CC BY
197
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 1. С. 58-62.
УДК 94
В.М. Вивчар
«ЗАПАДНО-РУССИСТСКОЕ» ПОНИМАНИЕ БРЕСТСКОЙ УНИИ М.О. КОЯЛОВИЧА
Анализируются взгляды лидера «западно-руссизма» М.О. Кояловича на развитие унионных процессов в русинских землях Х1У-ХУШ вв.
Ключевые слова: имперская историография, М.О. Коялович, Брестская уния, белорусский национализм.
К середине XIX столетия белорусская нация еще находилась в формирующемся состоянии. Белорусы, не имевшие собственного дворянства и представленные в основном крестьянским населением, к середине века никаких национальных требований даже на уровне интеллектуальных элит не выдвигали. Более того, в среде интеллигенции белорусского происхождения зародилось такое сложное явление, как «западно-руссизм». Близкое к правительственной идеологеме о триединой «большой русской нации» и славянофильству, он стал вариантом российской точки зрения на белорусские земли, противопоставленной сформировавшемуся в ходе восстаний XIX в. польскому взгляду на прошлое и будущее этих территорий [1]. Монархически настроенные «западно-руссисты» утверждали, что три «племени» - великороссы, белорусы и малороссы - составляют единый «русский народ», сущностным свойством которого считали православную веру. Это, впрочем, соответствовало широко распространенному в XIX в. пониманию тождественности восточнославянских народов.
В имперской государственности России «западно-руссисты» видели защиту от польского национализма, с которым самостоятельно «Западная Россия» (в особенности Белоруссия), по их мнению, совладать не могла. «Западно-руссисты» настаивали на использовании белорусами русского литературного языка: не пренебрегая собственной «мо-вой», они опасались ее привлечения для обоснования губительного сепаратизма [2]. Однако представители движения подчеркивали важность участия белорусского крестьянства и православного духовенства в административной жизни региона.
«Западно-руссистское» движение получило большую политическую поддержку администрации Виленского учебного округа в годы реализации деполонизаторской «системы» генерал-губернатора А. Муравьева
[3]. Необходимое теоретическое обоснование это мировоззрение нашло в трудах М.О. Кояловича, основавшего собственную историческую школу в Петербургской духовной академии. В 1870-х гг. после корректировки политики в польском вопросе движение стало переживать определенный спад, однако идеи М.О. Кояловича были продолжены в работах его учеников-земляков П.Н. Жуковича, К.В. Харламповича и др. Важно, что консервативная белорусская интеллигенция в сословном смысле происходила большей частью из среды православного (бывшего униатского) духовенства. Отсюда закономерный интерес этих историков к прошлому русинской православной церкви, что подтверждается тематикой трудов представителей этого направления.
Говоря о некоторых историографических оценках данного течения общественной мысли, которое находится в проблемном поле современной белорусской исторической науки, укажем на следующие
© В.М. Вивчар, 2012
моменты. Как известно, российский историк А. Миллер привлек для изучения украинского национализма сложившиеся в зарубежной науке подходы (Э. Хобсба-ум, К. Вердери), рассматривающие национализм на этапе его формирования как соперничество альтернативных интерпретаций [4]. Часть современной белорусской историографии (А. Киселев,
А.Ю. Бендин, В.А. Теплова) использует те же подходы к анализу развития белорусского национализма. Они характеризуют «западно-руссизм» как вариант национального движения, ориентированного на отстаивание «белорусских интересов в контексте символа... “общерусской на-
ции”» [5]. С точки зрения этих настроенных пророссийски авторов, поддержка «западно-руссистами» официальной деполонизации белорусского крестьянства и изучение белорусской этнографии способствовали белорусскому культурно-национальному «возрождению». Эти исследователи выступают против советского (В. Щербаков, Е. Корнейчик) [6] и новейшего белорусского националистического (С.В. Морозова, Н. Сташкевич, В. Козляков) взгляда [7] на представителей движения как на «великодержавных шовинистов» или «местных ренегатов». Между тем ряд ученых, не отрицая полезности «западно-руссистской» активности для «белорусского культурного накопления», считают его «неожиданным», «побочным результатом» (П. Терешкович, В. Булгаков, А. Смоленчук) [8]. Несмотря на большое внимание в белорусской науке к «за-падно-руссизму», по сей день единственной специальной монографией по теме является труд А. Цвикевича, впервые изданный еще в 20-е гг. XX в. [9].
