CC BY
245
Законопроект «О старообрядческих общинах» в Государственной Думе 1906-1917 гг.
С. В. Пореатоеа
В изучении истории Русской Православной Церкви на особом месте стоит вопрос о взаимоотношении Церкви и государства. В начале XX в. создается новое государственное учреждение представительского типа- Государственная Дума. Все законодательство по вероисповедным вопросам перешло в ведение этого внеконфессионального законодательного органа. В их числе был и выработанный в Комитете министров достаточно либеральный закон о старообрядческих общинах. Он вызвал острую борьбу мнений в III Государственной Думе (1 ноября 1907 г. - 9 июня 1912 г.).
Рассмотрение законопроекта о старообрядческих общинах в Государственной Думе может служить дополнительной иллюстрацией к политической борьбе в новом представительном органе власти. Кроме того, старообрядческий вопрос стал пробным камнем при формировании конфессиональной политики государства, пытавшегося встать на путь правового развития.
Исторически сложилось так, что главной духовной опорой Российского государства была Православная Церковь. Находясь на положении господствующего вероисповедания, Церковь пользовалась особым покровительством государства и взаимосвязь с ним была основой государственной политики в области религии. Вероисповедный вопрос издавна разрабатывался в Церкви, и ее позиция для православного государства определяла нормы поведения, связанные с взаимоотношениями с другими религиями. Сам факт передачи вероисповедных дел из Синода в Государственную Ду-
Порватова С.В. - выпускница исторического факультета ПСТБИ 2003 года
му характеризует новое направление конфессиональной политики государства, вставшего на путь конституционных преобразований.
Старообрядческий вопрос традиционно рассматривается в русле вероисповедной политики России. Но ни между отношением власти к иноверным и инославным исповеданиям, ни в истории изучения этих исповеданий нельзя провести параллель, так как отношение к расколу не могло быть столь же объективным и бесстрастным, как, например, к католичеству и протестантизму. Раскол был порождением русской религиозной жизни, «русские расколо-сектанты вышли из недр нашей Православной Церкви, отрицая ее, а потому они неизбежно становятся во враждебное отношение к ней»1. И сложность разрешения старообрядческого вопроса была связана с тем, что старообрядчество всегда носило антигосударственный, антиправославный, бунтарный характер. Принятые властями стеснительные для существования и развития старообрядцев меры были вызваны тем, что «раскольники часто оставляют религиозную почву и переходят на чисто политическую, вследствие чего и правительство вынуждено бывало принимать соответствующие меры. В этом случае, конечно, о полной веротерпимости уже не могло быть и речи» . Исследователь раскола В.О. Фармаковский непосредственно связывает противоцерковность и противогосударственность раскола: раскол оказывает противление как Церкви, так и государству. Такого же взгляда придерживались и другие исследователи в конце XIX - начале XX вв.3
Существуют трудности и с определением термина «старообрядчество», и соответственно с тем, кого можно называть старообрядцем. «Старообрядчество» - совокупность различного рода религиозных организаций (религиозное направление, представляющее собой ряд сект), возникших в результате церковного раскола в России в XVII в., отказавшихся принять церковные реформы патриарха Никона и стремившихся к сохранению старых церковных правил и консервативных устоев жизни4. Даже из такого краткого оп-
ределения видно, что старообрядчество не было единым. Под этим названием скрывалось разнородное религиозное движение, весьма политизированное и общественно активное, но никак не единое. Внутри различных старообрядческих толков шла острая полемика и их нельзя втиснуть в рамки одного определения.
Количество раскольников в России было более значительным, чем показывали данные официальных переписей, но общую цифру старообрядцев необходимо дробить на различные толки и согласия. В сочувствующей старообрядцам периодике часто безосновательно упоминаются многомиллионные старообрядческие массы, в старообрядческих же изданиях число своих сторонников определялось даже в
20 млн. человек3. Многомиллионные массы старообрядцев фигурировали и в думской полемике.
Между тем, по данным Министерства внутренних дел на 1901 г. в России насчитывалось около миллиона старообрядцев из общего числа в 2 173 738 старообрядцев, сектантов и уклоняющихся в раскол. Если обратиться к данным, характеризующим только старообрядцев, то можно получить следующие цифры: поповцев было 457 059 человек и беспоповцев 571 378. Среди поповцев большинство составляли сторонники Белокриницкой иерархии - 269 049 человек. Беспоповцев - 188 009 человек. Большинство поповцев (401 689 чел.) и беспоповцев (466 937 чел.) проживало в Европейской России.
