Законопроекты о цифровых финансовых активах в контексте принципа разумной сдержанности правового регулирования

Сидоренко Элина Леонидовна

Сидоренко Элина Леонидовна

Законопроекты о цифровых финансовых активах в контексте принципа разумной сдержанности правового регулирования

Рассматриваются теоретические положения, определяющие содержание конституционного принципа разумной сдержанности правового регулирования. На их основе анализируются целесообразность и перспективы правового воздействия на оборот новых цифровых активов. Особое внимание обращается на социальную обоснованность, целесообразность, рентабельность и согласованность современных стратегий регулирования криптоэкономики. Анонсируется проект закона, разработанный Центром цифровой экономики и финансовых инноваций МГИМО МИД России.

Ключевые слова: криптовалюта, финансовые активы, токены, цифровая экономика, криминологические риски, разумная сдержанность правового регулирования.

Bills on digital financial assets in the context of reasonable restraint of legal regulation

The paper considers the theoretical position that determines the content of the constitutional principle of reasonable restraint of legal regulation. On their basis, the author analyzes the expediency and prospects of the legal impact on the turnover of new digital assets. Special attention is paid to the social soundness, expediency, profitability and consistency of modern strategies for regulating cryptoeconomics, and a draft law, developed by the Center for the Digital Economy and Financial Innovations at MGIMO of the Russian Foreign Ministry, is announced.

Key words: cryptocurrency, financial assets, tokens, digital economy, criminological risks, reasonable restraint of legal regulation.

Активное развитие цифровой экономики ставит перед государством ряд важных задач, связанных с определением основ правового регулирования новых финансовых инструментов. Однако решение этих задач осложняется тем, что до настоящего времени ни в России, ни в мире так и не сформированы требования к модели такого регулирования, а ориентированность современного законодательства на решение частных вопросов в ущерб системному рассмотрению проблемы ведет к тому, что риск сделать ошибку при выборе стратегии правовой политики государства в отношении цифровых финансовых активов существенно возрастает.

В связи с этим возникает потребность в рассмотрении перспектив развития российского законодательства в контексте соблюдения конституционного принципа разумной сдержанности правового регулирования.

Впервые этот принцип был сформулирован Томасом Гоббсом: «Граждане пользуются тем большей свободой, чем больше дел законы оставляют на их усмотрение» [1, с. 103]. В российской юридической практике он рассматривался сквозь призму позиции Конституционного Суда РФ о самоограничении в судейском усмотрении, сбалансированном учете частных

и публичных интересов, а равно разделении полномочий Федерации и субъектов. В отраслевых исследованиях его суть, как правило, сводится к поиску границы, отделяющей сферу правового регулирования от иных форм социального воздействия, включая саморегуляцию системы [2, с. 293].

Анализ существующих позиций позволяет выделить следующие положения, составляющие каркас принципа разумной сдержанности правового регулирования:

1. Правовое регулирование должно быть социально востребованным, т.е. отвечать потребностям общества в публичном нормативном воздействии на особую группу общественных отношений. Экономические, политические и иные предпосылки должны сформировать определенный социальный заказ на правовое регулирование конкретной сферы общественных отношений. Как обоснованно подчеркнул Конституционный Суд РФ, «в случаях, когда законодательные предписания перестают отвечать социальным реалиям, федеральный законодатель вправе обеспечить их приведение в соответствие с новыми социальными реалиями, соблюдая при этом конституционные принципы равенства, справедливости и гуманизма» [3].

149

2. Правовое воздействие должно быть целесообразным. Это означает, что, устанавливая дозволения, предписания или запреты, законодатель должен представлять конечную цель правового регулирования, а именно те социальные, экономические и правовые последствия, к которым это регулирование должно привести.

3. Правовое воздействие должно быть социально обусловленным. Оно может быть разумным только при условии максимального учета частных и публичных интересов. Как отмечено в постановлении Конституционного Суда РФ от 13 июля 2010 г. № 15-П, «действуя в рамках предоставленных ему дискреционных полномочий, федеральный законодатель связан, однако, требованиями статьи 55 Конституции Российской Федерации, допускающими возможность ограничения прав и свобод человека и гражданина федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. При этом правовое регулирование должно отвечать требованиям справедливости, быть соразмерным конституционно закрепленным целям и охраняемым интересам; правовые меры должны служить общественным интересам и не быть чрезмерными, а только необходимыми и обусловленными» [4].