Несмотря на существенную разницу в трактовках русско-польских, а также русско-белорусских отношений периода империи в трудах современных российских и белорусских историков, общим для них является признание соответствия «запад-но-руссистских» идей официальной идеологии, что вело во второй половине XIX в. к поддержке их усилий правительственной пропагандой. Цель данной статьи -через анализ исторической концепции униатства М.О. Кояловича установить значение религиозных вопросов в возникновении и эволюции идеологии «за-падно-руссизма».
Историк и публицист Михаил Осипович Коялович (1828-1891) [10], ставший по окончании столичной духовной академии лидером либерального направления «запад-но-руссизма», начал изучать «коренные принципы» истории «Западной России»1 еще в студенческие годы. Ученый активно
участвовал в публикации архивных документов об исторической связи «западнорусских» территорий с Россией [11], читал публичные лекции по истории западных губерний петербургскому высшему свету
[12]. Эти «Чтения», выдержавшие несколько изданий, являлись публицистическим памфлетом, направленным против поляков и их притязаний на бывшие «польские кре-сы» (окраины). В завершение «Чтений» он подчеркивал, что «западно-руссы» при первой возможности «возсоединились» (здесь и далее в цитатах сохранена орфография первоисточника) с православной Церковью после разделов Речи Посполитой и Полоцкого собора 1839 г. «Это - беспримерное явление в истории! <...> Так мгновенно не совершаются крупные факты путем насилий, приказов», - говорил историк [13].
Выступления М.О. Кояловича содействовали закреплению официального понимания «русскаго народа», а также изживанию представления о русинских губерниях как «бывших польских». Однозначно идентифицируя национальность с конфессией (православный = русский, католик = поляк), автор заявлял, что польская цивилизация угрожала исконному характеру «западно-руссов», полагая спасением максимально тесное сближение с великороссами, но это не означало, что он призывал к «русификации» в смысле ассимиляции. Автор считал необходимым сохранение известной этно-лингвистичес-кой особенности «западно-руссов», хотя и не допускал самостоятельного государственного существования белорусов. Это во многом было следствием современного уровня национального развития белорусов и лингвистической науки того времени. По словам самого лектора, «историческая правда Западной России. заключается в том, что это - страна русская в самых своих корнях.» [14].
Как публицист М.О. Коялович одновременно выступил с целым рядом статей в славянофильской газете «День» и журналах «Русский инвалид» и «Гражданин», а позднее, в 1870-е гг., в «Церковном вестнике» и другой периодике. Лейтмотивом всех его статей было доказательство необходимости более тесного сплочения Западного края с центром России, пылкие слова в защиту «русскаго» края от поляков и католичества [15].
Антипольские взгляды ученого, на наш взгляд, объясняются тем, что он родился в семье белорусского униатского священника, «воссоединившегося» с православием и на себе испытавшего давление со стороны преобладавшего католического окружения. В его детские годы уния, существовавшая в Северо-Западном крае, стояла перед вы-
бором между православным или католическим будушдм; затем произошли польское восстание 1830-1831 гг. и усилилась депо-лонизаторская политика правительства Николая I, частью которой стала и ликвидация унии в 1839 г. Его же литературная и преподавательская деятельность началась незадолго до начала нового польского восстания, после которого вновь ужесточилась правительственная политика в «польском вопросе».
«Западно-руссистские» взгляды ученого нашли свое воплощение не только в публицистике, но и в его научных работах, многие из которых посвящены Брестской унии. Особое место среди них занимает его магистерская диссертация, ставшая первым специальным исследованием по теме и оказавшая огромное влияние на последующую историографию
[16]. Предваряя этот труд источниково-историографической статьей [17], историк доказывал продуктивность изучения полемических, в том числе и иезуитских, сочинений. В свете этих материалов, по мысли автора, история унии предстает уже не в виде «картины страданий», но как «картина словеснаго, ученаго спора»
[18]. Характеризуя степень изученности вопроса, он отмечал, что немногочисленность специальных работ объясняется сложностью темы как в источниковом (разбросанность документов между отдаленными архивами), так и в методикокритическом (влияние конфессиональной принадлежности авторов) плане. Своей задачей он поставил пересмотр долгое время бытовавшего мнения о причинах складывания церковной унии конца XVI в., когда сама уния, представленная либо «прихотью» порочных «западно-русских» иерархов, либо «легким и скорым замыслом» иезуитов, «делается совершенно непонятною» [19]. Общее содержание данной диссертации можно представить следующим образом: сперва рассмотрение зарождения «проекта» унии и его реализации в «Литовско-Русских областях», далее анализ распространения униатства вширь и «латинизации» вглубь.