По этим данным трудно определить численность старообрядцев. Но необходимо учесть, что переход в раскол и принадлежность к нему часто скрывались, при переписи многие не сознавались в своей принадлежности к старообрядчеству. Тем не менее, заявление о «20 миллионах старообрядцев», раздававшееся в пылу политической полемики и с думской трибуны, нельзя считать обоснованным. Цифры эти ничем не подкреплены, и служили лишь орудием в политической борьбе. Хотя некоторые умеренные исследователи приводили цифру в 15 млн. человек6.
В начале XX в. произошли качественные изменения в законодательстве Российской Империи, в рамках которых старообрядцам были предоставлены гражданские права.
Важным в области веротерпимости правовым актом, изменившим основы статуса религиозных объединений, стал Указ от 12 декабря 1904 г. «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», признавший неотложным «подвергнуть пересмотру узаконения о правах раскольников, а ровно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего принять ныне же в административном порядке соответствующие меры к устранению в религиозном быте их всякого, прямо в законе не установленного стеснения».7 Во исполнение этого Указа, 17 апреля 1905 г. был подписан следующий Указ «Об укреплении начал веротерпимости», подготовленный Комитетом министров, согласно которому «отпадение от православной веры в другое христианское вероисповедание или вероучение не подлежит преследованию», что обеспечивало возможность беспрепятственного и ненаказуемого добро-
о
вольного перехода в другое религиозное объединение .
Указ 12 декабря 1904 г. потребовал от правительства конкретных действий, и в конце февраля - начале января 1905 г. состоялся ряд заседаний Комитета министров, на котором обсуждался вопрос «О порядке выполнения п. 6 Именного Указа 12 декабря 1904 г.»9. Результатом двухмесячной работы стало Постановление, положенное в основу Указа «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля
1905 года. Устанавливалось, что отпадение от православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию, возможен возврат из Православия в прежнее исповедание, если человек придерживается прежней веры и является православным лишь формально.
Современный исследователь Ю.С. Белов в работе о неправославных вероисповеданиях сделал вывод, что, несмотря на право свободного перехода из Православия в другие исповедания, «как показала жизнь, религиозный ландшафт
страны после Указа от 17 апреля 1905 г. не претерпел изменений»10. Многие тайные старообрядцы, которые формально числились в Православной Церкви, открыто заявили о своей принадлежности к старообрядцам, но это вряд ли можно назвать отпадением от Православия в другое вероисповедание. Поэтому можно согласиться с мнением Ю.С. Белова о том, что отпадения от Православной Церкви в раскол были незначительными.
Кроме свободы перехода из православия, старообрядцы получили еще ряд свобод. Согласно Указу, все религиозные согласия, до этого определяемые общим словом «раскол», были разделены на три группы: а) старообрядческие согласия, б) сектантство и в) «последователи изуверных учений, самая принадлежность к которым наказуема в уголовном порядке»11. Старообрядцы получили официальное разрешение так называться вместо термина «раскольники», который сам по себе подразумевал преступное участие лиц в расколе Церкви или еретичестве. По Указу были официально изменены наименования старообрядческих пастырей. Если раньше к ним применялся термин «лжепопы», «лжеархиереи» и др., то п. 9 Указа предусматривал «присвоить духовным лицам старообрядцев и сектантов наименование “настоятелей” и “наставников” с причислением этих людей к духовному сословию, с ОС-
12
вобождением от призыва в действующую армию».
Однако был сохранен запрет для старообрядческих архиереев официально употреблять иерархические православные наименования (митрополит, епископ и т.д.). Кроме того, этим же Указом старообрядцам были предоставлены и некоторые гражданские права - разрешение духовным лицам совершать богослужение по старопечатным книгам, распечатывались все молитвенные дома старообрядцев. В школах, где обучались дети старообрядцев, преподавание Закона Божьего поручалось духовным лицам соответствующего вероисповедания.
Как отмечает И.К. Смолич, «правительство приняло меры в поддержку старообрядцев вопреки сохранявшемуся не-
доверию к ним, не уменьшавшемуся, а, напротив, возраставшему вследствие внимания к этой проблеме со стороны общественности. Общество мало интересовалось собственно религиозной проблематикой раскола, важен был факт попрания свободы совести; на этом социальном и политическом явлении, открытом для себя обществом в 60-х годах, сосредоточился интерес оппозиционной публицистики»13. Характер некоторых старообрядческих согласий по-прежне-му носил антигосударственный характер. Практические выводы из учения некоторых толков, например, отказ от паспортов и фиксации браков в книгах гражданского состояния, ставили их в один ряд с анархическими элементами. К тому же самоуправлению поповцев разных согласий был присущи «коммунистические тенденции».