4. Законодательство должно быть юридически рентабельным, т.е. социальная польза от правового регулирования должна существенно превышать те правовые, экономические и политические издержки и риски, которые может вызвать отказ от саморегулирования в пользу централизованного правового воздействия. С некоторой долей условности этот показатель разумной целесообразности правового регулирования можно назвать «ценой регулирования». Она представлена соотношением преимуществ и издержек правового воздействия. Во многих решениях конституционного суда было заложено одно из ключевых положений этого принципа - приоритет правовой сдержанности над правовым активизмом [5; 6].

5. Правовое регулирование должно быть системным, т.е. отвечать формальным и техническим требованиям построения нормативного материала. В основе оценки системности правового воздействия лежат такие критерии, как степень интегрированности в действующее законодательство, терминологическая адаптивность, сохранение системного единства и

архитектуры отраслевого и специального законодательства. Как неоднократно подчеркивалось в решениях Конституционного Суда РФ, к законодателю обращено требование определенности, ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе действующего правового регулирования; в противном случае может иметь место противоречивая правоприменительная практика, что ослабляет гарантии государственной защиты прав, свобод и законных интересов граждан [7].

Выделение данных критериев позволяет не только оценить целесообразность юридических предписаний, но и прогнозировать будущее юридических реформ в отдельных сферах человеческой активности.

Особенно остро этот вопрос стоит в связи со стремительным развитием цифровой экономики и появлением новых финансовых инструментов.

Летом 2017 г. была принята программа развития цифровой экономики. Ее приоритетной целью стало создание оптимальной регулятор-ной среды для развития новых технологий [8]. Однако заявленная цель, несмотря на довольно активную законотворческую работу, до сих пор не достигнута. Во многом это объясняется наличием концептуальных противоречий относительно стратегии правового сопровождения цифровизации вследствие полифункциональной экономико-правовой природы криптовалю-ты и иных цифровых продуктов.

Очевидно, в настоящее время государство нуждается в последовательной методологической оценке законотворческих инициатив на основе научно обоснованных критериев, что обусловливает актуальность их рассмотрения сквозь призму критериев разумной сдержанности правового регулирования.

В отечественной правовой системе предложено несколько возможных вариантов регулирования обращения цифровых активов, часть из которых была отклонена еще на стадии общественного обсуждения. В основном это законопроекты, разработанные общественными организациями и профильными ведомствами: проект федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон "О развитии малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации" и в отдельные законодательные акты Российской Федерации», проект федерального закона № 373645-7 «О системе распределенного национального май-нинга»; проект постановления Правительства РФ «Об аккредитации организаций, предоставляющих возможность выпуска цифровых

150

токенов»; проект федерального закона «О внесении изменений в Закон о потребительской кооперации»; проект федерального закона «Об обороте цифровых прав в финансовой сфере и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».

Сейчас на рассмотрении в Государственной Думе РФ находится три проекта федеральных законов, направленных на регулирование цифровых финансовых активов:

проект федерального закона № 419059-7 «О цифровых финансовых активах», подготовленный Министерством финансов РФ,

проект федерального закона № 419090-7 «Об альтернативных способах привлечения инвестиций (краудфандинге)», разработанный Центральным Банком России,

и проект федерального закона № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации», предложенный депутатами Госдумы В.В. Володиным и П.В. Крашенинниковым.

Несмотря на очевидные противоречия концепций предлагаемых проектов, депутаты приняли решение одобрить их в первом чтении с предложением разработать ко второму чтению единый регулятивный механизм. Но по мере работы различия между концепциями только увеличиваются.

В октябре 2015 г. председатель Комитета Государственной Думы РФ по финансовому рынку официально заявил, что проект закона «О цифровых финансовых активах» подвергся существенной корректировке и будет внесен на рассмотрение уже в конце 2018 г. Но если раньше противоречия между ним и иными проектами могли быть скорректированы, то теперь они стали непреодолимыми.

В сложившихся условиях очевидно, что создание в России механизма правового регулирования цифровых финансовых активов будет перенесено на определенный срок либо будет найдено паллиативное решение, априори обреченное на неуспех вследствие легкомысленного отношения разработчиков к требованиям нормативной сдержанности правового воздействия.

