CC BY
71
доступно жанру классицистической комедии Мольера. Таким образом, и в сфере стиля XVII век представляет сочетание единства и многоплановости. Равно активное развитие комедийного и трагедийного начал осмысления культурного конфликта, с одной стороны, говорят о культурном единстве идеалов и проектов жизнеустройства, а с другой — указывают на их многоплановость и альтернативность.
Библиографический список
1. Младшие современники Шекспира / Под ред. А А. Аник-ста. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1986. — 592 с.
2. Паскаль, Б. Мысли / Б. Паскаль. — М. : АСТ ; Харьков: Фолио, 2001. — 590 с.
3. Лабрюйер, Ж. де. Характеры или нравы нынешнего века / Ж. де Лабрюйер // О вольнодумцах. — М. : АСТ ; Харьков: Фолио, 2001. — 607с.
4. Якимович, А. Новое время. Искусство и культура XVII — XVIII веков / А. Якимович. — СПб.: Азбука-классика, 2004. — 440 с.
НЕФЁДОВА Людмила Константиновна, доктор философских наук, профессор кафедры философии. Адрес для переписки: konstans50@yandex.ru
Статья поступила в редакцию 07.11.2013 г.
© Л. К. Нефёдова
УДК 113 Г. Н. СИДОРОВ
О. Б. ШУСТОВА
Омский государственный педагогический университет
Омский государственный аграрный университет им. П. А. Столыпина
ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ И НАУЧНЫЕ ОБЪЯСНЕНИЯ КАК ОБЪЕКТ ГНОСЕОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
В статье представлен образец гносеологического анализа понятия «закон природы» и его взаимосвязь с объяснительной функцией. Проведен критический анализ различных интерпретаций понятия «закон природы», в частности наделение статусом закона причинных условий прошлого на основе умозрительных построений. Впервые показано, что неопределенность термина «закон природы» часто приводит к его некорректному использованию.
Ключевые слова: закон, закон природы, научное объяснение, ненаблюдаемая причина.
Научное объяснение невозможно, если в его основе не лежат объективные факты и законы. Поэтому в современной науке принято довольно широкое использование понятия научного закона. В одной из наших публикаций, посвященной проблеме критериев научности в области естествознания, мы анализировали понятия эмпирического и теоретического законов [1]. Эмпирические законы показывают, что происходит, а теоретические пытаются объяснить, как это могло произойти.
Однако в настоящее время ряд философов приходят к выводу о необходимости пересмотра сути этого понятия. В. И. Разумов и В. П. Сизиков полагают, что «ситуация указывает на высокую неопределён-ность в понимании закона, имеющую место в науках и философии, в результате чего фундаментальной науке предстоит либо отказаться от категории закона, либо перейти к формированию его новой парадигмы» [2, с. 213]. Поэтому мы полагаем, что возникает необходимость рассмотрения применения философской категории закона. Разберем эту категорию на примере законов природы.
Гносеологический анализ свидетельствует о том, что, отношение к понятию «законы природы» несколько раз менялось. В Средние века «законами природы» признавалось то, что изложено в Священном Писании, таким образом, «законы природы» бы-
ли сакральными. В Новое время, в эпоху классического рационализма, предпочтение, напротив, отдавалось объективным законам природы и считалось, что все явления окружающего мира можно объяснить рационально. Позитивизм XIX века считал главной задачей науки не открытие законов, а накопление фактов. Наука XX века поставила своей задачей открыть как можно больше законов природы и тем самым установить над ней окончательное господство.
В настоящее время широко распространено мнение, что все законы природы основаны на реальных наблюдениях и экспериментах. В эмпирических законах этот принцип соблюдается (законы механики, генетики). Эмпирические законы — особый вид отношений между состояниями или свойствами, для которых характерно временнуе или пространственное постоянство. Кроме того, ряд философских исследований приводит к выводу, что закон — это не только статичное, но и динамичное понятие: «Если реальный объект не взаимодействует с окружением, то он оказывается, в принципе, не наблюдаем, его всё равно что нет. Значит, естественный закон должен одновременно подразумевать какие-то перемены. Закон — это ... осмысленная, системная характеристика процесса» [2].