Полемикой вокруг Указа 17 апреля 1905 г. общественность воспользовалась и для возобновления вопроса о каноничности церковного устройства. Однако уже тогда проявилась тенденция к одностороннему освещению вопросов церковной жизни. Православная Церковь стала объектом нападок и обвинений в ее полицейском характере, в бездейственности и «параличе», в котором она пребывала всю синодальную эпоху. Средства массовой информации формировали в обществе представление о Церкви как о косной, полицейской, канцелярской государственной структуре, умалчивая о положительных сторонах ее жизни. Печать не писала о миссионерских съездах, о приходской деятельности духовенства и др. Понятно, что такой подход не содействовал пониманию действительного положения Православной Церкви в среде читающего общества.
Товарищ обер-прокурора Святейшего Синода В.К. Саб-лер вполне логично увязывал старообрядческий вопрос с изменением в строе высшего церковного управления. Он полагал, что до созыва Церковного Собора нельзя признавать законными «австрийских священников», следовательно, нельзя распечатывать алтари на Рогожском кладбище в Москве. 24 марта 1904 г. через князя Путятина Саблер напом-
нил Николаю II о желательности увязывания публикации указа Сенату о веротерпимости с высочайшим одобрением указа Синоду о Соборе, чтобы последний «появился не позднее указа Сенату о веротерпимости, а по возможности, и раньше его, так как тогда раскольнические вожделения о патриаршестве будут предупреждены вестью о законном возрождении законного патриарха православного»14. Реакцией стал Манифест 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости», «само название его звучало для “симфонического” государства почти революционно»13.
Следующим шагом на пути реализации свобод, в том числе и религиозных, стал Манифест 17 октября 1905 г., провозглашавший создание объединенного правительства. На последнее возлагались обязанности по наведению порядка в стране и дарование населению «незыблемых основ гражданской свободы»: неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. Теперь ни один закон «не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы»16.
«В оценке Манифеста 17 октября, - пишет А.Ф. Смирнов, - главное не забывать, что перед нами декларация «конституционных начал», намерений, принципов, а реализация последних зависела уже от соотношения борющихся политических сил. Это нашло отражение в последовавших затем документах об учреждении Государственной Думы и Государственного Совета, издании новой редакции Основных законов»17. Борьбу политических сил можно проследить в той или иной степени также и во всех последующих законах и законопроектах, в том числе и в законопроекте «О старообрядческих общинах», который вступил в действие до одобрения его Государственной Думой 17 октября
1906 г., т.е. ровно через год после издания Манифеста 17 октября 1905 года. Характер основополагающих нормативных актов невозможно понять вне контекста политических реалий. В той тревожной обстановке высшие сановники империи нередко кардинально меняли свои взгляды. Как образно выразился К.П. Победоносцев, у многих «в голове запело
18
сразу по три петуха» . «Гонитель земств» граф С.Ю. Витте становится на какой-то час «глашатаем либерализма». В докладе императору о причинах революции и мерах борьбы с ней С.Ю. Витте утверждал, что «Россия переросла форму существующего строя. Она стремится к строю правовому на основе гражданской свободы»19. В понятие гражданской свободы входила и свобода вероисповедания. Более того, пытаясь сосредоточить решение важных вопросов в Комитете министров, С.Ю. Витте крепко держался за старообрядческий вопрос. Ультра-монархист генерал Трепов стал ратовать за формирование ответственного кабинета министров, за конституцию по французскому образцу. Лишь К.П. Победоносцев предпочел, не изменяя своим принципам, уйти в отставку.
Как уже было отмечено, законопроект, выработанный Советом министров, закреплявший и расширявший льготы, которыми старообрядцы начали пользоваться еще с 1904 г., вступил в действие по Указу 17 октября 1906 г. в порядке 87 ст. Основных Законов Империи, позволявшей председателю Совета министров проводить необходимые законодательные акты помимо Государственной Думы, в перерывах между ее заседаниями, одним решением императора. По воспоминаниям заместителя министра внутренних дел С.Е. Кры-жановского, П.А. Столыпин провел положение о старообрядческих и сектантских общинах по 87 статье, «как потому, что приходилось спешить, так и потому, что необходимо было дать им (законам) первоначальное осуществление в пределах благоразумной осторожности, которой нельзя было ждать от Г осударственной Думы»20.