Проанализируем поступившие в Государственную Думу РФ законопроекты сквозь призму их соответствия ранее выделенным критериям принципа разумной целесообразности правового регулирования.

Говоря о перспективах правового воздействия на оборот цифровых активов, важно ответить на вопрос, насколько государство нуждается в правовом регулировании цифровой

экономики и можно ли считать, что социальный заказ на такого рода регулирование в настоящее время сформирован.

С одной стороны, программа цифровиза-ции в качестве одной из своих основных задач называет формирование комплексного законодательного регулирования отношений, возникающих в связи с ее развитием. С другой -состояние цифровой экономики в России не позволяет говорить о том, что отношения, которые должны быть урегулированы, в настоящее время еще не сформированы как отдельный сегмент правоотношений.

На это, в частности, указывает статистика применения цифровых активов, также об этом свидетельствует отсутствие четкого понимания структуры и содержания отношений по эмиссии и обороту криптовалюты.

По состоянию на начало ноября 2018 г. капитализация всех криптовалют составляет более 213 млрд долл. США [9]. Из них наибольший объем имеют Bitcoin (111 млрд долл. США), Ethereum (21 млрд долл. США) и Ripple (20 млрд долл. США). Для сравнения: эти цифры даже не приближаются к капитализации легкой промышленности, а значит, их роль в современной мировой экономике пока незначительна.

Обращает на себя внимание и тот факт, что в большинстве стран мира в настоящее время отсутствуют законы, регламентирующие оборот криптовалюты. Как правило, государства ограничиваются рекомендациями финансового регулятора и не спешат принимать специальные законы. Данная мысль подтверждается обзором публикаций [10] органов власти ряда государств (Австрии, Бельгии, Боливии, Бразилии, Европейского союза, Египта, Индии, Канады, Катара, Кении, Намибии, Новой Зеландии, России, США, Южной Африки), в число которых входят представители всех основных правовых семей мира.

Так, например, 8 февраля 2018 г. Национальная комиссия по рынку ценных бумаг Испании (CNMV) и Банк Испании выпустили совместное заявление о криптомонетах и первичных предложениях криптовалют (Joint press statement by CNMV and Banco de España on "cryptocurrencies" and "initial coin offerings" (ICOs), 8 February 2018 [11]). Необходимость заявления объясняется регуляторами тем, что у них нет иной возможности защитить инвесторов. Отмечая значительное распространение криптомонет по всему миру, регуляторы перечислили их основные характеристики: отсутствие обеспечения со стороны органов публичной власти и центральных банков, не-

151

возможность признания законными средствами платежа, ограниченная сфера обращения, значительная волатильность.

Те же страны, которые устанавливают регулирование, рассматривают криптовалюты как продукт технологии распределенного реестра (блокчейна) и ограничиваются установлением гарантий для развития технологии, но не криптовалюты как таковой. В качестве примера можно привести законодательство Мексики (закон «О регулировании учреждений сферы финтеха» (Ley para regular las instituciones de tecnología financier) [12]); Гибралтара (поправки в закон от 1989 г. «О финансовых услугах (инвестиционных и федуциарных услугах)», регулирующие деятельность операторов распределенных реестров (Financial Services (Investment and Fiduciary Services) Act 1989 [13]); Белоруссии (Декрет Президента Республики Беларусь «О развитии цифровой экономики» [14]); Мальты (закон «О мальтийском управлении по цифровым инновациям» (Malta Digital Innovation Authority Act) [15]) и др.

Обращает на себя внимание и тот факт, что в настоящее время нет единого понимания правовой природы криптовалюты.

В первом докладе о виртуальных валютах Европейский центральный банк (ЕЦБ) определил виртуальные валюты как «форму не регулируемых правом цифровых денег, которые выпускаются и обычно контролируются их разработчиками, используются и принимаются к оплате среди членов определенного виртуального сообщества» [16, p. 13]. Выпущенный примерно через три года второй доклад ЕЦБ о виртуальных валютах определяет виртуальные валюты как «цифровое выражение стоимости, не выпускаемое центральным банком, кредитным учреждением или учреждением, предоставляющим услуги в сфере электронных денег, которое в некоторых случаях может использоваться как замена денег» [17, p. 33].

В докладе ФАТФ под виртуальной валютой понимается «цифровое выражение стоимости, которое может быть продано и куплено с использованием цифровых технологий и действует как 1) средство обмена, и\или 2) мера стоимости, и\или 3) средство сбережения стоимости, но не имеет статуса законного средства платежа... в любом правопорядке» [18, p. 4].

