевич — писатель и публицист (США).

В гражданской войне не бывает абсолютных победителей. Проигрывают все. Среди взявших в руки оружие нет жертв и нет палачей. Все — жертвы. И все — палачи. Нет правых и нет виноватых. Ибо правые в одном — ошибаются во всем остальном. И наоборот.

Почему потерпело поражение профессиональное военное Белое движение? Как могла проиграть необученной серой массе армия образованных и выученных военному делу людей, в большинстве имевших боевой опыт Первой мировой войны?

В годы перестройки на смену «красному» мифу о Гражданской войне постепенно выполз на свет божий миф «белый». Фокусник на российском политическом манеже произнес волшебные слова «Алле оп!», и картина радикально изменила цвета. На смену суровым, честным, неподкупным комиссарам в пыльных шлемах с кристально чистыми помыслами и руками, с холодными головами, горящими глазами и пылкими сердцами снизошли в белейших святых ризах ангелоподобные мученики с золотыми погонами на плечах.

«Красная» историография напирала на террор «белый», на ряды виселиц с телами рабочих, порки и расстрелы комсомольцев и коммунистов. Сегодня новая генерация историков с аппетитом расписывает «красный» террор с его расстрелами, виселицами, пыточными подвалами. «Белый» террор отметен как выдумка большевистской пропаганды. Звероподобная фигура мерзкого подонка в золотых эполетах, словно в магическом зеркале, расплылась, затуманилась и выкристаллизовалась уже звероподобным негодяем в кожанке с красной звездой во лбу.

Один миф быстренько заменен другим. Народ, от исторической правды далекий, самостоятельного и критического мышления чурающийся, разнообразным мифологиям податлив. Миф — краше правды и доступнее воображению. Вот и появляются на улицах опереточные поручики и штабс-капитаны, «их благородия» простые и «высокоблагородия» с аккуратно подбритыми «офицерскими» усиками, в заново скроенных кителях с царскими орденами и «солдатскими» георгиевскими крестами, ими никогда не заслуженными и никем не врученными.

В течение десятилетий обе воевавшие стороны вовсю распинались, описывая свои победы и подвиги. Попробуем отдернуть занавес и заглянуть глазами свидетелей тех давних событий в их боевые дела, в те мелочи повседневной жизни, что и «красная», и «белая» историографии стараются скрыть от глаз общества. Без этого не понять Гражданскую войну, ее время, ее людей.

❖ ❖ ❖

Так ли уж бесспорно чисты ризы белого офицерства? Насколько безупречно оное вело себя в годы, предшествовавшие революции, в саму революцию и в Гражданскую войну? Не в этом ли факторе «небезупречного» поведения кроется причина поражения Белого дела и трагедии последующей эмиграции? Попытаемся оценить белых и сравнить с красными в том, что происходило после боя по времени и вдали от поля боя по расстоянию. Что общего и различного было в мироощущении тех людей, что составляли Белое движение?

Вот убийственная характеристика красных, данная убежденным монархистом, членом Государственной Думы, видным политическим деятелем Белого движения В. В. Шульгиным в своих мемуарах «1920»: «Красные — грабители, убийцы, насильники. Они бесчеловечны, они жестоки. Для них нет ничего священного... Они отвергают мораль, традиции, заповеди Господни. Они презирают русский народ. Разве это люди? Это звери.»

Следовательно, белые изначально призваны стать во всем иными, радикально отличными от красных, во всем с противоположным знаком. Белые ведут войну против красных именно потому, что те «красные», что они разрушители основ жизни, порядка, права, духа и духовности. Как это там, у них, у красных: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья.» Идущая следом строчка «затем мы новый мир построим» в расчет не берется. «Затем» остается «на потом» и постепенно тает, исчезая в недостижимой дали. А вот мир, обреченный на разрушение, — это и есть привычный мир, привычная среда обитания типичного носителя «белой» идеи.

Если красные изначально звери, то белым положено быть изначально человечными. Шульгин создает своего рода кодекс чести «белого» воинства:

«Белые — честные до донкихотства. Грабеж у них — несмываемый позор.

Белые убивают только в бою. Кто приколол раненого, кто расстрелял пленного — тот лишен чести. Он не белый, он — палач.