Законопроект явился собственно реализацией п. 6 Указа от 12 декабря 1904 г., который был звеном в цепочке законопроектов, вводивших «свободу совести». Министерский законопроект затронул и оставил неразрешенными ряд вопросов, затрагивавших как религиозный, так и гражданский аспекты. Основных конфликтных вопросов можно выделить три: право свободного проповедания старообрядцами сво-
его учения, возможность для них носить иерархические наименования идентичные православным, и степень упрощения порядка открытия общин (количество лиц, необходимое для открытия, и явочный или разрешительный порядок).
Законопроект никого, однако, не устраивал: старообрядцы, уже активно используя закон на практике, считали его недостаточно последовательным в проведении провозглашенных свобод. Согласны с такой оценкой были и представители оппозиционных правительству партий. Церковь оказалась в трудном положении и была, собственно, против неграмотно начавшегося введения «свободы совести», так как все разрабатываемые законопроекты стремились ограничить права Православной Церкви, тесно связанной с государством. В новом законодательстве отсутствовала четкая проработка правового положения самой Православной Церкви, ей не от чего было оттолкнуться для защиты своего положения в диалоге, основанном на юридической терминологии и ссылках на «указы» и «манифесты» начала XX века. Конфликт этот отразился на работе Государственной Думы.
После издания Манифеста 17 октября в корне изменился порядок издания российских законов: предварительная работа подлежала ведению нового законодательного учреждения - Г осударственной Думе, после нее - Г осударственно-му Совету (он состоял наполовину из лиц назначенных царем, наполовину из выборных (всего 98 человек; от духовенства выбирались шесть членов). Уже в окончательной редакции законы представлялись на утверждение императора. Вероисповедный вопрос, естественно, не мог остаться вне сферы внимания Государственной Думы. Все думские «предложения» по вероисповедным законопроектам вносились ее либерально настроенными депутатами и шли гораздо дальше того, что предлагало правительство.
Сложность вероисповедного вопроса состояла в том, чтобы увязать преимущества Православной Церкви, которые уже подкреплялись прежними законами, с возможностью осуществления свободы совести. Особенно четко это
стало понятно после речи председателя Совета министров П.А. Столыпина, с которой он выступил 22 мая 1909 года. Напомнив депутатам, что начало религиозной свободы в России было положено законами 12 декабря 1904 г., 17 апреля и 17 октября 1905 г., премьер-министр подчеркнул, что «дарование свободы вероисповедания, молитвы по велениям совести каждого вызвало, конечно, необходимость отменить требование закона о согласии гражданской власти на переход из одного вероисповедания в другое, требования разрешения совершать богослужение, богомоления, сооружать необходимые для этого молитвенные здания». Вместе с тем, по словам П.А. Столыпина, планируемые преобразования не могли осуществиться «вне вопроса о тех преимуществах, которые сохранены Основными законами за Православной Церковью» *. Таким образом, определялись рамки, в которых должны были рассматриваться вероисповедные вопросы. П.А. Столыпин говорил о невозможности отделять государство от Церкви, подчеркивая, что задача депутатов состоит «не в том, чтобы приспособить Православие к отвлеченной теории свободы совести, а в том, чтобы
зажечь светоч вероисповедной свободы совести в пределах
22
нашего русского православного государства» . При этом премьер считал, что вневероисповедное состояние в России невозможно, ибо веротерпимость не есть равнодушие.
Вероисповедный законопроект был передан в специально созданную постановлением Г осударственной Думы от 25 января 1908 г. комиссию по старообрядческим вопросам и рассматривался на ее заседаниях с декабря 1908 г. по май 1909 года. Всего состоялось 10 заседаний. В комиссию входило четыре представителя Русской Православной Церкви, четыре старообрядца. По политической ориентации большинство было на стороне партии «17 октября».
Причиной создания особой комиссии для решения вопросов, связанных со старообрядчеством, председатель комиссии В.А. Караулов видел в том, что Государственная Дума «считает старообрядцев особенно близкими к учению
9 "2
Православной Церкви», и их большую численность . Поэтому из комиссий по делам Православной Церкви и вероисповедной были взяты законопроекты, касающиеся старообрядцев, и переданы в комиссию по старообрядческим вопросам. Умерено правые и правые возражали против создания комиссии, предлагая учредить в комиссии по делам
24
Православной Церкви особый старообрядческий отдел . Тем не менее, комиссия была создана.
Надо учесть, что, создавая комиссию по старообрядческим делам, Государственная Дума передала на ее рассмотрение законопроекты, в части своей касающиеся и сектантов, все еще продолжая видеть, таким образом, в старообрядцах секту, отделившуюся от Православия. И по примеру решения старообрядческого вопроса предполагалось решение и вопроса с сектантскими общинами.