Сотрудники Международного валютного фонда, признавая, что дефиниция виртуальных валют еще не сложилась, определили их как «цифровое выражение стоимости, выпущенное частными разработчиками и обозначенное в их собственных единицах исчисления» [19, para. 8].

Важно обратить внимание и поляризацию взглядов на перспективы развития криптова-лютной экономики: от полной поддержки [20, с. 144; 21, с. 115] до категорического отрицания [22, с. 18; 23, с. 8].

В числе преимуществ криптовалюты как перспективного финансового инструмента эксперты называют прозрачность и безотзывность транзакций, режим работы 24/7, возможность дробления транзакций до минимальных платежей, отсутствие посредников в отношениях контрагентов, устойчивость транзакций к кибер-атакам [24, с. 1703].

При этом ни международные организации, ни отдельные государства не отрицают, что оборот криптовалют сопряжен с очевидными криминологическими и экономическими рисками, такими как децентрализация финансовой системы, анонимность криптовалютных транзакций, использование цифровых активов для покупки наркотиков, порнографических материалов, оружия, отмывания преступных доходов и финансирования терроризма.

По мнению экспертов, рынок незаконной деятельности с биткойном составляет примерно 76 млрд долл. в год (46% биткойн-транзакций), что по объемам близко к масштабам американского и европейского рынков незаконного оборота наркотиков. Кроме того, примерно пятая часть (23%) от общей долларовой стоимости транзакций и примерно половина биткойн-кошельков (49%) так или иначе связаны с незаконной деятельностью с использованием криптоалгоритмов. По оценкам экспертов, насчитывается около 27 млн участников рынка биткойнов, которые используют биткойн в основном в незаконных целях. Эти пользователи ежегодно проводят около 37 млн транзакций стоимостью около 76 млрд долл. и в совокупности владеют биткойнами на сумму около 7 млрд долл. [25].

Изложенные выше обстоятельства свидетельствуют о том, что в настоящее время ни в России, ни в мире не сформировался четкий социальный запрос на правовое регулирование оборота криптовалюты ввиду ее незначительной капитализации и поляризации оценок относительно ее природы.

Вместе с тем в пользу вывода о своевременности правового регулирования новых финансовых инструментов говорят следующие обстоятельства: высокие темпы развития криптовалютного рынка (ежегодный прирост превышает 100%) [26], его институализация (формирование статуса участников (биржи, об-менники, цифровые сервисы и др.), развитие инфраструктуры и др.) и др.

152

В частности, очевидно, что без определения правового статуса криптовалют будет сложно квалифицировать деяния, связанные с их хищением, равно как и дать правовую оценку легализации преступных доходов с использованием новых финансовых инструментов [27, с. 68; 28, с. 18].

Говоря о перспективах развития крипто-валютного законодательства в аспекте рассматриваемого принципа, нельзя не обратить внимание и на тот факт, что до настоящего времени так и не сформулирован единый подход к конечной цели регулирования: «Каким - репрессивным или либеральным - оно должно быть?».

В законопроектах, рассматриваемых Государственной Думой РФ, предложены три принципиально разные концепции: проект о цифровых финансовых активах выступает категорически против конвертации криптовалют, ограничиваясь оборотом токенов; законопроект о краудфандинге допускает оборот криптовалют на инвестиционных площадках, но не конкретизирует их статус; наконец, проект о внесении изменений в ГК РФ формирует четкий правовой статус криптовалюты как цифровых денег и отграничивает их от цифровых прав.

В связи с этим актуальным является вопрос о социальной и правовой обоснованности регулирования цифровых финансовых активов.

Рассматривая вопрос о целесообразности нормативного регулирования криптовалют, сотрудники Центра финансовых инноваций и безналичной экономики Московской школы управления Сколково подчеркивают, что в настоящее время существует 5 причин для регулирования криптоиндустрии: сохранение стабильности финансовой и экономической системы; защита граждан от обмана и потери своих инвестиций; желание стать лидером в криптоиндустрии и получить новое конкурентное преимущество на глобальном рынке; отвязка от существующей глобальной монетарной системы или исправление ситуации со своей собственной слабой внутренней валютой; активное содействие росту экономики и ВВП [29, с. 74].