Белые рыцарски вежливы с мирным населением. Белые не апаши — они джентльмены.

Белые тверды, как алмаз, но так же чисты. Они строги, но не жестоки. Кто хочет мстить — тот больше не белый.

Белые имеют Бога в сердце. Они обнажают головы перед святыней. и не только в своих златоглавых храмах. Нет, везде, где есть Бог.

Белые твердо блюдут правила порядочности и чести.

Белые дружественно вежливы между собой.

Белых тошнит от рыгательного пьянства, от плевания и от матерщины. .Они верны себе, родине и товарищам до последнего вздоха.

Белые не презирают русский народ. ведь если его не любить, за что умирать?

Белые не интернационалисты, они русские.

Белые питают отвращение к ненужному пролитию крови и никого не ненавидят.

Белые не мечтают об истреблении целых классов или народов.»

Все это прекрасно! Но при этом — страшно далеко от реальности.

«Отчего не удалось дело Деникина?», — задает вопрос Шульгин. И отвечает: «Орлы не удержались на "орлиной" высоте. И коршунами летят на юг (к Одессе и Крыму), вслед за неизмеримыми обозами с добром, взятым. у "благодарного" населения. "Взвейтесь, соколы. ворами"». Только ли ворами?

Образ «белого» воина в реальной жизни оказался совершенно отличен от идеала. Не осталось ни одной «заповеди Шульгина», что не нарушило бы большинство «белого» воинства. «Орлы, бойтесь стать коршунами.

Орлы победят, но коршуны погибнут», — пишет человек, много сделавший для сохранения монархии, воевавший и на фронте Первой мировой войны, и на фронте войны Гражданской, и в белом подполье [6]. Человек храбрый, мужественный, лично честный, искренне убежденный в правоте своего дела. Однако в Гражданской войне победили красные. Обойдемся без комментариев. Историю не переписать, но выводы на будущее сделать просто необходимо.

❖ ❖ ❖

Начнем с «первого офицера Империи» — императора и самодержца Российского Николая Второго. Страну он отдал и от престола отрекся, словно «батальон сдал», по словам свидетелей отречения. Даже не полк, не дивизию — пехотный батальон. Впрочем, никем, кроме командира пехотного батальона, он и быть не мог. Отец его в генералы не произвел. Николай Второй отрекался по настоянию командующих фронтами, своих же генералов. Отрекался спокойно, без выражения эмоций на глазах верного монархиста, члена Государственной думы В. В. Шульгина. Отрекался, не предприняв ничего для спасения монархии. Пальцем не пошевелил!

Николай Второй, монарх и самодержец, сделал все возможное и невозможное в деле подготовки революционной ситуации в стране, причем умудрился сотворить сие, не делая практически ничего. Авторитет царской власти к моменту отречения пал настолько низко, что никто и нигде в России на защиту царя серьезно не выступил; наоборот, большинство офицерства вздохнуло с облегчением. А уж о промышленно-финансовой буржуазии и говорить не приходится.

Не В. И. Ленин с Л. Д. Троцким и горсткой большевиков подготовили революцию, а Н. А. Романов своим полусонным правлением создал для нее все условия. Ему докладывали, что под боком у монархии зреет заговор влиятельных членов Государственной думы и генералов, но он не реагировал. Ему намекали, что полковник, не пользующийся авторитетом у военной верхушки, не имеет права занять пост Главнокомандующего Императорской российской армией. Он не слушал, отмахивался, словно от назойливых мух. Именно он и никто иной персонально может носить почетное звание «первого русского революционера».

Где же его офицерская честь? Какой же он защитник доверенной ему монархии, страны, армии и флота?

Армия и общество, в свою очередь, относились к последнему российскому самодержцу так, как он того заслуживал. Примерно, как описывает в своей книге «Дворянские поросята» белый офицер, участник Гражданской войны С. Е. Хитун. «В некоторых гвардейских полках монаршее обаяние среди офицерства исчезло — главным образом из-за присутствия ставшего всесильным Григория Распутина при Царском Дворе... Вольноопределяющиеся, бывшие студенты, всегда надеявшиеся на ограниченную (а то и без нее) Монархию, продолжали свою службу нижних чинов без политических страданий, отмахиваясь от них часто повторяемым: "чем хуже — тем лучше"». Подтверждения подобных на-

строений среди представителей высшего петербургского света можно найти, например, в книге сына последнего командира Конвоя Его Величества Николая Второго П. Граббе «Окна на Неву» [1].

