Заметки на полях статьи А. Н. Швецова «Российское пространство в процессе исторических переходов (к разработке и реализации теории постсоветских системных преобразований организации социоэкономического пространства)» Текст научной статьи по специальности «Социальные науки»

РЕЦЕНЗИИ

РЕЦЕНЗИИ

УДК 316.334.2

Александр Николаевич Демьяненко - доктор географических наук, профессор, независимый исследователь, Хабаровск, Россия, demyanenko@ecrin. ru

Заметки на полях статьи А. Н. Швецова «Российское пространство в процессе исторических переходов (к разработке и реализации теории постсоветских системных преобразований организации социоэкономического пространства)»

Alexander Demyanenko - Doctor of Geographical Sciences, professor, independent researcher, Khabarovsk, Russia, demyanenko@ecrin.ru

Notes in the Margins Articles by A. N. Shvetsova “Russian Space in the Process of Historical Transitions (Towards the Development and Implementation of the Theory of Post-Soviet Systemic Transformations of the Organization of Socio-Economic Space)”

Несколько вводных замечаний

Наверное, не совсем правильно, реагировать на журнальную статью по прошествии более чем года после ее публикации. Тому есть простое объяснение: я полагал, что круг вопросов, обсуждаемых в статье

А. Н. Швецова [50] вызовет, если и не масштабную дискуссию, то хотя бы какие ни на есть отклики, но этого не произошло. Хотя вполне возможно, что из своего хабаровского далека, я что-то упустил. Впрочем, справедливости ради, я должен признать, что, уже взявшись за предлагаемые «заметки на полях», я обнаружил, что только за последние год-два появилось с десяток публикаций, претендующих (и не без оснований) на теоретическое осмысление происходящих трансформаций в российских пространствах (экономическом, в первую очередь). Более того, в ряде случаев А. Н. Швецов выходит на обсуждение вопросов теории и методологии пространственной экономики, а зачастую переходит дисциплинарные границы. Поэтому вольно или не вольно мне придется вслед за А. Н. пересекать границы пространственной экономики и обращаться к результатам исследований из смежных дисциплин.

Итак, что предлагает читателю А. Н. Швецов? Ни больше, ни меньше как авторский подход к построению теории постсоветских системных преобразований организации социэкономического пространства. Скажем

© Демьяненко А. Н., 2024

РЕЦЕНЗИИ

сразу цель необычайно амбициозная. Под эту цель А. Н. Швецов встраивает вполне логичную исследовательскую программу, включающую постановку цели и обоснование ее актуальности. Эти страницы - своего рода методологическое введение. Затем автор переходит к описанию «физикогеографического феномена российского пространства», то есть приступает к описанию природы и ее влиянию на трансформационные процессы российского социоэкономического пространства, и завершается эта историко-географическая часть статьи демонстрацией динамики и основных направлений расширения российского пространства.

Далее, А. Н. Швецов переходит к рассмотрению причин и следствий изменений в организации российского пространства в дореволюционный и советский периоды российской истории. На этом исторический экскурс заканчивается, и автор переходит к современному или иначе постсоветскому периоду трансформационных процессов в пространственной организации российского общества. Пожалуй, это наиболее интересная (во всяком случае, для меня) часть статьи А. Н. и не столько анализом движущих сил и ограничений современных пространственных преобразований, сколько применением теории сложности (своего рода современного варианта теории систем) к исследованию пространственной организации экономики и разработке инструментов государственного воздействия с целью преобразования социоэкономического пространства России. И в соответствии с законами жанра статья завершается Заключением, точнее «Заключительными соображениями».

О методологии

Закончив с «паспортными данными» статьи А. Н. Швецова, перехожу к своим заметкам на полях этой статьи. Именно к «заметкам», что вовсе не то же самое, что «рецензия». У меня нет ни малейшего желания выставлять оценки относительно того, что есть хорошо, а что есть не очень хорошо в этой статье. Моя задача предполагает не опровержение, а, скорее, дополнение1. И если все-таки оценочные суждения будут иметь место, то только в том случае, если они просто необходимы.

1 Попробую пояснить свою позицию на примере из уже достаточно давней истории. В декабре 1912 г. в газете «Речь» появилась статья Д В. Философова, в которой он пенял А. А. Блоку в отрыве его искусства от жизни. Оставим историкам культуры судить насколько эти упреки были справедливы. Для нас много интереснее ответ А. А. Блока в газете «Русская молва», из которого мы извлечем один небольшой фрагмент: «Грех же Д. В. Философова в том, что он построил свою статью в виде «опровержения», а не в виде «дополнения», и в том, что он сделал из нее произвольный вывод, для чего ему пришлось, однако, закрыть глаза на некоторые части моей статьи» [10, с. 190]. Так, вот я очень старался не впасть в грех Философова: не опровергать, но дополнять и не выпускать из виду все части статьи А. Н. Швецова.

РЕЦЕНЗИИ

Итак, пойдем вслед за текстом. А в начале, как уже было отмечено выше, был безымянный раздел, который я бы назвал, как «Методологическое введение». Итак, что мы находим в этом введении интересного?

Во-первых, констатацию того, что диагностика и интерпретация проблем пространственных преобразований предполагает следование «методологической традиции, заложенной еще на исходе советской эпохи в научно-теоретической платформе системного анализа и регулирования территориальных (пространственных) процессов и явлений» [50, с. 70]1.

Во-вторых, в неявном виде А. Н. Швецов полагает, что сам объект исследования, то есть социоэкономическое пространство не только представляет собой системный объект, но объект, изучение которого предполагает междисциплинарный подход.

В-третьих, социоэкономическое пространство России настолько специфично, что позволяет нам отказаться в ходе его исследования от использования, какого бы то ни было зарубежного опыта.

Кажется, я ничего не забыл, а посему перехожу к комментариям. Прежде всего, отмечу, что я ничего не имею против системного анализа, как говориться тут и спорить не о чем, но вот что настораживает, так это терминологическая неаккуратность уважаемого А. Н. Швецова2: отождествление территории и пространства, вызывает недоумение. И это недоумение усиливается, если мы вернемся на страницу 68, где автор дает определение того, что он обозначает как социоэкономическое пространство. Итак, что есть социоэкономическое пространство, по мнению А. Н. Швецова? Здесь будет уместным привести достаточно обширную цитату: «Под так называемым социоэкономическим пространством понимается та часть общего (заключенного в государственных границах) российского

1 При желании можно поискать и досоветские традиции, скажем экспедиции, снаряженной ИВЭО и ИРГО, для исследования хлебной торговли и производительности в России 1867-1876 гг. или экспедиции В. П. Безобразова 1879-1881 гг. по Московской Промышленной области. Подробнее: [23, 26]. Да и в советской традиции, скажем, 1920-х гг., есть много интересного в методологическом отношении, если обратить внимание на работы И. Г. Александрова [2-4], Бернштейн-Когана [9], Б. Н. Книповича [34-36], А. Н. Челинцева [47, 48]. Рискну предположить, что качество этих исследований все еще является недосягаемым, а их результаты все еще актуальны. Конечно, тогда не была в ходу системная терминология, но упомянутые выше исследователи (как многие неупомянутые) использовали то, что мы сейчас называем системной методологией.

2 Я склонен согласиться с мнением С. В. Кузнецова и Ю. В. Якишина: «Множится число публикаций, в которых приводятся все новые определения экономического, социально-экономического и других пространств, порой противоречащих друг другу. За нагромождением звонких терминов, придуманных фраз и словосочетаний исчезает смысл обсуждаемых тем» [37, с. 21]. Но на этом безрадостном фоне А. Н. Швецов демонстрирует последовательное (хотя и весьма спорное) понимание социоэкономического пространства. См. [38; 51].

РЕЦЕНЗИИ

пространства, в пределах которой распределен «рукотворный» социальноэкономический потенциал страны и осуществляется жизнедеятельность ее населения. Этот потенциал включает, разумеется, и природные ресурсы, но уже освоенные, вовлеченные в хозяйственный оборот. Можно сказать, что физико-географическое пространство по мере и в силу его освоения упорядочивается и становится определенным образом, организованным социоэкономическим пространством»1 [50, с. 68].

Наверное, это определение можно принять как рабочее определение. Но, дело в том, что, как минимум, со времен И. Г. фон Тюнена экономическое пространство, это пространство абстрактное. Конечно, у А. Н. заявлено социэкономическое пространство, но, опять-таки, если обратиться уже к социологии, скажем, к работам А. Лефевра [39] или П. Бурдье [13-15], а также их многочисленных последователей, то и там мы обнаружим, что социальное пространство - пространство абстрактное. Иначе говоря, в экономической науке, как и в социологии, пространство вовсе не синоним территории. Увы, но отечественные экономисты-пространственники и здесь А. Н. Швецов не исключение, придерживаются иного мнения2.

Но, уж, коль дело дошло до концептуализации российского социэкономического пространства, то из текста статьи следует: оно является системным объектом, обладающим к тому же сложной структурой. Правда, здесь возникает вопрос, а действительно ли мы имеем дело с системой? Тут невольно вспоминается «.. .применительно к территориальным образованиям широкое использование понятия «система» требует определенной осторожности» из совместной с В. Н. Лексиным работы А. Н. Швецова3.

И коль мы вспомнили (надеюсь к месту) монографию «Государство и регионы», то следует обратить внимание, как минимум, на два положения, имеющие непосредственное отношение к методологическим проблемам пространственной экономики. Это, во-первых, достаточно спорное, на мой взгляд, утверждение, что «. по мере перехода от макро- к микрорегиональному уровню воздействие многих системообразующих факторов на «целостность» и внутреннее «единство» рассматриваемых

1 Наверное, здесь будет уместным следующее дополнение из А. Лефевра «пространство-природа (физическое) все больше отдаляется. Необратимо. Конечно, оно было и остается общей отправной точкой: истоком, origo социального процесса, быть может, основой любой «оригинальности» [39, c.44;]. И еще одно из П. Бурдье: «Социальное пространство - не физическое пространство, но оно стремится реализоваться в нем более или менее полно и точно» [14, с. 39].

2 Наверное, социоэкономическое пространство по А. Н. Швецову, это то, что лет так 25-30 тому назад обозначали в отечественной географии как «территориальная организация общества». См., работы Н. Т. Агафонова, М. Н. Межевича, Б. С. Хорева. Хотя в трактовке А. Н. Швецова, несмотря на «социо» в его определении, речь все-таки идет не столько об обществе, сколько об экономике. «Социо» присутствует в статье, прежде всего (но не исключительно) в лице государства.

3 Речь идет о монографии [38], выдержавшей шесть изданий, что дорогого стоит.

РЕЦЕНЗИИ

образований стремительно убывает. Чем меньше занимаемое ими пространство, тем более открытым (в системном смысле) становится это образование в хозяйственном (если исключить абсолютно натуральные хозяйства), экологическом и других отношениях» [38, с.25].

