CC BY
87
УДК 343.24(4-11)
ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ, РЕГЛАМЕНТИРОВАВШИЕ НАЗНАЧЕНИЕ НАКАЗАНИЙ, ОГРАНИЧИВАЮЩИХ СВОБОДУ ПРЕСТУПНИКА В ОБЫЧНОМ ПРАВЕ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
/7, р. Хакимова, аспирант кафедры уголовно-правовых дисциплин юридического
факультета Чебоксарского кооперативного института
Рассматриваются вопросы генезиса наказаний, ограничивающих свободу преступника в период формирования государства у восточных славян. Автор делает вывод о том, что наказания, связанные с лишением свободы преступника, не были характерны для рассматриваемого в статье периода развития уголовного права восточных славян.
Ключевые слова: славяне, наказание, лишение свободы, ограничение свободы, преступник.
«Когда именно наши предки получили первые законы, - рассуждал по поводу истории появления некоторых видов наказаний в своей речи в Харьковском университете профессор Гавриил Успенский, - от кого и какие они с самого начала были, письменные или словесные? - Суть вопросы, на которые ничего почти утвердительного ответить не можно; достоверно же то единственно, что они имели их от времен самых отдаленнейших»1. Вместе с тем нам представляется все же необходимым ответить на вопрос: являлись ли наказания, связанные с ограничением свободы преступника, собственными «разработками» славянских законоведов или они явились на Русь в готовых формах как заимствованные элементы иностранного права? Несомненно, что нормы обычного права явились одним из источников последующего писаного законодательства Древней Руси2, в том числе и уголовного права. «Нравами и обычаями, - отмечал И. Снегирев, - управлялись все народы прежде, нежели усвоили себе твердые и определенные законоположения»3. Однако нормативное содержание данного вида источников раскрыто еще не в достаточной мере, мало изучено и их конретно-историческое содержание. Для уяснения всего этого нужно дать краткую характеристику собственно обычного права дохристианской Руси и взглядов, существовавших на наказание преступника.
В литературе К. Д. Кавелиным высказывалась точка зрения, что «в древней России не было юридического быта, личность в гражданской сфере сама по себе ничего не значила»4. Однако подобный взгляд, по нашему мнению, совершенно обоснованно не получил
в дальнейшем поддержки в науке. Например, только анализ внешнеполитической истории Древнерусского государства ІХ-Х вв. свидетельствует о развитых формах международной правовой практики и о высоком уровне правового мышления представителей Руси при дипломатическом регулировании межгосударственных отношений5. Русско-визан-тийские договоры первой половины X века указывают на существование Закона Русского, который учитывался в равной мере с писаным византийским правом при заключении договорных актов. Ссылки договоров на этот закон, используемый как источник права наряду с законами Византийской империи, стали темой оживленной дискуссии как в исторической, так и в юридической литературе. Для сторонников норманского происхождения Древнерусского государства в дооктябрьской историографии Закон Русский являлся скандинавским правом6. Это ошибочное мнение, как и норманская теория в целом, уводило исследователей от решения основных вопросов истории развития права Древней Руси7. В то же время авторы, изучавшие процесс становления древнерусского права от обычая до писаных источников, не придавали особого значения упоминавшемуся в русско-византийских договорах Закону Русскому. Например, по мнению В. О. Ключевского, Закон Русский представлял собой «не первобытный юридический обычай восточных славян, а право городской Руси, сложившееся из довольно разнообразна элементов в IX-XI в.»8.
Взгляд на Закон Русский как на обычное право восточных славян, высказанный доре-
волюционными исследователями, был поддержан и советскими учеными. Однако в связи с тем, что содержание норм Закона в дореволюционной и советской литературе не было раскрыто вплоть до 1980-х гг., его место в истории права и характеристика отражаемых в нем социальных отношений оказались самыми различными, будучи подчиненными историко-правовым концепциям авторов. Так, для С. В. Юшкова Закон Русский означал «систему права, сложившуюся в основных центрах Руси, той социальной группы, которая возникла в результате разложения первобытнообщинного строя восточного славянства». Эта система предшествовала писаному праву (в том числе и Русской Правде). Но несколько далее С. В. Юшков, не аргументируя, отождествлял систему норм обычного права с Русской Правдой «или Законом Русским», «как эта система называлась в русско-
византийских договорах, несомненно, являвшихся типичной для варварского, дофеодального общества»9. По мнению В. В. Мавроди-на, Закон Русский являлся обычным правом, «создававшимся столетиями на Руси»10. Б. Д. Греков, L. К. Goetz и М. Н. Тихомиров вообще не рассматривали Закон Русский как особый источник права11.