В Февральской революции большевики если и принимали участие, то только как вынужденно втянутые ходом событий. Ленина революция и вовсе застала врасплох. До выступления Корнилова ленинская партия нигде большинства не имела и популярностью не пользовалась. Собственно, «корниловский переполох» и дал большевикам шанс прийти к власти. Корнилова испугались те, кто готовил Февраль, кто получил желаемое, но оказался неспособен управлять огромной страной и выпустил власть из слабых ручонок. Испугались и большевики, но у них испуг прошел быстрее и, получив оружие для отпора Корнилову, из рук они его уже не выпустили.

Современные радетели исторической правды часто пишут о зверствах большевиков по отношению к офицерам. Господа правдолюбцы заблуждаются. Пик зверств пришелся именно на времена Временного правительства. Именно тогда «опускали под лед» флотских офицеров на Балтике, массово убивали в Кронштадте. В марте, а не в ноябре 1917-го были убиты адмиралы Небольсин и Непенин. С. Хитун свидетельствует: «6-й Запасной Саперный батальон. вместе с Волынским полком начали Революцию 1917-го года. Одной из первых жертв Революции был убитый солдатами строгий полковник Геринг, командир этого батальона».

Большевики к Февралю оказались не подготовлены и малочисленны. На всю Российскую империю их насчитывалось едва тысяч двадцать, а большинство руководителей либо находились в заграничной эмиграции, либо сидели по тюрьмам и ссылкам. Большевики начали появляться на политической арене России, кстати говоря, с легкой руки Временного правительства и по его приглашению, только после полного и окончательного успеха Февраля, но никак не до него.

В июле, немного разобравшись в ситуации, большевики попробовали власть на прочность в первый раз. Ничего не вышло. Вот что пишет об этом времени Хитун: «Неудавшееся июльское восстание большевиков значительно погасило огонь ненависти к офицерству, которое забыло, хоть временно, самодурные расправы и линчевание лиц командного состава на фронте и в тылу». Как видим, «самодурные» расправы и «линчевание» происходили с февраля по июль — т. е. именно тогда, когда у кормила власти большевиками и не пахло.

Между июлем и октябрем время для фронтового и прифронтового офицерства словно замерло. По словам того же Хитуна, в прифронтовой полосе «офицеры проводили время в клубе, где пили за недостатком водки разведенный спирт, играли в карты, рассказывали свои любовные похождения и анекдоты. Потом навещали своих любовниц, а те, у кого их не было, посещали местных перезрелых проституток. Когда "братание" на фронте увеличилось и дисциплина исчезла, наши работы остановились. Солдатам хотелось домой. Солдаты ели, пили, спали, посещали митинги, на которых главным их словом было "долой"».

Ко всем политическим партиям фронтовики относились примерно одинаково безразлично. Хитун описывает одно из собраний, когда солдатам попытались рассказать о различных политических партиях и их программах: «Редко кто из слушателей проявил кое-какое внимание. Большинство сидело безучастно, мигая сонными глазами, щелкая семечки, куря махорку и иногда вяло переговариваясь».

В стремлении покинуть линию фронта офицеры не намного уступали солдатам. И те и другие удирали домой под любым мало-мальски пригодным предлогом. Обзавелся справкой об «остром нефрите» и Хи-тун. Так он очутился в тыловом московском госпитале. «Среди раненых были несколько молодых офицеров с ранениями в спину и ниже, в икры и один даже с раздробленной пяткой. Обыкновенно такие ранения бывают при отступлениях. Но. эти офицеры были подстрелены своими при наступлении на немцев. В августе Керенскому удалось поднять своими речами и уговорить их на осеннее наступление. Послушные офицеры повели свои части в атаку — только для того, чтобы быть подстреленными своими же солдатами, недовольными приказом о наступлении» [5].