В основание своей исторической концепции М.О. Коялович положил следующие основные тезисы. В полном соответствии с идеологией западно-руссизма он стремился подчеркнуть самостоятельность и «коренную» специфичность Брестской «литовской» унии по сравнению с Флорентийской. Изучаемый феномен он представлял порождением длительных взаимоотношений польско-католического и русско-православного мира, сталкивавшихся на русинских территориях [20]. Называя Литовскую унию «антиисторич-
ной» по своей сути, историк, тем не менее, не считает ее «событием случайным», так как она прививалась поляками «русско-литовскому народу» из государствен-нических соображений начиная с XIV в. сперва «униями гражданскими» и лишь позднее - религиозными, а далее она поддерживалась, с одной стороны, гонениями на православие, а с другой - намеренным формированием «беспорядков» в православной Церкви. Во второй половине XVI в. и то, и другое делалось под руководством иезуитов. Таким образом, взяв на вооружение закрепившееся к его времени мнение об иезуитско-польском характере униатства, Коялович стремился сделать идею унии старше и придать ей характер этноцивилизационных противоречий. Согласно его выводам, унии благоприятствовало также относительное равнодушие к религии собственно литовцев: прибалтийские язычники добровольно принимали православие, потом их насильственно крестили в католичество немецкие рыцари и польско-литовские власти, затем с подачи аристократов распространился модный протестантизм и т. д. [21].
М.О. Коялович старался показать, что не следует выводить унию из церковных «беспорядков», указывая, что в православной «литовско-русской» церкви конца XVI в. наблюдалось и обратное позитивное движение. Встречаются заботы «подлинных патронов» о церкви, деятельность многочисленных иноков при дворцах вельмож, деятельность городских братств и т. д. [22]. Тем не менее самому кризису он уделил большое внимание. Историк полагал, что для «исправления зла» существовали альтернативные пути: либо совместными усилиями духовенства и мирян, либо путем унии, предложенной иерархией и иезуитами [23].
Проанализировав непростые жизненные обстоятельства русинских владык в это время, он показал, что именно последние вынудили архиереев изменить православию. Высоко оценивая главных деятелей унии (особенно И. Потея), историк выдвинул полемичный тезис о том, что не стоит преувеличивать порочность тогдашней иерархии [24], которая искала в унии не только привилегии, но также освобождения от чрезмерного произвола мирян [25]. По словам М.О. Кояловича, сложившимся положением успешно воспользовались иезуиты. Вообще, он находил участие иезуитов в каждой политической акции если не по современным документам, то из общего «хода дел» и более поздних источников.
Рассматривая порожденную Брестской унией литературную полемику, ис-
торик стремился подчеркнуть, с одной стороны, различное «настроение умов» поляков и «природных Литвинов», а с другой - был убежден в том, что два Брестских собора 1596 г. являли собой «две половины литовско-русскаго народа». Таким образом, он подходил к идее о расколе «западно-русскаго» общества после принятия унии.
Показывая другие проявления порожденной униатством социальной конфликтности, он отмечал, что в каждом конкретном месте исход противостояния вер зависел от множества «случайных обстоятельств». Продолжая эту тему, исследователь определил тенденцию демократизации общественных сил, участвовавших в этом религиозном противостоянии: сначала аристократия, затем мещане и, наконец, казаки и крестьяне. Причем одновременно это противоборство, выбиваясь из конституционного русла, все более «врезывается в колею насилия» [26]. Но деятельность братств и выступления простолюдинов привели и к негативным последствиям - отходу местной аристократии от защиты православия [27].
В развитии униатской церкви (XVII-XVIII вв.) М.О. Коялович выделял две тенденции: увеличение числа прихожан и неизбежную «латинизацию». Здесь важно его наблюдение: распространение униатской церкви в условиях польского «политического склада» происходило как насилием, так убеждением (сеймы, сенат, суды) [28]. И данный политический режим оказался весьма дорог для православных дворян, которые во имя его сохранения оказались готовы на «слитие» различных конфессий, на любые «унии» с королем и иезуитами. Но говорить о формировании реальной веротерпимости не приходится. Преградой этому стали противоречивость интересов католической Польши и православной России, а также сохранение важнейших управленческих рычагов в руках «латинской партии». При этом М.О. Коя-лович отметил, что трагической ошибкой польских властей стало стремление соединить интересы религии и политики (при Сигизмунде III), когда же придет понимание необходимости их разделения (при Владиславе и Яне Казимире), этому уже воспротивятся и католическое, и православное общества [29].