В заседаниях комиссии по старообрядческим вопросам также принимали активное участие, но не имели решающего права голоса, представитель Министерства внутренних дел Е.М. Крыжановский, от ведомства православного исповедания - либо товарищ обер-прокурора Святейшего Синода гофмейстер Рогович, либо обер-секретарь Святейшего Синода действительный статский советник П.П. Исплатов, от Департамента общих дел - его директор А.Д Арбузов.
В.А. Караулов исправно исполнял роль председателя и роль докладчика. Именно он больше, чем представители старообрядцев, выступал за интересы последних. Практически к каждой обсуждаемой статье В.А. Караулов предлагал комментарии: «Вместе с тем позвольте огласить пожелания VIII Всероссийского Съезда старообрядцев», «председатель огласил желания старообрядцев» и т.д.2э Соответственно с пожеланиями старообрядцев, председатель комиссии составил и свой доклад. После этого было решено собрать как можно полный материал, касающийся и законодательной, и бытовой стороны вопроса, запросить материалы Особого совещания по делам веры. Надо отметить, что комиссия располагала достаточно большим количеством документов.
Во-первых, ей были переданы материалы Особого совещания под председательством А.П. Игнатьева, содержащие сведения о правовом положении старообрядцев до 1906 г., о характере различных старообрядческих толков, записка
А.П. Игнатьева о старообрядцах и сектантах. Департаментом общих дел комиссии была предоставлена записка о расколе, составленная в 1905 г., и записка члена Государственного Совета Штюрмера по старообрядцам и сектантам.
Во-вторых, в комиссии находились выработанные VIII Всероссийским старообрядческим съездом изменения к закону 17 октября 1906 г., проект изменений Горкинской старообрядческой общины поморского согласия, «проект желательных преобразований» некоего купца Василия Гавриловича Конюкова, члена Совета московской старообрядческой общины Рогожского кладбища (поморцы, приемлющие брак), проект от Совета Замоскворечской общины. В комиссии имелись экземпляры журналов «Старообрядцы» и «Церковь»26. В работе над проектом учитывались, в основном, пожелания старообрядцев, высказанные на их VIII съезде, собиравшемся в мае и августе 1907 года. На этом съезде был выработан согласованный проект изменений, участие в его разработке приняли старообрядцы австрийского согласия и беспоповцы старопоморского согласия и некоторых других согласий.
Комиссия внесла существенные поправки по следующим вопросам: 1) слова «право исповедания» заменила словами «право проповедания»; 2) разрешительный порядок регистрации губернским правлением с правом отказа был заменен явочным с регистрацией специального «присутствия по общественным союзам», сокращено минимальное число членов необходимое для регистрации общины с 50 до
12 человек, духовные лица старообрядцев не утверждались в должностях, а лишь регистрировались; 3) старообрядческим общинам было предоставлено право объединяться в съезды на основании особых правил, утверждаемых Министерством внутренних дел; 4) комиссия утвердила за старообрядческими духовными лицами иерархические наимено-
вания идентичные православным; 5) в отношении общин беспоповцев, не признававших духовных лиц, записи актов гражданского состояния вели местные власти - городские управы и волостные правления.
Безобидные на первый взгляд поправки носили принципиальный характер. Первая и последняя вводили по отношению к старообрядцам полную свободу пропаганды своего учения, невзирая на преимущества в этом вопросе Православной Церкви и отчасти подрывали вековое единство Церкви и государства. Вторая и третья поправки обеспечивали известную независимость старообрядческой общины от администрации, а некоторые - открывали перспективу независимого экономического развития общин.
Надо отметить, что такие яркие думские ораторы, как П.В. Каменский, А.И. Гучков и В.А. Маклаков в работе комиссии показали себя достаточно скромно. Они практически не участвовали в развернувшейся полемике, в которой были более всего задействованы В.А. Караулов, А.И. Звягинцов, М.К. Ермолаев, с одной стороны, и еп. Евлогий, священники Н.С. Балалаев и А.А. Златомрежев и С.Н. Клочков, с другой.