Скорее, всего, это утверждение излишне категорично уже по той причине, что нет достаточных аргументов в пользу того, что размер системы (неважно, пространственной или территориальной) прямо корреспондирует со степенью открытости системы по отношению к внешней среде и снижением уровня связности (или целостности) самой системы. Если бы это было так, то система «социоэкономическое пространство России» самая большая по размеру должна быть первой среди всех остальных национальных систем и самой закрытой и одновременно самой «целостной», что не соответствует действительности.

Второе положение или точнее предположение было сформулировано следующим образом: «... практически все современные территориальные образования являются своеобразным типом системно-конгломератных структур, для которых «единство» и «целостность» следует рассматривать как идеальное состояние» [38, с. 25]. Наверное, не будет натяжкой, уже вернувшись к социоэкономическому пространству 2021 г. предположить, что и оно имеет системно-конгломератную природу.

Иначе говоря, социоэкономическое пространство современной России - это все-таки не совсем система, а пространство, имеющее конгломератную природу, то есть состоящую, из пространственных образований, как обладающих системными качествами, так и не обладающих оными. Возможно, здесь было бы уместно отметить, что социоэкономическое пространство не есть нечто статичное1.

Все сказанное имеет отношение к объекту регулирования, то есть социоэкономическому пространству, но и это вполне логично следующий шаг - определение целей (сущности) самого регулирования пространственного (территориального) развития, иначе говоря, региональной политики. И здесь мы вновь (и не в последний раз обращаемся к монографии 2000 г.), в которой В. Н. Лексин и А. Н. Швецов утверждают (и с этим утверждением трудно не согласиться), что территориальное развитие, есть, во-первых, «обеспечение устойчивости, сбалансированности и социальной ориентации функционирования территориальных образований», а, во-вторых, оно «немыслимо без ориентированных на социальные приоритеты системообразующих преобразований: стремление к структурной

сбалансированности, создания недостающих звеньев, преодоления

1 В свое время, Боб Джессоп с соавторами в стремлении избежать «пространственного фетишизма мы на протяжении всей этой статьи в целом избегали стандартной терминологии «пространственности» и «социопространственности», которые подразумевают неподвижность и застой, в пользу более явно процессуального, текучего понятия «социально-пространственных отношений»» [57, р. 396].

РЕЦЕНЗИИ

деструктивности отдельных элементов, стимулирование внутри- и межрегиональных связей территории» [38, с. 25-26].

И здесь самое время оставить монографию и вернуться к тексту статьи. Ибо, мы вслед за А. Н. Швецовым переходим к определению непосредственного предмета исследования, каковым являются два периода в эволюции российского социоэкономического пространства. Оба эти периода в «... в длинной и преимущественно монотонной череде привычных исторических трансформаций (обычной колонизации) российского пространства» отличаются от всех других тотальными, лавинообразными и кардинальными изменениями российского пространства. Если, коротко, то речь идет о советском и последовавшим вслед за ним, постсоветском периоде. В обоих случаях триггерами трансформаций стали «.стали глобальные геополитические события - одномоментные политические распады мощных и занимавших гигантское пространство государств. В первом случае - это был крах Российской империи ... а во втором - ее наследника СССР.» [50, с. 68]. Оговорившись, что в обоих случаях имели место «.кардинальные смены принципов организации освоенного (социоэкономического) пространства страны» А. Н. отмечает, что интересует его постсоветский этап, но рассматривать его А. Н. предполагает «.в широком историческом контексте и, прежде всего, в связке с нашим недавним советским прошлым, оказывающим сильнейшее влияние на пространственное бытие современной России» [50, с. 68].

При этом и с этим трудно не согласиться А. Н. приходит к умозаключению, суть которого заключается в том, что «Полноценного осмысления и глубокого понимания того, что произошло и почему, а также каковыми окажутся последствия новейшей - постсоветской — волны пространственных трансформаций еще не произошло» [50, с. 68]. И по этой причине «возникло заблуждение, что пореформенное пространственное развитие возможно будет продолжено путем принципиального возврата к славному прошлому, возобновления прежней оказавшейся столь результативной традиции - советской в своих главных чертах, но с некоторыми новыми нюансами ...» [50, с. 69].

Далее, следует призыв (правда, автор не акцентирует, кому предназначен этот призыв: коллегам по академическому сообществу или лицам, принимающим решения?): «... требуется безотлагательное

систематическое и корректное с позиций рыночной экономики и федеративного государства научно-теоретическое осмысление актуальных процессов и явлений, происходящих в сфере пространственно опосредованного развития страны, понимание их смысла, предпосылок и последствий» [50, с. 70]. Под этими словами готов подписаться, полагаю, не я один. Но вот буквально следующее предложение: «Подчеркнем, что это будет во всех смыслах пионерная работа, в которой в силу беспрецедентности постсоветских переходных пространственных реалий невозможно рассчитывать на использование зарубежного опыта, адекватного

РЕЦЕНЗИИ

современной российской ситуации» [50, с. 70] - вызывает недоумение. Попробую пояснить свою позицию. Итак, действительно эта работа, если она все-таки будет работой, а не имитацией, будет иметь пионерный характер. И с этим не поспоришь. Но почему «невозможно рассчитывать на использование зарубежного опыта», мне не понятно. Если продлить логику, предлагаемую А. Н. Швецовым, то можно предположить, что рано или поздно нам потребуется, адекватная российским реалиям экономическая теория и далее по списку. Я никоим образом не ставлю под сомнение российскую специфику, в том числе и в трансформационных процессах в пространственной организации общества, но я не могу согласиться, что российская специфика требует отказа от зарубежного (читай мирового) опыта. Может прежде, чем отказаться от зарубежного опыта, следует попытаться: во-первых, этот зарубежный опыт должным образом изучить и, во-вторых, еще более внимательно изучить и свой отечественный опыт.

И здесь мы вслед за А. Н. Швецовым переходим к той части статьи, в которой А. Н. делится с читателями своим видением относительно влияния природных и исторических факторов на российские пространства.

О природных и исторических факторах трансформации российского пространства

Итак, за названным мною методологическим введением, следуют два очень кратких раздела, а именно: «Физико-географический феномен

российского пространства» и «Динамика и направления расширения российского пространства». На мой взгляд, подход А. Н. Швецова к истории и географии типичен для современных отечественных экономистов, исследующих российские пространства.

Итак, что же в этих сюжетах привлекло мое внимание? Прежде всего, смелость, с какой автор берется за анализ сложнейших проблем влияния исторических и географических факторов на развитие российского общества и трансформационные процессы в организации его пространства.

Но и это не все. Вызывает удивление и тот выбор источников, который использует А. Н. для того, чтобы объяснить долговременные тренды в динамике российского пространства, привлекая для этого данные справочного характера из общедоступных источников. Поэтому не случайно, эти два сюжета заняли примерно полторы страницы текста, при полном отсутствии ссылок на источники.

А ведь здесь много, о чем можно было бы порассуждать, особенно о том, каким образом физико-географическое (ландшафтное) пространство взаимодействует с пространством социоэкономическим в различные периоды российской истории.

Исторический сюжет находит свое продолжение в следующем разделе статьи «Причины и следствия территориальной экспансии в дореволюционный период», к рассмотрению содержания которого мы и переходим.

РЕЦЕНЗИИ

В отличие от упомянутых выше двух разделов, здесь А. Н. Швецов возвращается к академическому стилю письма: есть указания на источники1, есть их цитирование и самое главное - есть авторская позиция.

С нее и начнем. Итак, «Современные историки усматривают именно в территориальной экспансии и огромных пространствах с низкой плотностью населения причину долгосрочного закрепления в России экстенсивного типа национальной экономики, в которой решающую роль играли не производительность труда и технические инновации (как в Западной Европе), а эксплуатация неограниченных природных ресурсов -земли, леса, дичи, рыбы, мехов, а потом и нефти, и газа. Столетия такого типа экономического развития якобы и сформировали особый - неинновационный тип личности2. Таким образом, Россия вступила в XX век с огромными территориями, плохими коммуникациями, изматывающей борьбой с холодным климатом, скудными почвами и неурожаями, колоссальными расходами на оборону, сверхнапряжением населения и сверхконцентрацией власти» [50, с.76].

Прежде всего, в этой достаточно обширной цитате, я бы обратил внимание читателя на слово «якобы». Это «якобы» многое объясняет: во-первых, то, что А. Н. Швецов с известной долей скепсиса относится к «неинновационному типу личности»; во-вторых, возможно, с меньшей долей, но все-таки скепсиса он относиться к тому, что территориальная экспансия объясняет (хотя к этому склоняются «современные историки») почему Россия вступила в ХХ век с «сверхнапряжением населения и сверхконцентрацией власти».

Но, вопрос о том, каковы были движущие силы формирования российского пространства и что представляло собой это пространство остается открытым.

Может быть, стоит поискать ответа в работах других исследователей, или еще раз прочесть работы авторов, на которые ссылается А. Н.? Скажем в упоминаемом А. Н. сборнике статей Н. А. Бердяева действительно отмечается, что «в судьбе России огромное значение имели факторы географические», как и то что «Государственное овладение необъятными русскими пространствами сопровождалось страшной централизацией». К этому можно добавить еще одну цитату: «Русский никогда не чувствует себя организатором. Он привык быть организуемым» [8, с. 65].

1 Среди источников (выбор которых я не считаю возможным оценивать, а тем более критиковать, это - выбор А. Н. Швецова, и я его принимаю как данность) есть и классические работы отечественных авторов: Н. Данилевского и Н. Бердяева, есть и И. Ильин (куда же без него?), есть в ряду источников и работы современных российских историков - Л. В. Милова и Н. И. Никитина.

2 Здесь А. Н. отсылает читателя к работам Н. И. Никитина и Н.Ф. Ускова (?!).

РЕЦЕНЗИИ

Но Н. А. Бердяев не только фиксировал те или иные проблемы, но и предлагал пути их преодоления. В частности, все из того же эссе: «Государство должно стать внутренней силой русского народа, его собственной положительной мощью, его орудием, а не внешним над ним началом, не господином его. Культура же должна стать более интенсивной, активно овладевающей недрами и пространствами, и разрабатывающей их русской энергией. Без такого внутреннего сдвига русский народ не может иметь будущего, не может перейти на новый фазис своего исторического бытия, и само русское государство подвергается опасности разложения» [8, с. 66]. И в продолжение, еще одна цитата: «пора перестать запугивать русского человека огромностью государства, необъятностью пространства и держать его в рабстве» [8, с. 67], над которой следовало задуматься не только «современным историкам», но и «современным экономистам» и далее по списку.

А теперь по необходимости кратко еще об одном направлении в отечественной исторической науке, которое можно обозначить как колонизационное, если принять во внимание, что «История России есть история страны, которая колонизируется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией» [32, с. 31].

Конечно, колониальная терминология сейчас вышла из моды, но я все-таки рискну показаться не совсем политкорректным и буду использовать ту терминологию, которая сложилась в конце XIX - начале ХХ столетий в российской науке1. Итак, для начала нам придется признать, что «колонизация» - это сложный социальный процесс, который несводим ни к миграционным (включая переселение), ни к экономическим процессам. Скажем так: и то, и другое, и еще много чего, и кросс -культурные взаимодействия, организация власти, и прочее, и прочее. Иначе говоря, в ходе колонизации происходило формирование пространственной организации российского общества. Причем на протяжении всей российской истории колонизационный процесс имел два разнонаправленных вектора: один - из метрополии на колонизуемые территории, другой - из «колоний» в пределы метрополии2.