Данная позиция, несомненно, имеет право на существование, но в ней не приводятся факторы, указывающие на неизбежность и своевременность правового регулирования криптовалют.

Анализируя социальную обусловленность правового воздействия, важно учитывать уровень восприятия возможных новелл со стороны государства и общества, способность системы к саморегулированию, а равно степень

инфраструктурной готовности государства к внедрению правовых механизмов регулирования и контроля.

К сожалению, в России системная оценка этих показателей говорит не в пользу легализации криптовалют как нового финансового инструмента. По данным социологов, 72% респондентов узнали о существовании биткойна во время социологического опроса. О крипто-валюте знают 28% россиян, 16% из которых слышали о ней, а 12% заявили, что хорошо знают ее свойства. Но только 1% опрошенных граждан России пользуется ей [30].

Закрытость криптосообщества говорит больше о склонности системы к самоорганизации, нежели о необходимости государственного воздействия. Оборот криповалюты еще не стал социальной привычкой, а потому он может регулироваться на основе отдельных частных решений финансового регулятора.

Нельзя не обратить внимание и на слабую готовность государства к внедрению в современную финансовую систему принципиально новых механизмов контроля. В настоящее время не разработаны единые правила идентификации пользователей - потребителей финансовых услуг, не определены стандарты ведения и учета цифровых кошельков на специальных информационных площадках и не предложены механизмы защиты персональных данных.

Важным является и вопрос о рентабельности правового регулирования, когда социальная польза от правового регулирования цифровых активов явно выше тех убытков, которые повлечет его легитимация. Согласно криминологической концепции цены преступности негативные последствия социального поведения могут быть экономическими, физическими и моральными. К сожалению, в настоящее время сложно прогнозировать размер ущерба, равно как и преимущества цифровизации, ввиду объективной невозможности оценки легальных экономических показателей оборота криптовалюты.

Приблизительные представления о цене регулирования дает оценка экономических перспектив развития цифровой экономики и возможных криминологических рисков вследствие нелегального использования криптовалюты.

Так, по данным ОЭСР, более 24 государств сегодня инвестируют в блокчейн. Предполагается, что Европа станет вторым по величине инвестором в технологию: среднегодовой темп роста вложений в 2017-2022 гг. составит 80,2% [31].

153

Нельзя не оставить без внимания и доклад группы Всемирного Банка, согласно которому развитие цифровизации и криптовалют может значительно повилять на сравнительные экономические преимущества отдельных стран [32].

Но, наряду с экономическим ростом, внедрение цифровых технологий в финансовую сферу может привести и уже приводит к росту криптовалютной преступности [33, с. 193].

Так, по мнению специалистов УНП ООН, развитие систем единой идентификации дает основания полагать, что именно эти системы станут основной целью киберпреступников в будущем [34]. В аналитических докладах Ев-ропола особо отмечается, что в краткосрочной перспективе сфера торговли в Интернете запрещенными товарами будет расти за счет распространения криптовалют. В долгосрочной перспективе из-за распространения криптовалют ожидается взаимопроникновение кибер-преступности и криминальной интернет-торговли с терроризмом и его финансированием [35]. Согласно исследованиям ОЭСР и Европейской группы финансовой разведки уровень использования наличности для отмывания денег по-прежнему высок, однако в последние годы начал снижаться. В то же время уровень использования криптовалют для отмывания денег пока что ничтожно мал в сравнении с наличностью, однако имеет все шансы возрасти в ближайшем будущем [36, p. 17; 37].

Данные цифры хорошо соотносятся с авторскими прогнозами динамики преступлений, совершаемых с использованием криптовалют.

Так, проведенные расчеты корреляции ки-берпреступлений и распространенности новых цифровых технологий выявили прямую причинную связь между этими явлениями (коэффициент корреляции - 0,9), а это означает, что в отсутствие эффективных механизмов контроля за криптовалютными транзакциями уровень преступности будет продолжать расти. И с учетом скорости распространения технологии динамика роста может превысить 100% в год.

Важно обратить внимание и на высокий риск распространения легализации преступных доходов с использованием криптовалюты. В настоящее время доля этих преступлений невелика, но, как только криптовалюта попадет в сферу легального оборота и станет рассматриваться как средство платежа, объем этой преступности возрастет в десятки раз.