Что осталось у Временного правительства к Октябрю? Пресловутый «Приказ № 1», вброшенный в Действующую армию болтунишкой Керенским, а до этого инициированный Петроградским Советом, тоже к большевикам отношения не имел. Их тогда в Совете было совсем малое количество. Даже Деникин признавал, что армию развалили отнюдь не большевики: «Позволю себе не согласиться с мнением, что большевизм явился решительной причиной развала армии: он нашел лишь благодатную почву в систематически разлагаемом и разлагающемся организме».

Русскую армию разложили не большевики на немецкие деньги, — как пытаются теперь уверить наивный народ продвинутые интерпретаторы истории. Армию разложили политиканы, генералы и промышленные воротилы, многие из которых состояли активными масонами, считавшими, что после отречения царя смогут сами спокойно править в России. Большевиками до Февраля в России не пахло, на фронте их агитация была весьма незначительна и быстро подавлялась, наиболее активные содержались в местах заключения или таились в подполье. Миф о титанической работе и широком участии в Февральской революции был создан советскими идеологами и пропагандистами уже после Гражданской войны и окончательной победы.

За те несколько месяцев, что оно находилось у власти, Временное правительство деградировало и потеряло всякую поддержку в широких кругах офицерства. Практически никто не захотел отдать жизнь за царя, еще более бредовой казалась идея отдавать жизнь за Временное правительство. Фактически бои произошли и продолжались длительное время только в Москве, но и там были весьма локальны и относительно малочисленны по количеству вовлеченных с обеих сторон бойцов. Октябрьская революция, в отличие от Февральской, была более народной и стихийной. Именно в результате Февраля страна оказалась в коллапсе власти, и эту власть подняли из грязи наиболее активные и душевно сильные люди с железными челюстями.

Власть большевики брали на глазах всех прочих партий, открыто. О подготовке большевиками восстания стало известно еще с 10 октября, когда умные поспешили массово снимать деньги со счетов российских банков и удрали за границу. Большинство осталось на месте. Наиболее наивные деньги в банки отнесли. Интеллигенция, в том числе и партийные лидеры, злорадно ждали, когда власть сама собой вывалится и из рук большевиков, как перед тем выпала у царя, а затем и Керенского. Временное правительство наскребло на защиту лишь кучку женщин, юнкеров и выздоравливающих офицеров. За большевиками пошло многократное большинство матросов, солдат и рабочих. Офицеры — выжидали. И только когда победа большевиков перешла из состояния неопределенной мимолетности в фазу проблематичной устойчивости, после разгона Учредительного собрания, офицеры более-менее массово потянулись на Юг в казачьи края, под крыло к Каледину, а затем к Алексееву и Корнилову.

Дальше — больше. К началу Гражданской войны офицерский корпус составлял примерно 300 тыс. офицеров всех родов войск. Хорошо, если треть из них приняла участие в Белом движении. Активно, т. е. с оружием в боевых частях на фронте борьбы с красными, сражалась треть этой трети. Участие в Белом движении вовсе не означало автоматического нахождения в одной из воюющей с большевиками частей. Боевые подразделения белых, как это ни парадоксально, в течение всей Гражданской войны, в отличие от красных, постоянно ощущали недостаток фронтовых офицеров.

Отток с фронта в тыл был настолько велик, что приходилось проводить насильственные мобилизации офицеров — аналогичные тем, что проводили красные. В тылу же офицерами всех рангов были буквально забиты всевозможные штабные, вспомогательные, комендантские и особенно интендантские должности, что вызывало доходящий порой до крайности антагонизм между «белым» фонтом и тылом.

В Красную армию на различные командные и штабные должности к 1920 г. было мобилизовано, не считая пошедших добровольно, свыше 50 тыс. офицеров и более 10 тыс. военных чиновников, вплоть до генералов Генерального штаба включительно [2]. Это помогло организовать

работу не только фронта, но и тыла.

* * *

Современные рассуждения о том, что в результате Мировой войны поменялся сословный состав царской армии, неверны. В Российской империи существовало правило и традиция личного и потомственного дворянства. Личное дворянство становилось доступно уже с довольно низких ступеней «классовой» лестницы, следовательно и для офицеров военного времени. Личное и потомственное дворянство обеспечивалось и награждением определенными боевыми орденами.