1 В последние годы в отечественной науке имело место обсуждение [11, 25] концепции внутренней колонизации, предложенной А. Эткиндом [53,54]. Впрочем, при всей ее новизне, она вряд ли конкурентоспособна в сравнении с традиционной, идущей от С. М. Соловьева и В. О. Ключевского.

2 Поясню, почему я закавычил колонии: обычно колонии (во всяком случае последние полтора столетия) это территории, управляемые извне на основании специальных законодательных актов, при этом коренное население не обладает теми же правами, что и население метрополии. «Колонии» же в Российской империи отличались тем, что и аборигенное население, и переселенцы из метрополии были гражданами одной страны.

РЕЦЕНЗИИ

Особенности советского периода

Итак, в чем же особенность советского периода? Ответ: советская власть «всего-то за несколько десятков лет - с использованием особых инструментов мобилизационной экономики (централизованного планирования и внеэкономического принуждения) сформировала исключительно своеобразную конфигурацию социоэкономического пространства страны, несущим каркасом которой стали тысячи крупных индустриальных предприятий и десятки городов-гигантов, построенных в труднодоступных и климатически неблагоприятных для нормальной жизни частях страны - в глубине континента на крайне неприветливых просторах Сибири, Дальнего Востока и Арктики» [50, с.76].

Тут, как говорится, А. Н. подставился по полной: красочно и эмоционально ярко, но увы малосодержательно, а местами и не совсем точно. Полагаю, что конфигурация, в общем и целом (во всяком случае, после Второй мировой войны) оставалась неизменной. Привнесла ли что-то принципиально новое советская власть в те тенденции в организации российских пространств, которые были заложены еще в эпоху Великих реформ Александра II и продолжены в ходе реформ Витте - Столыпина, прерванных гражданской войной 1917-1922 гг.?1

Рискну предположить, что ничего принципиального нового, советская власть не привнесла, за исключением тех инструментов, о которых упомянул выше А. Н. Швецов2. И, как выяснилось, инструменты эти оказались

1 О реформах Витте-Столыпина [20] и последствиях для пространственной организации России [28].

2 Здесь сделаем, опять-таки, вслед за А. Н. Швецовым небольшое отвлечение. Дело в

том, что А. Н. предлагает нам вспомнить песню «Ребята семидесятой широты», ставшей, по его мнению, гимном молодых романтиков - покорителей пространства. Это тот случай, о котором я могу судить, опираясь не только на свой опыт и опыт своей семьи, но и своих земляков - дальневосточников: были зэки из БАМлага и Амурлага (и не только) в предвоенные годы, были «химики» вплоть до конца советской власти и завербованные по оргнабору, наверное, были и упомянутые А. Н. романтики, но покоряли пространства все-таки дальневосточники и сибиряки, потомки переселенцев. И далее: «... большевистскому волюнтаризму предшествовало

и самодержавное безумие царя-реформатора Петра I, задумавшего еще в начале XVIII века построить новую российскую столицу в гиблых местах, полагая, что его монаршая воля окажется сильней природных стихий» [50, с. 78]. Наверное, А. Н. прав характеризуя большевизм, но, во-первых, это упрощение, когда весь советский период сводится к господству «большевистского волюнтаризма», и, во-вторых, так ли уж был безумен царь-реформатор? Знакомство с Публичными чтениями о Петре Великом

С. М. Соловьева [43], как и знакомство с городом Санкт-Петербургом, лично у меня оставляют ощущения, что безумием Петр I не страдал. Конечно, тут можно вспомнить, что Н. А. Бердяев в свое время писал, что «Коммунизм в период сталинизма не без основания может представляться продолжением дела Петра Великого» [7, с. 120].

РЕЦЕНЗИИ

негодными, что следует, в частности, из следующего утверждения: «Для России такой подход с его нерациональным с точки зрения экономической эффективности распределением ресурсов» [50, с. 78]. То есть, здесь А. Н. солидаризирует с мнением Ф. Хилл и К. Гэдди, авторов монографии «Сибирское бремя. Просчеты советского планирования и будущее России»1.

Если подвести промежуточные итоги, то социоэкономическое (освоенное) пространство расширилось, за счет освоения природноресурсного потенциала Севера, Сибири и Дальнего Востока - это, во-первых.

Во-вторых, происходит качественное изменение социоэкономического пространства, так как упомянутое выше его расширение, сопровождалось появлением не только новых гигантов индустрии, а вокруг них и новых городов. Этот сюжет более чем детально рассмотрен и в отечественной, и в зарубежной научной литературе, поэтому обратим внимание на другой, не столь популярный сюжет, а именно, на то каким образом происходило становление пространственной организации власти.

Сразу после октябрьского переворота 1917 г., а затем и разгона Учредительного собрания в январе 1918 г. происходит демонтаж институтов государственной власти, которые стали складываться задолго до падения царизма в Российской империи, то есть, как минимум, со временем эпохи Великих реформ Александра II2.

Оставим в стороне крестьянскую реформу 1861 г., отметив лишь, что она разрешила один из ключевых вопросов, от разрешения которых зависело политическое и экономическое ... будущее России и в тоже время стала «прямым и ближайшим последствием ... призвания всех теперь уравненных классов общества к участию в управлении. Эта задача была возложена на земские учреждения» [31, с. 304].

Кстати, история земства, как сугубо российской формы местного самоуправления, имеет непосредственное отношение к обсуждаемой нами теме. Более того, по моему мнению, это - просто необходимо, уже в силу того, чтобы понять от чего отказалось советское государство в деле организации социоэкономического пространства.

Итак, предельно кратко о том, что представляло собой российское земство3. Для этого обратимся к работам современников и начнем с небольшой монографии В. П. Безобразова «Земские учреждения и

Публикация этой монографии в свое время вызвала достаточно бурное обсуждение в академическом и около академическом сообществе, в ходе которого преобладали негативные оценки выводов, к которым пришли американские исследователи.

2 По мнению В. О. Ключевского, которое автор этих строк полностью разделяет: «С 18 февраля 1855 г. начинается новый период, в который выступают иные начала жизни» [31, с.283], который завершается разгоном Учредительного собрания.

3 На мой взгляд, до сих пор не потеряло своего значение фундаментальное исследование Б.Б. Веселовского [16], а также работы В. П. Безобразова [6]

и А. Д. Градовского [18, 19].

РЕЦЕНЗИИ

самоуправление», в которой, отмечая, что «Начало бессословности есть первое необходимое условие здорового самоуправления, преобладающее над всеми другими его началами...» [6, с. 8], В. П. Безобразов считает крайне важным отметить, что заслуга земских учреждений «заключается в той политической школе, в политическом воспитании, которые они дают всем слоям нашего общества, в особенности же средним и низшим [8, с. 11].

Однако и здесь не все так просто: дело в том, что «Всесословное начало появилось в наших учреждениях внезапно. Поэтому местное «всесословное» общество осталось на степени желаемого, ожидаемого, но не настоящего ...» [19, с. 47]. Поэтому «точкою опоры и орудием центральной власти являются правительственные ее органы на местах [19, с. 48].

Наверное, А. Д. Градовский не был так строг в своих суждениях о российском земстве и местном самоуправлении, если бы дожил до введения Временным правительством Временного Городового и Земского Положения1, а тем более, до советской власти2.

Однако вернемся к А. Д. Градовскому и к тому, каким он видел природу местного самоуправления и децентрализации власти. И то, и другое имеет непосредственное отношение не только к организации социоэкономического пространства в советское, но и в постсоветское время.

И начнем, пожалуй, с ключевого тезиса, выдвинутого А. Д. Градовским: «Свобода является последствием и условием местного самоуправления, а не его принципом и источником. Притом свобода эта будет уже не личная, а общественная [18, с. 71]3. И здесь принципиально

1 Приведу в извлечениях упомянутое Положение: «Временное Городовое и Земское Положение (Постановления Временного правительства от 09.06. 1917. Ст.1. этого Положения: Земские и Городские управления ведают не только дела местного хозяйства, но и управления. ... Компетенция городских и земских учреждений значительно расширилась. К ним переходит заведование милицией ... на них возложены обязанности по охране труда и т.п. Для осуществления новых своих задач местное самоуправление получает право издавать обязательные постановления ... право надзора за целесообразностью действий земских и городских учреждений со стороны какой-либо власти решительно устраняется» [Цит. по: 42, с. 132]. Поэтому не выглядит преувеличением вывод, к которому приходит Руднев: «.реформа местного самоуправления останется одной из крупнейших его (т. е. Временного правительства) исторических заслуг» [42, с. 130].

2 «Советы суть рабочие парламенты. Природа всякого парламента - выборность, а, стало быть, изменчивость состава в зависимости от изменчивости политических настроений рабочего класса. Превращение же их в органы новой государственности, воплощающей идею диктатуры, т.е. в высшей степени централизованной власти, во всеоружии систематического террора "низов" над "верхами", предполагает послушное проведение ими на местах единой линии поведения. И это противоречие должны найти - и находит - свое разрешение в уничтожении демократических начал внутри самих Советов» [49, с. 65].

3 По прошествии нескольких десятилетий и уже в других политических реалиях

РЕЦЕНЗИИ

важно отметить, что самоуправление по А. Д. Градовскому «...есть результат разнообразных интересов, которые не могут быть удовлетворены деятельностью центрального правительства» [18, с. 71-72]. Но, коль, появились «интересы», то ни как не обойтись и без представителей местных обществ, которые эти интересы собственно и представляют. Более того, они, в свою очередь формируют еще и общественное единство. И здесь уместна еще одна цитата из А. Д. Градовского: «Общественное единство -существенная опора единства политического. Оно важнее административного единства. Последнее есть только результат политического единства; напротив, единство общественное порождает все другие виды национального единства» [18, с. 106].

Еще один сюжет, на который следует, обратить внимания, знакомясь с творчеством А. Д. Градовского в контексте заданной А. Н. Швецовым темы, это - вопрос о «местности» или говоря современным научным языком «территориальных основах местного самоуправления». Этому вопросу А. Д. Градовский уделял особое внимание, так он считал, что «. для составления понятия о самоуправлении необходимо, прежде всего, выяснить понятие о местности» [19, с. 10].

Конечно, он был реалистом и отдавал себе отчет в том, что «Местность может быть рассмотрена как механическое подразделение страны, созданное искусственно в виду правительственных удобств.» [19,с.10]. Увы, как свидетельствует практика и досоветская, и советская, и постсоветская именно этот принцип возобладал в пространственной организации власти. И в этом случае совсем не важно, что «. такая попытка противоречит и историческим, и постоянным условиям, в которых живет местное население» [19, с. 10].

Впрочем, справедливости ради следует отметить, что попытки выйти за пределы концепции «механического подразделения» в организации власти, предпринимались и вовсе не безрезультатно.