По поводу результатов осуществленных митрополитом Петром Могилой схоластических реформ историк указывал, что в первое время эти преобразования увеличили силы просвещения, однако в дальнейшей перспективе в «западнорусской» полемической литературе произошло «оскуднение содержания» и «гос-
подство внешних форм» [30]. Вместе с «латинской формой» в православное богословие, по мнению автора, проникла и «латинская мысль», а сходство с «латинством» было чревато для «Литовско-Русскаго народа» сближением с Польшей, что особенно сказалось на малороссийском дворянстве и высшем духовенстве. Значительная часть последнего, стремившаяся в 1670-1680-е гг. к независимости от Московского патриарха, все более сближалась с Польшей и унией. Очерчивая события последней четверти XVII в., происходившие в польской части Малороссии, он отметил новый всплеск католического фанатизма и усиление чрезвычайных мер по распространению унии [31], которая к XVIII в., по мнению историка, уже почти не отличалась от «латинства», и ее история закономерно должна была завершиться либо полным слиянием с католичеством, либо «возвращением» к православию.
Один из итоговых выводов автора относительно унии был следующим: «Опустошительным ураганом прошла она по всем странам литовско-русским и везде оставила развалины древняго, обширнаго здания. Слишком столетие трудилась Униятская Церковь для своего распространения, а латинство пожинало плоды ея трудов. Униятская Церковь была наемницею латинской, рабою, не знающею ни отдыха, ни сладости труда» [32]. Так было, по словам знаменитого «западно-русса», до тех пор, пока польское правительство не решило, что пришла пора уже заменить унию «чистым латинством». Привлекая также эмоциональные аргументы, он сравнивал польское миссионерство с католической агрессией немецких рыцарей, а положение русинских крестьян в польских имениях приравнивал к статусу «негров Южных штатов Америки». Самое убедительное доказательство бесперспективности униатства он видел в том, что оно закончилось «возобновлением в западной России и православной веры, и русской народности» [33].
Итак, труды лидера «западно-руссиз-ма» М.О. Кояловича о церковной унии стали крупным событием в историографии этой проблемы. Несмотря на несколько наивный авторский антиполонизм и антикатолицизм, обусловленные всплеском польского национализма середины XIX в., проблема впервые была изучена на широкой архивной базе с рассмотрением как общих, так и конкретных вопросов. Важно, что сложившаяся ранее отрывочная православная концепция Брестской унии получила у М.О. Коялови-ча развитие в нескольких направлениях. И хотя роль иезуитов и степень агрессив-
ности польского правительства и многочисленных магнатов представлены в гротескной форме, автору удалось выйти на уровень более серьезного обобщения. В его концепции учитывалась не только деятельность отдельных лиц, но и взаимодействия цивилизационных процессов в русинских землях, содействовавших складыванию предпосылок и для церковного синтеза. Таким образом, несмотря на всю свою публицистичность и пророссийский категориальный аппарат, автор рассмотрел проблему относительно взвешенно и с должным вниманием отнесся к этническим особенностям «западно-руссов» вне зависимости от их униатского или православного вероисповедания.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Кстати, он считается автором данного термина, в широком смысле, включавшем все белорусские и малороссийские земли.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Горизонтов Л. Е. «Большая русская нация» в имперской и региональной стратегии самодержавия // Пространство власти: исторический опыт России и вызовы современности. М., 2001. С. 129-151.
[2] Трещенок Я. И. Две белорусские национальные идеи (католический национал-сепаратизм и православная национальная идея)[Электронный ресурс]. Ш1_: http://sobor.by/zametki.php (дата обращения: 07.03.11).
[3] См. об этом: Западные окраины Российской империи / под ред. М. Долбилова, А. Миллера. М., 2006. С. 211-220.
[4] Миллер А. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб., 2000; Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX - начало XX в.). М., 1999.