О криминологических рисках использования криптовалюты говорит и объем транзакций в теневом Интернете: большинство ресурсов,

торгующих наркотическими средствам, психотропными веществами, порнографическими материалами, используют в качестве средства расчетов криптовалюту. А если предположить, что завтра криптовалюта будет объявлена законным финансовым активом, то вполне вероятно, что объем людей, заинтересованных в ее использовании в теневом Интернете, может существенно возрасти [38, с. 145].

Вместе с тем, говоря о цене легализации криптовалюты, нельзя не отметить и тот факт, что ввиду отсутствия соответствующего правового регулирования криптовалюту нельзя однозначно назвать объектом гражданских прав, а следовательно, и признать предметом имущественного преступления. Пробелы законодательства уже отразились на качестве выявления и расследования преступлений, сопряженных с хищением криптовалюты: при совершении кражи криптовалюты с электронного кошелька, а равно при мошенничестве с использованием криптовалюты правоохранительные органы предпочитают прекращать дело в связи с отсутствием состава преступления [39, с. 18].

В данных обстоятельствах чрезвычайно важно найти разумный баланс между объемом правового регулирования и границами саморегулирования криптовалютной сферы.

К сожалению, эти вопросы не только не решены, но даже не поставлены в проектах федеральных законов об обороте цифровых финансовых активов. Так, в законопроекте «О цифровых финансовых активах», подготовленном Министерством финансов РФ, отсутствует необходимое для любого закона триединство «право - ответственность - обязанность», правила для участников рынка прописаны без конкретизации статуса самих участников, не найден баланс в правовом регулировании криптовалют и токенов, с одной стороны, и ценных бумаг - с другой.

Высокий уровень юридической проработки отличает проект федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации», но и он нуждается в серьезных коррективах, касающихся закрепления юридических признаков и определения правопреемства применительно к смарт-контрактам (сделкам, предполагающим автоматическое исполнение). Кроме того, вызывает возражение проведенное в проекте разделение цифровых прав и цифровых денег. Поддерживая идею такой дифференциации, тем не менее полагаем, что она явно опережает время и

154

подчеркивает невозможность в современных условиях не только провести такое разграничение, но и определить юридический статус цифровых инструментов в целом.

Хорошей альтернативной рассматриваемым инициативам может стать проект закона «О цифровых активах», подготовленный Центром цифровой экономики и финансовых инноваций МГИМО.

Предлагаемая концепция разработана с учетом особенностей новых цифровых продуктов на основе опыта лучших мировых практик, требований международных организаций и Центрального банка РФ. Ее принятие позволит создать в стране действенный механизм правового регулирования отношений в сфере обращения цифровых активов, а также обеспечить защиту прав и интересов всех участников правоотношений.

В предлагаемом законопроекте регулирование носит рамочный характер, закрепляет базовые положения и закладывает правовой фундамент для оборота цифровых активов на территории России. В отличие от законопроекта «О цифровых финансовых активах» он не конкретизирует внимание на технических аспектах функционирования распределенных информационных сетей, порядке осуществления транзакций и их валидации, а сосредоточивает внимание на обороте активов и обеспечении правовых гарантий его безопасности.

Законопроектом предусмотрено три вида цифровых активов: цифровые ценные бумаги (цифровые активы, выражающие обязательственные и иные права, осуществление и передача которых возможны только с соблюдением законодательства о рынке ценных бумаг), криптовалюта (цифровой актив, используемый как единица учета, предмет купли-продажи, средство накопления и обмена на товары и услуги в отношениях с неопределенным кругом лиц) и цифровые знаки (цифровые активы, не подпадающие под понятие токенов и крипто-валют и выражающие имущественные и иные права владельца в рамках гражданско-правовых договоров).

В проекте разграничены компетенции организаторов торговли цифровыми активами. За Банком России закрепляется определение порядка их лицензирования. Выделены три вида организаторов торговли цифровыми активами.

Деятельность организаторов торговли токена-ми регламентируется в соответствии с законодательством Российской Федерации о рынке ценных бумаг и об организованных торгах. Организаторы торговли криптовалютой действуют на основании лицензии на осуществление деятельности по организации и проведению торговли криптовалютой. Деятельность организаторов торговли цифровыми знаками не подлежит лицензированию.