В досоветский период российской истории это были, прежде всего, работы по поиску критериев выделения «мелкой земской единицы» (то есть низовой единицы местного самоуправления), обоснованию совокупности функций, которые следовало закрепить за этим институтом, определение механизмов взаимодействия органов местного самоуправления и органов государственной власти и т. д., и т.п.

Что же касается местного самоуправления в годы советской власти, то к приведенному выше мнению В. Чернова, следует добавить, что уже на этапе становления советов, они - имели явно выраженный сословный характер, так что в этом отношении был сделан шаг назад по сравнению с земствами. Но и

Б. Д. Бруцкус приходит практически к тому же умозаключению: «За отсутствием экономических предпосылок индивидуальной свободы в социалистическом обществе в нем не может быть речи о политической свободе, и наши коммунисты с полной последовательностью ее отрицают как институт буржуазного общества» [12, с. 99].

РЕЦЕНЗИИ

это не все; советы в условиях диктатуры одной политической партии могли быть чем угодно, но только не органами самоуправления. В лучшем случае они выполняли функции органов государственной власти на местах. Иначе говоря, имела место замена самоуправления на децентрализацию государственной власти. В этой связи следует вспомнить, что в годы НЭПа имела место попытка переустройства системы административно-территориального устройства страны на принципах экономического районирования1. Предполагалось, что в ходе реформирования будет создана такая система государственного управления, которая будет максимально децентрализована и при этом каждый уровень управления будет иметь вполне определенный объект (область - округ - район) управленческого воздействия. Увы, но, как и в случае с реформированием системы государственного управления в годы «хрущевских реформ» конце 1950-х - начала 1960-х гг. реформирование, опирающееся на научную концепцию, не состоялось; возобладал «механический» подход, ставивший во главу угла «удобства управления», а не интересы общества, в том числе и экономики.

Касаясь постсоветского периода, следует, прежде всего, что он был крайне неоднороден, какую бы сторону жизни российского общества мы бы не взяли, в том числе и трансформационные процессы в социоэкономического пространстве. Поэтому, анализ постсоветского периода истории российского социоэкономического пространства, наверное, следовало бы вести в рамках все-таки двух этапов. Что же касается границы между этими двумя этапами, то, скорее всего, это - начало нулевых годов.

Постсоветский вызов пространственной организации

А теперь мы вслед за А. Н. переходим к рассмотрению воздействию постсоветских реформ на пространственное развитие страны. И здесь нам не пройти мимо, пожалуй, ключевого тезиса всей статьи А. Н. Швецова: «Постсоветские реформы, охватившие все жизненные устои государства

1 Впрочем, справедливости ради отметим, что И. Г. Александров следующим образом определял задачу районирования: «... для нас важно было бы выделить, в виде района, некоторую своеобразную, экономически законченную (но не замкнутую) территорию страны, которая благодаря определенной комбинации из природных особенностей, капитальных ценностей (т. е. культурных накоплений прошлого времени) и населения с его бытом и подготовкой для производственной и, вообще, хозяйственной деятельности, представляла бы определенную потенцию для выполнения той или иной функции в общей хозяйственной динамике страны» [3, с. 4]. Из приведенного из его работы «Экономического районирования России» следует, что речь идет о территориальной системе, включающей не только экономические, но и социальные и природные компоненты. Подробно о методологии реформирования помимо работ непосредственных участников переустройства территориальной организации советского государства [2-4, 34, 36 и др.], следует упомянуть и ряд более поздних публикаций [1, 24, 27].

РЕЦЕНЗИИ

и общества, повлекли за собой необходимость кардинального разворота и в практике пространственного развития страны. Такая необходимость обусловлена резко обозначившимся кардинальным несоответствием (антагонизмом) пространственной организации жизнедеятельности, целенаправленно, энергично и последовательно формировавшейся в предшествующие десятилетия советского развития путем воплощения исключительно государственных планово-директивных решений (...), качественно новым обстоятельствам, возникшим вследствие пережитого страной в 1990-е годы крутого формационного поворота в сторону рыночной экономики и федеративного устройства государства» [50, с. 78].

При этом А. Н. справедливо отмечает, что и возникновение новых обстоятельств, и механизмов адаптации к таковым - дело вполне обычное для сложных (сверхсложных) социальных систем. Но, далее он делает оговорку: «Однако в современной России речь идет о совершенно особом (правда, для ее истории вовсе не уникальном) случае, когда происходит не постепенное (эволюционное) перестраивание отдельных сторон жизнеустройства, а предельно сконцентрированная во времени, по сути дела, революционная смена всех устоев жизнедеятельности, внезапно поставившая страну перед небывалыми по числу, масштабу и сложности пространственными вызовами» [50, с. 79].

Для описания столь сложных систем, к тому же находящихся в состоянии «фазового перехода» А. Н. считает и небезосновательно методологически привлекательным подход, разработанный И. Пригожиным. Более того, он указывает на ряд публикаций, выполненных сотрудниками Института системного анализа РАН и даже приводит ряд исходных понятий («состояние системы», «реализуемое состояние системы», «множество реализуемых состояний системы», «стационарная система» и «нестационарная система», «устойчивость» и «неустойчивость», «линейное равновесие» и «нелинейное равновесие», «потенциальная структура», «бифуркация»), но, к сожалению, на этом все и заканчивается.

Увы, нет даже упоминания о теории сложности (или теории сложных систем), а ведь многие положения этой теории могли быть использованы при исследовании процессов формирования российского социоэкономического пространства. Этот сюжет заслуживает отдельного рассмотрения, но так как «нельзя объять необъятное», то ограничусь лишь перечислением тех исследовательских проблем, при решении которых возможно применение отдельных положений и идей упомянутой теории1.

1 Для начала отметим, что «Теория сложности — захватывающая, но оспариваемая концепция» [59, P. 677]. И хотя ее нередко пеняют за неуместную передачу концепций физических наук в социальную сферу, как и то, что она «.представляет собой не столько окончательный теоретический корпус, сколько концептуальный инструментарий, тем не теория сложности менее воспринимается, как «захватывающая, хотя и оспариваемая концепция ...» [56, P. 44].

РЕЦЕНЗИИ

Во-первых, пространственные системы - регионы (районы), это -открытые системы, находящиеся в состоянии постоянных изменений (как их структуры, так и конфигурации границ, которые в свою очередь являются проницаемыми), что придает непредсказуемый характер поведению этих систем.

Во-вторых, подход с позиций теории сложных систем акцентирует внимание исследователей на существовании множественных форм их организации. В частности, это означает, что сложные системы эволюционируют и адаптируются не только посредством не только формальных институтов, но и неформальных, как заранее запланированных действий, так и самоорганизации.

В-третьих, изменения в сложных системах носят, как правило, нелинейный характер, а ««причины» и «следствия» необязательно пропорциональны друг другу; индивидуальные и статистические уровни анализа неравнозначны...» [45, с. 94].

И еще буквально в телеграфном стиле дополнение к тем понятиям, которые упоминает А. Н. в связи с работами сотрудников Института системного анализа РАН. Я имею в виду «каскады», «механизмы самовосстановления», «эффект бабочки» и «эффект порогов» и т. п.1 Остается только сказать, что упомянутые и неупомянутые эффекты сложности означают в конечном счете, если и не невозможность, то, как минимум большие проблемы, с прогнозированием будущего или хотя бы предложить сколько-нибудь ясное описания будущего сложных систем.

Однако, вернемся к «постсоветским вызовам». Здесь все понятно и логично: действительно, А. Н. прав, когда указывает на то, что «Произошла смена функциональных ролей и геополитического значения ее отдельных частей (регионов), усилилась гипертрофия северных территорий с экстремальными условиями проживания населения и ведения хозяйственной деятельности (две трети территории современной России занимает зона вечной мерзлоты), оказались утраченными (отошли другим государствам) основные выходы в бассейны Балтийского и Черного морей и вынужденно усилилась роль тихоокеанских и северных портов, возросло экономическое тяготение Восточно-Сибирских и Дальневосточных территорий к странам Азиатско-Тихоокеанского региона, увеличилось число приграничных регионов, появилась эксклавная территория и т.д.» [50, с. 79-80].

Это - первый вызов, но не единственный. Другой вызов заключается в том, что «На смену исключительно планомерному государственнонаправляемому распределению хозяйственного (а следом и социального)

1 Здесь можно обратиться к работе М. Лиссак, в которой содержится не только вопрос: «Что это за теория сложных систем?», но еще есть и ответ: «Теория включает в себя такие идеи, как фазовые переходы, фитнес-ландшафты, самоорганизация, эмерджентность, аттракторы, симметрия и нарушение симметрии, хаос, кванты, край хаоса, самоорганизованная критичность, порождающие отношения, и возрастающая отдача от масштаба» [58, P. 112].

РЕЦЕНЗИИ

потенциала по территории страны пришел преимущественно стихииныи процесс стягивания не только производства, но и экономической активности вообще в наиболее жизнеспособные ареалы [50, с. 80].

Еще один вызов - «С развалом СССР разорвались прежде оправданные и устоичивые взаимосвязи, установленные в советскои плановои экономике между государственными предприятиями, ставшими вдруг рыночными агентами» [50, с. 80].

Оставим пока вопрос о том, каким образом государство, бизнес и российский социум ответили и самое главное - на сколько эффективно - на упомянутые выше вызовы и вслед за А. Н. перейдем к последствиям для российского социоэкономического пространства оных. Итак, по порядку:

а) произошло ослабление связности освоенного пространства страны;

б) поставило под вопрос выживание многих поселений как городских, так и сельских.

Скажем так, это - очевидные факты, в той или иной мере, по тем или иным случаям достаточно освещенные в научной литературе.

Много интереснее, другие последствия, на которые обращает внимание А. Н., и которые не так часто оказываются в поле зрения академического сообщества. Я имею в виду, в частности, следующий фрагмент статьи А.Н.: «Случившиеся пространственные изменения имеют не только сугубо внутрироссийские последствия, замыкающиеся в пределах измененных государственных границ. Болезненный процесс драматического сжатия (резания «по живому») пространства, долгое время (включая и дореволюционно-российский и советский периоды) развивавшегося как единое целое, не мог не привести рано или поздно к высвобождению скрытой (потенциальной) мощной энергии регенерации его покалеченной структуры. Эта восстановительная энергия как свойство внутренней упругости сжимаемого пространства (можно сказать, его исторической памяти) получает соответствующее идеологическое оформление и, главное, становится источником практических внешнеполитических,

внешнеэкономических и даже военных действий государства в его ближнем зарубежье, в сущности направленных (вопреки декларациям, отрицающим подобные намерения) на компенсацию понесенных страной пространственных потерь. Такие действия проявляются в разнообразных формах, дающих наглядное представление о том, в каких пределах, какими средствами и с какой решимостью (рисками) готово действовать российское государство в целях реинтеграции (восстановления целостности)

постсоветского пространства» [50, с. 80].