Напротив, JI. В. Черепнин и А. А. Зимин считали, что нормы Закона Русского являлись источниками последующего писаного законодательства Руси. Л. В. Черепнин предположил, что между 882 и 911 годами (когда нормы «устава и закона» были использованы в русско-византийском договоре) был создан княжеский правовой кодекс, необходимый для проведения княжеской политики в присоединенных славянских и неславянских землях. По его мнению, это было «право раннефеодального общества, находившегося на более низкой стадии процесса феодализации, чем та, на которой возникла Древнейшая Правда»12. А. А. Зимин также допускал складывание в конце IX - начале X вв. раннефеодального права, причем, по его мнению, при Олеге существовало еще обычное право («законы»), а при Игоре появились княжеские законы - «уставы», «поконы», которые вводили денежную кару за нарушение права собственности и нанесение увечий, ограничивали кровную месть, заменяли ее в отдельных случаях денежной компенсацией13.
Таким образом, исследователями устанавливались связь Закона Русского с обычным правом и их последующее использование
в качестве источников составителями первых писаных кодексов. Все же содержание древнейшего русского права и его последующее развитие, пожалуй, до исследований М. Б. Свердлова, оставались нераскрытыми в результате неразработанности исходной посылки - определения характера и объема восточнославянского обычного права, нормы которого или без доказательства назывались Законом Русским, или вычленялись из состава Русской Правды на основе архаичности ее формулировок и постановлений. Объективной причиной такого подхода к начальному периоду истории древнерусского права являлась ограниченность источниковой базы, поскольку древнерусских юридических источников сохранилось немного, а более древних памятников, чем русско-византийские договоры, нет. Лишь немногие исследователи, стремясь расширить круг источников для изучения древнейшей истории русского права, привлекали повествовательные (нарративные) материалы14, хотя на возможность использования нарративных источников для реконструкции архаического права славян указывал еще Ф. Г. Эверс: «...как летопись, так и законодательство были весьма близки к тому времени, когда уставы и обычаи, свойственные устроению общества до образования его в состав государственный, еще не перестают действовать в государстве»15. Летопись Нестора как главный источник при изучении древнего быта русских славян рассматривал и Ф. Леонто-вич16.
В советской литературе можно отметить труды А. А. Зимина, который попытался реконструировать обычное право Древней Руси VIII - IX вв. и процесс формирования раннефеодального права в конце IX - начале X вв. посредством перенесения «архаических» норм Краткой Правды в более древний период 1. Однако и в этом случае отсутствовали объективные критерии отбора. Между тем значительные возможности для изучения древнейшего периода истории русского права содержит сравнительно-историческое исследование. Учитывая сходство основных этапов социально-экономического развития и становления отражающего их писаного права, обоснованным представляется проведенное М. Б. Свердловым сравнительно-историческое изучение Закона Русского и германских Правд, определенные комплексы норм которых основывались на обычном праве вне влияния римской юридической традиции, т.е.
Салической, Баварской и Алеманской Правд, для определения нормативного состава обычного права в разлагающемся родоплеменном обществе и форм древнейшего законодательства в Древней Руси18.
Праславянское общество в канун распада единства языка и материальной культуры в V
- VI вв., насколько можно судить по данным византийских авторов, лингвистическим и археологическим источникам, сравнительно-историческим материалам, находилось на высшей стадии развития родоплеменного строя - «военной демократии», синхростадиально совпадающей с уровнем общественного развития германцев I - Ш вв.19 Такое системное сравнение Древнейшей Правды и германских Правд позволило М. Б. Свердлову реконструировать первоначальное содержание норм Закона Русского как основного источника права (еще устного по форме) в Русском государстве второй половины X - начала XI вв.2 Реконструкция обычного права позволяет нам в свою очередь исследовать вопрос о развитии системы норм о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы.