Вводится понятие участника торговли цифровыми активами, имеющего определенный правовой статус. Им может быть любое физическое и/или юридическое лицо, осуществляющее операции с цифровыми активами, денежными средствами и иным имуществом. Участники торговли цифровыми активами подлежат обязательной идентификации. Обращение всех видов цифровых активов возможно только с использованием цифровых кошельков, открытых соответствующими организаторами торговли цифровыми активами. Также вводится понятие лица, выпускающего цифровой знак.

Преимуществом данного проекта является то, что он встраивается в действующее законодательство, не нарушая его стройность и органичность. Помимо регулятивных вопросов он решает и задачу минимизации криминологических рисков, вводя для новых цифровых инструментов требования предупреждения легализации преступных доходов.

В частности, цифровой кошелек может быть открыт организатором торговли цифровыми активами только после процедуры идентификации его владельца в соответствии с Федеральным законом от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма».

За нарушение законодательства в сфере регулирования оборота цифровых активов предлагается предусмотреть ответственность в рамках гражданского, административного или уголовного законодательства Российской Федерации.

Полагаем, что принятие данного закона позволит обеспечить безболезненное введение в правовое поле криптовалют и иных финансовых активов, обеспечив при этом реализацию принципа разумной сдержанности законодательного регулирования.

155

1. Хабриева Т.Я. Разграничение законодательных компетенций Российской Федерации и ее субъектов // Соотношение законодательства РФ и законодательства субъектов РФ. М., 2003.

2. Крусс В. И. Теория конституционного правопользования. М., 2007.

3. По делу о проверке конституционности пункта 2 примечаний к статье 264 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с запросом Ивановского областного суда: постановление Конституционного Суда РФ от 25 апр. 2018 г. № 17-П // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http:// www.pravo.gov.ru (дата обращения: 01.11.2018).

4. По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации, части 4 статьи 4.5, части 1 статьи 16.2 и части 2 статьи 27.11 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях в связи с жалобами граждан В. В. Баталова, Л.Н. Валуевой, З.Я. Ганиевой, О.А. Красной и И. В. Эпова: постановление Конституционного Суда РФ от 13 июля 2010 г. № 15-П // Собр. законодательства РФ. 2010. № 29. Ст. 3983.

5. По делу о проверке конституционности части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в связи с жалобами граждан А.Ф. Кутиной и А. Ф. Поварнициной: постановление Конституционного Суда РФ от 27 нояб. 2008 г. № 11-П. Доступ из справ. правовой системы «Консуль-тантПлюс» (дата обращения: 01.11.2018).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

6. По делу о проверке конституционности пункта 1 статьи 23 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина И. Д. Ушакова: постановление Конституционного Суда РФ от 27 марта 2012 г. № 8-П. Доступ из справ. правовой системы «Консуль-тантПлюс» (дата обращения: 01.11.2018).

7. Постановления Конституционного Суда РФ от 15 июля 1999 г. № 11-П, от 27 мая 2003 г. № 9-П, от 27 мая 2008 г. № 8-П. Доступ из справ. правовой системы «Консуль-тантПлюс» (дата обращения: 01.11.2018).

8. Об утверждении программы «Цифровая экономика Российской Федерации»: распоряжение Правительства РФ от 28 июля 2017 г. № 1632-р. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

9. URL: https://coinmarketcap.com/

10. URL: https://www.loc.gov/law/help/cryptocurrency/ world-survey.php#_ftn225

11. URL: http://www.iosco.org/libraryfico-statements/

1. Habriyeva T.Ya. Differentiation of legislative competences of the Russian Federation and its subjects // Ratio of the legislation of the Russian Federation and legislation of territorial subjects of the Russian Federation. Moscow, 2003.

2. Kruss V.I. Theory of the constitutional right use. Moscow, 2007.

3. On the case of check of constitutionality of paragraph 2 of notes to article 264 of the Criminal Code of the Russian Federation in connection with inquiry of the Ivanovo regional court: resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation d.d. Apr. 25, 2018 № 17-P // Official Internet portal of legal information. URL: http://www.pravo.gov.ru (date of access: 01.11.2018).

4. On the case of check of constitutionality of provisions of part one of article 188 of the Criminal Code of the Russian Federation, part 4 of article 4.5, part 1 of article 16.2 and part 2 of article 27.11 of the Code of the Russian Federation on Administrative Offences in connection with complaints of citizens V.V. Batalov, L.N. Valuyeva, Z.Ya. Ganiyeva,

0.A. Krasnaya and I. V. Epova: resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation d.d. July 13, 2010 № 15-P // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2010. № 29. Art. 3983.