Не учитывая этой важной характеристики закона, невозможно понять разницу, к примеру, между
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (126) 2014 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (126) 2014
гипотезой Дарвина и физиологической теорией Павлова [3]. Эмпирически обоснованная теория Павлова действительно соответствует статусу научного закона. Гипотеза же Дарвина, не может рассматриваться в качестве эмпирического либо теоретического закона, поскольку якобы существующие «факты и артефакты в её пользу» не вписываются во взаимодействие и системности процесса здесь не наблюдается. Правда, ученые-эволюционисты пытаются придать процессный характер и системность Дарвиновской гипотезе, соединяя её с генетикой [4].
В среде ученых-естественников бытует мнение, что наука должна давать объяснения через законы природы. Так, М. Рьюз предлагает такой взгляд на науку, который приравнивает научные законы к объяснениям, и рассматривает «объяснения посредством законов природы» в качестве демаркационного критерия науки от ненауки [5].
Однако то, что часто объявляется «законом природы», чаще всего является ссылкой на причинные условия прошлого. И такие ссылки часто объясняют конкретные событие лучше, чем природная закономерность. Например, законы не могут быть приравнены к объяснениям Дарвиновской эволюции или гипотезы Опарина, поскольку обе эти парадигмы основаны на подробной истории причин с использованием гипотетических событий прошлого. Таким образом, главную функцию объяснения различных природных явлений выполняют постулированные причинные события и модели прошлого, а вовсе не законы [6].
Известный философ науки Л. Лаудан считает: «Если бы наука в действительности обязана была давать объяснения через законы природы, то за её пределами оказались бы все фундаментальные законы физики, которые математически описывают, но не объясняют явления» [7].
У. Элстон считает, что приравнивать закон к объяснению или причине значит «совершать вопиющую категориальную ошибку» [8].
К. Льюис так охарактеризовал взгляд на законы природы: «Законы — это просто факты, известные нам из наблюдения, и ни смысла, ни лада в них нет. Мы знаем, что и природа действует так-то, но не знаем, почему она действует так, и не видим, почему бы ей не действовать иначе...Основные законы, в сущности, лишь утверждают, что то или иное событие — оно само, а не что-либо другое...[9].
А. Н. Уайтхед также считает, что «Закон природы — это просто наблюдаемая устойчивость некоторого образца, по которому последовательно сменяются отношения объектов природы; закон является только описанием» [10].
Что касается теоретических законов, то, хотя они и претендуют на объяснения, даже с применением формальной системы, реально мало что объясняют, поскольку опираются на идеализированные объекты (закон Харди — Вайнберга). В некоторых случаях, как показывает пример популяризации биогенетического закона Мюллера-Геккеля или гипотезы Опарина, теоретики могут обойтись и без формализованной системы и опираться только на умозрительные построения, также являющиеся плодом идеализированного воображения.
Также существует мнение, что «высокоупорядоченные объективные законы, существующие во Вселенной, должны либо приниматься как бессмысленная и необъяснимая реальность (наука не может объяснить их даже в принципе), либо объясняться также как любое явление упорядоченности, — как следст-
вие разумного замысла» [11]. Таким образом, данная философская позиция постулирует Разумный Замысел как эмпирически ненаблюдаемый метафизический причинный фактор в объяснении происхождения законов природы.
Неопределенность в понимании понятия закона приводит к тому, что в области эволюционного направления в биологии широко используются «семантические доказательства» в виде искусственно придуманных терминов: «ароморфоз», «архаллаксис», «анаболия», «горотелия», «тахителия» и другие [12]. Все вышеупомянутые термины — это теоретические постулаты, которые делают возможным определенную интерпретацию биологических данных. Они также позволяют комбинировать понятия, строить умозрительные конструкции в виде «сценариев», подгонять под имеющиеся факты и наделять их статусом «закона», который, якобы «объясняет» механизм того или иного природного явления. По меткому замечанию С. Гоулда, это «метод выведения истории из её результатов» [13].