Цитата получилась обширной (может быть даже излишне), но содержащиеся в этом фрагменте текста статьи положения столь важны, как в научном, так и в прикладном плане, что требуют предельной аккуратности уже от меня. Начнем с того, что признаем вслед за А. Н. тот далеко не очевидный для многих факт, что социоэкономическое пространство (в том числе и российское) далеко не всегда ограничивается государственными

РЕЦЕНЗИИ

(то есть политическими) границами. Более того, изменения в социоэкономическом пространстве в данном случае РФ оказывают влияние не только на аналогичные пространства бывших республик СССР, но и (как минимум) по всему периметру границ РФ. И это явно неодносторонний процесс: по ту сторону государственной границы также происходили и происходят изменения в их социоэкономических пространствах, и эти изменения оказывают влияние российское социоэкономическое

пространство1.

А вот следующий тезис А. Н. согласно, которому сжатие российского пространства неизбежно ведет к высвобождению энергии регенерации, покалеченной структуры социоэкономического пространства2, вызывает, как минимум, большие сомнения. В этом тезисе, как это мне видится, зашито положение, согласно которому социоэкономическое пространство, рассматривается как некий субъект3, обладающий не только волей, но и способностью принимать и реализовывать решения по своему усмотрению.

К тому же этот субъект по не выясненным причинам обречен, направлять свою энергию на регенерацию российского пространства.

Но сомнения сомнениями, а идея о регенерации структуры покалеченного в результате сжатия российского пространства предполагает, как минимум, два сценария развития событий, во всяком случае, так это виделось и А. Н. и автору этих строк тоже.

Первый - «мирный и вполне соответствующий современным мировым трендам проект межгосударственной евроазиатской экономической интеграции на постсоветском пространстве». Второй - вовсе не предполагал международного одобрения и опирался «на угрозу или применение военной силы экспансионистские действия России по поддержке в сопредельных с ней государствах сепаратистских режимов и самопровозглашенных ими

1 Одним (но не единственным) проявлением этого двустороннего процесса является формирование трансграничных регионов по обе стороны российской государственной границы. Не входя в детали и опираясь главным образом на исследования трансграничного региона Дальний Восток - Северо-Восточный Китай [29], рискну предположить, что регионы такого рода, будучи вписанными в «свои» макрорегионы, могут оказывать определяющее влияние на их развитие в те или иные периоды их истории.

2 Возможно, разговор о «покалеченной структуре социоэкономического пространства» не более, чем риторический прием (что само по себе не есть нечто предосудительное). Но, где доказательства, что социоэкономическое пространство СССР было чем-то достойным подражания?

3 Скорее всего, обладает не социоэкономическое пространство, но регионы, и российские регионы, действительно обладали реальной (формальной они обладают и сейчас) субъектностью. Однако, это предполагает выполнение ряда условий: во-первых, децентрализацию системы государственного управления, во-вторых, реальный федерализм и в-третьих, дееспособное местное самоуправление.

РЕЦЕНЗИИ

новых квази-государств (...), и даже прямое присоединение отдельных территориальных частей других государств (...)» [50, с. 80-81].

Увы, но возобладал второй - экспансионистский сценарий, ответом на который со стороны «коллективного Запада (и не только)» последовали санкции, поначалу, то есть с 2014 г., экономические, а после февраля 2022 г. - санкции приняли тотальный характер. Ответная реакция со стороны российского государства - ставка на импортозамещение и переориентация внешнеполитического вектора с западного, на - восточный1. В результате: «. санкционные меры наносят существенный ущерб и без того не очень политически успешному и экономически выгодному интеграционному евразийскому проекту» [50, с. 80]2. Увы, но, как показали события, произошедшие уже после публикации статьи А.Н., его прогноз оправдался.

Движущие силы и ограничения современных пространственных преобразований

Рассуждения о движущих силах и ограничениях современных пространственных преобразований А. Н. начинает с констатации, что существуют два способа пространственных преобразований: кризис и реформы. А, совокупным их следствием - «выступает противоречиво формирующаяся новая пространственная среда (новая конфигурация пространства), характеризующаяся уникальным - по количеству, масштабам, содержательному разнообразию, остроте и территориальной неравномерности, - сочетанием пространственно опосредованных проблемных ситуаций и явлений» [50, с. 81]3. Естественно, что формирование новой пространственной среды потребует времени и «Для этого периода должна быть выбрана соответствующая государственная политика пространственных преобразований, адекватная специфическим переходным условиям и особенностям» [50, с. 82]. И с такой постановкой вопроса трудно не согласиться, как и с тем, что «Новый взгляд на пространство должен быть сопряжен с существенными изменениями в подходах к его пере-освоению (реструктуризации) в рыночной логике поведения и экономических агентов, и государственной власти, и населения. Как это сделать, сколько потребуется

1 Здесь было бы уместным вспомнить о незавидной судьбе «Поворота на Восток», но оставим этот сюжет, ибо «нельзя объять необъятное».

2 А. Н. писал свою статью до февраля 2022 г., а я - после, поэтому могу добавить, что ситуация только усугубилась.

3 На первый взгляд тут «не добавить и не убавить». Но есть (на мой взгляд) одна «загогулина» в самой постановке проблемы, которая проявляется в дихотомии «кризис - реформа». Причем из контекста следует (если я правильно понял), что кризис - это рынок (или, переход к рынку стал причиной кризиса), тогда как реформа - это государство.

РЕЦЕНЗИИ

времени и во сколько обойдется такой маневр, никто пока не представляет» [50, с. 82].

В конце концов, придется согласиться и с тем, что «предпринимаемые властями меры объективно обречены на неудачу», как и с причинами неудач мер государственного воздействия, так как «...и по содержанию, и по методам противодействия они находятся в конфликте с современными интересами и условиями, выдержаны в ретроградной логике сугубо государственно направляемых и бюджетно оплачиваемых усилий, выступающих фактором не изменения (развития), а консервации сложившегося неэффективного размещения производства и расселения» [50, с. 83].

Пространственная организация как система и двоякая функция государства в преобразовании пространства

Разобравшись вместе с А. Н. с проблемами (а заодно и с причинами, породившими эти проблемы) развития российских пространств переходим к предложениям относительно того, как с этими проблемами следует бороться.

И начнем с того, что опять-таки согласимся с выдвигаемым А. Н. основополагающим тезисом, согласно которому «Важнейшим компонентом нашего концептуального подхода к развитию пространства является интерпретация этого феномена в качестве системы» [50, с. 86].

Более того, мы имеем дело не просто с системой, а сложной системой, что следует из ознакомления со следующим фрагментом статьи А. Н.: «Но вовсе не количественно-структурные параметры этой крупномасштабной системы ... характеризуют ее сложность; эта сложность выступает в первую очередь и главным образом следствием именно организации системы, элементы которой обладают свойством относительно независимого принятия самостоятельных решений, непредсказуемо влияющих на формирование траектории развития системы в целом» [50, с. 86].

Что следует из приведенного выше суждения? А, следует то, что трудно входит в сознание современных реформаторов, а именно, что процессы, протекающие в сложных системах «. нестационарны по характеру и нестабильны по динамике, равно как неодинаковы во времени и в пространстве их предпосылки и последствия» [50, с. 86]. К этому можно добавить, что и последствия тех или иных вмешательств в упомянутые процессы могут привести к непредсказуемым последствиям.

А так как сложные системы, по определению, недерминированы, то это означает, что «. на основе данных об их состоянии в прошлом почти невозможно построить прогноз их возможных изменений и потому возникает сомнение в практическом смысле разработки стратегий пространственного развития, во всяком случае, в том виде как это делается сейчас» [50, с. 87].

Но, проблема не только в том, что используются не адекватные технологии прогнозирования и стратегирования пространственного развития, и даже не в том, что «Решение такой нетривиальной задачи невозможно без

РЕЦЕНЗИИ

проведения на систематической основе углубленных теоретических междисциплинарных исследований, результаты которых могли бы служить надежной научной основой принятия соответствующих государственных решений» [50, с. 88]. При всей несомненной важности этих проблем (к таковым можно добавить еще и отсутствие должного контингента подготовленных кадров в сфере государственного и муниципального управления) ключевая проблема - это отсутствие должного понимания роли государства в трансформационных процессах, причем не только в экономической сфере. А вот с тем, что «Выяснение этой роли относится к остро дискуссионным темам современной экономической теории и практической политики» [50, с. 88], - согласиться трудно. Так и хочется спросить: «О каких дискуссиях, да еще и острых речь идет?».

Исторический императив усиления роли государства в России: новые вызовы и приверженность стереотипам

Этот сюжет занимает небольшое место в статье А. Н. Швецова, но на нем все-таки следует остановиться уже в силу того, что он содержит ряд дискуссионных положений, это - с одной стороны, а с другой - он помещает в исследовательский фокус вопросы, имеющие не только прикладной, но и теоретический и методологический характер.

Итак, «Верность примату именно государственного начала и использованию государственных рычагов в осуществлении любых инноваций и модернизаций была характерна для нашей страны на всех этапах ее исторического пути. Так было в старой России, в которой самодержавное государство стояло во главе значимых преобразований» [50, с. 89].

Здесь сделаем паузу ... да, такое мнение, скорее всего, является господствующим не только в политическом классе, но и в экспертном, и даже академическом сообществе. Но, так ли это на самом деле и каковы следствия для дня сегодняшнего?

Начнем с того, государство и его роль в жизни общества, и здесь Россия не исключение, находятся в процессе постоянных изменений. Поэтому здесь уместно напомнить слова Б. Джессопа, что «... важно заниматься теоретическим осмыслением государства и государственной власти и что по мере того, как объекты исследования меняются, необходимо обновление теории государства» [30, с. 29].

Понятно, что А. Н. Швецов не брал на себя анализ теории государства, да еще с российской спецификой, но все-таки не совсем понятно, почему упомянутый выше примат государственного начала есть некая неизбежность. Отсылка безымянная на то, что в старой России так было всегда, не совсем точна. Только один пример, который отчасти был рассмотрен выше: после эпохи Великих реформ Александра II Россия явно включилась в процессы модернизации и в экономике, и в политической сфере. Другая отсылка на работу Р. С. Аллена «От фермы к фабрике: новая

РЕЦЕНЗИИ

интерпретация советской промышленной революции» заслуживает более внимательного рассмотрения. А. Н. рекомендует Р. С. Аллена как «трезвого исследователя», который доказывает (и, судя по всему А. Н. с этим согласен), что стимулирование экономического роста в предреволюционной России шло за счет государственного бюрократического управления. Выказывать, как и разделять ту или иную точку зрения на события российской истории никому не возбраняется, в том числе и Р. С. Аллену.

Однако хотелось бы все-таки понять, на чем основаны, скажем следующие суждения. Первое «... я полагаю, что сложившиеся условия ограничивали возможность экономической и демографической трансформации. Политика царской России не позволяла заложить фундамент быстрого развития, перехода к капиталистическому курсу. И если бы в истории страны не было такого эпизода, как коммунистическая революция и советские «пятилетки». Россия и по сей день оставалась бы отсталым государством, находясь на той же ступени развития, которую сегодня занимают большинство стран Латинской Америки или даже Южной Азии» [5, с. 31].