5. On the case of check of constitutionality of a part two of article 5 of the Federal Law «About the Minimum Wage» in connection with complaints of citizens A.F. Kutina and A.F. Povarnitsina: resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation d.d. Nov. 27, 2008 № 11-P. Access from the legal reference system «ConsultantPlus» (date of access: 01.11.2018).

6. On the case of check of constitutionality of paragraph 1 of article 23 of the Federal Law «About International Treaties of the Russian Federation» in connection with the complaint of citizen

1.D. Ushakov: resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation d.d. March 27, 2012 № 8-P. Access from the legal reference system «ConsultantPlus» (date of access: 01.11.2018).

7. Resolutions of the Constitutional Court of the Russian Federation d.d. July 15, 1999 № 11-P, d.d. May 27, 2003 № 9-P, d.d. May 27, 2008 № 8-P. Access from the legal reference system «ConsultantPlus» (date of access: 01.11.2018).

8. About the approval of the «Digital Economy of the Russian Federation» program: order of the Government of the Russian Federation d.d. July 28, 2017 № 1632-r. Access from the legal reference system «ConsultantPlus».

9. URL: https://coinmarketcap.com/

10. URL: https://www.loc.gov/law/help/cryptocunency/ world-survey.php#_ftn225

11. URL:http://www.iosco.org/libraryAco-statements/

156

Spain%20-%20CNMV%20and%20Banco%20 de%20Espana%20-%20Joint%20Statement%20 on%20Cryptocurrencies%20and%20ICOs.pdf

12. URL: https://static1.squarespace.com/static/ 58d2d686ff7c50366a50805d/t/5ac450630e2e72 d53c20f091/1522815078233/LRITF_090318.pdf

13. URL: http://www.gfsc.gi/uploads/DLT%20 regulations%20121017%20(2).pdf

14. URL: http://pravo.by/document/?guid=1255 1&p0=Pd1700008&p1=1&p5=0

15. URL:http://justiceservices.gov.mt/Download Document.aspx?app=lp&itemid=29080&l=1

16. European Central Bank. Virtual Currency Schemes Report. URL: http://www.ecb.europa.eu/ pub/pdf/other/virtualcurrencyschemes201210en. pdf (дата обращения: 10.02.2017).

17. European Central Bank. Virtual currency schemes - a further analysis. 2015.

18. FATF/OECD. Virtual Currencies: Key Definitions and Potential AM/CFT Risks. Paris, 2014.

19. International Monetary Fund. Virtual Currencies and Beyond: Initial Considerations (SDN/16/03).

20. Кумуков М.Ш. Технология блокчейн: новые вызовы и возможности в системе мер по ПОД/ФТ (противодействие отмыванию денег и/или финансированию терроризма) // Ленинградский юрид. журн. 2018. № 2. С. 144-154.

21. Бычков А. И. Дефекты, ошибки и неурядицы: правовое регулирование. М., 2017.

22. Рожков О. «Крипта» в законе // Расчет. 2018. № 6. С. 18-20.

23. Сидоренко Э.Л. Криминальное использование криптовалюты: международные оценки // Международное уголовное право и международная юстиция. 2016. № 6. С. 8-14.

24. Karan Nayak, Dhvani Kotak, Lynette D'mello, Cryptocurrency: The Future of Currencies, Int.J.Computer Technology & Applications, Vol. 5 (5), p.1703-1706. URL: http://www.ijcta.com/documents/ volumes/vol5issue5/ijcta2014050521.pdf

25. URL: https://www.group-ib.ru/media/gib-crypto- summary/

26. URL: https://www.finder.com/uk/cryptocurrency-statistics; https://www. finder.com/uk/bitcoin-statistics; https://coinmarketcap.com/; https://www.tradingview. com/ markets/cryptocurrencies/prices-all/; https:// www.barchart.com/crypto/market-capitalizations

27. Максуров А.А. Криптовалюта как экономико-правовая категория // Современное право. 2018. № 9. С. 68-71.

28. Цинделиани И.А., Нигматулина Л.Б. Криптовалюта как объект гражданско-правового и финансово-правового регулирования // Финансовое право. 2018. № 7. С. 18-25.

29. Регулирование в криптоиндустрии: состояние, стратегии, эффекты. М., 2018.