Чаще же всего использование понятия «закон природы» вообще не предполагает попыток раскрытия механизма развития, а просто подменяется констатацией эмпирически наблюдаемых фактов: смену времен года, миграции птиц, особенности строения живых организмов и многое другое. Любой натуралистический процесс или явление — это уже априори «закон природы».
Таким образом, данное понятие становится универсальной формулировкой, попыткой объяснить любое природное явление и придать ему соответствующую интерпретацию в рамках методологического натурализма. В то время как вышеупомянутое постулирование Разумного Замысла сторонниками натурализма не принимается, как эмпирически необоснованное. И это несмотря на то, что словосочетания «закон природы» и «закон Разумного Замысла» с точки зрения гносеологии практически неотличимы друг от друга. Ведь оба выражения можно заменить некими другими, нейтральными, к примеру: «так задумано» или «таков порядок вещей» и тому подобными словосочетаниями. Вспомним великого Г. Гегеля и его знаменитую фразу: «Все действительное разумно, все разумное действительно». Этой фразой он поясняет, что совершенно необходимо предположить реальность некоего разума, намного более совершенного, чем человеческий, который и привел все материальное в состояние целесообразности и гармонии [14]. То есть если есть Закон, то должен быть и Законодатель.
Таким образом, неопределенность термина «закон природы» часто приводит к его некорректному использованию. Путаются или смешиваются понятия эмпирического и теоретического закона, не учитывается системная характеристика процесса. Наделяются статусом закона причинные условия прошлого, умозрительные построения и семантические изобретения в области некоторых научных направлений. Ученые часто используют вышеупомянутые приёмы, выдавая их за естественные законы природы, для того, чтобы повысить правдоподобность своих объяснений. Это приводит к тому, что понятие закона подвергается различным интерпретациям. Именно частые смены интерпретаций приводят к тому, что вместо закона получаем хаос деклараций [2, с. 219]. Отсюда следует вывод о необходимости дальнейшего гносеологического анализа понятия закона и его функций как исследовательских, так и мировоззренческих.
Библиографический список
1. Шустова, О. Б. О критериях научности в эмпирическом и теоретическом знании / О. Б. Шустова, Г. Н. Сидоров // Современные проблемы науки и образования. — 2013. — № 2— С. 465 [Электронный ресурс]. — URL: http://www.science-edu-cation.ru/108-8881/ (дата обращения: 23.12.2013).
2. Разумов, В. И. К новой парадигме закона / В. И. Разумов,
B. П. Сизиков // Вестник Омского университета. — 2012. — № 2. — С. 213-219.
3. Грушевицкая, Т. Г. Концепции современного естествознания / Т. Г. Грушевицкая, А. П. Садохин: учеб. пособие.— М.: Высшая школа, 1998. — 383 с.
4. Шустова, О. Б. Синтетическая теория эволюции как мифология XX в. / О. Б. Шустова, Г. Н. Сидоров // Вестник Омского университета. — 2009. — № 3.— С. 42-44.
5. Ruse, M. A Philosopher's Day in Court, in But Is It Science?/ M. Ruse // ed. by M. Ruse // Buffalo, N.Y.: Prometheus Books, 1988. pp. 13-38.
6. Meyer, S.C. Of Clues and Causes: A Methodological Interpretation of Origin of Life Studies / S.C. Meyer // Ph. D. thesis, Cambridge University, 1990. — P. 125
7. Laudan, L. Science at the Bar — Causes for Concern / L. Laudan //Buffalo, N.Y. : Prometheus Books, 1988. — P. 354.
8. Alston, W. P. The Place of Explanation of Particular Facts in Science / W. P. Alston // Philosophy of Science 38 (1971). — Pp. 17- 24.