Закон Русский есть синтезированный свод племенных Правд, которые обеспечивали правовое регулирование различного рода отношений в большом племени или союзе племен с обязательной санкцией, гарантированной властью племенного народного собрания на всей территории. «Русские племена, -отмечал по этому поводу Д. Я. Самоквасов, -имели свои понятия о законе, его происхождении и нравственном значении. Летописец неоднократно повторяет, что языческие обычаи своих отцов признают законом»21. Каковы же были санкции (наказания) в обычном праве? Первоначальное понятие юридического наказания в древнерусском праве обозначалось словом «месть». Этим термином обозначались как само понятие сущности юридического наказания, так и формы, в которых оно воплощалось, и средства, которыми применялось22. «Идея наказания, - писал А. Богдановский, - является в истории нашего права первоначально в форме мести, потом денежного расплачивания и, наконец, переходит в форму публичного и вместе личного наказания»23.
В начале земельного или княжеского периода в ответ на преступления повсюду действует кровная месть. Она, эта «уголовная расправа древности, - по мнению Ф. Г. Эверса, - возникла как обычай раньше государст-
венных образований, служа средством охраны человеческой безопасности, так как, по мнению стародавних историков, «страх мести обуздывает злодея»24.
«Обычай этот, - подчеркивал профессор уголовных и полицейских законов Московского университета С. И. Баршев, - встречается везде уже задолго прежде, нежели начинают рассуждать, к чему может быть нужно и полезно наказание»25.
На первоначальном этапе наказание являлось частной мерой реагирования племени на поведение, противное нормам обычного права, а не властным актом государства. Анализируя формирование законодательства об одном из древнейших видов наказания - смертной казни, Н. С. Таганцев приходит к выводу: «Несомненно, что в действительности лишение жизни как вид общественной расправы с преступниками является несравнимо ранее. Это вытекало из института частной и родовой мести, выдвигавшего начало оплаты кровью за кровь, смертью за смерть»26.
Поскольку преступление (или обида) рассматривалось древними как материальное зло27, материальный вред, который должен быть возмещен сразу же после его причинения, то и сущность наказания-мести состояла в том, что за зло, причиненное кому-либо тем или иным действием, непременно должно быть воздано также зло, а за всякой обидой должно следовать отмщение. Если эта обида кровная, как, например убийство, то и частная месть должна была быть также кровной: кровь за кровь. При этом убийце мстили все сородичи убитого. Кровная месть, как отмечал А. Богдановский, «у всякого народа в первобытном состоянии составляет самое крепкое право его и самую святую обязанность»28. Обычай этот, «толико противный общественному порядку, терпим был потому, что страсти народа грубого законодатель не мог обуздать при первом основании его власти, или потому, что за тяжкое и явное злодеяние одна только частная месть почиталась тогда достаточным средством наказания», -рассуждает А. Куницын29.
Из подобных посылок следует, что древнее общество не нуждалось еще в специальных органах, исполнявших наказания, даже в период становления и функционирования Древнерусского государства. «Отсутствие особых, специальных органов, - замечает А. А. Сухов, - для охранения прав первичных обществ, а, с другой стороны, потребность в
этом охранении делали необходимой защиту прав собственными средствами каждого. Но защищаемое собственными средствами каждого индивидуума нарушенное право и восстанавливалось собственными средствами. Так что первоначально право наказания почти сливалось с правом личной защиты»30. Аналогичным образом рассуждал и В. М. Грибов-ский: «В древнейшее время восстановление нарушенного права и наказание виновного определялись усмотрением частного потерпевшего лица; с усилением государственной власти определение и осуществление наказания переходит в руки органов власти»31. Первоначально наказание имеет исключительно частный характер; наказывает не государство, а частное лицо, сам потерпевший или его родственник. На этой первой стадии своего развития наказание является в форме мести; месть, по времени, первый вид наказания32.
«Исполнение акта наказания самим потерпевшим либо его родственниками, понимание наказания как акта немедленной мести,
- писал А. И. Сидоркин, - свидетельствуют о двух важных моментах: во-первых, древнее славянское общество еще не полностью делегировало право наказания государству (т.е. об определенной слабости развития его силовых институтов), и, во-вторых, оно не нуждалось в изоляции преступника как опосредованном наказании последнего со стороны государства»33. И только «когда общество достигло известной степени развития, - полагал А. Ф. Бернер, - то оно не довольствуется уже одним примирением преступника с обиженным: общество начинает требовать вознаграждения самому себе за нарушение общественной безопасности, общественной тишины или мира»34. Эта характерная черта русской государственной жизни была подмечена еще М. Г. Детковым, отмечавшим, что история на протяжении длительного времени не дает нам точного описания правового регулирования организации в российском государстве наказаний, связанных с ограничением свободы преступника (в частности, лишения свободы)35. Причины подобного явления были, на наш взгляд, следующие.