Думская комиссия по старообрядческим вопросам выполнила всю практическую работу. Но по правилам, прежде чем выработанный комиссией законопроект поступал на обсуждение Думы, его рассматривала думская комиссия по делам Русской Православной Церкви. За две недели до назначенного срока обсуждения, законопроект «о старообрядческих общинах» поступил в комиссию. Члены ее были весьма недовольны коротким сроком, который им предоставили для рассмотрения законопроекта, так как, во-первых, выявившиеся спорные вопросы напрямую касались законодательно закрепленных прав Православной Церкви, во-вторых, проблемы старообрядчества всегда находились в ведении Церкви. Здесь же на их рассмотрение отводилось всего две недели, тогда как члены старообрядческой комиссии знакомились с министерским законопроектом не меньше месяца, прежде чем приступили к его постатейному обсуждению. Фактически комис-
сия по делам Православной Церкви проект получила лишь для ознакомления. Предложить какие-либо варианты решения спорных вопросов у нее не было времени. Больше всего сомнений вызывал вопрос о праве проповеди. Сначала комиссия большинством в девять голосов против восьми признала это право за старообрядцами, но потом В.Н. Львов, председатель комиссии, сначала голосовавший за свободу проповеди, изменил свое мнение. После долгих споров православная комиссия приняла разрешительный порядок и отвергла наименование «священнослужителей по старообрядчеству».
Открытые думские заседания стали ареной для политической борьбы различных партий, и, прежде всего, для декларации политических лозунгов.
Обсуждение проекта началось с доклада В.А. Караулова. Он выступал в основном по поправкам к спорным вопросам законопроекта. Отстаивая эти поправки, он приводил аргументы, уже высказанные в комиссии их сторонниками.
Борьба вокруг законопроекта велась по двум направлениям. Против поправок, внесенных комиссией, выступил председатель вероисповедной комиссии В.Н. Львов. Он полемизировал со старообрядческой комиссией, защищая точку зрения государственности, не отделимой от Православной Церкви. Самый жгучий спор в заседаниях Государственной Думы развернулся по вопросу предоставления старообрядцам права проповедания.
Определив право проповедания как право пропаганды, В.Н. Львов доказывал, что оно приведет к крайне гибельным последствиям. «Настоящим законопроектом, - говорил он, - старообрядцам предоставляется такая свобода пропаганды, которой не имеет господствующая Церковь. Для предоставления им подобной привилегии нет ни догматических, ни национальных оснований <...> Приведем сперва в благоустройство Православную Церковь, дадим ей силу и твердость, ибо мы как государственные деятели не можем быть равнодушны к Церкви Православной, дадим ей то устройство, которого она уже давно просит голосами своих ар-
хипастырей, тогда уже поговорим, можно ли дать свободу проповедания тем вероучениям и сектам, которые желают
'У 1
наброситься на Православную Церковь» . Львов отмечал, что право религиозной пропаганды логически вытекает из права свободы совести, но в предложенном проекте «право религиозной пропаганды <...> провозглашается как голый принцип, как известное право». В.Н. Львов считал, что необходимо регламентировать это право, иначе государство
90
неизбежно впадет в религиозную анархию.
Вопрос о свободе совести стал в дискуссии основным. Возможно или необходимо, или же вредно будет введение свободы совести? И насколько это связано с представительным образом правления? В.Н. Львов по этому вопросу отметил, что «многие конституции западные, как испанская, португальская, сербская, черногорская такого права не только не знают, но право религиозной пропаганды предоставлено в Испании и Португалии исключительно Церкви католической, а в Греции, Черногории и Сербии - Церкви Православной и включено в основные законы этих конституционных государств»29. Итак, ни с точки зрения привилегий, ни с точки зрения непременного логического следствия из права свободы совести, ни с точки зрения непременного согласования с конституционным образом правления, право религиозной пропаганды не могло стать основой конституционного образа правления.
И старообрядцы, и часть депутатов Думы стояли за сохранение поправок. В своих выступлениях члены партий кадетов и октябристов проводили мысль, что право религиозной пропаганды, которое сейчас предоставляется старообрядцам, не должно стать исключением, в том смысле, о котором говорил
В.Н. Львов, а напротив то, что сейчас будет дано одним, в ближайшем будущем должно быть распространено на всех: «Мы стоим перед решением: может ли в России существовать
"2 А
“действительная свобода совести”?». Лидер партии кадетов П.Н. Милюков в своих выступлениях отмечал важность разрешения старообрядческого вопроса в определении дальнейшей конфессиональной политики русского государства.
Позиция же правительства в отношении старообрядчества не поменялась с 1905 г., и чаяния старообрядцев по-прежнему остались гораздо большими, чем то, на что было согласно правительство.