Иными словами, практически все выпускники военных школ и училищ если и не становились дворянами одновременно с получением погон, то имели солидный шанс стать ими через некоторое время. Этот

шанс предоставлял многое в дальнейшей жизни, особенно для выходцев из крестьян и мещан. Погоны и ордена для этих людей, многие из которых заслужили их в боях с немцами личной храбростью и кровью, являлись не просто блестящими украшениями. Расставаться с только-только полученными привилегиями, отдавать их и вновь остаться ни с чем очень для многих оказалось задачей просто непосильной.

Кстати говоря, старое родовое дворянство, в отличие от новоявленного, активного участия в Гражданской войне в большинстве своем не принимало. Ярким примером может служить князь Юсупов, всего «боевого» пыла которого хватило на возню с Распутиным. Коллективным примером такого рода «белых офицеров» служит «гвардейский отряд» Крымско-Азовской Добровольческой Белой армии. Отряд сей состоял из офицеров гвардейских частей, но боевой славой не отмечен, скорее наоборот. Воевать они не желали, заявляя, что их цель — лишь охрана остатков императорской семьи в Ливадии. Очень нелестную оценку этому «элитному» формированию дает в мемуарах генерал Махров — последний начальник штаба Деникина [3]. Из воспоминаний бывших белогвардейцев известно и то, что многочисленные офицеры гвардии предпочитали весело проводить время на курортах Минеральных вод, категорически отказываясь как снимать форму и погоны, так и идти в строевые части. А ведь именно гвардия до войны состояла практически полностью из офицеров высокородных фамилий.

Тыл Белого движения в течение всего периода Гражданской войны оставался наиболее слабым местом. В отличие от Красной армии, Белая армия, даже имея помощь союзников, никогда не могла наладить нормальное снабжение боевых частей оружием, боеприпасами, амуницией, продовольствием и одеждой. И это при том, что все тыловые должности интендантства были буквально забиты сверх всех штатов. Кое-что положительное удалось лишь в последний год генералу Врангелю, но. слишком поздно.

Колчак, Деникин и все остальные лишь декларировали будущие реформы, — а большевики их объявили уже на второй день в предельно сжатой и доходчивой для малограмотного населения форме: «Мир — народам. Земля — крестьянам. Фабрики — рабочим». Ясное дело, что обещанное и полученное — большая разница; да и «красная» синица в руке много привлекательнее, чем «белый» журавль в небе.

В. Д. Розинский в «Очерках по истории Гражданской Войны» пытается доказать обратное. Говоря о политической программе генерала Деникина, он, например, замечает: «Его политическая программа была довольно либеральна по содержанию и по духу, так: он издал 2 декларации — одну о земле, другую — по рабочему вопросу. В программе предвиделась охрана интересов рабочих и создание и укрепление малых и средних хуторов («ферм») за счет фонда государственных земель и за счет фонда частных землевладельцев. Передача земли могла быть произведена добровольным соглашением или принудительным отчуждением, но с соблюдением принципа оплаты (здесь как бы продолжалась столыпинская реформа)» [4].

Итак, всего две декларации по важнейшим политическим вопросам устройства будущего государства. Впечатление такое, что генерал Деникин не знал о таком простом факте, что земля уже явочным порядком захвачена крестьянами и поделена, т. е. де-факто обрела новых собственников. Отдавать землю добровольно крестьяне никому не стали бы, тем более под туманные обещания последующего передела и тем более выплаты неких компенсаций бывшим владельцам. Зачем платить, если земля уже и так твоя?

По «рабочему» вопросу главным пунктом декларации было «Восстановление законных прав собственников фабрик и заводов». А по ленинским декретам заводы и фабрики переходили под управление рабочих. И большинство российских рабочих отдавать капиталистам фабрики и заводы не собиралось.

В декларации Деникина предусматривалось, в весьма неконкретных выражениях, и следующее: «Защита прав профсоюзов и рабочего класса, установление государственного контроля над промышленностью в интересах национальной экономики, увеличение производительности труда и установление 8-часового рабочего дня на фабриках». Прекрасно; но, увы, слишком поздно. Все перечисленное рабочие уже формально получили: частично в Феврале, частично в Октябре 1917 г. Ничего нового генерал Деникин не предлагал.