1. Наказания, связанные с изоляцией преступника, являются наиболее затратными по сравнению со всеми иными видами, поскольку предполагают расходы на содержание специальных учреждений, специального персонала этих учреждений, и, наконец, предполагают хотя бы минимальные затраты на содер-
жание самих заключенных. Исключение здесь составляет смертная казнь, являющаяся наиболее дешевым и самым эффективным видом изоляции преступника, так как по меткому замечанию А. С. Михлина, «вопроса о возможности совершения новых преступлений после исполнения приговора по понятным причинам не возникает»36. Однако смертная казнь, если быть точным, при реализации целей наказания не направлена на изоляцию преступника, а решает задачу его ликвидации37. Соответственно финансовое бремя по исполнению таких наказаний способно нести только достаточно сильное централизованное государство. А. Ф. Кистяковский отмечал, что «лишение свободы даже самого первичного устройства предполагает известную степень культуры, по крайней мере высшую той, которая условливает существование смертной казни и телесного наказания. Нет сомнения, что оно входит в употребление только с образованием общегосударственной власти, с установлением известных общественных органов и с постройкою общественных зданий»38. Поэтому не случайным является тот факт, что в национальном светском законодательстве наказания, связанные с изоляцией преступников (тюремное заключение), начинают фигурировать в качестве таковых только с середины XVI века, когда сформировалось единое Русское государство. Несколько опережает европейские страны в своем развитии этот институт лишь на территории Англии и Уэльса. Там процессы формирования законодательства и практики исполнения наказаний, связанных с лишением свободы, соотносятся с концом XIII века, когда английский юрист Рали-Брэттон, основываясь на трудах римских правоведов, пытается даже разработать вопросы целей содержания заключенных в тюрьмах39.
2. Определенным сдерживающим фактором к распространению наказаний, связанных с ограничением свободы, являлись, по нашему мнению, и традиционные нормативные установки древних славян в части отношения к статусу свободного члена племени. Присущее древним славянам чувство вольности реализовалось и в их обычном праве. Изоляция человека (а тем более реализованная в виде лишения свободы), пусть даже и преступившего установленные нормы поведения, ассоциировалась в их сознании с рабством. Это отметил в свое время еще Н. М. Карамзин. «Законы их, - по его мнению, - изъявля-
ют какое-то удивительное простосердечие: кратки, грубы, но достойны твердых и великодушных людей, которые боялись рабства более чем смерти»40. Известный польский исследователь И. Лелевель также отмечал, что древнеславянский юридический быт представлял собой явление исключительное в истории. Древние славяне обожали свободу и презирали рабство41. Этой же точки зрения, основываясь на свидетельстве императора Маврикия, придерживался и П. Шафарик, утверждая, что «к древнейшим постановлениям славянских народов принадлежало то правило, что содержащиеся в заключении или плену, лишь только ступали на славянскую землю, тотчас переставали быть невольниками, и уже никто не имел более права над их особой»42. Кстати, и у древних германцев, по свидетельству Тацита, никто не имел права ни наказывать телесно, ни заключать в оковы, за исключением жрецов; но и жрецы имели его не в виде наказания, «и не по власти начальников, а как бы по воле божества»43. Также, например, норманны, по свидетельству Адама Бременского, позорным считали телесное оскорбление: «Они, скорее, позволят себя обезглавить, нежели бить, так как вязание и ско-вывание свободного человека было нарушением личной свободы, коего не терпели древние законы»44.
Подобные ценностные ориентации обычного права были, видимо, характерны и соседям славян - литам. Наиболее древние литовские источники, касающиеся норм обычного права, так или иначе связанные с ответственностью за совершенные преступления, аналогичным образом не знают лишения свободы45.
Таким образом, обычному праву древних славян, как и праву окружавших их соседних племен, было чуждо наказание, наибольшим образом ограничивающее свободу преступника, а именно лишение свободы. Обычай «скорой расправы» с преступниками также не способствовал созданию специальных учреждений для их содержания.
1 Успенский Г. Рассуждение о древности и достоинстве законов Российских до издания царем Алексеем Михайловичем Соборного Уложения и сходстве сего последнего с некоторыми преждебывшими у нас узаконениями. Харьков, 1814. С. 5-6.
2 См.: Свердлов М. Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988. С. 4.