После бурного обсуждения законопроекта 21 мая 1909 г. он был принят октябристско-кадетским большинством с поправками старообрядческой комиссии 178 голосами против 139. Главной опорой старообрядцев, страстно жаждущих принятия этого законопроекта, стали не простые русские люди, о связи с которыми они говорили в своих думских выступлениях, а депутаты от иных исповеданий: 37 депутатов - нерусских народностей (19 поляков, несколько евреев, мусульман, армян), и октябристско-кадетское большинство Думы, которое затем глубоко разочарует старообрядцев своим равнодушием к их вопросу. «Законопроект “О старообрядческих общинах” был принят с большинством всего в 36 голосов. В сущности, это - не победа, а прикрытое парламентской декорацией поражение»31. Старообрядцы ждали от Государственной Думы большего, это они продемонстрировали на открытых заседаниях. Из их обращений к депутатам видно, что они искренне надеялись не на религиозное равнодушие либерального большинства, а на симпатию, и даже приверженность к старообрядчеству.
Сами старообрядцы не сразу вникли в содержание дарованных им прав. Общая неспособность комиссии по старообрядческим вопросам разобраться в их сути, поспешность, попытка проигнорировать мнения различных толков в расколе привели к фактическому уравнению их в законе, что вызвало недоумение даже у основных старообрядческих согласий. Е. Волынец приводит выдержку из своего разговора со старообрядцем, где тот сетует, что их, приверженцев старого обряда, уравняли с какими-то бегунами и сопунами: «Да разве это старообрядцы? Это простые сектанты, вышедшие только из старообрядчества, сектанты вредные, с которыми мы боремся; господа думцы, изволите ли видеть, в один ранг их со старообрядчеством поставили и свободу
пропаганды на улицах и площадях предоставили. Нельзя
"2 'у
так в одну кучу. Это и обидно для нас» .
В целом, анализируя рассмотренный аспект работы Государственной Думы, можно сделать некоторые выводы.
Так, следует отметить, что спешность в принятии закона
о старообрядческих общинах в 1906 г. была вызвана нарастанием общественной напряженности. Правительство вынужденно пошло на ряд уступок либеральным общественным требованиям; законопроект о старообрядческих общинах, как и ряд других законов периода первой русской революции 1905-1907 гг., был призван успокоить общественную смуту, а после создания Государственной Думы и привлечь на сторону правительства как можно больше сторонников.
Введенный в действие в 1906 г. и обсуждаемый в Государственной Думе законопроект «о старообрядческих общинах» обострил и без того сложное положение Русской Православной Церкви, ожидавшей от императора разрешения созыва Церковного Собора, на который возлагались большие надежды в решении насущных вопросов церковной жизни. Решение старообрядческого вопроса раньше, чем церковного ставило Русскую Православную Церковь в сложное положение. Старообрядческие соборы стали упреком Церкви в глазах общественности, которая продолжала обвинять Церковь в косности и огосударствлении.
Открытые думские заседания стали ареной для политической борьбы различных партий, и, прежде всего, для декларации политических лозунгов. Борьба эта проводилась против правительства, против монарха и против Православной Церкви.
Законопроект, выработанный думской старообрядческой комиссией, наиболее последовательно развивал принцип свободы совести, который являлся неизменным требованием оппозиционных правительству политических партий, поэтому он нашел у них поддержку и одобрение. И Думой был принят законопроект, отвечавший требованиям старообрядцев, лишь потому, что проведение его обещало расширение веротерпимости до пределов полной свободы совести.
Обсуждение законопроекта в Государственной Думе показало, что требования старообрядцев выходили далеко за рамки того, что могло предоставить им правительство. Старообрядцы желали добиться большей автономии от администрации, чем могло предложить Министерство внутренних дел. Последнее, в свою очередь, было готово прекратить бесправное существование части русских людей, но вовсе не собиралось давать старообрядцам льготные, по сравнению с другими конфессиями, условия регистрации религиозных общин.
Пока Россией правил православный император, обладавший правом «вето» на принятые Государственной Думой и утвержденные Государственным Советом законы, такого воплощения идеи свободы совести, которое привело бы в итоге к отделению Церкви от государства, быть не могло.
1 Буткевич Т.И. О веротерпимости в России. Харьков. 1905. С. 22
2 Там же. С. 22.
3 Фармаковский В. О противогосударственном элементе в расколе. СПб. Б/г.; Субботин Н. Раскол как орудие враждебных России партий. М., 1867.
4 Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1960; Энциклопедический словарь. История Отечества. М., 1999.
' Мелъгунов С.. Старообрядцы и свобода совести. М., 1907. С. 4.
6 См.: Белов Ю.С. Правительственная политика по отношению к неправославным вероисповеданиям России в 1905-1917 гг. СПб., 1999; Стадников А.В. Московское старообрядчество в социальной истории России XIX - начала XX в. / Дис. на соиск. уч. ст. канд. ист. наук. М., 2000.