Розинский приводит выдержки из политической программы, «за которую генерал Деникин призывал бороться»:

1. «Уничтожение большевистской анархии и установление в стране закона и порядка». Начало понятно, а вот вторая часть вызывала даже у тех немногих рабочих и крестьян, что программу Деникина читали, вполне обоснованные опасения. О том, какой закон, какой порядок и, главное, как будет устанавливаться после победы над большевиками, генерал не сообщал. Пролетарии и крестьяне, большей частью так или иначе в революции участвовавшие, прекрасно понимали, чем для них обернется установление закона и порядка победителей.

2. «Восстановление могучей, единой и неделимой России». Второй пункт программы немедленно отталкивал от белого движения потенциальных союзников, обретших независимость в результате ленинских декретов о самоопределении. В отличие от Деникина, большевики, пока не почувствовали реальную почву под ногами, независимость новых государств не оспаривали. Просто покончили с ней в первый же подходящий момент без особых разговоров и лишней болтовни. Восстановив таким образом исконную российскую государственность и выполнив, к удивлению Шульгина, один из основных пунктов Белой программы. Именно Ленин, а не генерал Деникин, начал воссоздание России в имперских границах, — а Сталин практически закончил. Даже с известной прибылью за счет Германии и Японии.

3. «Созыв Национального собрания на основе всеобщего голосования». В предшествующие годы российский обыватель голосовал многократно, но никаких практических и тем более выгодных для себя результатов от участия в выборах не видел. Еще одни выборы под новую вывеску,

без конкретных разъяснений их необходимости виделись простому человеку еще одним театральным представлением, в результате которого выберут все тех же богатых, речистых, но лично ему не известных и не нужных депутатов.

4. «Децентрализация власти через создание местной автономии и широкое местное самоуправление». Опять-таки, для простого человека оставалась неясной разница между новыми органами и старым земством. Для людей, отхвативших кусок власти в независимых государствах, этот пункт ничего хорошего, кроме изъятия имеющейся власти, не предвещал.

5. «Обеспечение полной гражданской свободы и свободы совести». Как белые проводили декларируемые ценности в жизнь, местное население знало по собственному опыту. Мы еще подробно остановимся на этом ниже.

6. «Немедленное проведение земельной реформы и ликвидация земельной нужды трудового крестьянства». На практике возвращавшиеся владельцы усадеб силой, под защитой штыков белогвардейцев производили «самоуправный захват и отобрание имущества... от крестьян и вообще от лиц, обладавшим этим имуществом в момент прихода Добрармии». «Большое недовольство возбуждали в сельском населении мероприятия по обязательной уплате 3-го (потом 5-го) снопа».

7. «Немедленное проведение рабочего законодательства, обеспечивающего рабочих от эксплуатации государством и капиталом». Прекрасные слова; только никакого законодательства, которое могло быть предложено рабочим, не существовало и в помине.

На деле практически все годы Гражданской войны Белое движение обходилось без ясной политической платформы и четко прописанной программы, довольствуясь попеременно то лозунгами монархическими, то либеральными. Диапазон включал все — от «Боже царя храни!» до «Вся власть Учредительному собранию!» Программа, содержавшая определенные обязательства перед крестьянством по аграрной реформе и перед пролетариатом по реформе фабричной, была сформулирована начальником штаба Врангеля генералом Махровым лишь в последние месяцы пребывания в Крыму. Слишком поздно.

(Окончание следует)

Литература

1. Граббе П. Окна на Неву : Мои юные годы в России. СПб. : Иванов и Лещинский, 1995.

2. Кантор Ю. Война и мир Михаила Тухачевского. М. : Огонек, 2005.

3. Махров П. С. В Белой Армии генерала Деникина : Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. СПб. : Logos, 1994.

4. Розинский В. Очерки по истории Гражданской войны. Мельбурн : Австралия, 1997.

5. Шульгин В. В. Дни. 1920. М. : Современник, 1989.

6. Хитун С. Е. Дворянские поросята. Sacramento (CA) : Citadel Press Inc., 1974. ♦