Второе «В этом контексте экономические институты, созданные Сталиным, работали на благо страны. Они представляли собой более совершенный способ использования рычагов государственного управления для стимулирования роста экономики, которая в противном случае неизменно оказалась бы в стадии стагнации» [5, с. 31].

Как комментировать эти утверждения маститого профессора из Оксфорда не знаю, скорее всего, мы имеем дело с провокацией, если только это слово уместно при оценке научной монографии. Поэтому ограничусь тем, что приведу мнение другого ничуть не менее (если только не более) известного специалиста, каковым, несомненно является М. Олсон, относительно эффективности того, что Р. Аллен обозначил как «экономические институты, созданные Сталиным». Итак,

«Сталинское нововведение состояло в том, чтобы конфисковать в своих целях почти весь имеющийся в стране физический капитал и природные ресурсы и затем использовать их в производстве таким образом, чтобы в составе конечной продукции доля капитальных благ и других видов продукции, которые Сталин считал желательными, была намного выше, чем в противном случае» [Олсон, 132].

«Я полагаю, что колхозы были инструментом сбора налогов, а не реализацией требований идеологии. . В отличие от совхозов, колхозы были созданы не для «коллективного» управления хозяйством, а как «коллекторы», собирающие дань в пользу государства» [41, с. 144].

«. не следует забывать того очевидного факта, что советская система даже в лучшие свои годы была неэффективна. Она мобилизовывала невообразимое количество ресурсов, но не могла ими хорошо распорядиться» [41, с. 148].

Однако, вернемся к статье А. Н., который зафиксировав, что и в новейший период российской истории все остается по-прежнему, он в то же

РЕЦЕНЗИИ

время отмечает, что «...подобная стойкая приверженность стереотипным принципам обоснования и выбора важнейших политических решений свойственна отнюдь не только нашей стране. ... Эта мысль в настоящее время подкрепляется результатами множащихся научных исследований, доказывающих реальность феномена «зависимости от траектории развития (колеи)»» [50, с. 89].

Действительно, эффект «колеи» существует и механизмы его действия также хорошо известны, но кто и когда доказал, что этот эффект не преодолим? Только один вопрос: Испания и Португалия вышли из колеи или как?

Поэтому, вывод, к которому приходит А. Н.: «Все это наводит на мысль о том, что и современной России без традиционно сильного для нашей страны государственного участия, по-видимому, не справиться в обозримые сроки с грузом накопившихся многочисленных проблем и нарастающих новых задач пространственного развития» [50, с. 91], вызывает определенные сомнения (о которых ниже), которые судя по всему присущи и самому А. Н. В противном случае, он вряд ли бы сделал следующую оговорку: «. важно «не перегнуть палку» с востребованностью государства в пространственном развитии и не вернуться к неэффективной советской системе централизованно-планового размещения

производительных сил и населения по территории страны» [50, с. 91].

Теперь о сомнениях относительно роли государства в пространственном развитии в целом и России, в частности. Пункт первый -социоэкономическое пространство слишком сложная система, чтобы процессы его трансформации можно отдать на откуп государству (даже если оно сильное, впрочем, что это значит не совсем понятно). Для России это приобретает особую актуальность в силу разнообразия социально-культурных и природных условий, в которых происходит производство и

переформатирование социоэкономических пространств. Именно, пространств, так как социоэкономическое пространство, это - не более чем зонтичный термин, который предполагает, что социоэкономическое пространство не монолитно, но слоисто и мозаично одновременно, иначе говоря, социоэкономическое пространство, это - ансамбль пространств. Два слова относительно того, что есть «сильное государство», это государство, которое эффективно взаимодействует с институтами гражданского общества, именно с институтами, а не с их симулякрами.Пункт второй - государству1, как и рынку присущи провалы2, иначе говоря, эти два гиперинститута не могут эффективно функционировать друг без друга, как и без институтов гражданского общества, среди которых особого упоминания заслуживает местное самоуправления. При этом все три актора выстраивают взаимодействия не в иерархическом порядке,

1 Применительно к реалиям современной России говоря о государстве, следует всякий раз иметь в виду, что это - федеративное государство, о чем, к сожалению, нередко забывают.

2 О провалах государства: [31].

РЕЦЕНЗИИ

а в горизонтали. И, если в силу исключительных причин все-таки происходит доминирование одного из трех упомянутых выше акторов, вовлеченных в производство и преформатирование социоэкономического пространства, то такая ситуация должна быть предельно краткой. В противном случае, ожидать гармонизации интересов и целевых установок, а, следовательно, и развития социоэкономического пространства не приходится.

Заключение

Осталось только одно - подвести итоги. Но, позволю себе не комментировать «Заключительные соображения» А. Н. хотя бы по той причине, что я согласен с большинством его «соображений». Поэтому осталось только внести кое-какие дополнения и сформулировать свое видение некоторых проблем, поставленных А. Н. Швецовым. Наконец, понять насколько удалась А. Н. попытка разработать оригинальный подход к построению теории постсоветских системных преобразований организации социэкономического пространства.

Начну с конца, то есть с подхода, который, наверное, все-таки следует снабдить прилагательным «методологический». Уверен, что любая добросовестная попытка (а статья А. Н. Швецова, несомненно, является таковой) сформулировать, если и не теорию постсоветских преобразований социоэкономического пространства, то хотя бы наметить ее контуры, заслуживает уважения.

Почему все-таки попытка не удалась на все 100? Полагаю, ответ и здесь достаточно очевиден: во-первых, российские пространства не только велики и разнообразны, но и плохо изучены, с какой бы стороны мы их не рассматривали1; во-вторых, далеко не все теоретические концепции и аналитические инструменты, разработанные в рамках мейнстрима будь то пространственной экономики или социально-гуманитарных дисциплин, подходят для исследования проблем пространственного развития России2;

1 А. Н. по ходу статьи несколько раз упоминал и не без основания две коллективные монографии «Фундаментальные проблемы пространственного развития Российской Федерации» [46] и «Вызовы и политика пространственного развития России в XXI веке» [17], в которых были представлены результаты междисциплинарных исследований проблем пространственного развития. Так случилось, что и А. Н. (в большей мере) и автор этих строк (в меньшей) не только участвовали в этих публикациях, но и в меру своих сил пытались привлечь внимание коллег к упомянутым публикациям, в том числе и на страницах Российского экономического журнала [21, 22, 52]. Увы, но ощутимых подвижек в сторону разработки новых теоретических концепций или переосмысления традиционных, равно как и методологических подходов, к исследованию российских пространств как-то не наблюдается. Или они все-таки есть?

2 А. Н. эту проблему описывает несколько иначе: «Государственные решения последних лет демонстрируют стремление сохранить приверженность советской

РЕЦЕНЗИИ

последнее обстоятельство вовсе не означает, что следует отринуть достижения зарубежной научной мысли, но - попытаться их переосмыслить исходя из специфики российского контекста.

Наконец, следует признать, что в отечественной науке (во всяком случае, в ее неестественной части) все с величайшим энтузиазмом клянутся в верности системному подходу (стоит только взять в руки авторефераты диссертаций в предметном поле от антропологии - до экономики), но редко кто его применяет, когда дело доходит до исследования сложных систем, а тем более, когда дело доходит до их регулирования и прогнозирования будущих состояний.

Причина столь парадоксальной ситуации, в том числе и применительно к исследованию социоэкономического пространства, скорее всего связана с тем, что само следование методологии системного подхода применительно к исследованию сложных систем1, предполагает трансдисциплинарность, то есть использование теоретического и инструментального инструментария поверх дисциплинарных границ, а это, в свою очередь - предполагает, что «общая сложность» (в трактовке Э. Морина) «требует эпистемологического сдвига»2.

идеологии схем развития и размещения производительных сил и системы расселения «скрестив» ее с западными идеями «новой географии» (крупные города и агломерации, центры роста и др.)» [50, с. 91]. Я думаю, что в данном конкретном случае А. Н. - прав, хотя на самом деле проблема несколько шире и ее в предельно краткой форме сформулировал Дж. Дж. Стиглер; «Идеалистичный взгляд на государственное регулирование глубоко укоренился в профессиональной экономической мысли» [44, с. 231]. А, вот Дж. Малган зафиксировал, к чему может привести столь упрощенный взгляд уже в сфере государственного регулирования: «Всем центральным

правительствам присущ общий недостаток - они слишком многое берут на себя, пытаются руководить всем и вся, вмешиваются туда, где в их присутствии нет ни малейшей необходимости» [40, с. 249]. Остается только добавить: и Стиглер, и Малган описывают ситуацию, в которой нет скрещивания советской идеологии с западными идеями.

1 Здесь не могу не удержаться от одной цитаты из Э. Морина: «Но есть и субстрактность, которую я хочу выделить, заметив, что целое не только больше суммы своих частей, но и меньше суммы своих частей» ... Потому что определенное количество качеств и свойств, присутствующих в частях, может подавляться организацией целого. Таким образом, даже когда каждая из наших клеток содержит всю совокупность нашего генетического наследия, активна лишь малая его часть, а остальная часть заторможена» [61, с. 7-8]. То есть имеет место не только 2 + 2 = 5, но и

2 = 2 = 3. И, обычно, это обстоятельство ускользает от исследователей сложных систем, в том числе и сложных пространственных систем.

2 Если коротко, то эпистемологический сдвиг «включает размышления о роли исследователя и фундаментальных принципах мышления, переход от парадигмы упрощения, основанной на редукционизме и бинарной логике, к парадигме сложности, основанной на различии и соединении» [60, с. 2]. Что же касаемо парадигмы сложности, то, наверное, лучшее изложение в [55].

РЕЦЕНЗИИ

Но, если додумывать мысль до конца, то придется признать, что мало поставить на поток производство знаний о пространственном развитии и России в целом, и ее регионов, нужно чтобы эти знания о сложных пространственных системах были бы должным образом восприняты не только во властных государственных структурах и органах местного самоуправления. И на все на это может уйти немало времени. Но, если продолжать действовать в логике «принятие закона (вариант - выделение инвестиций) автоматически ведет к решению проблемы», не принимать во внимание исторический опыт, то не стоит надеяться на прогресс, ибо «В мире, где нет памяти, не может быть и прогресса, а только бесконечная последовательность случайных действий, не ведущих к совокупности к улучшению ситуации» [44, с. 55].

Список литературы

1. Методологические основы реформ административно-территориального устройства РСФСР в 20-х годах. / Агафонов Н. Т., Демьяненко А. Н., Жигло А. Н., Межевич М. Н. Санкт-Петербург : ИСЭП РАН, 1992. 44 с.

2. Александров И. Г. Экономическое районирование России // Экономическое районирование России. Москва, 1921. С. 30-41.

3. Александров И. Г. Экономическое районирование России. Москва : Госплан, 1921. 15 с.

4. Александров И. Г. Основы хозяйственного районирования СССР. Москва ; Ленинград : Экономика и жизнь, 1924. 76 с.

5. Аллен Р. С. От фермы к фабрике: новая интерпретация советской промышленной революции. Москва : РОССПЭН, 2013. 390 с.