7 Именной Высочайший Указ Правительствующему Сенату “О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка” // Законодательные акты переходного времени 1904-1906. СПб., 1907. С.7.
8 Именной Высочайший Указ от 17.04.1905. “Об укреплении начал веротерпимости” // Законодательные акты переходного времени. 1904-1906. СПб, 1907. С.47.
9 Особый журнал Комитета министров 25 января, 1 и 8 февраля 1905 г. // За год вероисповедной свободы в России. СПб, 1907. С. 9.
10 Белов Ю.С. Правительственная политика по отношению к неправославным вероисповеданиям России в 1905-1917 гг. СПб, 1999. С. 16.
11 Именной Высочайший указ от 17.04.1905. “Об укреплении начал веротерпимости”. С. 48.
12 Там же. С. 49.
13 Смолич И.К. История Русской Церкви 1700-1917 г. Т. 8. Ч. 2. М, 1997. С. 150.
14 Цит. по; Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен. М, 2002. С. 276.
ь Там же. С. 277.
16 Манифест 17 октября 1905 г. // Законодательные акты переходного времени. С. 228.
17 Смирнов А.Ф, Государственная Дума Российской империи 1906-1917 гг. М, 1998. С. 60.
18 Цит. по кн.: Смирнов А.Ф. Государственная Дума Российской империи 1906-1917 гг. С. 60.
19 Цит. по кн.: ЮрчиковаА.Ю. Указ 17 апреля 1905 г. // Старообрядчество: история, культура современность. Вып. 111.1995. С. 16.
20 Крыжановский С.Е. Воспоминания. Берлин. 1938. С. 94.
21 Государственная Дума. Стенографические отчеты. Созыв третий. Сессия вторая, 1909 год. СПб, 1909. С. 1754.
22 Там же. С. 1764.
23 РГИА. Ф. 1278. Оп. 2. Д. 3596.
24 Государственная Дума. Стенографические отчеты. Созыв третий. Сессия первая. С. 727-728.
25 РГИА. Ф. 1278. Оп. 2. Д. 3596.
26 РГИА. Ф. 1278. Оп. 2. Д. 3598.
27 Государственная Дума. Стенографические отчеты. Созыв третий. Сессия вторая. СПб, 1909. С. 1019-1020; Законопроект о старообрядческих общинах в Государственной Думе. М, 1909. С. 10.
28 Там же.
29 Государственная Дума. Стенографические отчеты. Созыв третий. Сессия вторая. С. 1121; Законопроект о старообрядческих общинах в Государственной Думе. С. 11.
30 Государственная Дума. Стенографические отчеты. Созыв третий. Сессия вторая. С. 1215; Законопроект о старообрядческих общинах в Государственной Думе. С. 72
3’ Триумф Хама // Церковь. 1909. №21. С. 680.
32 Волынец Е. Г осударственная дума и духовенство // Церковные ведомости. 1909. №23. Прил. 1055.
Жизненный путь и духовные искания
С.Н. Дурылина (1900-1924)
М.А. Буздыгар
Первые двадцать лет XX в. были чрезвычайно трудными для всей России, пережившей за короткий срок войны: Рус-ско-японскую, Первую мировую и страшную гражданскую - и две революции. Были поколеблены и сломаны самые основные устои жизни, которые складывались в самодержавном Российском государстве веками. Все эти события ударили не только по жизни всей страны в целом, но и по жизни каждого, отдельно взятого человека, по его личной судьбе. «Старое» рушилось не только в государственном устройстве, не только в социальной сфере, но и в мировоззрении людей. И это последнее, является основным и первичным, влекущим за собой все остальные изменения.
Именно мировоззрение большинства людей определяет жизнь общества в целом. Причастен к этому процессу каждый человек, как существо, обладающее разумом, но степень влияния на него у всех разная. В связи с этим представляет большой интерес русская интеллигенция, которая в начале XX в. играла важную историческую роль. Именно она, в силу своего образования, своего социально - политического положения, причастности к мировым информационным каналам и к средствам массовой информации в своей стране, будет критиковать одни идеи и убеждения и генерировать новые, сравнивать различные точки зрения - и эта полемика сразу становится достоянием общественности через периодическую печать, кружки, салонные обсуждения. Эти люди пытались по-новому ответить на вопросы человеческого бытия, определить свое место в обществе и свое
Буздыгар М.А. - выпускник исторического факультета ПСТБИ 2003 г.