3 Снегирев И. Обозрение юридического быта в продолжении древнего и среднего периода русской народной жизни // Юридические записки, издаваемые П. Редки-ным. М., 1842. Т. 2. С. 263.
4 Взгляд на юридический быт древней России // Современник. 1847. С. 42.
5 См.: Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968; Сахаров А Н. Дипломатия Древней Руси: IX - первая половина X вв. М., 1980; Он же: Дипломатия Святослава. М., 1982.
6 См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1842. Т. 1. С. 144-145; Погодин М. Исследования, замечания и лекции о русской истории. М., 1846. Т. Ш. С. 259-360 и др.
7 См.: Свердлов М. Б. Указ. соч. С. 9; Шушарин В. П. Современная буржуазная историография Древней Руси. М., 1964. С. 12; Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.; JL, 1965. С. 7.
8 Ключевский В. О. Сочинения. М., 1956-1959. Т. 1. 1956. С. 219-222.
9 Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 85, 145.
10 Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. JL, 1945. С. 245.
11 См.: Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 188; Goetz L.K. Das russische Recht. Stuttgart: Enke, 1910. Bd. I. S. 141-183, 270—277; Тихомиров М. H. Исследование о Русской Правде. М.; JL, 1941. С. 48-59.
12 Черепнин JI. В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 139-146.
13 См.: Зимин А. А. Феодальная государственность и Русская Правда // Исторические записки. М., 1965. Т. 76. С. 234-240.
14 См., например: Черепнин JI. В. Указ. соч. С. 139-154; ЗиминА. А. Указ. соч. С. 230-244.
15 См.: Эверс Ф. Г. Древнейшее русское право. С. XVI.
16 См.: Леонтович Ф. История русского права. С. 70.
17 См.: Зимин А. А. Указ. соч. С. 230-244.
18 См.: Свердлов М. Б. Указ. соч. С. 45-69.
19 См.: Свердлов М. Б. Общественный строй славян в VI - начале VII века // Советское славяноведение. 1977. №3. С. 21-25.
20 См.: Свердлов М. Б. От Закона Русского. С. 69, 81.
21 Самоквасов Д. Я. История русского права. С. 77.
22 См.: Сухов А. А. Обычно-народные и княжеские наказания. С. 44.
23 Богдановский А. Развитие понятий о преступлении. С. I-II.
24 Эверс Ф. Г. Древнейшее русское право. С. 56.
25 Баршев С. И. Общие начала теории и законодательства о преступлениях и наказаниях. М., 1841. С. 1.
26 Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Т. 2. С. 132.
27 См.: Сергеевич В. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1910. С. 357.
28 Богдановский А. Указ. соч. С. 8.
29 Куницын А. Историческое изображение древнего судопроизводства в России. СПб., 1843. С. 1.
30 Сухов А. А. Указ. соч. С. 52.
31 Грибовский В. М. Древне-русское право (Краткий обзор чтений по истории русского права). Пг., 1915. Вып. I. С. 91.
32 См.: Сергеевич В. Указ. соч. С. 382.
3j Сидоркин А. И. Указ. соч.
34 Бернер А. Ф. Указ. соч. С. 102.
35 Детков М. Г. Наказание в царской России. Система его исполнения. М., 1994. С. 23.
36 Михлин А. С. Высшая мера наказания: история, современность, будущее. М., 2000. С. 16.
37 См.: Военно-уголовное законодательство / под ред. М. К. Кислицына. М., 2002. С. 28.
38 Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник. С. 762.
39 См.: Маруков А. Ф. Тюремная политика Англии и Уэльса (историко-правовое исследование): дис. ... д-ра юрид. наук. СПб., 2001. С. 15, 19-20.
40 Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1897. Т. 2. С. 50.
41 См.: Первоначальное польское законодательство граж-
данское и уголовное. Варшава, 1828. С. 98; Он же: Народы на землях славянских до образования Польского государства. Познань, 1853. С. 108.
42 Шафарик П-И. Славянские древности / в русском переводе Бодянского. М., 1848. Т. 1. С. 162.
43 См.: Самоквасов Д. Я. Указ. соч. С. 126-127.
44 См.: Рейц А. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. С. 60.
45 См.: Андрюлис В. Насильственная смерть и карательная политика в праве Великого Княжества Литовского до середины XV в. // Научные труды высш. учебн. заведений Литовской ССР. История. Вильнюс, 1990. Т. 31. С. 31.
Статья поступила в редакцию 24 сентября 2010 г.