6. Безобразов В. П. Земские учреждения и самоуправление. Москва, 1874. 52 с.

7. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. Москва : Наука, 1990. 234 с.

8. Бердяев Н. А. Судьба России. Москва : Изд-во МГУ, 1990. 256 с.

9. Бернштейн-Коган С. В. Очерки экономической географии. Вып. 1. Москва : Госиздат, 1922. 197 с.

10. Блок А. Непонимание или нежелание понять? // Собрание сочинений : в 6 т. Т. 4. Очерки. Статьи. Речи. 1905-1921. Ленинград : Худож. лит., 1982. С. 189-191.

11. Круглый стол «Возможна ли «колонизация» пространства?» / В. Н. Бочарников,

A. Н. Демьяненко, А. А. Киреев, Я. А. Барбенко, В. Н. Караман // Известия Восточного института. 2020. № 3. С. 79-92.

12. Бруцкус Б. Д. Экономическое планирование в советской России // Бруцкус Б. Д. Советская Россия и социализм. Санкт-Петербург : Звезда, 1995. С. 53-180.

13. Бурдье П. Поле экономики // Бурдье П. Социальное пространство: поля и практика. Москва, 2005. С.129-177.

14. Бурдье П. Физическое и социальное пространства: проникновение и присвоение // Бурдье П. Социология политики. Москва : Socio-Logos, 1993. С. 33-52.

15. Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // Thesis. 1993. Вып. 2. С. 137-150.

16. Веселовский Б. Б. История земства за сорок лет. Т. 1-4. Санкт-Петербург : 1909-1911.

17. Вызовы и политика пространственного развития России в XXI веке / ред.

B. М. Котляков, А. Н. Швецов, О. Б. Глезер. Москва : Товарищество науч. изд-й КМК, 2020. 365 с.

РЕЦЕНЗИИ

18. Градовский А. Д. История местного самоуправления в России // Собр. соч. Т. 2. Санкт-Петербург, 1899. 492 с.

19. Градовский А. Д. Начала русского государственного права: Ч. 3: Органы местного управления // Собр. соч. Т. 9. Санкт-Петербург, 1904. 599 с.

20. Давыдов М. А. Двадцать лет до Великой войны: российская модернизация Витте-Столыпина. 2-е изд. Санкт-Петербург : Алетейя, 2016. 1080 с.

21. Демьяненко А. Н. Еще раз о реализованной академической программе фундаментальных исследований пространственного развития России // Российский экономический журнал. 2016. № 2. С. 66-87.

22. Демьяненко А. Н. Российское пространство сквозь призму многолетних академических междисциплинарных исследований (размышления над книгой «вызовы и политика пространственного развития России в XXI веке») // Российский экономический журнал. 2021. № 5. С. 112-137.

23. Демьяненко А. Н. Владимир Павлович Безобразов (1828-1889): предтеча отечественной региональной экономики // Пространственная экономика. 2013. № 1. С. 89-102 ; Там же. № 2. С. 150-169.

24. Демьяненко А. Н. Экономическое районирование: вопросы теории и истории.

Ч. I. Хабаровск : Хабаровская краев. типография, 2010. 224 с.

25. Круглый стол «Возможна ли «колонизация» пространства? Гуманитарии между метафорой и научным исследованием» / Демьяненко А. Н., Бляхер Л. Е., Леонтьева Э. О., Симоненко О. А. // Известия Восточного института. 2020. № 4.

С. 118-132.

26. Демьяненко А. Н., Дятлова Л. А. Из опыта комплексных исследований

экономических проблем: к 150-летию экспедиции 1867-1876 гг. //

Регионалистика. 2017. Т. 4, № 1. С. 48-59.

27. Демьяненко А. Н., Жигло А. Н. Значение опыта 20-х годов для современного реформирования административно-территориального устройства Российской Федерации // Известия Русского географического общества. 1992. Вып. 4. С. 323-330.

28. Демьяненко А. Н., Минакир П. А. Единый народнохозяйственный комплекс // Пространственные трансформации в российской экономике. Москва : Экономика, 2002. С. 14-40.

29. Российско-китайское сотрудничество в новых реалиях: региональное измерение : препринт науч. докл. / А. Н. Демьяненко, И. Ф. Ярулин, М. В. Бурик, М. В. Клиценко. Москва : ИКСА РАН, 2022. 70 с.

30. Джессоп Б. Государство: прошлое, настоящее и будущее. Москва : Издат. дом Дело РАНХиГС, 2029. 504 с.

31. Долфсма В. Провалы государства. Общество, рынки и правила. Москва : Изд-во ин-та Гайдара, 2017. 256 с.

32. Ключевский В. О. Курс русской истории // Ключевский В. О. Сочинения. Т. 1. Москва : Госполитиздат, 1956. 427 с.

33. Ключевский В. О. Курс русской истории // Ключевский В. О. Сочинения. Т. 5. Москва : Изд-во соц.-эконом. лит., 1958. 504 с.

34. Книпович Б. Н. К методологии районирования. Москва, 1921.

35. Книпович Б. Н. Главные черты сел.-хоз. эволюции Европейской России в 19161921 гг. Москва : Новая деревня, 1923. 113 с.

36. Книпович Б. Н. Сельско-хозяйственное районирование. Москва : Новая деревня, 1925. 192 с.

РЕЦЕНЗИИ

37. Кузнецов С. В., Якишин Ю. В. Базовые научные категории понятийнокатегориальной платформы исследований пространственного развития России и ее регионов (ч. 1) // Экономика Северо-Запада: проблемы и перспективы развития. 2021. № 3. С. 20-29.

38. Лексин В. Н., Швецов А. Н. Государство и регионы. Москва : УРСС, 2000. 368 с.

39. Лефевр А. Производство пространства. Москва : Strelka Press, 2015. 432 с.

40. Малган Дж. Искусство государственной стратегии: Мобилизация власти и знаний по имя всеобщего блага. Москва : Изд-во Ин-та Гайдара, 2012. 472 с.

41. Олсон М. Власть и процветание: Перерастая коммунистические и

капиталистические диктатуры. Москва : Новое изд-во, 2012. 212 с.

42. Руднев В. Земское и городское самоуправление // Год русской революции. 19171918 гг. Москва : Земля и Воля, 1918. С. 120-149.

43. Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом. Москва : Наука, 1984. 232 с.

44. Стиглер Дж. Дж. Гражданин и государство. Эссе о регулировании. Москва : Изд-во Ин-та Гайдара, 2017. 336 с.

45. Урри Д. Как выглядит будущее? Москва : Издат. дом «Дело» РАНХиГС, 2019. 320 с.

46. Фундаментальные проблемы пространственного развития Российской Федерации. Москва : Медиа-Пресс, 2013. 662 с.

47. Челинцев А. Н. Сельско-хозяйственные районы Европейской России, как стадии сельскохозяйственной эволюции и культурный уровень сельского хозяйства в них. Санкт-Петербург,1911. 135 с.

48. Челинцев А. Н. К методологии сельскохозяйственного районирования // Пути сельского хозяйства. 1928. № 4-5. С. 26-45.

49. Чернов В. «Советы» в нашей революции // Год русской революции. 19171918 гг. Москва : Земля и Воля, 1918. С. 47-66.

50. Швецов А. Н. Российское пространство в процессе исторических переходов (к разработке и реализации теории постсоветских системных преобразований организации социоэкономического пространства) // Российский экономический журнал. 2021. № 6. С. 66-100.

51. Швецов А. Н. Роль государства в преобразовании социоэкономического пространства // Пространственная экономика. 2015. № 1. С. 38-61.

52. Швецов А. Н. Уникальное академическое исследование пространственного развития России (концептуально-методологические основы, организационные аспекты и результаты реализации междисциплинарной программы президиума РАН) // Российский экономический журнал. 2014. № 3. С. 23-41.

53. Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. 4-е изд. Москва : Новое лит. обозрение, 2018. 448 с.

54. Эткинд А., Уффельманн Д., Кукулин И. Внутренняя колонизация России: между практикой и воображением // Там, внутри. Практики внутренней колонизации в культурной истории России. Москва : Новое лит. обозрение, 2012. С. 6-50.

55. Alhadeff-Jones M. Complexity, Methodology and Method: Crafting a Critical Process of Research // Complicity: An International Journal of Complexity and Education. 2013. Vol. 10, 3 № 1/2. P. 19-44.

56. Bousquet A., Simon Curtis S. Complexity theory, systems thinking and international relations // Cambridge Review of International Affairs. 2011. № 24(1). P. 43-62.

57. Jessop B., Brenner N., Jones M. Theorizing sociospatial relations // Environment and Planning D: Society and Space. 2008. Vol. 26. P. 389-401.

РЕЦЕНЗИИ

58. Lissack M. R. Complexity: the Science, its Vocabulary, and its Relation to Organizations // Emergence. 1999. № 1. P. 110-126.

59. Manson S., O'Sullivan D. Complexity theory in the study of space and place // Environment and Planning A. 2006. Vol. 38. P. 677-692.

60. Montuori A. Complexity // The Palgrave Encyclopedia of the Possible / Editors Vlad Petre Glaveanu Palgrave Macmillan, 2022. P. 1-16.

61. Morin E. Restricted Complexity, General Complexity / Presented at the Colloquium «Intelligence de la complexite: epistemologie et pragmatique». Cerisy-La-Salle, France. June 26th, 2005. 25 p.

References

1. Metodologicheskie osnovy reform administrativno-territorial'nogo ustroystva RSFSR v 20-kh godakh. / Agafonov N. T., Dem'yanenko A. N., Zhiglo A. N., Mezhevich M. N. Sankt-Peterburg : ISE'P RAN, 1992. 44 s.

2. Aleksandrov I. G. E'konomicheskoe rayonirovanie Rossii // E'konomicheskoe rayonirovanie Rossii. Moskva, 1921. S. 30-41.

3. Aleksandrov I. G. E'konomicheskoe rayonirovanie Rossii. Moskva : Gosplan, 1921. 15 s.

4. Aleksandrov I. G. Osnovy khozyaystvennogo rayonirovaniya SSSR. Moskva ; Leningrad : E'konomika i zhizn', 1924. 76 s.

5. Allen R.S. Ot fermy k fabrike: novaya interpretatsiya sovetskoy promyshlennoy revolyutsii. Moskva : ROSSPE'N, 2013. 390 s.

6. Bezobrazov V. P. Zemskie uchrezhdeniya i samoupravlenie. Moskva, 1874. 52 s.

7. Berdyaev N. A. Istoki i smysl russkogo kommunizma. Moskva : Nauka, 1990. 234 s.

8. Berdyaev N. A. Sud'ba Rossii. Moskva : Izd-vo MGU, 1990. 256 s.

9. Bernshteyn-Kogan S. V. Ocherki ekonomicheskoy geografii. Vyp. 1. Moskva : Gosizdat, 1922. 197 s.

10. Blok A. Neponimanie ili nezhelanie ponyat'? // Sobranie sochineniy : v 6 t. T. 4. Ocherki. Stat'i. Rechi. 1905-1921. Leningrad : KHudozh. lit., 1982. S. 189-191.