[5] Бендин А. Ю. Граф М. Н. Муравьев Виленский и национальное пробуждение белорусского народа в 60-е гг. ХІХ в. // Исторический поиск Беларуси. Минск, 2006. С. 53-77; Киселев А. Западнорусизм как белорусское национальное движение [Электронный ресурс]. Ш1_: http://zapadrus.su/zaprus/istbl/81-2010-08-02-14-36-53.html (дата обращения: 12.05.11); Теплова В. А. Церковная история Беларуси в трудах отечественных историков XIX - начала XX века [Электронный ресурс]. Ш1_: http://sobor. byZteplova.htm (дата обращения: 15.05.11).
[6] Шчарбакоу В. Класавая барацьба і гістарьічная навука на Беларусі. Гістарыяграфічныя нары-сы. Мінск, 1934; Карнейчык Я. І. Беларуская нацыя. Пстарычны нарыс. Мінск, 1969.
[7] Маразава С. Уніяцкая царква у культурна-пстарычным развіцці Беларусі (1596-1839). Гродна, 1996; Ее же. Берасцейская царкоуная унія 1596 г. у беларускай пстарыяграфп. Гродна, 2002; Сташкевич Н., Козляков В. Исторический путь белорусского народа // Беларуская думка. 2003. № 10. С. 3-13.
[8] Смалянчук А. Да пытання аб ролі пал^ычнай щэалогИ у развіцці беларускага нацыянальнага руху у 19 - пачатку 20 ст. // Пстарычны альманах. 1999. Т. 2. С. 3-13; Терешкович П. В. Этническая история Беларуси ХІХ - начала ХХ в.: в контексте Центрально-Восточной Европы. Минск, 2004; Булгаков В. История белорусского национализма. Вильнюс, 2006.
[9] Цьвікевіч А. «Западно-руссизм». Нарысы з погорыи грамадскай мысьлі на Беларусі у XIX і пачатку XX в. Мінск, 1993.
[10] Пальмов И. Памяти Михаила Иосифовича Кояловича. СПб., 1891; Коялович М.О. // Русский биографический словарь / под ред. А. А. Половцева. Т. 9. СПб., 1903. С. 395-397; Черепица В. Н. Михаил Осипович Коялович: история жизни и творчества. Гродно, 1998; Шикло А.Е. Коялович Михаил Осипович // Историки России: биографии / сост. и отв. ред. А. А. Чернобаев. М., 2001. С. 223-228.
[11] Документы, объясняющие историю западнорусского края и его отношения к России и к Польше / собрал документы и сост. исследование М. О. Коялович; пер. на фр. яз. В. Поливанова, Л. Бросье. Текст парал. рус., фр. СПб., 1865.
[12] Коялович М. О. Чтения о церковных западнорусских братствах. Чит. весною текущего 1862 г. в небольшом обществе в Санкт-Петербурге. М., 1862; Его же. Чтения по истории Западной России. 4-е изд. СПб., 1884 (1-е изд. // День. 1964. № 14-29); Его же. Лекции по истории Западной России. М., 1864.
[13] Коялович М.О. Чтения по истории Западной России. С. 306.
[14] Там же. С. 333.
[15] См. напр.: Коялович М.О. Ответ газете «1_е М^г^е», усиливающейся доказать, что наше русское мнение об Иософате Кунцевиче несправедливо. СПб., 1865; Его же. Глумление над русским и православным делом в Западной России: три письма об этом проф. М.О. Кояловича. СПб., 1880; Его же. Историческая живучесть русского народа и ее культурные особенности. СПб., 1883.
[16] Коялович М.О. Литовская церковная уния. Т. 1. СПб, 1859; Т. 2. СПб., 1861.
[17] Коялович М.О. Замечания об источниках Литовской церковной унии // Христианское чтение. 1858. № 2. С. 339-390.
[18] Коялович М.О. Замечания об источниках для истории Литовской церковной унии // Кояло-вич М.О. Литовская церковная уния. Т. 1. С. 175-176.
[19] Там же. С. 222.
[20] Коялович М.О. Литовская церковная уния. Т. I. С. 166.
[21] Там же. С. 3-5.
[22] Там же. С. 55.
[23] Там же. С. 70.
[24] Там же. С. 154-155.
[25] Там же. С. 89.
[26] Там же. С. 108.
[27] Там же. С. 88.
[28] Там же. Т. II. С. 3, 12, 103.
[29] Там же. С. 167-168, 179, 216-217.
[30] Там же. С. 189.
[31] Там же. С. 226.
[32] Там же. С. 237.
[33] Там же. С. 246.