9. Льюис, К. Л. Чудо / К. Л. Льис // Собрание сочинений К. С. Льюиса. В 8 т. Т. 7. — М. : Библия для всех, 2000. —
C. 121.
10. Уайтхед, А. Н. Избранные работы по философии / А. Н. Уайтхед ; пер. с англ. / сост. И. Т. Касавин. — М.: Прогресс, 1990. — С. 513.
11. Moreland, J.P. Scaling the Secular City: A Defense of Christianity, chap.2 (New York : Oxford University Press, 1993). — Pp. 75-76.
12. Сидоров, Г. H. Семантические «доказательства» теории Дарвина как идеологическая диверсия в умах людей / Г. Н. Сидоров, О. Б. Шустова // Идеология дарвинизма и ее воздействие на науку, образование общество. — Симферополь: Диайпи, 2010. — С. 135-138.
13. Gould, S. J. Evolution and the Triumph of Homology: Or, Why History Matters / S. J. // Gould American Scientist — 1986. — № 74. — Pp. 60-69.
14. Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук / Г. В. Ф. Гегель. В 3 т. Т. 1. — М. : Мысль, 1974. — C. 201.
СИДОРОВ Геннадий Николаевич, доктор биологических наук, профессор (Россия), профессор кафедры биологии Омского государственного педагогического университета.
ШУСТОВА Ольга Борисовна, кандидат философских наук, доцент (Россия), доцент кафедры философии Омского государственного аграрного университета им. П. А. Столыпина.
Адрес для переписки: g.n.sidorov@mail.ru
Статья поступила в редакцию 23.12.2013 г.
© Г. Н. Сидоров, О. Б. Шустова
УДК 1652 Т. Г. ЛОБОВА
Омская государственная медицинская академия
БРАТСТВО КАК КОНЦЕПТ
Статья посвящена рассмотрению объяснений феномена братства, сама множественность которых позволяет говорить о братстве не столько как о понятии, сколько как о концепте. «Концептуальное» прочтение братства, возможно, даст ответ на вопрос, почему последнее остается в культуре в целом одной из наиболее древних и до сих пор актуальных идей.
Ключевые слова: братство, концепт, единство, сознание, сакральное, личность.
Понятие «концепт», имея давнюю историю, сегодня «активно возрождается» (Л. А. Микешина). Концепт, будучи своеобразным философским средством «разоблачения» множественности реальности (здесь множественность — суть существующего положения вещей, обозначает «набор не сводимых друг к другу линий и измерений» [1, с. 326 — 327]), не сводится к абстрактному взгляду на реальность. Скорее речь идет о субъектном «взгляде изнутри» на определенное событие/явление мира, включающим в себя экспликацию сознанием смысла, связанного с «неким положением вещей» и набором связей между ними. Иначе говоря, концепт представляет собой опыт «познания из жизни»; он включает в себя и собственно эмпирический конкретный опыт, и выделение из этого опыта определенных условий, благодаря которым первый оказывается возможен. Поэтому концепт обладает «определенной онтологической «наполненностью».
Обозначенный «взгляд изнутри» принадлежит всегда кому-то. Этот кто-то есть живая реальность:
он включен в канву «понимание — объяснение» того, что видит. Существуют особые условия видения, которые делают возможным множественность реальности: мировоззрение, социокультурные паттерны и традиция, язык, мышление, обстоятельства времени и пространства. Важно, что видение предполагает и определенный образ жизни, «поле опыта... по отношению к простому «наличествованию» (Ж. Делез, Ф. Гваттари), а также последующее смысловое выражение реальности и способы ее объяснения.
Множественность объяснений некоего явления (не всегда согласующихся, но иногда и отсылающих друг к другу) связана с отдельно зафиксированными проявленными чертами, ускользающими основами, способами обнаружения явления. Тогда множественность ставит важную и непростую задачу — обратить внимание и понять, что может удерживать, скреплять эмпирическое многообразие в отношении данного явления. И ставя вопрос о концепте, мы ставим вопрос о том скрытом в реальном эмпирическом опыте смысле, который не дан непосредст-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (126) 2014 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