11. Kruglyy stol «Vozmozhna li «kolonizatsiya» prostranstva?» / V. N. Bocharnikov, A. N. Dem'yanenko, A. A. Kireev, YA. A. Barbenko, V. N. Karaman // Izvestiya Vostochnogo instituta. 2020. № 3. S. 79-92.

12. Brutskus B. D. E'konomicheskoe planirovanie v sovetskoy Rossii // Brutskus B. D. Sovetskaya Rossiya i sotsializm. Sankt-Peterburg : Zvezda, 1995. S. 53-180.

13. Burd'e P. Pole ekonomiki // Burd'e P. Sotsial'noe prostranstvo: polya i praktika. Moskva, 2005. S.129-177.

14. Burd'e P. Fizicheskoe i sotsial'noe prostranstva: proniknovenie i prisvoenie // Burd'e P. Sotsiologiya politiki. Moskva : Socio-Logos, 1993. S. 33-52.

15. Burd'e P. Sotsial'noe prostranstvo i simvolicheskaya vlast' // Thesis. 1993. Vyp. 2.

S. 137-150.

16. Veselovskiy B. B. Istoriya zemstva za sorok let. T. 1-4. Sankt-Peterburg : 1909-1911.

17. Vyzovy i politika prostranstvennogo razvitiya Rossii v XXI veke / red. V. M. Kotlyakov, A. N. SHvetsov, O. B. Glezer. Moskva : Tovarishchestvo nauch. izd-y KMK, 2020. 365 s.

18. Gradovskiy A. D. Istoriya mestnogo samoupravleniya v Rossii // Sobr. soch. T. 2. Sankt-Peterburg, 1899. 492 s.

19. Gradovskiy A. D. Nachala russkogo gosudarstvennogo prava: CH. 3: Organy mestnogo upravleniya // Sobr. soch. T. 9. Sankt-Peterburg, 1904. 599 c.

РЕЦЕНЗИИ

20. Davydov M. A. Dvadtsat' let do Velikoy voyny: rossiyskaya modernizatsiya Vitte-Stolypina. 2-e izd. Sankt-Peterburg : Aleteyya, 2016. 1080 s.

21. Dem'yanenko A. N. Eshche raz o realizovannoy akademicheskoy programme fundamental'nykh issledovaniy prostranstvennogo razvitiya Rossii // Rossiyskiy ekonomicheskiy zhumal. 2016. № 2. S. 66-87.

22. Dem'yanenko A. N. Rossiyskoe prostranstvo skvoz' prizmu mnogoletnikh akademicheskikh mezhdistsiplinarnykh issledovaniy (razmyshleniya nad knigoy «vyzovy i politika prostranstvennogo razvitiya Rossii v XXI veke») // Rossiyskiy ekonomicheskiy zhurnal. 2021. № 5. S. 112-137.

23. Dem'yanenko A. N. Vladimir Pavlovich Bezobrazov (1828-1889): predtecha otechestvennoy regionally ekonomiki // Prostranstvennaya ekonomika. 2013. № 1. S. 89-102 ; Tam zhe. № 2. S. 150-169.

24. Dem'yanenko A. N. E'konomicheskoe rayonirovanie: voprosy teorii i istorii. CH. I. KHabarovsk : KHabarovskaya kraev. tipografiya, 2010. 224 s.

25. Kruglyy stol «Vozmozhna li «kolonizatsiya» prostranstva? Gumanitarii mezhdu metaforoy i nauchnym issledovaniem» / Dem'yanenko A. N., Blyakher L. E., Leont'eva E'. O., Simonenko 0. A. // Izvestiya Vostochnogo instituta. 2020. № 4. S. 118-132.

26. Dem'yanenko A. N., Dyatlova L. A. Iz opyta kompleksnykh issledovaniy ekonomicheskikh problem: k 150-letiyu ekspeditsii 1867-1876 gg. // Regionalistika. 2017. T. 4, № 1. S. 48-59.

27. Dem'yanenko A. N., Zhiglo A. N. Znachenie opyta 20-kh godov dlya sovremennogo reformirovaniya administrativno-territorial'nogo ustroystva Rossiyskoy Federatsii // Izvestiya Russkogo geograficheskogo obshchestva. 1992. Vyp. 4. S. 323-330.

28. Dem'yanenko A. N., Minakir P. A. Edinyy narodnokhozyaystvennyy kompleks // Prostranstvennye transformatsii v rossiyskoy ekonomike. Moskva : E'konomika, 2002. S. 14-40.

29. Rossiysko-kitayskoe sotrudnichestvo v novykh realiyakh: regional'noe izmerenie : preprint nauch. dokl. / A. N. Dem'yanenko, I. F. YArulin, M. V. Burik, M. V. Klitsenko. Moskva : IKSA RAN, 2022. 70 s.

30. Dzhessop B. Gosudarstvo: proshloe, nastoyashchee i budushchee. Moskva : Izdat. dom Delo RANKHiGS, 2029. 504 s.

31. Dolfsma V. Provaly gosudarstva. Obshchestvo, rynki i pravila. Moskva : Izd-vo in-ta Gaydara, 2017. 256 s.

32. Klyuchevskiy V. O. Kurs russkoy istorii // Klyuchevskiy V. O. Sochineniya. T. 1. Moskva : Gospolitizdat, 1956. 427 s.

33. Klyuchevskiy V. O. Kurs russkoy istorii // Klyuchevskiy V. O. Sochineniya. T. 5. Moskva : Izd-vo sots.-ekonom. lit., 1958. 504 s.

34. Knipovich B. N. K metodologii rayonirovaniya. Moskva, 1921.

35. Knipovich B. N. Glavnye cherty sel.-khoz. evolyutsii Evropeyskoy Rossii v 19161921 gg. Moskva : Novaya derevnya, 1923. 113 s.

36. Knipovich B. N. Sel'sko-khozyaystvennoe rayonirovanie. Moskva : Novaya derevnya, 1925. 192 s.

37. Kuznetsov S. V., YAkishin YU. V. Bazovye nauchnye kategorii ponyatiyno-kategorial'noy platformy issledovaniy prostranstvennogo razvitiya Rossii i ee regionov (ch. 1) // E'konomika Severo-Zapada: problemy i perspektivy razvitiya. 2021. № 3. S. 20-29.

38. Leksin V. N., SHvetsov A. N. Gosudarstvo i regiony. Moskva : URSS, 2000. 368 s.

39. Lefevr A. Proizvodstvo prostranstva. Moskva : Strelka Press, 2015. 432 s.

40. Malgan Dzh. Iskusstvo gosudarstvennoy strategii: Mobilizatsiya vlasti i znaniy po imya vseobshchego blaga. Moskva : Izd-vo In-ta Gaydara, 2012. 472 s.

РЕЦЕНЗИИ

41. Olson M. Vlast' i protsvetanie: Pererastaya kommunisticheskie i kapitalisticheskie diktatury. Moskva : Novoe izd-vo, 2012. 212 s.

42. Rudnev V. Zemskoe i gorodskoe samoupravlenie // God russkoy revolyutsii. 1917— 1918 gg. Moskva : Zemlya i Volya, 1918. S. 120-149.

43. Solov'ev S. M. Publichnye chteniya o Petre Velikom. Moskva : Nauka, 1984. 232 s.

44. Stigler Dzh. Dzh. Grazhdanin i gosudarstvo. E'sse o regulirovanii. Moskva : Izd-vo In-ta Gaydara, 2017. 336 s.

45. Urri D. Kak vyglyadit budushchee? Moskva : Izdat. dom «Delo» RANKHiGS, 2019. 320 s.

46. Fundamental'nye problemy prostranstvennogo razvitiya Rossiyskoy Federatsii. Moskva : Media-Press, 2013. 662 s.

47. CHelintsev A. N. Sel'sko-khozyaystvennye rayony Evropeyskoy Rossii, kak stadii sel'skokhozyaystvennoy evolyutsii i kul'turnyy uroven' sel'skogo khozyaystva v nikh. Sankt-Peterburg,1911. 135 s.

48. CHelintsev A. N. K metodologii sel'skokhozyaystvennogo rayonirovaniya // Puti sel'skogo khozyaystva. 1928. № 4-5. S. 26-45.

49. CHemov V. «Sovety» v nashey revolyutsii // God russkoy revolyutsii. 1917-1918 gg. Moskva : Zemlya i Volya, 1918. S. 47-66.

50. SHvetsov A. N. Rossiyskoe prostranstvo v protsesse istoricheskikh perekhodov (k razrabotke i realizatsii teorii postsovetskikh sistemnykh preobrazovaniy organizatsii sotsioekonomicheskogo prostranstva) // Rossiyskiy ekonomicheskiy zhurnal. 2021. № 6. S. 66-100.

51. SHvetsov A. N. Rol' gosudarstva v preobrazovanii sotsioekonomicheskogo prostranstva // Prostranstvennaya ekonomika. 2015. № 1. S. 38-61.

52. SHvetsov A. N. Unikal'noe akademicheskoe issledovanie prostranstvennogo razvitiya Rossii (kontseptual'no-metodologicheskie osnovy, organizatsionnye aspekty i rezul'taty realizatsii mezhdistsiplinarnoy programmy prezidiuma RAN) // Rossiyskiy ekonomicheskiy zhurnal. 2014. № 3. S. 23-41.

53. E'tkind A. Vnutrennyaya kolonizatsiya. Imperskiy opyt Rossii. 4-e izd. Moskva : Novoe lit. obozrenie, 2018. 448 s.

54. E'tkind A., Uffel'mann D., Kukulin I. Vnutrennyaya kolonizatsiya Rossii: mezhdu praktikoy i voobrazheniem // Tam, vnutri. Praktiki vnutrenney kolonizatsii v kul'turnoy istorii Rossii. Moskva : Novoe lit. obozrenie, 2012. S. 6-50.

55. Alhadeff-Jones M. Complexity, Methodology and Method: Crafting a Critical Process of Research // Complicity: An International Journal of Complexity and Education. 2013. Vol. 10, 3 № 1/2. P. 19-44.

56. Bousquet A., Simon Curtis S. Complexity theory, systems thinking and international relations // Cambridge Review of International Affairs. 2011. № 24(1). P. 43-62.

57. Jessop B., Brenner N., Jones M. Theorizing sociospatial relations // Environment and Planning D: Society and Space. 2008. Vol. 26. P. 389-401.

58. Lissack M. R. Complexity: the Science, its Vocabulary, and its Relation to Organizations // Emergence. 1999. № 1. P. 110-126.

59. Manson S., O'Sullivan D. Complexity theory in the study of space and place // Environment and Planning A. 2006. Vol. 38. P. 677-692.

60. Montuori A. Complexity // The Palgrave Encyclopedia of the Possible / Editors Vlad Petre Glaveanu Palgrave Macmillan, 2022. P. 1-16.

61. Morin E. Restricted Complexity, General Complexity / Presented at the Colloquium «Intelligence de la complexite: epistemologie et pragmatique». Cerisy-La-Salle, France. June 26th, 2005. 25 p.